Мы стали заложниками соцсетей. Главная гениальная уловка — они подарили каждому человеку возможность быть значимым. Оставлять комментарии кому угодно, интегрироваться в любую среду, собирать урожай лайков и репостов. Только вспомните, сколько раз в день вы заглядываете в телефон?
По сути это болезнь: неконтролируемое желание взять в руки предмет, который не нужен.

Мы слишком много времени проводим в соцсетях. Но делаем это, потому что, по сути, у нас нет выбора. Люди, работающие в технологических компаниях, вложили немыслимое количество денег, времени и инженерных усилий в разработку систем, которые удерживают нас на крючке и предсказывают каждое наше движение. Так они зарабатывают деньги: мы не пользователи, мы продукт. Который и продают, как мясо на рынке.

Инстаграм породил устойчивую группу миллионеров — довольно молодых людей, которые продают... лицемерие. Формально они зовут это «инфопродуктом» или курсами успеха (здоровья, красоты), но на самом деле продается несуществующее — хорошо обработанная фильтрами картинка, на которую ведутся все, кто хочет «так же»: красиво жить и не париться. Сложно поверить, но заработки цифровых олигархов, инстаграм-блогеров, работающих на дому, исчисляются десятками миллионов рублей в месяц!

Когда листаем ленту новостей или другие соцсети, мозг работает и тратит энергию. Хотя мы считаем, что так мы отдыхаем. Бесполезная работа мозга — вот как это называется. Мы потребляем сверхтонны мелко пережеванной бессмысленной чепухи, будучи неистово убежденными в том, что живем в «век информации».

Мозг адаптируется к цифровой среде, меняется. Например, мы уже не помним телефонов друзей, которые помнили раньше, потому что их хранит телефон. Некоторые не знают, как добраться из одного места в другое. То есть мы уже делегируем свои навыки и знания телефону — мобильным приложениям. Это меняет голову.

Самый распространенный сегодня вид и тип оппозиционера: ненавидит олигархов, ненавидит жуликов и воров нашего буржуазного класса, ненавидит вседозволенность и сверхбогатство, и вместе с этим он ненавидит Ленина, Дзержинского, Сталина, красное знамя, Победу, само слово СССР и все наследие левой идеи, боровшейся против олигархов и капиталистов.

Это какой-то немыслимый исторический анекдот, но борьбу с капиталистической машиной нынешней России возглавляет класс тошнотворных либералов и западников 90-х, воспитавших протестную молодежь по образу и подобию своему.

То есть они якобы воюют с тем, что сами придумали и породили, и что никаким иным и вырасти не могло.

У левого поворота нет социальной базы: класс бюджетников лоялен капиталистическому государству, класс интеллигенции настроен прозападнически, класс пролетариата разобщен, крестьянство деклассировано, зато есть класс мигрантов, но никакого дела до левого поворота в России им, конечно, нет. Они приехали сюда только затем, чтобы встроиться в капиталистическую систему на самые последние роли.
 
Есть класс пенсионеров — великих наших стариков — еще заставших ту страну и обеспечивающих коммунистам их 20% на любых выборах но. Но старшее поколение не у руля.
 
Левый поворот, признаться, пока почти некому совершать.

Слушайте подкасты «Уроков русского». Беспощадный анализ всего, что происходит с нами и вокруг нас.

Apple
Google
Яндекс.Музыка

В XVIII–XIX веках закрытые наднациональные группы уничтожили европейские монархии, а еще через век ликвидировали СССР.

Капитализм победил.

Однако, охватив всю планету, капитализм исчерпал себя. Примерно в той форме, какую мы застали в 90-е, в той и исчерпал. Выиграл и начал умирать. На примере нынешней Украины особенно явно и выпукло видно, чем заканчиваются походы целых стран в капиталистическое благоденствие.

Мне сейчас скажут: «Капитализм — умная система! Он переформатируется и снова обманет вашего Маркса и вашего Ленина».
Хотелось бы понять, куда он умирает и в какую сторону трансформируется.

Манифест могильщиков капитализма и западной цивилизации, написанный в 2020 году Клаусом Мартином Швабом, бессменным главой Всемирного экономического форума в Давосе, и экономистом Тьерри Мальере, так и называется «Великий сброс». Книгу назвали сенсацией года.

Авторы решили поразмышлять на ключевые вопросы, поставленные современной реальностью:

— Как будет формироваться новый мировой порядок?

— Какое отношение к этому имеют QR-коды, глобальное потепление, крах мировых экономик, повсеместный видеоконтроль, размывание личности и идентичности гендерной революцией и социальные рейтинги?

— При чем тут COVID-19 и вакцинация?

— Что за снос, сброс или обнуление ждет мир?

Ведь локдаун разоряет, крушит малый и средний бизнесы. Власти готовы выкупить долги населения по кредитам, фактически лишить человека собственности. Пропаганда шепчет: зачем вам собственное жилье? Лучше аренда. Зачем авто? Лучше каршеринг. Зачем сбережения? Есть базовый гарантированный доход, вы будете получать его на карточку — бумажные деньги не нужны. Лозунг 2030 года: «Я ничем не владею. Никому не должен. Я счастлив». Так человек лишается материальных основ самостоятельной жизни — личной жизни, личности.

Вот к чему ведет их новый капитализм!

Если вы будете туда лезть, у вас отберут даже то, что вы успели накопить.

Включая саму вашу человеческую сущность.

Поздравление от президента

В интернете сидят если не все, то почти все. Всё чаще встречаются и женщины, и мужчины самого старшего поколения, за 70, за 80 и даже за 90, которые бодро и задорно комментируют что-то в соцсетях.
 
Телевизор медленно, но все-таки отмирает. Радио тоже. Книги вроде бы пока еле-еле живы, да, но они, конечно же, не конкурентноспособны по сравнению с фильмами и сериалами.
 
Кстати, про фильмы. Они уже тоже не вызывают большого зрительского интереса. Если мы, конечно, говорим не про супергеройские картины.
 
Грубо говоря, кино про людей смотрят всё меньше и меньше. Всё больше и больше смотрят раскрашенные комиксы.
 
Великий режиссер Мартин Скорсезе недавно назвал фильмы Marvel аналогом парков развлечений и заявил, что они лишены искренних эмоций. Затем к критике подключился и великий режиссер Ридли Скотт. Такие же занудные старики, как и я, только в два раза старше.
 
А людям нравится и ничего мы с этим поделать не можем. Не всем людям, нет. Но тем, кто делает кассу, нравится. Они — большинство.
 
Мы в плену у большинства. Оно жрет нас.

Меня тут недавно вытянули взрослые, догматично настроенные люди, на разговор про Даню Милохина, Бузову и Моргернштерна. Мол, доколе, мол, всё пропало.
 
Я вдруг говорю: а вы, вот конкретно вы, взрослые люди, можете мне назвать трех, хорошо двух, современных поэтов и трех, хорошо двух, современных художников. Они ведь есть, и те, и другие. Ну и один спектакль, который вы посмотрели за последние 5 лет.
 
Ну, короче, мне никто не ответил. Посчитали, что я на личности перешел.
 
А я не перешел. Мне просто про Моргернтшерна больше не интересно. Это наш ребенок. Он наше взбесившееся отражение. Можно попытаться его усыновить. А можно попытаться его утопить. Но от этого он нашим ребенком не перестанет быть.
 
Не конкретный Моргернштерн, а так сказать обобщенный. Даня Бузович Моргертшерн. Родившийся у Галкина Бедросовича Петросяна.
 
Скажете: да не похож. А я считаю — вылитый. Одно лицо. И эти еще ничего дети, приличные. Следующие будут еще хуже. Родятся такие, что мы будем ностальгировать по этим вот тиктокерам и рэперкам.
 
Людоеды придут, обезьяны, антилюди. Потому что если от нас родилось такое, что родится от них?
 
Вы спросите к чему я веду. Окей, я отвечу. Коротко. Я, короче, за диктатуру. За культурную тиранию и просвещенный абсолютизм. Но за диктатуру и для детей, и для взрослых. Потому что дичают все.

По самым оптимистичным подсчетам, в России всего 2500 книжных магазинов — совсем мало в расчете на душу населения. И это гораздо меньше, чем в среднестатистической загнивающей Европе.

Книга и чтение как таковое сейчас перешли в разряд качественного интеллектуального хобби. Книжные магазины давно уже встраиваются в этот тренд. Они сами все больше напоминают некий хобби-маркет: 30-40% в продажах современного книжного магазина давно уже составляют не книги.

Со времен СССР мы рухнули вниз в смысле чтения в десятки раз. Мне сейчас скажут: ой, книги дорогие, так бы больше читали. Я разговаривал про это со специалистами — они прямо отвечают, что это неправда.

Есть сегмент читающих людей, они читают всегда, сколько бы книги не стоили. Даже если завтра сделать все книги по 100 рублей, количество читающих не вырастает даже на 10%.

Треть россиян ещё умеют читать, но эта цифра, увы, снижается. Не повышается, а снижается. Серьезную литературу, художку и философию в России читают, я назову страшную цифру, но она такова, 2 млн человек. В стране, где 120 миллионов взрослых людей.

Значит ли это то, что не выходит отличной литературы? Рискну сказать: нет, не значит. Писателей ещё остался десяток-другой пристойных — от Евгения Водолазкина и Михаила Тарковского до Алексея Иванова и Леонида Юзефовича. Есть Михаил Гиголашвили, Олег Ермаков, Сергей Шаргунов, Александр Терехов. Есть Марина Степнова и Майя Кучерская.

Значит ли это то, что у людей совсем нет времени читать? Но почему тогда люди находят время на бесконечные пяти-шести-сезонные сериалы, также, как и на их многочасовые обсуждения в сетях?

Значит ли это то, что мы со всем этим прогрессом невероятно отупели? Наверное, да.

Украинству, как идеологии, дали волю в начале XIX века при Александре I. Российская администрация сквозь пальцы смотрела на разнообразные филологические изыскания, осуществлявшиеся, как правило, поляками (Польша же была в составе России), об украинском языке, украинской мове и украинской, так сказать, истории.

Украинское народное самосознание тогда стремительно начало оформляться в научные работы, статьи, книги. К середине XIX века Украина уже имела собственную литературу и даже свои литературные шедевры, что является своеобразной сдачей экзамена для языка. Язык, на котором создается личная, авторская литература, это уже не диалект.

Понятно, что тысячу лет назад все мы были русы, русичи, русские, и говорили на общем языке, но, строго говоря, это не довод. Потому что в глубине времен многие народы говорили на одном языке, а после расходились и даже забывали о родстве.

Венгры, вон, из уральской языковой семьи, и с башкирами родня. Ну так что ж теперь? Другой вопрос, что венгры и башкиры разошлись слишком далеко, а мы с украинцами — нет.

И здесь надо очень аккуратно подшивать надрез. Они пытаются разодрать, раскорчевать рану до полного отрыва, выдумывая дичайшие выдумки про древнюю укропию и украинского князя Святослава. Их историческая наука управляема дикарями. Это не просто крайность, это — дичь.

Но и огульное наше, местное, утверждение, что хохлы — это такой сон разума, тоже крайность. Я вот в который раз перечитываю сейчас гениальный роман Михаила Шолохова «Тихий Дон». Там с первых же страниц действуют хохлы, у которых свои станицы, не поверите, на Дону (они соседи казаков), и отличаются от них более чем заметно. Одна из первых сцен «Тихого Дона» — драка на мельнице, где хохлы и казаки дерутся.

Хохол — постоянный герой русской классической литературы. И говорить о том, что хохол — это то же самое, что рязанец или тамбовец, тоже, знаете, натяжка. Нет, конечно. Рязанец и тамбовец для русского писателя — русский человек, равно как сибиряк и новгородец. А хохол — это хохол.

Чего ж отрицать очевидное-то, зачем? Кого мы хотим обмануть?

Примерно каждые полгода мы узнаем про очередного уренгойского мальчика, который что-то там говорит по поводу Победы, и мы впадаем в неистовый раж. Нас просто трясет, и поделом.

Откуда в России, потерявшей десятки миллионов сыновей и дочерей на той войне, берутся такие дети? Дети эти нам кажутся аномалией, возникшей в результате тлетворной западной пропаганды и происков местных либералов.

Между тем дети эти, конечно, никакая не аномалия, а совершенно логическое порождение последних десятилетий, где воинствующий антисоветизм был как бы нашим воздухом: мы им дышали.

Мы не говорим, что Советский Союз был страной безупречной. Он был разной страной. Великой, страшной, порой чудовищной, но это была наша страна.

А детей воспитывают так, что страна та была чужая. А раз та была чужая, то и эта тоже неродная. Такое вот нехитрое уравнение.

Мы не говорим, что надо запретить исторические изыскания, и всё перекрашивать в светлые тона, даже самые мрачные страницы. Но мы говорим о том, что оголтелые атаки на наше с вами прошлое, безусловно, вредны.

Безусловно, созидательная мощь советского строительства породила значительное количество великолепных памятников, беспрецедентных для мировой культурной практики.

Именно они сейчас подвергаются атакам и поруганию со стороны влиятельнейшего строительного лобби — монструозного симбиоза застройщиков и административного ресурса в регионах России.

Как мне кажется, дело здесь не в одном соблазне освоения и быстрых деньгах. Такое носорожье, пена на губах, упорство в атаке на объекты, объединившие священные понятия Победы, покорения космоса, невиданного экономического прорыва первых советских десятилетий, свидетельствуют, на мой взгляд, о глубинной ненависти, которую подобная публика испытывает к национальному коду и набору ценностей.

И тут, на самом деле, у них не голая эмоция, а политико-идеологический расчет. Докручу мысль Федора Михайловича: если Победы и космоса нет, значит с нами можно делать все, что угодно…

Мы наблюдаем настоящую ментальную катастрофу. Российская самозваная аристократия славится необычайной любовью к «чужим камням» — совершенно иррациональной по сути.

На практике мы наблюдаем дикие вещи: огромные ресурсы выкачиваются из собственной страны, деньги вкладываются в приумножение совершенно постороннего нам наследия.

Нас уже не удивляет, когда люди, являющиеся разрушителями истории у себя на родине, ведут активную меценатскую, благотворительную деятельность в Италии, Англии, Франции…

Это здесь они все крушат и ломают, а потом выезжают за пределы страны, живут где-нибудь в Ницце и говорят: «Как красиво, как замечательно, как европейцы сохранили эту прекрасную культуру, не то что у нас в России».

30 лет прошло с момента крушения Советского Союза. Радостно приветствовавшие катастрофу прекраснодушные эстеты и либералы полагали, что советский период из истории исчезнет как дурное воспоминание, а власть, романтичная и высокодуховная, бросит все силы на восстановление исторической справедливости. Среди прочего, способом сдувания пылинок с каждого памятника. В том числе, так и быть, памятников советской эпохи.

А оказалось, что рынку плевать на историю и культуру в гораздо большей степени, чем любой идеологизированной власти. Что перед культом бабла и комфорта, что памятники старой Руси, что императорской России, что СССР одинаково ничтожны и нелепы. И целенаправленное разрушение уж никак не лучше запустения и равнодушия, которые, как ни крути, оставляли шанс для будущих поколений.      

Кстати, за границей, которую они обожествляют, и где, как мы с вами помним, наши вандалы нередко превращаются в меценатов и благотворителей, есть важный элемент коллективной психологии: любовь к тому локальному месту, в котором ты вырос, к которому привязан, ощущаешь его своей малой родиной и ни за что не дашь в обиду.

Нам пора объединить нашу мировую отзывчивость, о которой Достоевский говорил, ощущение малой родины и реальную заботу о ней. И когда одно с другим соединится, нам равных в мире не будет.

Пусть будет наша распахнутость необычайная, но, с другой стороны, у каждого будет понимание: вот мой муравейник, вот моя часовенка, я за них, в случае чего, голову оторву. В крайнем случае знаю, кому пожаловаться.

Мы чрезмерно задумываемся о бытовом комфорте, буквально обожествляя его. Но есть комфорт духовного плана, который должен подпитываться от общенародной памяти, от культурного ядра того или иного места. Собственно, это и есть чувство родины.

И вот Россия восемь лет воевала с Украиной, воевала, воевала. Восемь лет Украина стояла на пути российского вторжения в Европу, восемь лет взывала к Европе — мы изнемогаем, мы из последних сил уже, открывайте второй фронт, третий, четвертый. Мы же спасаем вас, видите, как мы вас спасаем, ну же. Восемь лет, короче, Россия воевала с Украиной, и вот теперь, наконец, решила Россия вторгнуться.

Вообразите, что вы историк будущих времен, и изучаете, что происходило. По данным мировых СМИ, по сводкам американских аналитиков, по вполне официальным заявлениям самых официальных на планете Земля лиц. Вы же сойдете с ума. У вас ум за разум зайдет.

Будут целые консилиумы собирать, чтобы понять, когда все-таки состоялось вторжение. И если оно состоялось или почти состоялось, или отчасти состоялось в 2021 году, с кем же тогда шла вся эта жуткая, страшная борьба все эти годы?

Знаете, что я вот подумал? В мире есть подлые люди. Есть даже целые подлые государства. Ну государства, может, и обычные, а элиты у них подлые.

А еще в мире катастрофическое количество глупцов. Ну ладно, не глупцов, а детей. Взрослых, бородатых, усатых, кудлатых детей. Дезориентированных, ничего не понимающих, наивных людей, которые хлопают глазами, удивляются и верят. Потому что как не верить, если везде про это написано?

Всё, что нужно завершить — надо завершать. Почему не завершили по сей день? Из жалости и гуманизма. Да, я не иронизирую.

Если бы большинство мирных жителей были эвакуированы, все блокированные города Украины были бы уже взяты. Никаких шансов со всеми их тербатами и вооруженными остервенелой киевской властью зэками сохранить эти города нет. Даже если напихать туда понаехавшего спецназовского сброда со всех сторон света.

Это не кино, где можно «стоять насмерть», которое сейчас разыгрывает из бункера Зеленский. Это явь.

Зеленский решил, что Украина — это даже не Сирия, а такой квазиевропейский Афганистан, где можно долго воевать с армией. Нет, Украина — это не Афганистан, и украинцы — не афганцы. Это горожане, накачанные пропагандой.

Никакие стихийные формирования никогда не победят машину армии. Об этом в первую очередь говорит сама украинская история. Со времен Богдана Хмельницкого противостояние «запорожской стихии» и Москвы всегда имело один результат: поражение этой самой стихии. Потому что система и армия, армия и система.

Зеленский скажет: «А на Донбассе?»
А на Донбассе, пользуясь Минскими соглашениями, тоже была создана компактная и крайне мотивированная армия. И вся армада Украины не смогла даже ее победить, эту созданную по российским лекалам народную милицию. Никакую, конечно, не милицию, а донбасскую армию.

Российская многократно сильнее. Она будет идти ровно столько, сколько ей надо идти, пытаясь сберечь по пути каждую жизнь, которую можно сберечь.

Что мы ждем от переговоров с той стороной?
Мы ждем, что та сторона согласится на все наши условия. Они исполнимы.

Какие они? Смотрим.

Россия продолжает планомерно уничтожать военную структуру Украины. Часть этой структуры в принципе невосстановима. Предметом договоров может стать консервация отдельных мощностей и направлений военной промышленности и переход их в совместное русско-украинское ведение. Чтобы мы всегда могли знать и видеть: здесь, на территории Украины, или того, что от нее останется, никто и никогда не будет вооружаться до такой степени, чтобы угрожать России.

В качестве компенсации за демилитаризацию будет предложена масштабная помощь по преодолению неизбежного продовольственного кризиса. Масштабы его будут колоссальны.

Следуя далее аккуратно предположим, что в совместное управление могли бы перейти также ряд АЭС, портов, железных дорог, прочих важных экономических субъектов. Необязательно даже в российско-украинское управление, потому что самой Украине на Украине, увы, многое уже не принадлежит. Это составная часть демилитаризации.

Безусловной целью является в той или иной степени федерализация части территорий страны. Украинские венгры, русины, иные этносы — все должны иметь реальные основания на получение автономии. Это и есть реальная межнациональная демократия.

В России она есть. На Украине ее нет. Русины, к примеру, требовали признания автономии и подавали заявку на федерализацию Украины (на всех законных основаниях) еще в 2014 году. Их никто слушать не стал.

Необходимо установление параллельных и координирующих центров управления не только на территории Херсонской области, где они уже, видимо, есть, но и тех областей, где в полном или частичном окружении находятся пока еще действующие администрации: Чернигов, Сумы, Николаев, а также, Одесса, Днепропетровск, Кривой Рог.

Безусловно, должен быть создан совместный русско-украинский центр по управлению последовательной денацификацией всей страны, включающей, помимо возвращения полноценного статуса русскому языку, перезагрузку университетских и школьных программ, переименование многочисленных проспектов, улиц, скверов, названных в честь военных и нацистских преступников, демонтаж памятников им, закрытие их музеев, запрет на проведение так называемых факельных шествий и любых подобных мероприятий. Чтобы несмешная шутка российской интеллигенции про «покажите нам хоть одного бандеровца» стала наконец явью. Они должны исчезнуть как вид раз и навсегда.

Неизбежно не только разоружение добровольческих батальонов и арест их руководителей, но и реорганизация ВСУ как таковых с радикальным уменьшением численности. Впрочем, зачем Украине армия, если у нее уже есть донбасская Народная милиция?

Это переговорный минимум с точки зрения здравого смысла. Минимум, чтобы дальше жить и сосуществовать. Прожиточный минимум в самом высоком смысле.

Почему мы обязаны победить?

Потому что иначе эти переговоры не увенчаются успехом. Мы не можем себе этого позволить. Победить не всю Украину, а бесноватую ее часть, больной аппендикс. Быть может, это миллион человек, а быть может, два. Но там есть еще 30 миллионов. Мы говорим не про них, мы говорим про два.

Должны, потому что мы не издеваемся над пленными. А они издеваются, как невменяемые. Они унижают людей, по-детски не понимая, что так же могут быть унижаемы сами. Но им не отвечают зверской взаимностью. Поэтому и обязаны победить и установить мир.

Потому что мы не смакуем вид мертвых, а они смакуют. Тошнотворная психологическая некрофилия творится по ту сторону фронта. Никогда не уподобляйтесь этим людям. Никогда не требуйте казни, истребления и пленных не брать.

Всякое сказанное вами сгоряча или по дурости слово может ударить не только по вам. Оно может ударить по тем прорусским активистам, что в огромном количестве задержаны в Киеве, Харькове, Одессе и далее везде, и томятся там в застенках. Оно может ударить по тем тыловым службам российской армии, что угодили в плен, по нашим летчикам, которые захвачены.

Вы просто подумайте об этом, вообразите себе. Вот вы сидите за компьютером, пишете и желаете кому-то зла, желаете воевать до последнего патрона, оскорбляете кого-то. Вот эту вашу огненную проповедь читает человек с той стороны, и, оскорбившись, идет и, скажем, бьет по голове одесского журналиста, который призывал заключить с Россией перемирие.

Вы хотите этого эффекта? Ведь, правда, нет?