Пришло письмо из рассылки на почту, начинающееся словами «Лето стремительно приближается», на что я со вздохом по себя мгновенно думаю – да, вот и лето пролетело, – и только потом соображаю, что оно еще не началось. Но в сущности, все равно.

«Падение империи» (2024).
Долго ждал, и это топчик.

8/10
#кино

Это фиаско, братан

— Ты говоришь, что мной управляют мои химические привязанности. Но ведь должен быть тот, кто привязан? Тот, кто подвергается их влиянию и решает, как поступить? Вот это и есть я.

— Объясняю еще раз. Реакции, в результате которых возникает то, что ты переживаешь как «себя», происходят до того, как осознаются. Ими управляют те же физические законы, по которым трансформируется вся Вселенная. Где же здесь тот, кто в состоянии что-то решать и делать? Разве эхо может управлять породившим его криком? В тебе нет никого, кто привязан.

— А что тогда есть?

— Есть только постоянно повторяющийся акт прилипания мухи к меду. Но этот мед существует только как возбуждение в мухе, а муха существует только как реакция на мед. И в этом единственное содержание всей твоей бесконечно богатой внутренней жизни… Я ведь знаю, что ты читаешь про всех этих «зомби» и «зимбо». Видела тэги. Ты думаешь, что у тебя есть сознание, а у меня его нет. Но на самом деле никакого сознания нет вообще. Есть только тот единственный универсальный способ, которым приходят в бытие все виды информации, составляющие мир. Поэтому в древнем Китае говорили про всеобщий Путь вещей. А в Индии говорили «тат твам аси» — «ты есть то». Это так просто, что никто не может понять. Есть только постоянно меняющееся переживание. Оно и есть ты. Оно же есть мир…

— А привязанности? — спросил я, чтобы спросить хоть что-то.

— К чему может быть привязано переживание? Какой веревкой? Одно просто кончится, и начнется другое. Понял, глупый? Эх… Вижу, что нет…

SNUFF

Важный вопрос

И как это назвать?

Караганов зашел не в ту дверь.

Old Russian School

Трудно не согласиться, брат

Каждая тропинка куда-то приводит

Парочка поднимается по вверх идущей тропе: держатся за руки, шепотом, лишнего не говорят, во всяком случае – она, а он, по крайней мере, еще и не думает лишнего, просто и уверенно ступая по устланному мелким камнем дорожке в своих удобных кроссовках на длинный носок, показывая ей красоту русской природы, пока она, скользя вспотевшими ступнями обутыми в кожаные городские сандали, уворачивается от комаров и буйных веток кустарника вырывающегося на ее половину тропы то тут, то там, не смея (или, что более вероятно, не догадываясь, как и он) предположить, что им следовало бы поменяться местами, и вообще сбавить ход.