Индиана Джонс и ранний латинский язык XII века

Индиана Джонс в фильме с листа читает и переводит латинскую надпись. Насколько это правдиво и корректно показано? Комментарий филолога.

00:00 Вступление
01:40 В чем замес?
02:38 Фальшивый коллекционер
03:24 Эпизод с переводом латинской надписи
03:49 «Ранний латинский текст»
05:35 [qui]squis bibit aquam
06:28 habebit
07:46 ducant me ad
08:51 Разница между дословным и литературным переводом
09:37 Шампанское как инструмент археолога

#видео

С помощью коллег написал для Антиварваров про Роберта Хюбнера, совмещавшего филологию и элитные шахматы. Ольга Валерьевна обратила мое внимание на еще одного античника, платоноведа, с высоким шахматным уровнем.
Он играл с большими перерывами и даже на пике имел рейтинг около 2300 (крепкий международный мастер), но вот впечатляющее пересечение. Перед тем, как отойти от шахмат на 12 лет в середине нулевых, он играет дебют, который называется защитой Нимцовича в варианте Хюбнера («система Хюбнера»). Возможно, у шахматистов бывает филологическая солидарность

5 января ушел из жизни один из сильнейших шахматистов 1970-1980-х годов немецкий гроссмейстер Роберт Хюбнер, и в своем мемориальном видео блогер Илья Левитов, пересказывая его яркую шахматную историю, упоминает как о замечательном факте то, что Хюбнер к тому же был и филологом-классиком, и занимался папирологией. Шахматист, который посвящает себя науке за пределами игры, это важная составляющая мифа о шахматах как интеллектуальной деятельности. Обычно тут вспоминают шестого чемпиона мира Михаила Ботвинника, который был к тому же и доктором технических наук, много сил вложившим в теорию управления машинами. Но нам филолог-классик, конечно, ближе.

Симптоматично, что и статьи для интернет-энциклопедий, и просто интернет-материалы о Хюбнере пишут главным образом шахматисты, и делают это в своей оптике, а о вкладе Хюбнера в науку об античности по интернет-публикациям судить довольно тяжело. Известно только, что в 1976 году он получил докторскую степень в Кёльне, и любил изучать языки (что, как мы знаем, для филологической науки не так важно, как думают люди со стороны). Обзор Google Scholar свидетельствует, что практически все публикации Хюбнера по-немецки (что, как мне кажется, указывает на узкий спектр специализации его работ) и в соавторстве (кроме рецензий). Ссылок на них мало. Но всё это может ничего не значить, не всё поддается библиометрическим оценкам. В конце концов, у Карла Грасгофа почти не было публикаций, но его вклад в греко-латинику огромен.

Краткий пересказ его шахматных достижений может выглядеть так. Хюбнер добирался до места третьего по рейтингу шахматиста мира (июль 1981), четыре раза играл в турнирах претендентов, определяющих, кто будет состязаться с чемпионом мира за шахматную корону. Хюбнер член Клуба Михаила Чигорина — символического клуба, объединяющего шахматистов, выигравших хотя бы одну партию с классическим контролем времени в официальном очном соревновании у действующего чемпиона мира.

Что же касается работ по папирологии, то правда в том, что в этой области имя Хюбнера не очень известно. Каких-то обобщающих концептуальных трудов по одной исторической или филологической теме у него нет. При этом он опубликовал 77 папирусов, это довольно много. Среди его публикаций можно выделить новозаветные фрагменты (на картинке, приложенной к этому посту). То есть в филологической науке он не создал сопоставимого с шахматным наследия, но делал честную, нужную и трудную работу, на фундаменте которой стоит остальная филология.

Я тут чего понял-то на старости лет. В Импровизации Пастернака, там, где

Я клавишей стаю кормил с руки
Под хлопанье крыльев, плеск и клекот.
Я вытянул руки, я встал на носки,
Рукав завернулся, ночь терлась о локоть.

клавишей — это не то, чем кормит стаю [птиц] лирический субъект. Это стая клавишей. Может, я потому и обманулся, что мне привычнее форма клавиш. Но знаю-знаю, я один в целом свете такой, и все, буквально все всегда в отличие от меня читали эту строку правильно. Ну вот как есть.
Тогда ситуация остается, как я ее себе и представлял, это игра на клавишном музыкальном инструменте, но ее структура несколько меняется: не птицы жадно ловят те звуки, которые извлекает лирический субъект, а сам процесс игры обретает большую материальность, само прикосновение к клавишам — это уже удовлетворение их первичных потребностей. А еще я всегда представлял себе стаю как что-то запутанное, неупорядоченное, как и сама поэтика раннего Пастернака, а стая клавишей — это уже не хаотичная стая, клавиатура 🎹 сама по себе очень последовательна и стройна.