Зачем нам театры. К чему готовится Казахстан
Сегодня поговорим о высоком. В минкультуры и информации сообщили, что рынок труда Казахстана испытывает «высокую потребность в режиссерах музыкального театра, музыковедах, художниках-реставраторах и сценаристах».
В связи с этим в министерстве предложили сосредоточиться на подготовке кадров по этим специальностям, открыв новые образовательные программы и увеличив количество грантов. В итоге выделили аж 1600 грантов — 895 в вузах на бакалавриат, 166 — магистратуру и 26 — докторантуру, а также 550 бюджетных мест в колледжах.
То есть государство демонстрирует интерес к подготовке специалистов в области культуры. Похвально, конечно, но если гипотетически представить, что все поступившие абитуриенты успешно защитят свои дипломы, где они будут работать? Высокая потребность со слов Минкультуры — это одно, а конкретные факты — другое.
По последним данным, в Казахстане всего 73 театра. Из них 39 – драматические, 11 — кукольные, 7 — театры юного зрителя, 4 — музыкальные, 4 — оперы и балета, 8 — другие. Что за «высокая потребность в режиссерах музыкального театра», если их всего 4 по стране? Примерно такие же вопросы можно задать и про сценаристов, и про музыковедов. Мы чего-то не знаем, что известно Аиде Балаевой и ее команде?
На этом фоне совершенно без привязки к высокой культуре выходит новость о том, что уголовно-исполнительной системе Казахстана катастрофически не хватает мест для сидельцев. Просто так совпало — две новости вышли одновременно.
Председатель комитета уголовно-исполнительной системы МВД РК Тенизжан Джанибеков давал брифинг в СЦК и сказал, что за четыре года количество осужденных выросло почти на семь тысяч человек, а колоний в стране как было 78, так и осталось. 78 колоний против 73 театров. Казахстан высокой культуры и быта, где рост тюремного населения обеспечили воры, семейно-бытовые дебоширы, скорокрады и водители-лихачи.
В то же самое время о росте культурных заведений вообще речь не идет — прокормить бы те театры, что уже работают на своего зрителя. Давно известно, что работники культуры и искусства в Казахстане имеют одни из самых низких зарплат. С ними в одном ряду сотрудники коммунальных служб по уборке мусора и работники сельского хозяйства. Причем в динамике работники культуры и искусства в последнем квартале 2023 года номинально зарабатывали больше, чем в 1 квартале 2024-го. Это еще без учета официальной инфляции в 9,8 процента.
Ну а поскольку из 73 казахстанских театров 57 — государственные, то и выходит, что низкое жалованье в отрасли — прямая заслуга государства.
А теперь вопрос к госпоже Балаевой — вы точно уверены, что нехватку режиссеров, музыковедов и сценаристов нужно закрывать подготовкой новых кадров? Или поставим вопрос радикальнее: зачем, вообще, содержать за государственный счет все эти театры? Затем, что культура у нас катастрофически неокупаема, и только государство как-то тянет корифеев всевозможных искусств. На вольных хлебах они, за небольшим исключением, такой поддержки не найдут.
Театры, как и тюрьмы, необходимы, поэтому правительство их и финансирует. А если девушку танцует другой, как еще некоторые наши СМИ, то государство не очень-то оперативно, но принимает закон о масс-медиа. Если кто не понял, то его суть в том, чтобы разделить журналистику и политический активизм с оголтелой пропагандой. Те самые нормы об аккредитации и соблюдении регламента мероприятий создали как раз для того, чтобы пресс-конференции не превращались в демонстрации.
Не выглядит ли это так, что ведомство Балаевой готовится к тому, что ситуацию в стране будут качать? Потому что единственный театр, который у нас стабильно пользуется успехом — это политический.
Сегодня поговорим о высоком. В минкультуры и информации сообщили, что рынок труда Казахстана испытывает «высокую потребность в режиссерах музыкального театра, музыковедах, художниках-реставраторах и сценаристах».
В связи с этим в министерстве предложили сосредоточиться на подготовке кадров по этим специальностям, открыв новые образовательные программы и увеличив количество грантов. В итоге выделили аж 1600 грантов — 895 в вузах на бакалавриат, 166 — магистратуру и 26 — докторантуру, а также 550 бюджетных мест в колледжах.
То есть государство демонстрирует интерес к подготовке специалистов в области культуры. Похвально, конечно, но если гипотетически представить, что все поступившие абитуриенты успешно защитят свои дипломы, где они будут работать? Высокая потребность со слов Минкультуры — это одно, а конкретные факты — другое.
По последним данным, в Казахстане всего 73 театра. Из них 39 – драматические, 11 — кукольные, 7 — театры юного зрителя, 4 — музыкальные, 4 — оперы и балета, 8 — другие. Что за «высокая потребность в режиссерах музыкального театра», если их всего 4 по стране? Примерно такие же вопросы можно задать и про сценаристов, и про музыковедов. Мы чего-то не знаем, что известно Аиде Балаевой и ее команде?
На этом фоне совершенно без привязки к высокой культуре выходит новость о том, что уголовно-исполнительной системе Казахстана катастрофически не хватает мест для сидельцев. Просто так совпало — две новости вышли одновременно.
Председатель комитета уголовно-исполнительной системы МВД РК Тенизжан Джанибеков давал брифинг в СЦК и сказал, что за четыре года количество осужденных выросло почти на семь тысяч человек, а колоний в стране как было 78, так и осталось. 78 колоний против 73 театров. Казахстан высокой культуры и быта, где рост тюремного населения обеспечили воры, семейно-бытовые дебоширы, скорокрады и водители-лихачи.
В то же самое время о росте культурных заведений вообще речь не идет — прокормить бы те театры, что уже работают на своего зрителя. Давно известно, что работники культуры и искусства в Казахстане имеют одни из самых низких зарплат. С ними в одном ряду сотрудники коммунальных служб по уборке мусора и работники сельского хозяйства. Причем в динамике работники культуры и искусства в последнем квартале 2023 года номинально зарабатывали больше, чем в 1 квартале 2024-го. Это еще без учета официальной инфляции в 9,8 процента.
Ну а поскольку из 73 казахстанских театров 57 — государственные, то и выходит, что низкое жалованье в отрасли — прямая заслуга государства.
А теперь вопрос к госпоже Балаевой — вы точно уверены, что нехватку режиссеров, музыковедов и сценаристов нужно закрывать подготовкой новых кадров? Или поставим вопрос радикальнее: зачем, вообще, содержать за государственный счет все эти театры? Затем, что культура у нас катастрофически неокупаема, и только государство как-то тянет корифеев всевозможных искусств. На вольных хлебах они, за небольшим исключением, такой поддержки не найдут.
Театры, как и тюрьмы, необходимы, поэтому правительство их и финансирует. А если девушку танцует другой, как еще некоторые наши СМИ, то государство не очень-то оперативно, но принимает закон о масс-медиа. Если кто не понял, то его суть в том, чтобы разделить журналистику и политический активизм с оголтелой пропагандой. Те самые нормы об аккредитации и соблюдении регламента мероприятий создали как раз для того, чтобы пресс-конференции не превращались в демонстрации.
Не выглядит ли это так, что ведомство Балаевой готовится к тому, что ситуацию в стране будут качать? Потому что единственный театр, который у нас стабильно пользуется успехом — это политический.
Эксперты успеха. Как проверят сотрудников правопорядка
Наши чиновники всё-таки неисправимые идеалисты. Агентство по противодействию коррупции решило законодательно установить нормы профессиональной добропорядочности для сотрудников правоохранительных органов и разработало соответствующий законопроект. Он сейчас на публичном обсуждении на портале открытых НПА, и довольно любопытен.
Если вкратце, то сотрудников будут тестировать. Во-первых, само испытание, судя по тексту законопроекта, будет представлять собой некий комплекс мероприятий, «направленный на применение к тестируемым лицам без их ведома мнимых ситуаций, имитирующих повседневную деятельность по реализации их полномочий, в ходе которых устанавливается соблюдение ими соответствующих должностных процедур и норм профессиональной этики, посредством наблюдения с использованием специальных технических средств». В переводе на обывательский это означает, что правоохранителей будут как бы невзначай провоцировать на элементарных бытовых ситуациях, а потом комиссионно решать — прошел сотрудник проверку на «стрессоустойчивость» или нет.
Во-вторых, объекты тестирования по закону будут иметь право знать о возможности проведения в отношении них этого самого тестирования, что в принципе нейтрализует обещанную внезапность. Указано даже, что как действующих сотрудников, так и поступающих на службу будут письменно уведомлять о возможности быть подвергнутыми тестированию на профессиональную добропорядочность.
В-третьих, само тестирование будет продолжаться не больше 10 дней и не чаще двух раз в год, что вызывает вопросы.
В-четвертых, тех, кто завалил тест, будут наказывать дисциплинарно. Могут даже уволить, но не раньше, чем дисциплинарное производство в отношении сотрудника будет завершено. То есть уже не получится увольнять косячников задним числом, как раньше. Но это неточно.
В-пятых, итоговую точку в тестировании будет ставить комиссия по добропорядочности. Это постоянный коллегиальный орган из кадровиков, руководителей подразделений собственной безопасности и представителей общественного совета того ведомства, чьих сотрудников тестируют.
Какова вероятность, что имярек точно узнает о начале проверки против него? Очень высокая, учитывая, что так называемые тестирования на добропорядочность в Казахстане уже в пилотном режиме проводились, и проверяемые знали о кампании. Например, в июле 2022 года после утверждения президентом Концепции антикоррупционной политики на 2022-2026 годы МВД сразу же приступило к Іntegrity check своих сотрудников. И уже в феврале 2023-го отчиталось о предварительных успехах и достижениях — обращения граждан стали обслуживаться более оперативно, сотрудники стремились ответственно подходить к своей работе, корректно и вежливо отвечать, что соответствует принципам сервисной модели.
Даже неудивительно, что по итогам этого пилота все проверенные сотрудники показали себя с лучшей стороны. Примерно также правительство с акиматами ходят по базарам, проверяя предельные цены на социальные виды продовольствия.
Антикор, кстати, разрабатывая законопроект о добропорядочности, руководствовался как раз полицейским пилотом. Только по закону под тестирование попадут сотрудники уже всех правоохранительных органов — и прокуратуры, и внутренних дел, и самого антикора, и службы экономических расследований.
Пессимист скажет, что ничего не изменится. Оптимист — что объемы сердечных «рахметов» кадровикам и проверяющим вырастут, и это хоть как-то подтянет людей в форме. Реалист напомнит, что по отчетам главы Антикора Асхата Жумагали с 2022-го по конец 2023-го государству вернули триллион тенге. После таких головокружительных успехов, что там говорить о внедрении тестирования. Всё получится. А если кто-то не заметит улучшений, это его проблемы. Будет как в анекдоте: «— Эксперты сказали, что стало лучше! — А люди утверждают, что хуже. — Но люди не эксперты».
Наши чиновники всё-таки неисправимые идеалисты. Агентство по противодействию коррупции решило законодательно установить нормы профессиональной добропорядочности для сотрудников правоохранительных органов и разработало соответствующий законопроект. Он сейчас на публичном обсуждении на портале открытых НПА, и довольно любопытен.
Если вкратце, то сотрудников будут тестировать. Во-первых, само испытание, судя по тексту законопроекта, будет представлять собой некий комплекс мероприятий, «направленный на применение к тестируемым лицам без их ведома мнимых ситуаций, имитирующих повседневную деятельность по реализации их полномочий, в ходе которых устанавливается соблюдение ими соответствующих должностных процедур и норм профессиональной этики, посредством наблюдения с использованием специальных технических средств». В переводе на обывательский это означает, что правоохранителей будут как бы невзначай провоцировать на элементарных бытовых ситуациях, а потом комиссионно решать — прошел сотрудник проверку на «стрессоустойчивость» или нет.
Во-вторых, объекты тестирования по закону будут иметь право знать о возможности проведения в отношении них этого самого тестирования, что в принципе нейтрализует обещанную внезапность. Указано даже, что как действующих сотрудников, так и поступающих на службу будут письменно уведомлять о возможности быть подвергнутыми тестированию на профессиональную добропорядочность.
В-третьих, само тестирование будет продолжаться не больше 10 дней и не чаще двух раз в год, что вызывает вопросы.
В-четвертых, тех, кто завалил тест, будут наказывать дисциплинарно. Могут даже уволить, но не раньше, чем дисциплинарное производство в отношении сотрудника будет завершено. То есть уже не получится увольнять косячников задним числом, как раньше. Но это неточно.
В-пятых, итоговую точку в тестировании будет ставить комиссия по добропорядочности. Это постоянный коллегиальный орган из кадровиков, руководителей подразделений собственной безопасности и представителей общественного совета того ведомства, чьих сотрудников тестируют.
Какова вероятность, что имярек точно узнает о начале проверки против него? Очень высокая, учитывая, что так называемые тестирования на добропорядочность в Казахстане уже в пилотном режиме проводились, и проверяемые знали о кампании. Например, в июле 2022 года после утверждения президентом Концепции антикоррупционной политики на 2022-2026 годы МВД сразу же приступило к Іntegrity check своих сотрудников. И уже в феврале 2023-го отчиталось о предварительных успехах и достижениях — обращения граждан стали обслуживаться более оперативно, сотрудники стремились ответственно подходить к своей работе, корректно и вежливо отвечать, что соответствует принципам сервисной модели.
Даже неудивительно, что по итогам этого пилота все проверенные сотрудники показали себя с лучшей стороны. Примерно также правительство с акиматами ходят по базарам, проверяя предельные цены на социальные виды продовольствия.
Антикор, кстати, разрабатывая законопроект о добропорядочности, руководствовался как раз полицейским пилотом. Только по закону под тестирование попадут сотрудники уже всех правоохранительных органов — и прокуратуры, и внутренних дел, и самого антикора, и службы экономических расследований.
Пессимист скажет, что ничего не изменится. Оптимист — что объемы сердечных «рахметов» кадровикам и проверяющим вырастут, и это хоть как-то подтянет людей в форме. Реалист напомнит, что по отчетам главы Антикора Асхата Жумагали с 2022-го по конец 2023-го государству вернули триллион тенге. После таких головокружительных успехов, что там говорить о внедрении тестирования. Всё получится. А если кто-то не заметит улучшений, это его проблемы. Будет как в анекдоте: «— Эксперты сказали, что стало лучше! — А люди утверждают, что хуже. — Но люди не эксперты».
Борьба за комфорт. Как реализуются поручения президента 2019 года
Перед началом нового учебного года в Казахстане вспомнили про школьные туалеты — в 2022-2023 годах страсти вокруг них кипели нешуточные. Общественники запустили информационную кампанию «Худший школьный туалет», и голосовалка получилась достаточно мощной. В итоге даже приняли национальный стандарт школьных уборных.
К этому моменту прошло четыре года, как Токаев назвал позором наличие в XXI веке в цивилизованном государстве уличных сортиров, в которых насилуют детей. Чиновники хорошо помнят этот скандал 2019 года, случившийся в Таразе. Всякий раз говорили, что полностью избавиться от уличных клозетов не выходит — есть отдаленные села без централизованного водоснабжения и канализации. Это уводит разговор к другой глобальной проблеме — организации централизованного водоснабжения населенных пунктов, которая уже лет 10 стремится к 100% (судя по разным докладам уже отставных министров). Но последний отчет министра промышленности и строительства Каната Шарлапаева ближе к реальности, хотя не факт опять же. По его словам, даже все города на 100% обеспечить водопроводом удастся лишь в конце 2025 года. Села — нет, потому что совсем мелкие с численностью населения до 200 человек живут или будут жить с комплексными блок-модулями.
А теперь вернемся к школьным туалетам. Нынешнего министра просвещения Гани Бейсембаева на последней пресс-конференции в правительстве спросили — что там с уличными туалетами в школах? Он ответил, что за три последних года из около трех тысяч их осталось всего 10. Скорее всего, как раз в тех селах, куда никогда не подведут водопровод. Прав министр или нет, могут достоверно сказать только родители учащихся, потому что вряд ли Гани Бектаевич лично проверял, закрыли ли для эксплуатации детьми уличные сортиры. К тому же, он и сам признает, что некоторые остались как резервные.
Да и вообще постоянные разборки и проверки по «отхожему вопросу» показывают, что не во всех школах, где оборудованы нормальные внутришкольные уборные, дети имеют к ним доступ — там или ремонт, или проблемы с водой, или они просто закрыты до внезапных инспекций. В апреле 2024 года в одной из школ Туркестанской области родители жаловались, что построенные на бюджетные деньги комфортные туалеты стоят закрытыми без воды, не работают, а ученики продолжают бегать за несколько сотен метров в уличный клозет, ставший общественным. Сколько еще таких примеров по стране, о которых просто не говорят публично?
Этот неприятный вопрос важен не сам по себе. Президент его поднял, так как была проблема с безопасностью и комфортом в школах. Напомним, что поручение глава государства дал после того, как в 2019-м над несовершеннолетней надругались в уличном туалете. Дело не в самих сортирах, простите еще раз за такой предмет, а в том, чтобы прекратилось насилие. Но вот весной 2024-го в Жамбылской области подобный, практически такой же скандал: в школе Байзакского района ученики подрались в туалете на улице, после чего погиб 14-летний пацан. Но такого резонанса как почти пять лет назад нет. И ранее были известия о насилии над детьми. И тоже всё глохло. Привыкли?
Все проблемы должен был устранить проект «Комфортная школа». Но его критиковали и бывший, и действующий главы Высшей аудиторской палаты. Вся программа «реализуется без намека на соблюдение правил государственных закупок», говорила Наталья Годунова, экс-руководитель ведомства. Нынешний же — Алихан Смаилов — сообщал, что «при полной финансовой обеспеченности в первый же год допущена волокита». Всё же не будем впадать в уныние. Уж туалеты-то у нас построить смогут. Наверное.
Перед началом нового учебного года в Казахстане вспомнили про школьные туалеты — в 2022-2023 годах страсти вокруг них кипели нешуточные. Общественники запустили информационную кампанию «Худший школьный туалет», и голосовалка получилась достаточно мощной. В итоге даже приняли национальный стандарт школьных уборных.
К этому моменту прошло четыре года, как Токаев назвал позором наличие в XXI веке в цивилизованном государстве уличных сортиров, в которых насилуют детей. Чиновники хорошо помнят этот скандал 2019 года, случившийся в Таразе. Всякий раз говорили, что полностью избавиться от уличных клозетов не выходит — есть отдаленные села без централизованного водоснабжения и канализации. Это уводит разговор к другой глобальной проблеме — организации централизованного водоснабжения населенных пунктов, которая уже лет 10 стремится к 100% (судя по разным докладам уже отставных министров). Но последний отчет министра промышленности и строительства Каната Шарлапаева ближе к реальности, хотя не факт опять же. По его словам, даже все города на 100% обеспечить водопроводом удастся лишь в конце 2025 года. Села — нет, потому что совсем мелкие с численностью населения до 200 человек живут или будут жить с комплексными блок-модулями.
А теперь вернемся к школьным туалетам. Нынешнего министра просвещения Гани Бейсембаева на последней пресс-конференции в правительстве спросили — что там с уличными туалетами в школах? Он ответил, что за три последних года из около трех тысяч их осталось всего 10. Скорее всего, как раз в тех селах, куда никогда не подведут водопровод. Прав министр или нет, могут достоверно сказать только родители учащихся, потому что вряд ли Гани Бектаевич лично проверял, закрыли ли для эксплуатации детьми уличные сортиры. К тому же, он и сам признает, что некоторые остались как резервные.
Да и вообще постоянные разборки и проверки по «отхожему вопросу» показывают, что не во всех школах, где оборудованы нормальные внутришкольные уборные, дети имеют к ним доступ — там или ремонт, или проблемы с водой, или они просто закрыты до внезапных инспекций. В апреле 2024 года в одной из школ Туркестанской области родители жаловались, что построенные на бюджетные деньги комфортные туалеты стоят закрытыми без воды, не работают, а ученики продолжают бегать за несколько сотен метров в уличный клозет, ставший общественным. Сколько еще таких примеров по стране, о которых просто не говорят публично?
Этот неприятный вопрос важен не сам по себе. Президент его поднял, так как была проблема с безопасностью и комфортом в школах. Напомним, что поручение глава государства дал после того, как в 2019-м над несовершеннолетней надругались в уличном туалете. Дело не в самих сортирах, простите еще раз за такой предмет, а в том, чтобы прекратилось насилие. Но вот весной 2024-го в Жамбылской области подобный, практически такой же скандал: в школе Байзакского района ученики подрались в туалете на улице, после чего погиб 14-летний пацан. Но такого резонанса как почти пять лет назад нет. И ранее были известия о насилии над детьми. И тоже всё глохло. Привыкли?
Все проблемы должен был устранить проект «Комфортная школа». Но его критиковали и бывший, и действующий главы Высшей аудиторской палаты. Вся программа «реализуется без намека на соблюдение правил государственных закупок», говорила Наталья Годунова, экс-руководитель ведомства. Нынешний же — Алихан Смаилов — сообщал, что «при полной финансовой обеспеченности в первый же год допущена волокита». Всё же не будем впадать в уныние. Уж туалеты-то у нас построить смогут. Наверное.