На пленэре*

*от фр. en plein air — на открытом воздухе.

Разъезд эпох.

В сумраке арки.

Воды Монастырки.

Читаю "Униженные и оскорблённые", в первой трети описание города встречается не часто, косвенно. Иногда в пару штрихов сырая комнатка на чердаке за 6 рублей в месяц (студенты на двоих снимали за 15-20 рублей теплую комнату с хозяйским кипятком), иногда черная лестница, темная, как и во всех "капитальных" - как тогда говорили, домах со множеством комнат. Но одно магнетическое описание города все-таки встретилось, привожу его с удовольствием, а главное, с сознанием того, что и сейчас всякий, выглянув в окно где-либо у Сенной, вполне может увидеть такое:

"И он (Ихменев) быстрым, невольным жестом руки указал мне на туманную перспективу улицы, освещенную слабо мерцающими в сырой мгле фонарями, на грязные дома, на сверкающие от сырости плиты тротуаров, на угрюмых, сердитых и промокших прохожих, на всю эту картину, которую обхватывал черный, как будто залитый тушью, купол петербургского неба. Мы выходили уж на площадь; перед нами во мраке вставал памятник, освещенный снизу газовыми рожками, и еще далее подымалась темная, огромная масса Исакия, неясно отделявшаяся от мрачного колорита неба".

#питерскиймуар

#петербургнапленку

Rien de superflu.

Из цикла #новоесредневековье

Пост-ренессанс на улице Шелгунова.

Залив как форма медитации.

+30 градусов янтаря.

Петербург есть постоянный переход от земли к воде, город всюду надвигающейся пустоты за которую не шагнёшь, а только остановишься, чтобы вглядеться.

Или испугаться.

Петербург - это город множества неровных неожиданных границ самого себя.

Это и есть философское начало в Петербурге порождённое самой его географией - твоя неизбежная остановка на водной грани, куда бы ты ни шёл.

А остановка - это главное условие размышления. Вот почему Петербург не только наводит мосты, но и наводит на мысли.

Внезапный переход от земли к стихии воды мы называем набережной. Движение по этому переходу не прогулка, а скорее - мистический акт. Не зря же именно на этом пределе стоят сфинксы, привратники неведомого.

Да и Фёдор Михайлович кой-что об этом знал, у него большая часть диалогов происходят на петербургской набережной, в приграничье волнующейся пустоты, уже будто не по эту, а по ту сторону.

В сгущённой потусторонности Петербурга.

- Донна Роза, я старый солдат, и не знаю слов любви! Но когда я впервые увидел вас, донна Роза, я почувствовал себя утомлённым путником, который на склоне жизненного пути узрел на озарённом солнцем поле нежную, донна Роза, нежную фиалку...

- Я, кажется, начинаю догадываться. Неужели нежная фиалка - это я?

- Вы разгадали мой секрет, донна Роза.

из советско-бразильской классики

Profil d'une habitante de Saint-Pétersbourg

На заливе

Домофон железного века на Староневском.