Подумалось о православии простонародном и интеллектуальном. Вот в народе любят приписывать святым специализации. Если попал в шторм — молись Николаю Угоднику, он покровитель моряков. Над этим иронизируют интеллектуалы, особенно протестантские.

Порассуждаем. В Откр. 20:4 сказано, что в течение «1000 лет» (наша эпоха от первого до второго пришествия Христа) святые живы и «царствуют со Христом». Царствование — это компетентное управление. Власть Бога как «Царя царей» (Откр. 19:16) простирается на всё мироздание. Ему угодно уделить часть Своей власти «царям» — святым. Эта доля власти — аспект того «блаженства», которое обещано верным. Пока длится наш эон, святые с «небес», т.е. из некоего параллельного мира, имеют удовольствие по-царски управлять какими-то аспектами земной жизни. Их власть не абсолютна, т.е. ограничена некой областью. Человек после смерти не теряет свою идентичность и память — это тот же человек, только не имеющий тела до всеобщего воскресения. Логично, что сфера власти царя-святого будет связана с его земными делами и интересами.

Итак, сама идея, что у святых есть специализации — не пережиток язычества, не простонародная фантазия, а логично следует из Библии. А вот определить специализацию непросто: жития написаны в основном шаблонно и из них трудно вывести сферы компетенции некого святого. Людям, которым нужна где-то помощь (здоровье, брак, хозяйство и т.п.) вынуждены угадывать, к кому им обратиться, а потом поколениями выводить некую статистику, где обращение «сработало». Угадывать приходится часто по случайным признакам, по каким-то эпизодам жития. Это обычно выглядит натянуто — да, но не по глупости народной, а по скудости источников о реальной жизни святых. Бывает и дурь, конечно, — но не часто.

Получается, у народа здесь интуиция правильная, согласная с Библией. А вот ориентироваться в столь важном вопросе («к кому обратиться») они вынуждены методом тыка — таково уж свойство житий, которые им оставили интеллектуалы-книжники. И таково следствие того, что тема специализаций святых не получила никакой интеллектуальной разработки в теологии.

Думаю, так можно взглянуть на многие области христианской жизни. Несуразности в «народном православии» — это ответственность и недоработка «интеллектуалов». Если народ не получает внятных ответов на жизненные запросы, он их сам будет искать — как умеет.

Нынче много споров о нации и производных от этого слова понятиях. У пропагандистов и социологов свои заморочки насчёт них, каждый их нагружает оттенками смысла по своему вкусу. А я просто напомню православным о социальной концепции РПЦ (II, 2, 3), принятой Архиерейским собором в 2008 г.

«В современном мире понятие „нация“ употребляется в двух значениях — как этническая общность и как совокупность граждан определенного государства. Взаимоотношения Церкви и нации должны рассматриваться в контексте как первого, так и второго смысла этого слова.

Христианский патриотизм одновременно проявляется по отношению к нации как этнической общности и как общности граждан государства.

Православный христианин призван любить свое отечество, имеющее территориальное измерение, и своих братьев по крови, живущих по всему миру. Такая любовь является одним из способов исполнения заповеди Божией о любви к ближнему, что включает любовь к своей семье, соплеменникам и согражданам».

Мудрые отцы-архиереи не обидели ни православных адептов гражданской нации, ни ревнителей кровной этнической солидарности. Главное, чтобы руководствовались любовью к ближним.

«Любовь к древней истории способствует ненависти к настоящему... У древнего есть какая-то удивительная сила, стоит к этому прильнуть — и оно уже не отпускает».

Удачная двусмысленность в словосочетании «ненависть к настоящему». Древняя история тут предстает как ненастоящее, нафантазированное. Так и есть. Сила не у древнего per se, а в том, что оно входит в наше воображение на контрасте. Контраст, сопоставление непохожего (цветов, форм, идей) притягивает внимание и вызывает интерес — так работает восприятие. Контраст стимулирует наше воображение, в котором мы достраиваем «древнее и традиционное» до приятной нам картинки. Современность же стоит перед нами и регулярно делает больно и неприятно.

В древности произошли главные события для человечества (описаны в Ветхом и Новом Завете). После Вознесения и Пятидесятницы и наступает современность — период до Второго пришествия, когда ничего сопоставимого не происходит. Когда надо спокойно работать в настоящем ради жизни будущего века, а фантазировать только для отдыха.

Моя лекция о Пятидесятнице. Читана в Калужском библейском клубе.

— Праздник Седмиц / Пятидесятница в Ветхом Завете и межзаветной литературе.
— Смысл ветхозаветных жертв.
— Связь Пятидесятницы с Синаем.
— Типология событий Исхода из Египта.
— Тема «Нового Исхода» у прор. Исаии и ап. Луки.
— Излияние Духа и пророчество Иоиля.

«Невозможность ни отбросить, ни прямолинейно принять Ветхий Завет... остается ровно одно: толкование по принципу — „а на самом деле это означает“, открытие скрытого смысла вопреки» — Андрей Тесля.

Нет, христианам остаётся совсем другое: не фантазировать о Ветхом Завете, не умствовать «вопреки» древнему откровению, а принять его в том объеме, который для христиан актуален. То есть во всём, кроме законодательной части, которая была призвана подвести Древний Израиль к принятию Мессии и уже не нужна. (Апостолы оставили нам оттуда только четыре пункта и один принцип: «воздерживаться от идоложертвенного и крови, и удавленины, и блуда, и не делать другим того, чего себе не хотите»; Деян. 15, 28–29). И даже при ненужности для нас буквального исполнения древнего Закона, из его положений можно извлечь немало уроков.

Всё остальное содержание Ветхого Завета, актуальное до скончания времён, — о том, как и зачем в мире живут, борются и объединяются личности и общности. Почему так? Потому что суть Библии — научить человека, как спасаться для вечности. Спасает же Бог только человека, который умеет правильно взаимодействовать с «ближними» в суровом грехопадшем мире, где сталкиваются интересы, где мало ресурсов и много страданий и конфликтов.

Читайте Ветхий Завет — он о нас с вами, а не о благочестивых аллегориях.

«Сущность и задачи философии» сегодня (как и всегда) таковы: рассуждать, свободно выбирая предмет и метод, с целью влиять на свою или чужую картину мира. И получать удовольствие от рассуждения и влияния.

Сущность же и задачи богословия — осмыслить религиозный опыт и/или божественное откровение и сделать из них выводы, чтобы ориентироваться в мире. Это нужно, чтобы подготовить человека к смерти и стяжанию благого посмертия и не дать ему сбиться с этого пути. Делать это удобно с помощью философских инструментов, например, логики.

(Разумеется, эти сферы переплетены с самого зарождения философии. Философская поэма Парменида излагает откровение богини, пифагорейцы — религиозно-политическая секта, Гераклит — жрец, Эмпедокл себя считает богом, Сократ слушается божества-даймона и т.д. Религиозность раннегреческих философов едва ли уступает религиозности библейских пророков. А пророки, в свою очередь, и философствуют, обращаясь к разуму).

Каждый волен философствовать и богословствовать как ему нравится. Общество же (церковное и внецерковное) вольно оценивать философа по красоте, логичности и пользе его ходов, а богослова по соответствию его учения аксиомам откровения. Вольно выносить суждения, в том числе сколь угодно неодобрительные, и защищаться от разлагающих общество учений. Неважно, в какие одежды они рядятся.

«Как определить критерии спасения? Принадлежность к Церкви? Но я могу принадлежать к Церкви, и плохо знать катехизис. Например, не иметь правильного представления о наличии гномической воли у Христа. В этом случае я спасусь или нет? Или все-таки знание катехизиса обязательно?», — Даниил Семикопов.

Додумаем эту мысль и разведём понятия «ортодоксия» и «пребывание в Церкви». Это реальное положение дел, хотя так ставить вопрос не принято. Орто-доксия — это содержание твоего сознания (набор «правильных мнений») и формулировки, которые ты озвучиваешь — не обязательно хоть сколько-то понимая. И будь ты самый образованный богослов, и даже сам апостол — ты обречен в этой жизни видеть божественное «через зеркало, гадательно» (1Кор 13:12). Любые наши формулировки — это попытки выразить невыразимое. Соборно утверждены те, которые описывают божественное наиболее точно. Строго говоря, только Бог знает о каждом, насколько тот ортодоксален в данный момент. Никто другой не может проникнуть в чужое сознание, где чего только ни бродит в течение жизни.

Пребывание же в Церкви (экклесии, т.е. «собрании», «сообществе») — это твой статус, полученный в таинстве крещения. Статус должен поддерживаться регулярным участием в Евхаристии, но насколько регулярным — нет единого мнения. Отлучают от сообщества только священники по установленной каноном процедуре. Нельзя самого себя отлучить, т.е. лишиться отпущения грехов и причастия Телу и Крови, каково бы ни было содержание твоего сознания. Можно считать, что Троица — это Христос, Богородица и Николай Угодник или верить в «интегральный традиционализм» и прочую теософию и оккультизм, но пока не проведена процедура отлучения — ты член экклесии, и как таковой — брат или сестра, пусть и заблуждающиеся.

Можно и нужно обличать несовместимость с ортодоксией неких взглядов. Если взгляды проповедуются — нужно обличать публично, ради умственного здоровья церковного народа. При этом стоит это делать без надрыва: наша собственная ортодоксия всегда «гадательна», а неортодокс наш собрат по экклесии — пока его не отлучили.

«Живому русскому студенту не нужны дни национальной кухни, субботники и студсоветы — ему нужно настоящее движение, которое он инициирует сам и несет за него ответственность».

Горячо поддерживаю русскую самоорганизацию и завидую студентам, что у них уже много лет есть корпорация с правильными устоями: патриотизм и наука, братство и сестринство, элитаризм и эстетство, кутежи и фехтование. Студентам и аспирантам — рекомендую!

Героем нового выпуска Отряда Культурного Назначения с Екатериной Аркаловой стал Антон Беликов - кандидат философских наук, художник, куратор проектов «После иконы» и «Русский стиль».

Большой разговор о современном русском, войне символов, субкультуре СВО, разнице поколений, проблемах страны, Вере и русской силе.
Антон не так давно вернулся из зоны СВО, полтора года назад он добровольцем ушел на фронт.

https://youtu.be/oLckurpj418?si=kwyPKpNu6hiT2Op1

https://rutube.ru/video/8581e2a792af95f48f86dcbdcaaa175d/

@obshina_ru

НОВОСТИ Русской общины|Русская община в ВК|Мы в Одноклассниках |Мы в Ютуб|Мы в Дзен

Стоит ли искать «русское» в пьяных беседах и патологиях интеллигенции, в том числе православной и патриотической? Упаси Бог!

Нашей современной культуре не хватает философского вытрезвителя. Когда читаешь что-то из т.н. «русской религиозной философии» или воспитанных на ней иных современных «традиционалистов», будто погружаешься в марево, тяжелое и неприятное опьянение — как от самогона. Туманные речи, пафос вместо логики, безудержные преувеличения, нелепые откровения, всемирная отзывчивость, манифесты-тосты, бахвальство вперемежку с самоуничижением, стремление нивелировать личность и слиться во всеединстве с человечеством собутыльниками.

Русские, ответственно выбирайте чтение, напитки и компаньонов!

Узнал, что есть хороший канал «Аполлон Григорьев», по имени нашего великого философствующего литкритика. Отмечу к посту, что Достоевский как публицист и идеолог работал на русские национальные интересы именно в период дружбы и сотрудничества с почвенниками Григорьевым и Николаем Страховым (журналы «Время» и «Эпоха», 1861-1864 гг.), до того как его окончательно увлекло панславянство и всечеловечество.

Сейчас любят у Достоевского искать «русскую идею», а она на виду, это радикализированная славянофильская фантазия: «Национальная идея русская есть, в конце концов, лишь всемирное общечеловеческое единение» (Дневник писателя, 1877 г.). Что же такое русские per se? — это коллективный «подпольный человек»: «Я горжусь, что впервые вывел (в „Записках из подполья“) настоящего человека русского большинства и впервые разоблачил его уродливую и трагическую сторону. Трагизм состоит в сознании уродливости» (1875 г.).

Кто не сознаёт себя, свой круг и свою нацию моральными уродцами из писательских фантазий, кому отвратительна утопия общечеловеческого винегрета, — тем лучше поискать других идеологов и учителей, начиная с тех же Григорьева и Страхова.