давай вернёмся домой через сто лет героями местных историй. я в плаще из песен, ты с букетом бессмертника. дети встретят нас стариками, и никто не вспомнит наших имён, потому что мы отдали их времени в плату.
Дыхание
Сироткин
я просыпаюсь
в кошмарном бреду
как будто дом наш
залило водой
и что в живых остались
только мы с тобой
в кошмарном бреду
как будто дом наш
залило водой
и что в живых остались
только мы с тобой
краски вечные
свой путь не стереть
помяни мое имя в суе
чтоб
души необъятный край
перестал
гореть
если не веришь
что небо синее
что ты всех цветов красивей
в моих глазах
отражение
правда
и все пророчества
и ведь все по правилам:
что подаришь рассвету
заберёт закат
но поцелуи на мне ты оставила
и я не отдам их назад
свой путь не стереть
помяни мое имя в суе
чтоб
души необъятный край
перестал
гореть
если не веришь
что небо синее
что ты всех цветов красивей
в моих глазах
отражение
правда
и все пророчества
и ведь все по правилам:
что подаришь рассвету
заберёт закат
но поцелуи на мне ты оставила
и я не отдам их назад
пока сопливый мир детей
ревел от полноты творенья
я уходил в пробел деревьев
в собранье неподвижных тел
ревел от полноты творенья
я уходил в пробел деревьев
в собранье неподвижных тел
помириться с тайной: знать, где остановиться в ответах на вопросы.
(Лев Толстой. Записная книжка / 1904-1905)
(Лев Толстой. Записная книжка / 1904-1905)
я заморосил
размножился в каплях
стал отражаться вокруг
кто бы меня скосил
если бы сам не упал я
с воздуха на траву
размножился в каплях
стал отражаться вокруг
кто бы меня скосил
если бы сам не упал я
с воздуха на траву
все осознай: и ночь, и смерть, и август.
в них твой портрет, портрет осенних окон,
ты вправлена в дожди, ты темный дождь, ты влага
ночных полей, где только одиноко
маячит столб вдали.
о ангел, слышишь —
вот исповедь земли,
вот повесть страха,
вот воздух осени, которым дышишь,
сырой травы величие и запах.
здесь твой ночлег и мой неслышный шаг,
так оглянись назад перед полетом,
лети и, осенью дыша,
гаси крылом крутые повороты
созвездий августа, пытаясь обогнать
саму себя печалью непомерной.
вот тени птиц над озером люцерны,
и вот всю ночь уходят облака,
всю эту ночь уходят, оставляя
луну пустую, длинную луну,
и только столб, и только птичья стая,
и только ты,
и тянутся ко сну
цветы ночные.
замирает сад
цветов и трав.
я узнаю начало: ты — темный сад,
ты — дождь, ты — листопад,
лети, кружись, моя случайность!
все осознай: послезакатный сумрак, и тень его,
как стыд печальных лет,
пока не заперт
в памяти сумбурной
засмертный день, мой старый пистолет.
в них твой портрет, портрет осенних окон,
ты вправлена в дожди, ты темный дождь, ты влага
ночных полей, где только одиноко
маячит столб вдали.
о ангел, слышишь —
вот исповедь земли,
вот повесть страха,
вот воздух осени, которым дышишь,
сырой травы величие и запах.
здесь твой ночлег и мой неслышный шаг,
так оглянись назад перед полетом,
лети и, осенью дыша,
гаси крылом крутые повороты
созвездий августа, пытаясь обогнать
саму себя печалью непомерной.
вот тени птиц над озером люцерны,
и вот всю ночь уходят облака,
всю эту ночь уходят, оставляя
луну пустую, длинную луну,
и только столб, и только птичья стая,
и только ты,
и тянутся ко сну
цветы ночные.
замирает сад
цветов и трав.
я узнаю начало: ты — темный сад,
ты — дождь, ты — листопад,
лети, кружись, моя случайность!
все осознай: послезакатный сумрак, и тень его,
как стыд печальных лет,
пока не заперт
в памяти сумбурной
засмертный день, мой старый пистолет.
дорогой август, скажи мне, что есть свет в конце этой беззвездной ночи.