Не хватает 47 тысяч 700 рублей. А когда они будут, то будет книга Аронзона.
Собрание произведений – стихотворения, поэмы и пьесы, проза, письма и даже литературный сценарий. Я несколько раз покупал этот двухтомник и сразу дарил друзьям. Сейчас его купить нельзя, тираж давно закончился. Но вот – кампания по переизданию.
Это один из любимейших моих поэтов. «Каждый легок и мал, кто взошел на вершину холма, как и легок, и мал он, венчая вершину лесного холма!» Его стихи прозрачны и теплы, полны нежности. Он создает (показывает?) мир полный тайного радостного разговора, в котором живет божественное присутствие, какой-то целительной тайны. Как он пишет, «это память о рае венчает вершину холма».
Предлагаю всем по возможности поучаствовать в появлении его книги (сбор на «Планете», много классных лотов, в том числе подписка на Arzamas) – она нам всем очень нужна. И спасибо дорогому издательству Ивана Лимбаха, Ирине Кравцовой за то, что все это может быть.
Собрание произведений – стихотворения, поэмы и пьесы, проза, письма и даже литературный сценарий. Я несколько раз покупал этот двухтомник и сразу дарил друзьям. Сейчас его купить нельзя, тираж давно закончился. Но вот – кампания по переизданию.
Это один из любимейших моих поэтов. «Каждый легок и мал, кто взошел на вершину холма, как и легок, и мал он, венчая вершину лесного холма!» Его стихи прозрачны и теплы, полны нежности. Он создает (показывает?) мир полный тайного радостного разговора, в котором живет божественное присутствие, какой-то целительной тайны. Как он пишет, «это память о рае венчает вершину холма».
Предлагаю всем по возможности поучаствовать в появлении его книги (сбор на «Планете», много классных лотов, в том числе подписка на Arzamas) – она нам всем очень нужна. И спасибо дорогому издательству Ивана Лимбаха, Ирине Кравцовой за то, что все это может быть.
Forwarded from Март2022 (Зоя Светова)
4 июня 2024 года.
Сегодня день рождения Алексея Навального. Первый день рождения без него.
А вот его пост три года назад 4 июня 2021 года.
Всегда в своем деньрожденческом посте я говорю искреннее спасибо всем людям. Кто окружает меня, кто поддерживает. Семье, конечно. А в этот раз хочу поделиться важным. Думал, писать или нет. Вдруг решите, что я тронулся. Но все же напишу.
Очень много странных событий произошло со мной за год. Отравление и смерть в самолете. Странная бонусная жизнь, я учился ходить и говорить заново. Раскрытие покушения и телефонные разговоры с теми, кто хотел меня убить. Возвращение домой, арест на границе, дикие, абсурдные «суды», «Кремлевский централ» и колония, похожая на карикатурный концлагерь «Большого брата». Болезнь, отказ в медицинской помощи и голодовка.
И вот все это происходило, а я внимательно следил за собой.
Я очень не хотел озвереть. Ну, сами понимаете, такого рода события весьма способствуют превращению человека в какое-то подобие затравленного волка. Ненавидящего всех, мечтающего о расстрелах и посадках врагов. Для того, чтобы уснуть, считаешь не овец, а тех, кого повесишь в первую неделю прихода к власти. Эмоции такие мне понятны, и - честно скажу - боялся, что они станут большой частью меня. Ведь план был ровно обратный: немножко больше любить и понимать всех людей.
Вы не подумайте, я не чокнутый пацифист и не религиозный фанатик. Со своих позиций я не сдвинулся ни на миллиметр. Борьба с коррупцией и справедливый суд для злодеев - ключевая часть моей повестки. Но встречаясь с каждым и особенно с теми, про кого я первой мыслью думаю: «Ох ты гад, я бы тебя придушил», я стараюсь первую мысль отогнать и второй мыслью изо всех сил пытаюсь человека понять, простить и даже (не называйте меня извращенцем) немного полюбить. Это нелегко, но я прилагаю все возможные усилия.
Как там: «И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете?»
Так что, надеюсь, могу сегодня сказать, что достижение года - я вроде пока держусь подальше от состояния «зверь в клетке».
И в этом очень помогаете мне вы. Получаю письма-телеграммы и всегда думаю: люди такие хорошие, как же можно их не любить?
Так что спасибо всем, всех обнимаю. Ну а то, что отмечаю в камере, - ерунда. Долетит однажды мой космический корабль - отмечу нормально сразу за все пропущенные разы 😉
Сегодня день рождения Алексея Навального. Первый день рождения без него.
А вот его пост три года назад 4 июня 2021 года.
Всегда в своем деньрожденческом посте я говорю искреннее спасибо всем людям. Кто окружает меня, кто поддерживает. Семье, конечно. А в этот раз хочу поделиться важным. Думал, писать или нет. Вдруг решите, что я тронулся. Но все же напишу.
Очень много странных событий произошло со мной за год. Отравление и смерть в самолете. Странная бонусная жизнь, я учился ходить и говорить заново. Раскрытие покушения и телефонные разговоры с теми, кто хотел меня убить. Возвращение домой, арест на границе, дикие, абсурдные «суды», «Кремлевский централ» и колония, похожая на карикатурный концлагерь «Большого брата». Болезнь, отказ в медицинской помощи и голодовка.
И вот все это происходило, а я внимательно следил за собой.
Я очень не хотел озвереть. Ну, сами понимаете, такого рода события весьма способствуют превращению человека в какое-то подобие затравленного волка. Ненавидящего всех, мечтающего о расстрелах и посадках врагов. Для того, чтобы уснуть, считаешь не овец, а тех, кого повесишь в первую неделю прихода к власти. Эмоции такие мне понятны, и - честно скажу - боялся, что они станут большой частью меня. Ведь план был ровно обратный: немножко больше любить и понимать всех людей.
Вы не подумайте, я не чокнутый пацифист и не религиозный фанатик. Со своих позиций я не сдвинулся ни на миллиметр. Борьба с коррупцией и справедливый суд для злодеев - ключевая часть моей повестки. Но встречаясь с каждым и особенно с теми, про кого я первой мыслью думаю: «Ох ты гад, я бы тебя придушил», я стараюсь первую мысль отогнать и второй мыслью изо всех сил пытаюсь человека понять, простить и даже (не называйте меня извращенцем) немного полюбить. Это нелегко, но я прилагаю все возможные усилия.
Как там: «И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете?»
Так что, надеюсь, могу сегодня сказать, что достижение года - я вроде пока держусь подальше от состояния «зверь в клетке».
И в этом очень помогаете мне вы. Получаю письма-телеграммы и всегда думаю: люди такие хорошие, как же можно их не любить?
Так что спасибо всем, всех обнимаю. Ну а то, что отмечаю в камере, - ерунда. Долетит однажды мой космический корабль - отмечу нормально сразу за все пропущенные разы 😉
Мы все время строим параллели, запутываемся в них, эти прямые пересекаются в нас. Мне эти исторические сравнения давно перестали помогать, они меня скорее раздражают, все рифмы – неполные, все шапки – не по Сеньке, я не попадаю в рукава чужих пальто и не хочу носить их. Но когда ты читаешь Набокова, когда идешь по Берлину, не можешь не слышать эхо чужих шагов столетней давности, слова разговоров, которые тебе до ужаса понятны и дороги, чьи-то тени. Как будто ты в сериале и хочешь схватить кого-то за руку, предупредить, спросить совета, остановить, обнять.
Каждый город – это текст. А Берлин 1920-х годов – великий, сложнейший текст, где живут в жуткой концентрации вчерашняя и завтрашняя войны, сексуальная свобода, ожидания, тоска по тому, что никогда не повторится, разговоры, разговоры, миллионы возможностей будущего… Берлин 1920-х, самый свободный город мира, место, куда едут все. И где большинство эмигрантов – люди из исчезнувшей только что Российской империи.
Сегодня в реальном времени в проекте Arzroom начинается курс Александра Долинина, легендарного историка литературы, филолога-детектива, человека огромного обаяния.
Я этот курс очень всем советую – и чтобы лучше расслышать наше время (никаких параллелей!), и чтобы спрятаться из нашего времени в великий искрящийся город-текст, и чтобы совершить путешествие в прекрасной компании (я не только о Пастернаке, Шкловском, Ходасевиче, но и о Долинине, редакторах Arzamas и о других слушателях).
Это билет в другое время и в другую географию, которые при этом очень про нас. Поезд – сегодня в 18.00 по Берлину (но можно купить в записи!).
Каждый город – это текст. А Берлин 1920-х годов – великий, сложнейший текст, где живут в жуткой концентрации вчерашняя и завтрашняя войны, сексуальная свобода, ожидания, тоска по тому, что никогда не повторится, разговоры, разговоры, миллионы возможностей будущего… Берлин 1920-х, самый свободный город мира, место, куда едут все. И где большинство эмигрантов – люди из исчезнувшей только что Российской империи.
Сегодня в реальном времени в проекте Arzroom начинается курс Александра Долинина, легендарного историка литературы, филолога-детектива, человека огромного обаяния.
Я этот курс очень всем советую – и чтобы лучше расслышать наше время (никаких параллелей!), и чтобы спрятаться из нашего времени в великий искрящийся город-текст, и чтобы совершить путешествие в прекрасной компании (я не только о Пастернаке, Шкловском, Ходасевиче, но и о Долинине, редакторах Arzamas и о других слушателях).
Это билет в другое время и в другую географию, которые при этом очень про нас. Поезд – сегодня в 18.00 по Берлину (но можно купить в записи!).
arzroom.arzamas.academy
Лекции Александра Долинина о том, почему Набоков и другие эмигранты страдали в столице гламура и развлечений
Как обитатели русского Берлина строили образ города и свою жизнь
Уже несколько месяцев совершаю почти каждый день открытия или нахожу витаминчики - в этом волшебном канале. Это короткие цитаты - слова из текстов митрополита Антония Сурожского, необыкновенного человека, жившего в XX веке. Мы о нем однажды здесь рассказывали (чудесный подкаст Саши Борзенко). Сегодня, когда все чаще видно, что РПЦ не имеет никакого отношения к христианству и многие отходят от Церкви, проводники - люди как отец Антоний Сурожский, отец Александр Шмеман могут напомнить, что такое на самом деле вера. И неважно - ты «религиозный», «неверующий» или каким другим словом о себе говоришь. Это просто живое. И говорящее с тобой, помогающее тебе. Спасибо тем, кто на каждый день эти витамины и открытия нам дает.
Forwarded from Друзья Фонда «Духовное наследие митр. Антония Сурожского»
«Моя бабушка умерла, когда ей было девяносто пять лет. Задолго до девяносто пяти, ей уже было не сорок и не пятьдесят, и она не могла делать то, что ей замечательно удавалась, когда она была моложе. Однажды она настояла на том, чтобы помыть посуду после обеда. Было слышно, как она мыла, но под конец раздался ужасный грохот. Она вошла в мою комнату и сказала: "Я разбила всю посуду. Я ее чисто вымыла, а потом столкнула локтем на пол, и от нее ничего не осталось. Почему Бог позволяет мне жить, когда я уже ни на что не гожусь, даже мыть посуду?" Я ей говорю: "Могу назвать две причины". Она навострила уши, потому что две — это много. "Во-первых, на небесах полно старушек. Думаешь, Бог может Себе позволить заполучить еще одну?" Она обиделась и сказала: "Ты все шутишь, а я говорю серьезно". Я сказал: "Да, но есть и вторая причина. Есть нечто, чего с момента сотворения мира до Страшного Суда и после ни одна Божия тварь, за исключением тебя, не сумела сделать". Она посмотрела на меня с интересом и спросила: "Что это?" Я ответил: "С сотворения мира и до того момента, как перед нами распахнется вечность, никто, кроме тебя, не сумел быть моей бабушкой". "Быть моей бабушкой" не означает просто произвести мою маму, чтобы мама в конечном итоге произвела меня. Быть бабушкой включает в себя всю полноту ситуации, всю полноту отношений. И знаете, для нее это прозвучало убедительно.
⠀
Поэтому, если приходится иметь дело с пожилыми людьми, которые считают себя бесполезными, можно сказать: "Нет, есть одна вещь, которую ты можешь делать, как никто другой. Ты — моя мать, моя бабушка, мой друг, ты то-то или то-то", чтобы человек понял: в этом его абсолютная и неизменная, несомненная, вечная ценность, и вы увидите, какой заряд надежды и радости это может дать человеку».
Митрополит Антоний Сурожский
**Фото: Ольга Ильинична Скрябина, бабушка митрополита Антония, и Миша Бер, один из внуков протоиерея Николая Бера, настоятеля русской церкви в Лондоне. 1957 год
⠀
Поэтому, если приходится иметь дело с пожилыми людьми, которые считают себя бесполезными, можно сказать: "Нет, есть одна вещь, которую ты можешь делать, как никто другой. Ты — моя мать, моя бабушка, мой друг, ты то-то или то-то", чтобы человек понял: в этом его абсолютная и неизменная, несомненная, вечная ценность, и вы увидите, какой заряд надежды и радости это может дать человеку».
Митрополит Антоний Сурожский
**Фото: Ольга Ильинична Скрябина, бабушка митрополита Антония, и Миша Бер, один из внуков протоиерея Николая Бера, настоятеля русской церкви в Лондоне. 1957 год
Forwarded from Март2022 (Зоя Светова)
12 июня 2024 года. Сегодня в День России на разных Ютуб площадках проходит марафон в поддержку политзаключенных . Посылать пожертвования могут только те, кто не живут в России . Это связано с вопросами безопасности тех, кто посылает пожертвования.
Сайт june12.io
Но все мы можем писать письма политзаключенным и так из поддерживать. Это очень важно. По данным правозащитников, в нашей стране сейчас около тысячи политзаключенных . Сегодня стало известно, что дело адвокатов Навального передано в суд. Это Вадим Кобзев, Алексей Липцер, Игорь Сергунин. Вадим Кобзев сидит в ФКУ 99/1 , город Москва, Алексей Липцер в СИЗО-1 Матросская тишина»., Игорь Сергунин - СИЗО-4 , Москва.
Написать им можно по ФСИН- письмо.
Сайт june12.io
Но все мы можем писать письма политзаключенным и так из поддерживать. Это очень важно. По данным правозащитников, в нашей стране сейчас около тысячи политзаключенных . Сегодня стало известно, что дело адвокатов Навального передано в суд. Это Вадим Кобзев, Алексей Липцер, Игорь Сергунин. Вадим Кобзев сидит в ФКУ 99/1 , город Москва, Алексей Липцер в СИЗО-1 Матросская тишина»., Игорь Сергунин - СИЗО-4 , Москва.
Написать им можно по ФСИН- письмо.
Диалог у новогодней елки. До зимы еще далеко, а до окончания «зимы» еще дальше (впрочем, никогда не знаем!), но так сейчас случайно построил фразу, что вспомнил, что у нас с вами есть эти стихи. Так что, пожалуй, раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три.
— Что происходит на свете? — А просто зима.
— Просто зима, полагаете вы? — Полагаю.
Я ведь и сам, как умею, следы пролагаю
в ваши уснувшие ранней порою дома.
— Что же за всем этим будет? — А будет январь.
— Будет январь, вы считаете? — Да, я считаю.
Я ведь давно эту белую книгу читаю,
этот, с картинками вьюги, старинный букварь.
— Чем же все это окончится? — Будет апрель.
— Будет апрель, вы уверены? — Да, я уверен.
Я уже слышал, и слух этот мною проверен,
будто бы в роще сегодня звенела свирель.
— Что же из этого следует? — Следует жить,
шить сарафаны и легкие платья из ситца.
— Вы полагаете, все это будет носиться?
— Я полагаю, что все это следует шить.
— Следует шить, ибо сколько вьюге ни кружить,
недолговечны ее кабала и опала.
— Так разрешите же в честь новогоднего бала
руку на танец, сударыня, вам предложить!
— Месяц — серебряный шар со свечою внутри,
и карнавальные маски — по кругу, по кругу!
— Вальс начинается. Дайте ж, сударыня, руку,
и — раз-два-три,
раз-два-три,
раз-два-три,
раз-два-три!..
(Юрий Левитанский)
— Что происходит на свете? — А просто зима.
— Просто зима, полагаете вы? — Полагаю.
Я ведь и сам, как умею, следы пролагаю
в ваши уснувшие ранней порою дома.
— Что же за всем этим будет? — А будет январь.
— Будет январь, вы считаете? — Да, я считаю.
Я ведь давно эту белую книгу читаю,
этот, с картинками вьюги, старинный букварь.
— Чем же все это окончится? — Будет апрель.
— Будет апрель, вы уверены? — Да, я уверен.
Я уже слышал, и слух этот мною проверен,
будто бы в роще сегодня звенела свирель.
— Что же из этого следует? — Следует жить,
шить сарафаны и легкие платья из ситца.
— Вы полагаете, все это будет носиться?
— Я полагаю, что все это следует шить.
— Следует шить, ибо сколько вьюге ни кружить,
недолговечны ее кабала и опала.
— Так разрешите же в честь новогоднего бала
руку на танец, сударыня, вам предложить!
— Месяц — серебряный шар со свечою внутри,
и карнавальные маски — по кругу, по кругу!
— Вальс начинается. Дайте ж, сударыня, руку,
и — раз-два-три,
раз-два-три,
раз-два-три,
раз-два-три!..
(Юрий Левитанский)
Вся власть – воображению.
Сегодня день рождения Ильи Яшина. Ему 41 год!
Мы редко виделись, но всякий раз у меня было ощущение от Ильи как от храбреца, рискованного, фартового человека, юного веселого мушкетера, всегда готового схватиться за шпагу, такого возможного товарища из соседнего двора, с которым иногда встречаешься взглядом и ничего объяснять не надо, можете в чем-то не соглашаться, но чувствуете родственную душу.
А сегодня очевидно, что это не просто храбрец, а человек большого масштаба, огромного мужества и внутреннего света. Его тексты из тюрьмы полны этого света и силы.
Он встречает свой д р в колонии под Смоленском – за то, что выступил против путинской войны.
«Конечно, приятно знать, что мои слова из-за решетки помогают людям. Значит все не зря» – написал он мне из тюрьмы. Очень помогают, очень многим.
Накануне дня рождения он написал текст «Какой будет Россия после Путина». Он говорит о силе мечты и возможностях воображения. Это для меня важнейшие установки. Он предлагает верить, не поддаваться – чтобы нас не уничтожил цинизм – тот самый, который привел к войне и катастрофе.
Он справляет третий день рождения в камере, условия его заключения с каждым месяцем все тяжелее, а он говорит – я мечтаю и знаю, что мечта сбудется, Россия будет счастливой. И конечно, он прав.
Спасибо, Илья! С днем рождения, до встречи, пусть как можно более скорой.
PS
Написать Илье можно через сервис фсин-письмо (Яшин Илья Валерьевич 29.06.1983 г.р.
Адрес: 215503, Смоленская область, г. Сафоново, п. Шахта-3, ФКУ ИК-3 УФСИН России по Смоленской области)
Сегодня день рождения Ильи Яшина. Ему 41 год!
Мы редко виделись, но всякий раз у меня было ощущение от Ильи как от храбреца, рискованного, фартового человека, юного веселого мушкетера, всегда готового схватиться за шпагу, такого возможного товарища из соседнего двора, с которым иногда встречаешься взглядом и ничего объяснять не надо, можете в чем-то не соглашаться, но чувствуете родственную душу.
А сегодня очевидно, что это не просто храбрец, а человек большого масштаба, огромного мужества и внутреннего света. Его тексты из тюрьмы полны этого света и силы.
Он встречает свой д р в колонии под Смоленском – за то, что выступил против путинской войны.
«Конечно, приятно знать, что мои слова из-за решетки помогают людям. Значит все не зря» – написал он мне из тюрьмы. Очень помогают, очень многим.
Накануне дня рождения он написал текст «Какой будет Россия после Путина». Он говорит о силе мечты и возможностях воображения. Это для меня важнейшие установки. Он предлагает верить, не поддаваться – чтобы нас не уничтожил цинизм – тот самый, который привел к войне и катастрофе.
Он справляет третий день рождения в камере, условия его заключения с каждым месяцем все тяжелее, а он говорит – я мечтаю и знаю, что мечта сбудется, Россия будет счастливой. И конечно, он прав.
Спасибо, Илья! С днем рождения, до встречи, пусть как можно более скорой.
PS
Написать Илье можно через сервис фсин-письмо (Яшин Илья Валерьевич 29.06.1983 г.р.
Адрес: 215503, Смоленская область, г. Сафоново, п. Шахта-3, ФКУ ИК-3 УФСИН России по Смоленской области)
«Мысль есть нечто, во что мы заново, снова и снова должны впадать, «как в ересь», как впадают в любовь»
Мысль и любовь - о и к Грузии!
https://arzamas.academy/materials/228
Мысль и любовь - о и к Грузии!
https://arzamas.academy/materials/228
Arzamas
10 высказываний Мамардашвили
Цитаты из лекций и статей, которые помогут понять Россию и не только
«Прошел год, а потом сразу два» писал Платонов,
а у нас
прошел день, потом сразу два
а у нас
прошел день, потом сразу два
«Говорят, если внезапно поднять водолаза с большой глубины на поверхность, он может умереть или, во всяком случае, заболеть такой болезнью, когда кровь кипит в жилах, а всего точно разрывает изнутри. Нечто подобное случилось со мной темным декабрьским утром во Владимире.
Начинался обычный тюремный день, очередной в бесконечной веренице однообразных тюремных будней. В шесть часов, как водится, с хриплым криком прошел надзиратель вдаль камер, колотя ключами в дверь: «Падъ-ем! Падъ-ем! Падъ-ем!» В серых сумерках камер зашевелились зэки, нехотя вылезая из своих мешков, выпутываясь из наверченных одеял, бушлатов, курток. Провались ты со своим подъемом!
Заорал репродуктор. Раскатисто и торжественно, словно на параде на Красной площади, заиграл гимн Советского Союза. Холера его заешь, опять забыли выключить с вечера. «Говорит Москва! Доброе утро, товарищи! Утреннюю гимнастику начинаем с ходьбы на месте». Черт, поскорее выключить! Каждый день в этой стране начинается с ходьбы на месте.
Зимнее смурное утро и на воле-то приходит, точно с похмелья, а в тюрьме и подавно нет более паскудного времени. Жить не хочется, и этот день впереди – как проклятье. Недаром поется в старой арестантской песне:
Проснешься утром, город еще спит.
Не спит тюрьма – она давно проснулась,
А сердце бедное так заболит,
Как будто к сердцу пламя прикоснулось
[…]
В большой комнате на вахте – не то в красном уголке, не то в раздевалке для надзирателей – посадили на стул. «Сидите!» Тут появился наш воспитатель, капитан Дойников, какой-то сам не свой, торжественно-грустный. Я к нему: «Гражданин начальник, куда?» – тихо так, чтоб никто не слыхал. Мнется, глаза отводит: «Не знаю, нет, право, не знаю. На этап». – «Да бросьте вы все темнить, тайны разводить – куда?» – «Честно, не знаю, не мое дело. Сказали, на этап – в Москву, наверно». Знает все, бес, по лицу видно. «А вещи мои?» – «Уже в машине». Неслыханно! Кто же это за меня вещи таскает, неужто конвой? Да, сапоги. «Скажите, чтобы сапоги принесли, сапоги у меня в ремонте». – «Принесут». – «Да как принесут? Уже на вахте, сейчас ехать!»
А он так тихо вдруг говорит: «Не нужны вам больше сапоги». Что бы это значило? Как так может быть, чтоб сапоги не нужны были? И я ему тихо: «Откуда же вы знаете, что сапоги не нужны, если не знаете, куда еду?» Смутился.
[…]
Эх, черт, слышали ребята или нет? Должны были слышать – орал я громко. Куда же, однако, меня везут? В Москву? Дойников сказал – в Москву. Но мог и соврать. А куда же меня везти? Почему в микроавтобусе, а не в воронке? Почему не нужны сапоги? А что, очень даже могут. Завезут сейчас в лесок за городом и – при попытке к бегству…
Машина же наша неслась тем временем с сумасшедшей скоростью. Шторки спереди вздрагивали, развевались, и, к удивлению своему, я вдруг заметил впереди нас милицейскую легковую машину с мигающим фонарем на крыше. В ней два офицера милиции. Один, высунув из окна руку с палочкой, разгонял с нашего пути машины. Что за дьявол – может, случайное совпадение? Нет, минут через пять вновь сильно всколыхнулись занавески спереди и вновь та же машина с тем же фонарем. Покосившись украдкой назад, увидел я равномерное мелькание света на задних шторках – значит, и сзади шла милицейская машина. А мы неслись и неслись вперед на предельной скорости, даже боязно становилось – не перевернуться бы, зима все-таки, скользко. И вновь на повороте взметнулись шторки, и все та же милицейская машина впереди. Сзади же свет мелькает непрестанно. Да, вот это чудеса! Так только члены правительства ездят. Никогда еще меня так не этапировали. Куда же это они меня?
Чекисты же мои переговаривались между собой, на меня взглядывали редко, только двое, что сидели с боков от меня, были настороже. И как ни вглядывался я в их лица да в дороги впереди сквозь щель в занавесках – ничего не мог почерпнуть нового. Ну что ж, в лесок так в лесок, в Москву так в Москву – что я мог поделать, что предпринять? Ну стало быть, и думать об этом нечего – что будет, то будет».
«И возвращается ветер» Владимир Буковский
И дальше, дальше
Начинался обычный тюремный день, очередной в бесконечной веренице однообразных тюремных будней. В шесть часов, как водится, с хриплым криком прошел надзиратель вдаль камер, колотя ключами в дверь: «Падъ-ем! Падъ-ем! Падъ-ем!» В серых сумерках камер зашевелились зэки, нехотя вылезая из своих мешков, выпутываясь из наверченных одеял, бушлатов, курток. Провались ты со своим подъемом!
Заорал репродуктор. Раскатисто и торжественно, словно на параде на Красной площади, заиграл гимн Советского Союза. Холера его заешь, опять забыли выключить с вечера. «Говорит Москва! Доброе утро, товарищи! Утреннюю гимнастику начинаем с ходьбы на месте». Черт, поскорее выключить! Каждый день в этой стране начинается с ходьбы на месте.
Зимнее смурное утро и на воле-то приходит, точно с похмелья, а в тюрьме и подавно нет более паскудного времени. Жить не хочется, и этот день впереди – как проклятье. Недаром поется в старой арестантской песне:
Проснешься утром, город еще спит.
Не спит тюрьма – она давно проснулась,
А сердце бедное так заболит,
Как будто к сердцу пламя прикоснулось
[…]
В большой комнате на вахте – не то в красном уголке, не то в раздевалке для надзирателей – посадили на стул. «Сидите!» Тут появился наш воспитатель, капитан Дойников, какой-то сам не свой, торжественно-грустный. Я к нему: «Гражданин начальник, куда?» – тихо так, чтоб никто не слыхал. Мнется, глаза отводит: «Не знаю, нет, право, не знаю. На этап». – «Да бросьте вы все темнить, тайны разводить – куда?» – «Честно, не знаю, не мое дело. Сказали, на этап – в Москву, наверно». Знает все, бес, по лицу видно. «А вещи мои?» – «Уже в машине». Неслыханно! Кто же это за меня вещи таскает, неужто конвой? Да, сапоги. «Скажите, чтобы сапоги принесли, сапоги у меня в ремонте». – «Принесут». – «Да как принесут? Уже на вахте, сейчас ехать!»
А он так тихо вдруг говорит: «Не нужны вам больше сапоги». Что бы это значило? Как так может быть, чтоб сапоги не нужны были? И я ему тихо: «Откуда же вы знаете, что сапоги не нужны, если не знаете, куда еду?» Смутился.
[…]
Эх, черт, слышали ребята или нет? Должны были слышать – орал я громко. Куда же, однако, меня везут? В Москву? Дойников сказал – в Москву. Но мог и соврать. А куда же меня везти? Почему в микроавтобусе, а не в воронке? Почему не нужны сапоги? А что, очень даже могут. Завезут сейчас в лесок за городом и – при попытке к бегству…
Машина же наша неслась тем временем с сумасшедшей скоростью. Шторки спереди вздрагивали, развевались, и, к удивлению своему, я вдруг заметил впереди нас милицейскую легковую машину с мигающим фонарем на крыше. В ней два офицера милиции. Один, высунув из окна руку с палочкой, разгонял с нашего пути машины. Что за дьявол – может, случайное совпадение? Нет, минут через пять вновь сильно всколыхнулись занавески спереди и вновь та же машина с тем же фонарем. Покосившись украдкой назад, увидел я равномерное мелькание света на задних шторках – значит, и сзади шла милицейская машина. А мы неслись и неслись вперед на предельной скорости, даже боязно становилось – не перевернуться бы, зима все-таки, скользко. И вновь на повороте взметнулись шторки, и все та же милицейская машина впереди. Сзади же свет мелькает непрестанно. Да, вот это чудеса! Так только члены правительства ездят. Никогда еще меня так не этапировали. Куда же это они меня?
Чекисты же мои переговаривались между собой, на меня взглядывали редко, только двое, что сидели с боков от меня, были настороже. И как ни вглядывался я в их лица да в дороги впереди сквозь щель в занавесках – ничего не мог почерпнуть нового. Ну что ж, в лесок так в лесок, в Москву так в Москву – что я мог поделать, что предпринять? Ну стало быть, и думать об этом нечего – что будет, то будет».
«И возвращается ветер» Владимир Буковский
И дальше, дальше
Какой необыкновенный чудесный человек, собиравший вокруг себя чудеса
Forwarded from Arzamas
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Умер Михаил Членов, этнограф, эскимосолог, индонезист и один из первых преподавателей иврита в СССР.
В прошлом году у нас вышло большое интервью с Членовым о его увлечении Индонезией, изучении коренных народов и экспедициях на Русский Север. Посмотрите отрывок, в котором Михаил Анатольевич рассказывает, как он встретил духа-хранителя Китовой аллеи.
Полная версия здесь.
В прошлом году у нас вышло большое интервью с Членовым о его увлечении Индонезией, изучении коренных народов и экспедициях на Русский Север. Посмотрите отрывок, в котором Михаил Анатольевич рассказывает, как он встретил духа-хранителя Китовой аллеи.
Полная версия здесь.
Одна из лучших вещей, которые я успел сделать. И она, конечно, про надежду. Спасибо!
Forwarded from Arzamas
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Павлу Грушко — 93!
Поэт, драматург, переводчик Лорки, Неруды, Гонгоры и Гильена отмечает сегодня свой день рождения.
Три года назад у нас вышел удивительный аудиосериал — «История Павла Грушко, поэта и переводчика, рассказанная им самим». Он похож на трехчасовой разговор на одном дыхании с близким человеком, во время которого перед глазами проносится почти весь ХХ век. Павел Моисеевич рассказал о нюансах работы переводчика, войне и эвакуации, Кубе во время Карибского кризиса, съемках кино и театральном закулисье. Это захватывающая история одной жизни и целого века.
Посмотрите трейлер, который мы выпускали к релизу, и садитесь слушать Павла Моисеевича.
Поэт, драматург, переводчик Лорки, Неруды, Гонгоры и Гильена отмечает сегодня свой день рождения.
Три года назад у нас вышел удивительный аудиосериал — «История Павла Грушко, поэта и переводчика, рассказанная им самим». Он похож на трехчасовой разговор на одном дыхании с близким человеком, во время которого перед глазами проносится почти весь ХХ век. Павел Моисеевич рассказал о нюансах работы переводчика, войне и эвакуации, Кубе во время Карибского кризиса, съемках кино и театральном закулисье. Это захватывающая история одной жизни и целого века.
Посмотрите трейлер, который мы выпускали к релизу, и садитесь слушать Павла Моисеевича.
Очень красивая история у очень любимого издательства. До 1 сентября (2 дня!) действует супер акция «Ивана Лимбаха» – можно приобрести ВСЕ книги этого года (больше 30), десять и пять книг со скидкой 50%. Это очень крутой каталог.
Мой список фаворитов – собрание Леонида Аронзона, «Прогулка не будет скучна» Бориса Рогинского, двухтомник Виктора Кривулина, «Дневник конца света» Натальи Ключаревой, «Страстоцвет» Ольги Кушлиной, «Дневник отчаявшегося» Фридриха Река-Маллечевена, дневник Михаила Кузмина (кажется, с него много-много лет назад началась моя любовь к этому издательству).
Я не знаю, сколько еще времени может существовать «Издательство Ивана Лимбаха». Почти каждая их книга становится событием, это издательство, которое прямо говорит о самых важных темах сегодняшнего дня, говорит на языке большой литературы, ставит сегодняшний день в мировой контекст, ничего не боится. Думаю, что такие сумасшедшие скидки издательства делают не от хорошей жизни. Это сигнал – если мы вам нужны, помогайте. Вернее, участвуйте. Давайте поймаем этот сигнал! Купить и получить эти потрясающие книги можно вне зависимости от того, где мы все находимся.
До конца акции – 48 часов.
Мой список фаворитов – собрание Леонида Аронзона, «Прогулка не будет скучна» Бориса Рогинского, двухтомник Виктора Кривулина, «Дневник конца света» Натальи Ключаревой, «Страстоцвет» Ольги Кушлиной, «Дневник отчаявшегося» Фридриха Река-Маллечевена, дневник Михаила Кузмина (кажется, с него много-много лет назад началась моя любовь к этому издательству).
Я не знаю, сколько еще времени может существовать «Издательство Ивана Лимбаха». Почти каждая их книга становится событием, это издательство, которое прямо говорит о самых важных темах сегодняшнего дня, говорит на языке большой литературы, ставит сегодняшний день в мировой контекст, ничего не боится. Думаю, что такие сумасшедшие скидки издательства делают не от хорошей жизни. Это сигнал – если мы вам нужны, помогайте. Вернее, участвуйте. Давайте поймаем этот сигнал! Купить и получить эти потрясающие книги можно вне зависимости от того, где мы все находимся.
До конца акции – 48 часов.
Завтра ночью я приземлюсь в Ереване. И буду снова в городе, в котором оказался сцеплением обстоятельств, который так сильно полюбил. «Сцепление обстоятельств» – выражение из «Капитанской дочки», самой счастливой книги русской литературы. Я еду в Армению, чтобы поговорить об этой книге c Марком Григоряном – в воскресенье в 20.00 в Common Ground. Компьютер что-то почувствовал и подкинул мне текст, который я написал год назад для берлинской газеты «TAZ», о том, что такое Ереван весной 2023 года. Что такое Ереван осенью 2024 года я скоро узнаю. И всегда буду благодарен этому городу и его людям. Здесь попытка уложить эту любовь и благодарность в 375 слова.
«В аэропорту Еревана я вижу молодых русских мужчин с цветами. Почти наверняка это те, кто уехал сразу после войны или мобилизации. Они встречаются здесь со своими женами и матерями. Ереван сегодня – место встречи. Сюда приезжают те, кто остался в России, чтобы увидеться с теми, кто из нее уехал, для кого возвращение в Россию опасно.
“Ты уже был в Матенадаране”? Об этом вас здесь спросит каждый. Это хранилище рукописей, главный музей страны. Здесь вы увидите тысячи документов, книг и и миниатюр – средневековые битвы, евангельские сюжеты, цветущие сады... Буквы, притворяющиеся птицами.
Страна, на протяжении своей истории переживавшая войны и катастрофы, поколениями заботилась о том, чтобы сохранить книги – то есть, свои историю и память. Чтобы было на что опереться.
Мой дедушка любил говорить: “Нет ничего прекраснее начала”. Я повторяю эту фразу все то время, что живу в Ереване. Здесь будто варится будущее: надежды тысячи приезжих, новые стройки, новые деньги, ежедневное открытие чего-то нового – от кафе до школы. Вся страна пытается придумать себя заново.
Здесь я впервые услышал выражение: «русско-украинская война». В России и в Грузии говорят просто: «война». Это не требует дополнений. Но здесь есть своя война, которую называют «незамеченной». Здесь вы встретите плакаты We stand with Artsakh – несколько месяцев территория, на которой живут десятки тысяч армян, находится в блокаде соседнего Азербайджана. И близость войны вы почувствуете – вот солдаты смотрят на Арарат, вот к нарядным посетителям кафе подходят старухи в черном, чтобы попросить деньги на похороны.
Грядущие решения по поводу этой войны и Арцаха. Разговоры о том, что страна на пороге революционных союзов с Турцией, которая десятилетиями была врагом. Десятки тысяч переехавших из России от Путина. Тектонические сдвиги и возможности.
Очень хочется, чтобы у Армении получилось.
“Нас нет на карте мира, мы нужны только себе. Но в этом есть надежда. Ведь мы сказочная страна внутри перемен”. Так мне сказал один из армянских друзей – тот, что водил смотреть древние миниатюры.
Проведя три часа среди старинных рукописей, вы выйдете на улицу, светящуюся всеми оттенками розового – это цветут абрикосовые, яблочные, сливовые деревья. И вам покажется, что и вы стали частью миниатюры внутри старинной книги. А на соседних страницах – дети, убегающие от диктатуры, пиры во дворах, пронзительное чувство любви в воздухе.
О чем же эта книга: о том, что всегда можно начать жить заново? О том, что нет ничего прекраснее начала».
«В аэропорту Еревана я вижу молодых русских мужчин с цветами. Почти наверняка это те, кто уехал сразу после войны или мобилизации. Они встречаются здесь со своими женами и матерями. Ереван сегодня – место встречи. Сюда приезжают те, кто остался в России, чтобы увидеться с теми, кто из нее уехал, для кого возвращение в Россию опасно.
“Ты уже был в Матенадаране”? Об этом вас здесь спросит каждый. Это хранилище рукописей, главный музей страны. Здесь вы увидите тысячи документов, книг и и миниатюр – средневековые битвы, евангельские сюжеты, цветущие сады... Буквы, притворяющиеся птицами.
Страна, на протяжении своей истории переживавшая войны и катастрофы, поколениями заботилась о том, чтобы сохранить книги – то есть, свои историю и память. Чтобы было на что опереться.
Мой дедушка любил говорить: “Нет ничего прекраснее начала”. Я повторяю эту фразу все то время, что живу в Ереване. Здесь будто варится будущее: надежды тысячи приезжих, новые стройки, новые деньги, ежедневное открытие чего-то нового – от кафе до школы. Вся страна пытается придумать себя заново.
Здесь я впервые услышал выражение: «русско-украинская война». В России и в Грузии говорят просто: «война». Это не требует дополнений. Но здесь есть своя война, которую называют «незамеченной». Здесь вы встретите плакаты We stand with Artsakh – несколько месяцев территория, на которой живут десятки тысяч армян, находится в блокаде соседнего Азербайджана. И близость войны вы почувствуете – вот солдаты смотрят на Арарат, вот к нарядным посетителям кафе подходят старухи в черном, чтобы попросить деньги на похороны.
Грядущие решения по поводу этой войны и Арцаха. Разговоры о том, что страна на пороге революционных союзов с Турцией, которая десятилетиями была врагом. Десятки тысяч переехавших из России от Путина. Тектонические сдвиги и возможности.
Очень хочется, чтобы у Армении получилось.
“Нас нет на карте мира, мы нужны только себе. Но в этом есть надежда. Ведь мы сказочная страна внутри перемен”. Так мне сказал один из армянских друзей – тот, что водил смотреть древние миниатюры.
Проведя три часа среди старинных рукописей, вы выйдете на улицу, светящуюся всеми оттенками розового – это цветут абрикосовые, яблочные, сливовые деревья. И вам покажется, что и вы стали частью миниатюры внутри старинной книги. А на соседних страницах – дети, убегающие от диктатуры, пиры во дворах, пронзительное чувство любви в воздухе.
О чем же эта книга: о том, что всегда можно начать жить заново? О том, что нет ничего прекраснее начала».