Поздравляем с дебютом Яну Палецкую - сегодня она впервые была чеховской барышней на "Свадьбе" в спектакле "Чехов-GALA".

Егор Перегудов для газеты "Культура": "...сейчас доводится до прогонов «Выстрел». «Барышня-крестьянка» появится следом. Сложность в том, что пушкинские спектакли поставлены для малых площадок, и при 25 процентах зрителей в зале оказывается человек 10-15. Мы переходим на какое-то очень штучное общение со зрителями. Экономически это нецелесообразно, и показы больше похожи на открытые репетиции. Когда закончатся ограничения, встанет вопрос, с чем мы выйдем из этого периода. Либо будет репертуар, либо образуется пустота и понадобится время для подготовки спектаклей. Поэтому мы выпускаем премьеры на наших маленьких сценах".
https://portal-kultura.ru/articles/theater/330705-rezhisser-egor-peregudov-teatr-strannaya-veshch-zanimaeshsya-im-i-dumaesh-chto-on-vsem-tak-nuzhen-no/

Друзья! Близится время мандаринов, хлопушек и, конечно, теплых слов и пожеланий от всего сердца!
Мы будем провожать особенный год, который заставил нас почти на 100 дней уйти в глубины и на просторы интернета, поэтому мы решили, что и взаимные поздравления в этом году должны быть особенными. ⛄
💌 Присылайте ваши поздравления театру или любимому РАМТовцу на почту ramt-bilet@mail.ru - и ровно в 23.45 31 декабря вам придет в ответ ссылка на новогоднее обращение от одного из нас. 📺
И пусть ваши предновогодние хлопоты станут более приятными в предвкушении!🎄

Владимир Богатырев приступил к репетициям спектакля "В добрый час" по пьесе Виктора Розова.
В спектакле заняты Алексей Мишаков, Татьяна Веселкина, Андрей Лаптев, Иван Забелин, Антон Савватимов, Александра Аронс, Владимир Зомерфельд, Марианна Ильина, Алексей Гладков, Евгения Белобородова и Дарья Рощина.
Премьеру ждем в Черной комнате уже в апреле.
Эта постановка - часть большой юбилейной программы к 100-летию театра: в 1954 году спектакль ЦДТ "В добрый час!" стал московским дебютом 30-летнего Анатолия Эфроса. В том спектакле играли Валерий Заливин, Маргарита Куприянова, Геннадий Печников, Олег Ефремов, Олег Анофриев, Лев Дуров...

Министр культуры РФ Ольга Любимова о кадровом резерве: "Мы прекрасно понимаем, что это одна из главных проблем в современном театре. Это понимают как профессионалы, так и многие зрители нередко высказывают свои опасения.
Есть ряд удачных примеров. Один из них - РАМТ, который готовится отмечать 100-летие. Алексей Бородин аккуратно, так нежно, заботливо передает театр Егору Перегудову, объясняя все особенности работы с труппой. Коллектив спокойно привыкает".
https://tass.ru/interviews/10366009

Радостные предновогодние новости: за большой вклад в развитие культуры и многолетнюю плодотворную работу благодарность Президента РФ объявлена Янине Соколовской!
Поздравляем от души!

Если вы собираетесь в новогодние каникулы в РАМТ, не забудьте прийти на спектакль пораньше, ведь в фойе вас ждет юбилейная мультимедийная выставка. О ней в "РАМТографе" рассказывает директор театра Софья Апфельбаум.
http://ramtograf.ru/sob-vystavka-12-20.html

1 января отмечает юбилей заслуженная артистка России Нина Игоревна Дворжецкая.

Творческий путь Нины Дворжецкой начался в 1986 году – после окончания Театрального училища им. Б.В.Щукина она была приглашена в труппу Центрального Детского театра.

За более чем 30 лет работы в театре Нина Игоревна создала множество неповторимых, ярких и запоминающихся образов, среди которых фея Доминика ("Бонжур, месье Перро"), Фосфорическая женщина ("Баня"), Гонерилья ("Король Лир"), императрица Екатерина ("Капитанская дочка"), Марьивановна ("Между небом и землей жаворонок вьется"), Атаманша ("Снежная королева"), Павлова ("Алеша"), Баскакова ("Кабанчик"), Соризмонда ("Принцесса Греза"), тетя Полли ("Поллианна"), Бабушка, Женевьева ("Марсианские хроники") и многие другие. Блистательная работа, сыгранная актрисой азартно и увлеченно – колоритнейшая Роза Иосифовна Шац, великолепная Ба в спектакле "Манюня". С крепким природным умом и острая на язык бабушка Роза в исполнении Нины Дворжецкой строга и отзывчива, ворчлива и добра – и вылечит, и отругает, и крепким словцом пристыдит, и защитит непослушных девчонок. Сегодня Нина Игоревна репетирует в спектакле А.Бородина "Горе от ума" по пьесе А.С. Грибоедова, премьера которого состоится в феврале 2021 года.

В 2011 году в РАМТе состоялся режиссерский дебют Нины Дворжецкой. Спектакль "Мой внук Вениамин" по пьесе Л.Улицкой – о силе и масштабах материнской любви, о столкновении больших надежд и суровой реальности – критики однозначно назвали удачным.

Немало сил актриса отдает педагогической деятельности: преподает в Театральном училище им. Щукина. Многие молодые артисты РАМТа, сегодняшние партнеры Нины Игоревны – ее ученики.

Дорогая Нина Игоревна!​
От всей души поздравляем Вас с юбилеем!
Будьте счастливы и здоровы! Мира, добра и благополучия Вам, Вашим родным и близким.
Спасибо за Ваше мастерство и мудрость, за радость, которую Вы дарите зрителям!
Мы вас любим!

Софья Апфельбаум об итогах 2020-го: "Год 2020 - время потерь. Ушли друзья нашего театра: Роман Виктюк, Владимир Андреев, который с Алексеем Владимирович Бородиным много лет проработал на кафедре актерского мастерства в ГИТИСе. Нет Сергея Бархина - художника, создававшего целые миры. Внезапно скончался композитор Фаустас Латенас - он работал на последнем нашем спектакле "Сын". Трудно смириться со смертью Юльена Балмусова, без которого невозможен портрет РАМТа. Он более 60 лет служил здесь и ушел в год 100-летия театра. Потери есть и в спектаклях - какие-то не выпущены, а те, которые появились накануне пандемии - "Ромео и Джульетта" и "Лысая певица", — не успели набрать мускулы и обрести силу. После карантина их пришлось восстанавливать.

Мы открыли сотый сезон рано - в августе. Планы на юбилей огромные. Сформирована рабочая группа под руководством министра культуры Ольги Борисовны Любимовой, она провела заседание оргкомитета. Праздничный вечер состоится в сентябре 2021-го, дата важная, и не хочется, чтобы зал был заполнен только на четверть.

Я уже сказала о двух "докарантинных" премьерах, недавно появился "Сын", скоро пригласим на спектакль-путешествие по зданию "100", продолжим пушкинский цикл. Алексей Владимирович работает над "Горем от ума". В период изоляции артисты скучали по сцене и вернулись - радостными, сплоченными, сосредоточенными, ответственными. Конечно, тяжело играть на 25 процентов публики, но она устраивает овации, каждый аплодирует - и за себя, и за отсутствующих "соседей".
Мы раньше любили отчеты с ростом графиков внебюджетных доходов и количества зрителей. Уходящий год принес большие финансовые потери, выручка упала - мы не получили половины доходов. Ущерб частично возместило Министерство культуры, за что мы очень благодарны. Уменьшилось и количество зрителей. Обычно за год к нам приходят 180 тысяч человек, сейчас - 85 тысяч. Пришлось тяжело, потому что нашу огромную детскую аудиторию отправляли на удаленку, школы получили рекомендацию - не проводить массовые мероприятия, продлевали каникулы, весенние и осенние. Приходилось отменять детские спектакли. Такого непростого года история театра еще не знала, но все-таки мы работаем, этому радуемся и с надеждой смотрим в будущее".
https://portal-kultura.ru/articles/country/330819-itogi-goda-v-litsakh-samonadeyannykh-lyudey-xxi-veka-virus-zastal-vrasplokh/

Софья Апфельбаум рассказала газете "Культура" о работе в период самоизоляции: "В пространстве онлайн, в которое нас так резко переключили, мы оставались на связи со зрителями, общались между собой, придумывали новые форматы. Например, обсуждение спектаклей в Zoom. Сейчас немало дискуссий о том, что можно перевести в онлайн, а что нет. Нам этот формат показался удачным, и беседы были содержательными. На очных встречах зрители обычно стесняются, тушуются, а в виртуальном эфире - чувствуют себя смелее. Придумали "Разговоры о профессии", когда актеры говорили с коллегами. Например, у Ларисы Гребенщиковой брал интервью Максим Керин. В какой-то момент поток информации, который обрушился на зрителей, мы стали дозировать и для каждого дня недели закрепили свою форму. Спектакли мы показывали только по субботам, обсуждения со зрителями - по вторникам, материалы из музея выкладывали по четвергам, делали даже день тишины, чтобы зрители могли отдохнуть от нас. Трансляции выявили проблемы на правовом поле. Какие-то спектакли блокировал YouTube, потому что в договорах не указывалось, что театр имеет право на трансляцию. Такой пробел в законодательстве объясним - многие договоры были подписаны десять, а то и более лет назад - тогда никто ни про какие онлайн-показы и не думал. Вопрос встал остро, и его необходимо отрегулировать. Сейчас мы поменяли форму договоров, где закладываем изначально не только объем прав авторов, но и возможность показов на интернет-ресурсах. Это тоже урок пандемии".
https://portal-kultura.ru/articles/country/330810-uroki-pandemii-kak-kultura-perezhila-2020-god/

Андрей Бондаренко о годах учебы в Школе-студии МХАТ:

"Мы публикуем материалы по истории Школы-студии МХАТ - тексты и уникальные фотографии из нашего раритетного «Семейного альбома», изданного в 2013 году к 70-летию Школы.

О Постановочном факультете Школы-студии МХАТ вспоминает один из самых известных книжных дизайнеров страны Андрей Бондаренко, выпускник курса 1986 года (художественный руководитель - Наталья Ясулович).

"Кто-то из наших назвал Школу «пажеским корпусом», так, походя назвал, да и название это не привилось, однако для меня оно довольно метко определило на всю жизнь то, чем была для нас Школа-студия и чем она отличалась от других учебных заведений. «Избранность» –24 человека на курсе, из которых закончила только половина, «камерность» помещения – 5 аудиторий внутри «Щепки» [в те годы Постановочный факультет распологался отдельно, в здании на Пушечной улице], практически без вывески с улицы, «неопределенность» профессии– «художник (?)-технолог(?) сцены», здесь, конечно, главное – «сцены», на которую мы допускались в нашей «избранности».
Мы дружили с консерваторскими и были приравнены к ним как «белоручки» – в студии никогда не было стройотрядов, картошки, овощных баз, вместо этого – массовки в «Кремлевских курантах», «Мятеже» и «Так победим!». Время порою останавливалось: преподаватели, обращающиеся друг к другу и к студентам на «вы», вопреки общепринятому партийному «тыканью», вообще ничего красного: мхатовский оливковый в сочетании с протерто-джинсовым. Куча анахронизмов – прошлый век: делать декорации учили из дерева, хотя уже тогда в театрах практически везде торжествовал металл, но зато знание о веревке с кобылкой, свиловатости и гвоздимости, зензубеле и фальцгобеле до сих пор заставляют меня верить в чудо театра, отсылают к чему-то более идеальному, нежели освоение высоких технологий.
Из всех необычайным образом переплетенных гуманитарно-технических предметов рождалось еще более странным образом то, что потом, как я знаю, помогало разным людям реализовываться в различных профессиональных сферах. К сожалению, а может быть и к счастью, сделав в театре всего несколько постановок, в основном с замечательным режиссером Михаилом Мокеевым, я окончательно ушел в Книгу. Но каждый раз, когда я разыгрываю книжку как театральную сцену – со зрительным залом, рампой, занавесом, кулисами и сценической перспективой, – я вспоминаю нашу Школу и наших педагогов, чувствуя себя, по существу, человеком театра, выпускником Школы-студии МХАТ.
«Правильно» читать тексты учила нас Инна Соломоновна Правдина, так, как должны их читать именно художники, обращая внимание на то, что «висело на третьей палке забора Ивана Ивановича» у Гоголя.
Натэлла Сильвестровна Тодрия – на нее можно просто смотреть и переноситься во времена Таирова. Необыкновенной яркости восприятия добился Михаил Швыдкой, в течение года преподававший нам зарубежный театр, когда, например, войдя в неприбранную аудиторию, где валялись остатки постановочных натюрмортов, тут же перескочил с классицизма на романтизм, объявив обcтановку идеальной именно для этой темы.
А Олег Шейнцис?! Он, почти наш ровесник, буквально обжигал нас своей потрясающей любовью к театру. Я тогда даже не мог представить себе, насколько его вера и азарт помогут мне понять в будущем, что такое настоящее, искреннее отношение к профессии. А рядом – холодный расчет декораций, дамоклов меч сопромата и бездна начертательной геометрии – Людмила Всеволодовна Солнцева, вечно по-матерински журящая меня, провинившегося школьника. Но зато у меня – чуть не единственного – «отл.» по Эрману практически всегда. А это половина сессии в кармане.
Однако профессия профессией, а была еще и кафедра марксизма-ленинизма, или как там ее. Самым потрясающим был Авнер Яковлевич Зись, отец марксистско-ленинской эстетики, как он сам себя называл; каждая лекция – спектакль, слово – анекдот, и – неиссякающий оптимизм.
В.

Попилин, по кличке «Шурик» за внешнее сходство с персонажем «Кавказской пленницы», принес на свою первую лекцию пачку «Плейбоев» и пустил по партам – это была «контрпропаганда западного образа жизни», ныне, кажется, он член ЛДПР, но и тогда в нем обнаруживался талант потенциального жириновца.
Были преподаватели временные и приглашенные, без запомнившихся фамилий. Пришел как-то человек с внешностью дореволюционного профессора, с окладистой седой бородой, в очках и «тройке», и объявил, что будет преподавать научный атеизм в течение года, если Бог даст. Но, вероятно, и не всего года, ибо по весне прилетает комета Галлея, и его, как родившегося в прошлый прилет, 76 лет назад,она может забрать с собой. А потому зачет нам, может быть, придется сдавать уже другому преподавателю.
Одно время научный коммунизм читал некий темпераментный кавказец, пришедший из консерватории, который с пеной у рта и со страшным акцентом выкрикивал проклятия Сталину за его плохое знание русского языка, мягкотелость по отношению к врагам социализма и либеральность во внешней политике. Рефреном его речи было: «Расстрэлят – и чтобы ногы нэ тарчалы!»
Руководила всей этой замечательной кафедрой Нелли Вячеславовна Дементьева, жена известного советского критика. Ее привычная уютная скороговорка «октябрьскасоциалистическареволюцца» использовалась нами как единственный эпитет 1917 года. Меня же лично она поймала как-то на доскональном знании работ Троцкого, назвала меня «троцкистом», после чего Владислав (Владислав Афанасьевич Бородинский – парторг и начальник отдела кадров) позвонил на работу моей матушке и объявил о моем исключении из института с «волчьим билетом». Мольбы привели к переэкзаменовке, и тут моим ангелом-хранителем оказалась Татьяна Николаевна Смелянская, всегда довольно странно выглядевшая в ряду «идеологов», деликатно обошедшая тему Троцкого и принявшая у меня экзамен на «хорошо».
Вообще экзамены, как и везде, были вещью веселой. М.Е. Швыдкой как-то принимал у нас зачет на скамеечке у памятника Щепкину, причем поставил всем «з», затем «а», «ч», «ё» и «т» – по вертикали журнала списком, а у опоздавшего Бори Келермана принимал тот же зачет у ресторана ВТО, причем Боря сидел в такси, щелкал счетчик, а Михаил Ефимович, стоя на тротуаре, полчаса серьезно гонял Борю по истории зарубежного театра, сказав напоследок, что «за опоздания надо расплачиваться».
Однажды мы сдавали экзамен Михаилу Михайловичу Кунину, руководителю нашей кафедры. Я взял билет, приготовился отвечать, а в этот момент Михал Михалыча позвали к телефону. Кунин был человек солидный и вальяжный, а потому по телефону говорил долго и основательно. Сообразив, что время у меня есть, я выбежал в парикмахерскую по соседству и почти наголо обкорнал свои очень длинные волосы. Успел вернуться, дождался Кунина, который, отговорив свое, вернулся в аудиторию. Он не то чтобы не узнал меня, а как-то, по-моему, понял, что в мире стало что-то не так в целом. Оглядел всех долгим задумчивым взглядом и отложил экзамен на другой день.
«Веселое детство» для меня продолжалось, пока не пришел Валерий Яковлевич Левенталь, который при всем своем юморе был человеком строгим и серьезным и гнал от себя всех беспощадно, и в итоге после полутора лет занятий с нашим курсом к себе в ассистентуру он взял только меня одного. Почему это произошло, я, честно говоря, до сих пор не знаю, может, и правда, что-то у меня получалось, но идеологически я был сторонником абсолютно другого театра.
Мне ближе был, конечно, тот же Шейнцис, я любил Боровского, Лидера, Кононенко и внутренне всегда спорил с Левенталем. Может быть, поэтому год моей работы с ним и сделал меня художником. При всей нашей разности именно Левенталь научил работать, вкалывать по двадцать четыре часа в сутки. Профессия рождалась на стыке и борьбе с тем, чему учил Левенталь и что я внутренне любил. Он учил схватывать дух пьесы и закладывать в спектакль больше историй, чем потом видит зритель. Важно нагрузить маленький объем, который ты делаешь, очень и очень плотно. Этому учил Левенталь, и это осталось на всю жизнь.