Фильм про Дворец Путина мне показался затянутым и повторяющим то, что мы более или менее и так знали. Конечно, подробности коррупционных схем прояснились, но мы же и так ни минуты не сомневались, что люди, которые нами правят, воры и взяточники. А сколько конкретно украли, как вывели средства, что и где на краденные деньги построили — не так уж важно.

Хотя кое-что интересное в фильме всё же было. Сочетание помпезного стиля французской Второй империи с пошлостью питерских кабаков 1990-х годов очень хорошо отражает представления российских правящих кругов о роскошной жизни. Стоило ли доводить до кризиса страну, разваливать промышленность и науку только для того, чтобы построить это убожество, а потом в синих трусах прыгнуть в искусственную прорубь с теплой водичкой?

Полагаю, впрочем, что политическое значение фильма вовсе не в том, какое впечатление он производит на обычного пользователя YouTube. Кино явно снимали для того, чтобы произвести впечатление на одного конкретного зрителя. И впечатление это будет угнетающим. Путин и его ближайшее окружение не могут не оценить, что несмотря на все принимаемые меры, их противники не только знают о них всё — включая то, на какой кровати президент спит и где развлекается со стриптизершами. А квадрокоптер Навального свободно кружит над особо охраняемой бесполетной зоной, где всё несанкционированно летающее или просто движущееся должно сбиваться в течение нескольких секунд. Вполне понятно, что без некоторого содействия «изнутри» подобное кино было бы невозможно снять. Именно понимание того, что Навальный получает растущую поддержку не только в обществе, но и в рядах самой власти (включая и часть пресловутого «силового» блока), объясняет агрессивно-паническую реакцию на возвращение оппозиционера в Москву и вообще на все его выступления.

Силовики на прилегающих к Пушкинской площади улицах начинают звереть и крайне жестко разгоняют протестующих. Люди оказывают пассивное сопротивление, потасовки возникают лишь в отдельных местах.

Но все может измениться. Если среди протестующих окажется 1-2 тысячи людей, мотивированных и готовых оказывать жесткое сопротивление, сумев тем самым продемонстрировать окружающим другую, более радикальную модель протеста, которая будет воспринята протестующими, то и модель поведения полиции изменится. Уже не будет беспрекословного подчинения силовиков приказам из-за опасения получить жесткую ответочку. Желания подставлять свою голову за проворовавшегося и больного президента дураков нет.

В первой, текущей волне протеста-2021 этого еще не происходит, но, вероятно, случится во время второй и третьей волны. Тогда власть начнет трещать по швам, и сколько бы Патрушев не кричал, требуя разогнать демонстрантов, ему силовики буквально ответят: «Вот сам иди и разгоняй». Отказ правоохранителей выполнять приказы станет концом правящего режима.

Таких масштабных протестных акций Ижевск не видел со времен массовых протестов против монетизации льгот. Сколько вышло на Центральную площадь Ижевска, сказать трудно: точно больше тысячи, а скорее всего, даже больше двух. Когда участники акции, вырвавшись на проезжую часть, уже поворачивали с Пушкинской на Советскую, «хвост» колонны только подходил к 30-й школе.
Что бросалось в глаза…
Корректные действия полиции, если не считать задержания, но о том, как они происходили, достоверной информации нет. В остальном же к сотрудникам МВД Удмуртии не может быть претензий - они очистили проезжую часть и дали участникам акции пройти маршрутом, который им никто и никогда не согласовал бы в принципе: Пушкинская - Советская - Коммунаров - Красногеройская - Пушкинская до администрации Ижевска и обратно до Центральной площади. Полицейские честно предупреждали собравшихся о нарушении закона, но останавливать их не пытались.
Холод проведению несанкционированных акций не мешает. И более того, подстегивает участников к активным действиям. Если б не погода, может быть, и не было бы столь долгого шествия.
Навального, который, находясь в «Матросской тишине», и затеял сегодняшние акции, поминали не особенно часто: в самом начале и в конце. Так или иначе участники акции «прошлись» по всем, включая и главу Удмуртии. От него требовали выйти к протестующим сначала у администрации Ижевска, в которой Александр Бречалов бывает редко, а потом у здания правительства. Глава Удмуртии, как и следовало ожидать, не вышел.
«Контрмеры», предложенные властями Удмуртии - бесплатные катания на коньках и лыжах, переносы занятий в учебных заведениях - совершенно не сработали. «Контрагитация» в телеграм-каналах, редактируемых в администрации, сработала, но с обратным знаком: хотели «минус», получили «плюс».
Детей просили не приходить на протестные акции 23 января - они и не пришли, если вообще собирались. И без детей народа хватало. Были замечены несколько несовершеннолетних, но с родителями. Мало было (хотя и были) пенсионеров, основной состав участников - молодые люди 20-30 лет. Они могли бы быть опорой столь же молодой республиканской власти, но своей ее уже точно не считают и вряд ли когда-то будут считать.

Церковь, молодежь, протесты - параллельные миры

Об ответственности за участие в "навальнинге" к молодежи обратились чуть ли не все основные госструктуры и чиновники - Прокуратура, МВД, СК, МИД, Минпросвещения, Мэрия Москвы, даже омбудсмен по правам ребенка. Не слышно только голоса Церкви. Профильный Синодальный отдел по борьбе работе с молодежью не высказал НИЧЕГО! И это вполне понятно: молодежь в Церкви есть только в приходских отчетах по социальной и молодежной работе. Еще есть красивые фотки с волонтерами и батюшками. Есть всевозможные молодежные съезды, куда даже иногда заглядывает патриарх, чтобы пообщаться с "нашим будущим" по заранее заготовленным вопросам. А вот реально молодежи в Церкви почти нет, она стремительно стала убывать за последние 5-6 лет. И уж точно Патриархия, увы, не имеет никакого влияния на эту социальную страту. Почему так получилось? Почему церковная молодежная политика провалена? (Про провал госполитики по молодежи - отдельный разговор, там еще хуже всё). Думается, есть несколько причин.

1. РПЦ ассоциируется у молодых людей с "обслугой" власти и вечными компромиссами. Молодежь остро чувствует любую "теплохладность" церковной проповеди и проявление сервильности.

2. Острые и "неудобные" социально-политические вопросы табуируются. Волонтерством, миссией и приходской работой не исчерпываются запросы современных молодых людей, приходящих в храм. Особенно это касается Москвы и крупных городов.

3. Многолетняя тенденция подстраивания церковной миссии под молодежные субкультуры (кураевский тренд). Грубо говоря, в конкуренции с рэпером за душу подростка поп всегда проиграет, если будет завлекать в храм "православным" роком.

4. Молодежи в Церкви сегодня некуда расти, ее социальный статус неопределен, она ни на что не может влиять. Много ли молодых людей состоит хотя бы в приходском собрании своих храмов? Единственный путь к "статусу" в Церкви у молодого человека - это поступление в семинарию, а дальше или рукоположение, или работа в синодальных учреждениях. Чего мы потом удивляемся участившимся случаям ухода таких людей вообще из Церкви? Им не предложили никакой альтернативы.

5. Ну, и отсутствие большой идеи тоже сказывается на отношении молодых людей (особенно с ителлектуальными запросами) к Церкви. Речь идет не о догматике и основах веры - это должен знать каждый христианин. Речь о том, что даже Церковь (с нынешним государством и так все ясно) не предлагает образа будущего для страны и народа. Даже идея Третьего Рима "закрывается" церковными чиновниками.

Ну, как известно, природа не терпит пустоты. Вот и нет поэтому рычагов влияния у Церкви на нынешнюю молодежь и ее протесты.

Через двое суток после разгона форума независимых депутатов и массового задержания его участников, история так и не завершена полностью. С одной стороны, власти проявили не только бессмысленную агрессивность, но и абсурдную непоследовательность. Разогнанный полицией форум на следующий день беспрепятственно возобновился. А с другой стороны, разразившийся скандал выявил явные разногласия в правящих кругах. Мэр Москвы Сергей Собянин доказывает, что не имел отношения к разгону. А силовики угрюмо молчат. Поскольку силовые ведомства тоже неоднородны, состоят из разных структур, служб, инстанций и управлений (которых, кстати, наплодилось столько, что их координация сама по себе превращается в трудноразрешимую задачу), то возникает вполне резонный вопрос — какие именно силовики, какой конкретно начальник отдал приказ?

Молчат. Не дождемся ответа.

Между тем ответ напрашивается. Причем не столько на вопрос о злополучном приказе, сколько на более важный вопрос — кто вообще управляет страной. И ответ этот совсем не тот, что принято давать.

Никто не управляет.

Тезис про захвативших власть силовиков верен лишь условно, ибо, во-первых, как было сказано, их структуры неоднородны, а во-вторых, у них нет технической возможности контролировать принятие всех решений в политической, экономической или социальной сфере. Военная хунта ставит своих генералов во главе «гражданских» ведомств. Но наши силовики лишь дезорганизуют своими бестолковыми и хаотичными действиями работу госаппарата, ничем по факту не управляя.

Путин явно включается в игру лишь эпизодически. Пресловутое Президентское Послание, которое должно было делаться в декабре, так и не смогли организовать до середины марта и до сих пор не ясно, когда это будет. Губернаторы не имеют достаточной самостоятельности. Мэр Москвы не контролирует порядок в собственной столице. Силовики не контролируют самих себя.

Нападение на депутатов 13 марта можно, конечно, трактовать как попытку запугать общество. Но явная неэффективность, бестолковая суетливость и отсутствие сколько-нибудь четкого понимания возможных последствий говорит о том, что перед нами действия людей, которые сами смертельно напуганы и, поддавшись панике, совершают бессмысленные и вредные для себя же действия.

Чего они боятся? Гнева общества, возмущения народа? Возможно. Но народ пока лишь зловеще безмолвствует, иногда исподтишка показывая начальству фигу в кармане. Скорее они боятся друг друга, боятся непредсказуемости собственного будущего, испуганы оттого, что понимают — под воздействием кризиса государственная структура управления разваливается на глазах.