Моя неделя в Принстоне в цифрах!
Цифры, которые удивили, возмутили или обрадовали и наша жизнь вокруг них.
https://telegra.ph/Prinston-v-cifrah-08-28
Цифры, которые удивили, возмутили или обрадовали и наша жизнь вокруг них.
https://telegra.ph/Prinston-v-cifrah-08-28
Telegraph
Принстон в цифрах
Ничего универсального - просто цифры, которые удивили, сбили с ног, возмутили или обрадовали меня на этой неделе. Кажется, она уже седьмая наша неделя жизни в Принстоне. 340 долларов или еще одно слово о ценах в Америке Пожалуй, начну с тривиального бытового. …
Не успев выпить кофе, я спустилась на первый этаж, отцепила велосипед от стоянки рядом с домом и начала крутить педали в сторону Лютеранской церкви Мессии на пересечении Насау и Цедар Лейн.
Выезжаешь из своего квартала, расположенного посреди леса, на главную центральную — Александр роуд, крутишь усердно в гору через весь кампус. Мимо модернистского родного Робертсон холла, где проходят все занятия моего факультета, мимо готических замков-общежитий.
Солнце печет голову, хорошо, что есть шлем.
Если долго ехать по центральной улице, здания кампуса, рестораны и магазины неожиданно сменяются небольшими аккуратными домиками благополучных американцев — типичная одноэтажная Америка. Это тоже Принстон.
Вот она — церковь. Треугольное кирпичное здание. Меня интересует не оно. На лужайке перед церковью аккуратно стоят около сотни велосипедов, с другой стороны — диваны, комоды, столы и столики, икея и винтаж — прямо на траве. Это Garage Giveaway.
Сегодня здесь десятки вновь прибывших студентов Принстона будут охотиться за транспортом и мебелью, за посудой, кухонной техникой, постельным бельем и многим другим. Все это раздают совершенно бесплатно волонтеры лютеранской церкви. Ты ходишь вдоль плотно расставленных предметов (ежеминутно подавляя желание бежать, потому что волонтеры очень просили этого не делать). И если тебе нравится какая-то вещь, надо привлечь внимание волонтера, чтобы он приклеил на нее стикер с «твоим» номером. После этого можно идти и выбирать дальше.
Я знала, что надо приехать вовремя. Уже на этапе регистрации меня взяла под шефство Донна, местная жительница, лет шестидесяти с несколько фанатичным взглядом человека, готового причинить добро прямо сейчас. Утро мы провели вместе. Она присматривала для меня подходящие вещи и всячески помогала сориентироваться.
Мы успели перекинуться парой слов о ней и ее муже — они всю жизнь живут в Принстоне и занимаются организацией этой ярмарки уже 16 лет. Я больше интересовалась вещами, чем её расспросами о церкви, к которой я принадлежу.
Я не знаю, как в моих руках оказался детский розовый велосипед с бахромушами, свисающими с руля. Донна чуть не потеряла самообладание, когда другая студентка элегантно обогнала меня на повороте и первая уселась на белый диван, который мы с Донной заприметили еще утром. (Хорошо, что рядом стоял почти такой же светлый диван, который достался мне).
Первые полчаса ярмарки было плотно. Люди не толкались и почти не бежали, но это я не участвовала в крупной битве за велосипеды (я писала в прошлом посте, что велик нам неожиданно прислали). Через час все крупные стоящие товары были размечены циферками.
Помимо дивана мне досталась какая-то расписанная рисунками детская лавка, два стакана для кофе, бутылка для воды, блендер, огромный вок, зеркало, одеяло и две подушки. Правда, до дома доехало не все. Муж Донны взялся помогать и положил сумку с тщательно подобранными мелочами не в ту машину. (Волонтеры не только собрали кучу вещей для благотворительной ярмарки, но и предоставляли свои машины и развозили нас всех с мебелью по домам).
Как же так, Боб! Как же так, Донна?! Где мой вок! Где мой блендер!
Ничего особенного — обычный день в пригороде Принстона.
В общем, прошлая неделя прошла для нас под знаком «тысяча и один способ прожить в Америке и не получить инфаркт от дороговизны». Благотворительная раздача утвари — только один из них.
Выезжаешь из своего квартала, расположенного посреди леса, на главную центральную — Александр роуд, крутишь усердно в гору через весь кампус. Мимо модернистского родного Робертсон холла, где проходят все занятия моего факультета, мимо готических замков-общежитий.
Солнце печет голову, хорошо, что есть шлем.
Если долго ехать по центральной улице, здания кампуса, рестораны и магазины неожиданно сменяются небольшими аккуратными домиками благополучных американцев — типичная одноэтажная Америка. Это тоже Принстон.
Вот она — церковь. Треугольное кирпичное здание. Меня интересует не оно. На лужайке перед церковью аккуратно стоят около сотни велосипедов, с другой стороны — диваны, комоды, столы и столики, икея и винтаж — прямо на траве. Это Garage Giveaway.
Сегодня здесь десятки вновь прибывших студентов Принстона будут охотиться за транспортом и мебелью, за посудой, кухонной техникой, постельным бельем и многим другим. Все это раздают совершенно бесплатно волонтеры лютеранской церкви. Ты ходишь вдоль плотно расставленных предметов (ежеминутно подавляя желание бежать, потому что волонтеры очень просили этого не делать). И если тебе нравится какая-то вещь, надо привлечь внимание волонтера, чтобы он приклеил на нее стикер с «твоим» номером. После этого можно идти и выбирать дальше.
Я знала, что надо приехать вовремя. Уже на этапе регистрации меня взяла под шефство Донна, местная жительница, лет шестидесяти с несколько фанатичным взглядом человека, готового причинить добро прямо сейчас. Утро мы провели вместе. Она присматривала для меня подходящие вещи и всячески помогала сориентироваться.
Мы успели перекинуться парой слов о ней и ее муже — они всю жизнь живут в Принстоне и занимаются организацией этой ярмарки уже 16 лет. Я больше интересовалась вещами, чем её расспросами о церкви, к которой я принадлежу.
Я не знаю, как в моих руках оказался детский розовый велосипед с бахромушами, свисающими с руля. Донна чуть не потеряла самообладание, когда другая студентка элегантно обогнала меня на повороте и первая уселась на белый диван, который мы с Донной заприметили еще утром. (Хорошо, что рядом стоял почти такой же светлый диван, который достался мне).
Первые полчаса ярмарки было плотно. Люди не толкались и почти не бежали, но это я не участвовала в крупной битве за велосипеды (я писала в прошлом посте, что велик нам неожиданно прислали). Через час все крупные стоящие товары были размечены циферками.
Помимо дивана мне досталась какая-то расписанная рисунками детская лавка, два стакана для кофе, бутылка для воды, блендер, огромный вок, зеркало, одеяло и две подушки. Правда, до дома доехало не все. Муж Донны взялся помогать и положил сумку с тщательно подобранными мелочами не в ту машину. (Волонтеры не только собрали кучу вещей для благотворительной ярмарки, но и предоставляли свои машины и развозили нас всех с мебелью по домам).
Как же так, Боб! Как же так, Донна?! Где мой вок! Где мой блендер!
Ничего особенного — обычный день в пригороде Принстона.
В общем, прошлая неделя прошла для нас под знаком «тысяча и один способ прожить в Америке и не получить инфаркт от дороговизны». Благотворительная раздача утвари — только один из них.
БОНУС: еще несколько способов выжить в Америке
Способ 2
Поменяться домами. Довольно неожиданно знакомый моей знакомой предложил нам провести выходные в его квартире в Бруклине. Взамен мы отдали ему нашу небольшую квартиру в Принстоне. Вышло великолепно.
Способ 3
В той части Нью-Йорка, где мы провели выходные, принято оставлять ненужные хорошие вещи вдоль дороги у своих домов. На словах Вована о том, как у него болит плечо, мы увидели на обочине тубус-массажер. И привезли его с собой в Принстон.
Помимо этого за прошлую неделю мы нашли: розовый скотч, книгу по матанализу, книгу по редактуре, бутылку для воды, ободок с рожками для Сони, гардину, которую потом вернули на место, потому что она нам не подошла.
Способ 4
В Нью-Йорке есть музей Natural History, билеты туда стоят около 30 долларов на человека. Но мы теперь — гордые обладатели членской карточки местной (принстонской библиотеки). Это самая обычная городская библиотека, где всегда прохладно, где есть детский зал, где каждую среду проходит story time для детей — в общем, шикарное место. Но помимо всего прочего обычная библиотечная карточка дает тебе право бесплатно ходить в лучшие Нью-Йоркские музеи. В прошлые выходные мы этим правом воспользовались.
Но были и промахи. Например, погналась я за дешевизной и решила сделать стрижку на дому за 50 долларов (что, как вы понимаете, фактически бесплатно в Америке). В первый же момент, когда я увидела парикмахера, который ко мне приехал, я знала, что результат мне не понравится.
Но в этот момент будущее моих волос было неотвратимо. Нет ни одного нормального способа оказаться от стрижки в момент, когда парикмахер зашел к тебе домой.
Ну или я о таком не знаю.
Способ 2
Поменяться домами. Довольно неожиданно знакомый моей знакомой предложил нам провести выходные в его квартире в Бруклине. Взамен мы отдали ему нашу небольшую квартиру в Принстоне. Вышло великолепно.
Способ 3
В той части Нью-Йорка, где мы провели выходные, принято оставлять ненужные хорошие вещи вдоль дороги у своих домов. На словах Вована о том, как у него болит плечо, мы увидели на обочине тубус-массажер. И привезли его с собой в Принстон.
Помимо этого за прошлую неделю мы нашли: розовый скотч, книгу по матанализу, книгу по редактуре, бутылку для воды, ободок с рожками для Сони, гардину, которую потом вернули на место, потому что она нам не подошла.
Способ 4
В Нью-Йорке есть музей Natural History, билеты туда стоят около 30 долларов на человека. Но мы теперь — гордые обладатели членской карточки местной (принстонской библиотеки). Это самая обычная городская библиотека, где всегда прохладно, где есть детский зал, где каждую среду проходит story time для детей — в общем, шикарное место. Но помимо всего прочего обычная библиотечная карточка дает тебе право бесплатно ходить в лучшие Нью-Йоркские музеи. В прошлые выходные мы этим правом воспользовались.
Но были и промахи. Например, погналась я за дешевизной и решила сделать стрижку на дому за 50 долларов (что, как вы понимаете, фактически бесплатно в Америке). В первый же момент, когда я увидела парикмахера, который ко мне приехал, я знала, что результат мне не понравится.
Но в этот момент будущее моих волос было неотвратимо. Нет ни одного нормального способа оказаться от стрижки в момент, когда парикмахер зашел к тебе домой.
Ну или я о таком не знаю.
Этот пост не задумывался как пост с цифрами. Но я посчитала!
170 страниц академического текста мне нужно прочитать ко вторнику.
К тому же вторнику необходимо прочесть 124 страницы текста по этике.
Вечером вторника будет класс по городской политэкономике, там нужно всего 35 страниц. Правда, в плане урока стоит еще книга на 342 страницы. Но это, наверное, какая-то злая шутка, Не могут же от нас ожидать, что мы прочитаем 342 страницы за неделю (точнее будет сказать за несколько дней с четверга по вторник). Я сейчас нервно смеюсь, но в глубине души паникую, потому что понимаю, что от нас могут этого ожидать.
К четвергу нужно будет освоить всего 28 страниц по менеджменту некоммерческой организации. Правда, по ним надо будет написать овервью на пару страниц.
Вообще хорошо, что я взялась за этот пост, потому что я посчитала все страницы вместе и теперь становится понятно, что завтра надо отменить все планы, не ехать ни на какую ферму. Надо запастись кофе и читать!
Один из преподавателей (который задает больше всего чтения) сказал, что от корки до корки книгу читают только крестьяне. Но у меня пока получается только как у крестьянина. Мне интересно все и я боюсь упустить что-то важное.
Наверное, со временем у меня не останется ни сил, ни энтузиазма, но главное, я надеюсь, выработается навык отличать важное от деталей в английском тексте. Пока это дается очень сложно. Читать по диагонали на английском не получается совсем. Наоборот, часто приходится перечитывать раз 5, чтобы понять, что это какая-то частность, которая мне не нужна.
С языком, конечно, наметилась сложность. Дискуссии в классе становятся все более и более сложными. Я боюсь, что мои высказывания звучат менее тяжеловесно просто потому, что мне не хватает английского. Я на русском не так часто участвую в такого рода дискуссиях, но там проще завуалировать отсутствие умной мысли какой-нибудь остроумной фразой. Ну и вообще мысль рождается легче, когда думаешь на родном языке.
По итогам первой учебной недели хочу сказать вот что: до сих пор я с некоторым презрением относилась к мысли выбирать классы по нагрузке. Но сейчас понимаю, что это необходимость.
Простите, коллеги, дольше писать не могу! Сейчас 11 ночи, но я, кажется, пойду еще почитаю.
Пожелайте мне сил и терпения. Не сойти с ума, каким-то образом продолжать быть мамой и женой, находить время на душ и еду. Ну и самое главное, чтобы хоть что-то в моей голове от этого бесконечного чтения сохранилось.
Кстати, напишите в комментариях, у кого какие лайфхаки, где вы делаете заметки по книгам?
И еще один вопрос. У меня есть ощущение, что мой английский стагнирует последние несколько лет. Я говорю, читаю и пишу, но не могу добиться той легкости, непринужденности, к которой хочется стремиться. У меня много практики, я даже занималась с преподавателем, но как будто не сильно двигаюсь с места. У меня по-прежнему есть неловкость, длинные неприятные паузы, довольно простые речевые конструкции. То есть мысль я донесу, но это не будет сложная красивая мысль. В общем, знаете ли вы хорошие практики, как пройти эту «последнюю милю» в изучении языка?
170 страниц академического текста мне нужно прочитать ко вторнику.
К тому же вторнику необходимо прочесть 124 страницы текста по этике.
Вечером вторника будет класс по городской политэкономике, там нужно всего 35 страниц. Правда, в плане урока стоит еще книга на 342 страницы. Но это, наверное, какая-то злая шутка, Не могут же от нас ожидать, что мы прочитаем 342 страницы за неделю (точнее будет сказать за несколько дней с четверга по вторник). Я сейчас нервно смеюсь, но в глубине души паникую, потому что понимаю, что от нас могут этого ожидать.
К четвергу нужно будет освоить всего 28 страниц по менеджменту некоммерческой организации. Правда, по ним надо будет написать овервью на пару страниц.
Вообще хорошо, что я взялась за этот пост, потому что я посчитала все страницы вместе и теперь становится понятно, что завтра надо отменить все планы, не ехать ни на какую ферму. Надо запастись кофе и читать!
Один из преподавателей (который задает больше всего чтения) сказал, что от корки до корки книгу читают только крестьяне. Но у меня пока получается только как у крестьянина. Мне интересно все и я боюсь упустить что-то важное.
Наверное, со временем у меня не останется ни сил, ни энтузиазма, но главное, я надеюсь, выработается навык отличать важное от деталей в английском тексте. Пока это дается очень сложно. Читать по диагонали на английском не получается совсем. Наоборот, часто приходится перечитывать раз 5, чтобы понять, что это какая-то частность, которая мне не нужна.
С языком, конечно, наметилась сложность. Дискуссии в классе становятся все более и более сложными. Я боюсь, что мои высказывания звучат менее тяжеловесно просто потому, что мне не хватает английского. Я на русском не так часто участвую в такого рода дискуссиях, но там проще завуалировать отсутствие умной мысли какой-нибудь остроумной фразой. Ну и вообще мысль рождается легче, когда думаешь на родном языке.
По итогам первой учебной недели хочу сказать вот что: до сих пор я с некоторым презрением относилась к мысли выбирать классы по нагрузке. Но сейчас понимаю, что это необходимость.
Простите, коллеги, дольше писать не могу! Сейчас 11 ночи, но я, кажется, пойду еще почитаю.
Пожелайте мне сил и терпения. Не сойти с ума, каким-то образом продолжать быть мамой и женой, находить время на душ и еду. Ну и самое главное, чтобы хоть что-то в моей голове от этого бесконечного чтения сохранилось.
Кстати, напишите в комментариях, у кого какие лайфхаки, где вы делаете заметки по книгам?
И еще один вопрос. У меня есть ощущение, что мой английский стагнирует последние несколько лет. Я говорю, читаю и пишу, но не могу добиться той легкости, непринужденности, к которой хочется стремиться. У меня много практики, я даже занималась с преподавателем, но как будто не сильно двигаюсь с места. У меня по-прежнему есть неловкость, длинные неприятные паузы, довольно простые речевые конструкции. То есть мысль я донесу, но это не будет сложная красивая мысль. В общем, знаете ли вы хорошие практики, как пройти эту «последнюю милю» в изучении языка?
Первая неделя настоящей учебы.
Рано утром я везу Соню на велосипеде в сад. Потом уже одна качу в кампус. Иногда провожу утро в библиотеке. Могу зайти за кофе в ближайшее кафе (там обязательно встречу кого-то из однокурсников). Могу просто гулять по затененным дорожкам. Принстон — очень зеленый кампус. Я обожаю небольшие деревянные кресла, раскиданные тут и там по лужайкам — супер удобные. Но, конечно, главное, что я делаю здесь — это читаю-читаю-читаю.
Я приехала в Принстон за экспертностью, что бы это не значило. Но пока ощущение, что я только молодею. Понемногу снова появляется желание всерьез спорить. Понемногу появляется смелость высказываться.
Начались первые темы из реального, а не учебного мира.
Недавно в инстаграме один мой хороший знакомый в разговоре про Горбачева кольнул меня тем, что я в Принстоне — то есть понятно, чьи интересы мне на самом деле близки.
Как бы мне хотелось, чтобы эту последнюю неделю тот человек ходил на занятия вместе со мной.
Прошлым летом, когда мы еще могли ездить в Россию, мы провели пару месяцев в Москве. И при том, что я сама романтизировала эмиграцию, в эти месяцы осознала, что вообще-то жить в одном городе со своими родными - настоящая привилегия. А еще мы часто ездили в Людиново, к родителям Вована.
Чтобы добраться до его города, нужно несколько часов ехать на поезде, а там на вокзале в городке, в котором кроме вокзала с десяток застроенных частными домами улиц, нас на машине забирал папа Вована, Он любит перекинуться словцом на политические темы.
Впрочем, его политические предпочтения, конечно, отличаются от наших. Например, друг пересказывает ему выкладки бывшего сенатора Федорова. Как любой русский человек, он политикам не доверяет, но в целом теории Федорова про МВФ и Всемирный банк кажутся ему разумными.
Если я когда и считала такие взгляды несколько маргинальными, за эту неделю узнала много нового про международные финансовые институты и современный консенсус, принятый в среде западных экономистов на политику, которые они продвигали в том числе на территории бывшего Советского Союза.
Тема провала рыночных реформ начала 90-х так прочно в российской повестке захвачена Кремлем и так цинично им используется, что для меня история о том, что финансисты с Уол-стрит цинично продвигали сомнительные реформы в развивающиеся страны, чтобы выжать оттуда ценные ресурсы — откровенная теория заговора. Но вот же стоит передо мной пожилой Принстонский профессор и спокойным своим тихим голосом говорит: Вашингтонский консенсус имел больше политических причин, чем экономических.
Вот она передо мной статья нобелевского лауреата Джозефа Стиглица, который показывает, как бюрократы из Всемирного банка продолжали давить на развивающиеся страны, требовать снижения государственных расходов, бездумную быструю приватизацию, несмотря на то, что уже имели большой массив данных о том, что все эти практики не приводят к росту.
Возможно, я пропустила, но мне кажется, что никто из прогрессивных российских экономистов не говорит про то, что экстремальная бедность, экстремальное расслоение, которое случилось с Россией в 90-х — это фактически результат сознательных действий международной бюрократии.
Наверное, ни мой бывший хороший знакомый из инстаграма, ни папа Вована не ожидают от Принстона, что он научит меня ненавидеть американский истеблишмент. А вот так развивается общественная наука. Одни люди совершают ошибки. Другие изучают данные, сопоставляют показатели и объявляют им, где они накосячили.
Вряд ли они прочитают мой пост. Но возможно, они бы сказали, что их как-то мало утешает, что нобелевский лауреат Стиглиц вместе с ними негодует на Международный валютный фонд. На семинаре, когда мы обсуждали Вашингтонский консенсус, профессор сказал «это международная бюрократия, она делает неприятные вещи в своих интересах и не несет никакой ответственности».
Когда заканчивается семинар, остаются вопросы, что теперь делать с новыми знаниями. Это вопрос приводит в уныние. Но впереди новая неделя, а значит можно отложить этот вопрос и снова читать-читать-читать.
Рано утром я везу Соню на велосипеде в сад. Потом уже одна качу в кампус. Иногда провожу утро в библиотеке. Могу зайти за кофе в ближайшее кафе (там обязательно встречу кого-то из однокурсников). Могу просто гулять по затененным дорожкам. Принстон — очень зеленый кампус. Я обожаю небольшие деревянные кресла, раскиданные тут и там по лужайкам — супер удобные. Но, конечно, главное, что я делаю здесь — это читаю-читаю-читаю.
Я приехала в Принстон за экспертностью, что бы это не значило. Но пока ощущение, что я только молодею. Понемногу снова появляется желание всерьез спорить. Понемногу появляется смелость высказываться.
Начались первые темы из реального, а не учебного мира.
Недавно в инстаграме один мой хороший знакомый в разговоре про Горбачева кольнул меня тем, что я в Принстоне — то есть понятно, чьи интересы мне на самом деле близки.
Как бы мне хотелось, чтобы эту последнюю неделю тот человек ходил на занятия вместе со мной.
Прошлым летом, когда мы еще могли ездить в Россию, мы провели пару месяцев в Москве. И при том, что я сама романтизировала эмиграцию, в эти месяцы осознала, что вообще-то жить в одном городе со своими родными - настоящая привилегия. А еще мы часто ездили в Людиново, к родителям Вована.
Чтобы добраться до его города, нужно несколько часов ехать на поезде, а там на вокзале в городке, в котором кроме вокзала с десяток застроенных частными домами улиц, нас на машине забирал папа Вована, Он любит перекинуться словцом на политические темы.
Впрочем, его политические предпочтения, конечно, отличаются от наших. Например, друг пересказывает ему выкладки бывшего сенатора Федорова. Как любой русский человек, он политикам не доверяет, но в целом теории Федорова про МВФ и Всемирный банк кажутся ему разумными.
Если я когда и считала такие взгляды несколько маргинальными, за эту неделю узнала много нового про международные финансовые институты и современный консенсус, принятый в среде западных экономистов на политику, которые они продвигали в том числе на территории бывшего Советского Союза.
Тема провала рыночных реформ начала 90-х так прочно в российской повестке захвачена Кремлем и так цинично им используется, что для меня история о том, что финансисты с Уол-стрит цинично продвигали сомнительные реформы в развивающиеся страны, чтобы выжать оттуда ценные ресурсы — откровенная теория заговора. Но вот же стоит передо мной пожилой Принстонский профессор и спокойным своим тихим голосом говорит: Вашингтонский консенсус имел больше политических причин, чем экономических.
Вот она передо мной статья нобелевского лауреата Джозефа Стиглица, который показывает, как бюрократы из Всемирного банка продолжали давить на развивающиеся страны, требовать снижения государственных расходов, бездумную быструю приватизацию, несмотря на то, что уже имели большой массив данных о том, что все эти практики не приводят к росту.
Возможно, я пропустила, но мне кажется, что никто из прогрессивных российских экономистов не говорит про то, что экстремальная бедность, экстремальное расслоение, которое случилось с Россией в 90-х — это фактически результат сознательных действий международной бюрократии.
Наверное, ни мой бывший хороший знакомый из инстаграма, ни папа Вована не ожидают от Принстона, что он научит меня ненавидеть американский истеблишмент. А вот так развивается общественная наука. Одни люди совершают ошибки. Другие изучают данные, сопоставляют показатели и объявляют им, где они накосячили.
Вряд ли они прочитают мой пост. Но возможно, они бы сказали, что их как-то мало утешает, что нобелевский лауреат Стиглиц вместе с ними негодует на Международный валютный фонд. На семинаре, когда мы обсуждали Вашингтонский консенсус, профессор сказал «это международная бюрократия, она делает неприятные вещи в своих интересах и не несет никакой ответственности».
Когда заканчивается семинар, остаются вопросы, что теперь делать с новыми знаниями. Это вопрос приводит в уныние. Но впереди новая неделя, а значит можно отложить этот вопрос и снова читать-читать-читать.
Отношение к русским в Америке
(длинный пост, триггер-ворнинг: гео-политика)
За последнюю неделю у меня появилось много новых читателей. В основном, это слушатели «Сперва роди» — это такой подкаст о родительстве, который ведут три отца, один из которых мой муж (вот их телеграм-канал https://t.me/wearespervarodi).
Привет, новые читатели, надеюсь, вам здесь будет интересно.
Тут я рассказываю о своей жизни в Принстоне — и это довольно радикальный микс из бытовых зарисовок об Америке, заметок об уроках и учебе и моих экзистенциальных страданий.
Хочу сказать огромное спасибо тем, кто пишет комментарии. Недавно я задумалась, зачем я вообще веду блог. И кроме того, что мне просто хочется запомнить этот год и сделать самой себе заметки на полях, мне очень важно думать «об кого-то». И некоторые комментарии наводят меня на новые мысли. Спасибо.
Эта неделя была непростой. Очень странно находиться в цветущем зеленом Принстоне и следить за тем, что происходит в России, где триста тысяч людей скоро отправятся убивать других людей. Это непостижимо для моего ума.
Свободные от чтения и занятий минуты я провожу в чатах с друзьями, некоторые из которых до сих пор в Москве, другие — раскиданы по миру этой войной, слежу за новостями и не нахожу ничего спасительного, за что можно было бы зацепиться.
Разве что вот эти чаты, друзья, мемы, над которыми мы вместе смеемся.
В общем, при таком настроении я решила ответить на вопрос, который мне несколько раз задавали читатели: что там в Америке думают про нас, русских.
На прошлой неделе в Принстон приезжала председатель Еврокомиссии мадам Урсула фон дер Ляйен. Она выступала с речью, я сидела за столиком прямо у сцены. Смотрела на нее и думала о том, что это женщина, на которую хочется быть похожей: подтянутая, ухоженная, влиятельная, энергичная.
Конечно, вся её речь была посвящена войне в Украине. Было сказано много слов о том, что Европа готова поддерживать Украину столько, сколько потребуется. Что война с Путиным — это война демократии против автократии. И что демократия для нее — это верховенство закона и право голоса для каждого. А авторитаризм — это как в её детстве в разделенной Германии, где она жила в западной части. Она знала, что совсем недалеко проходит граница и там за высоким забором любые права у людей превращаются в ноль.
Речь мне тоже понравилась. Только где-то на периферии сознания маячила какая-то тревожная мысль. В её речи не было России и россиян.
В смысле, России было много как страны-агрессора, который стирает с лица земли города, сбрасывает бомбы на школы и детские сады и оставляет за собой десятки убитых гражданских со связанными руками как в Буче и Изюме. В её речи было много о том, как помочь Украине победить в этой войне, но никакого интереса к тому, что происходит внутри России. Никакого интереса к богатствам России — только желание избавиться от газовой зависимости. Никакого интереса к судьбе демократии в России — если так называемый великий народ хочет стоять на коленях перед подлым и низким человеком — не дело Европы его учить.
Простите, что я так наотмашь с геополитики. Но — да, интерес минимальный. Это видно в быту. Первое время, когда я в классе произносила, что я из России, честно говоря, я ожидала какого-то общего волнения. Каких-то особенно внимательных взглядов от однокурсников-американцев, которые будут пытливо заглядывать мне в глаза и пытаться разгадать загадочную русскую душу.
То же — в учебной программе. Тут есть довольно популярный курс по политике Китая, много внимание на уроках по экономическому девелопменту уделяется «глобальному югу» — Африке и Юго-Восточной Азии, но почти не упоминаются пост-коммунистические страны. В общем, Россия — не горячая тема ни в частных разговорах, ни на уроках.
(длинный пост, триггер-ворнинг: гео-политика)
За последнюю неделю у меня появилось много новых читателей. В основном, это слушатели «Сперва роди» — это такой подкаст о родительстве, который ведут три отца, один из которых мой муж (вот их телеграм-канал https://t.me/wearespervarodi).
Привет, новые читатели, надеюсь, вам здесь будет интересно.
Тут я рассказываю о своей жизни в Принстоне — и это довольно радикальный микс из бытовых зарисовок об Америке, заметок об уроках и учебе и моих экзистенциальных страданий.
Хочу сказать огромное спасибо тем, кто пишет комментарии. Недавно я задумалась, зачем я вообще веду блог. И кроме того, что мне просто хочется запомнить этот год и сделать самой себе заметки на полях, мне очень важно думать «об кого-то». И некоторые комментарии наводят меня на новые мысли. Спасибо.
Эта неделя была непростой. Очень странно находиться в цветущем зеленом Принстоне и следить за тем, что происходит в России, где триста тысяч людей скоро отправятся убивать других людей. Это непостижимо для моего ума.
Свободные от чтения и занятий минуты я провожу в чатах с друзьями, некоторые из которых до сих пор в Москве, другие — раскиданы по миру этой войной, слежу за новостями и не нахожу ничего спасительного, за что можно было бы зацепиться.
Разве что вот эти чаты, друзья, мемы, над которыми мы вместе смеемся.
В общем, при таком настроении я решила ответить на вопрос, который мне несколько раз задавали читатели: что там в Америке думают про нас, русских.
На прошлой неделе в Принстон приезжала председатель Еврокомиссии мадам Урсула фон дер Ляйен. Она выступала с речью, я сидела за столиком прямо у сцены. Смотрела на нее и думала о том, что это женщина, на которую хочется быть похожей: подтянутая, ухоженная, влиятельная, энергичная.
Конечно, вся её речь была посвящена войне в Украине. Было сказано много слов о том, что Европа готова поддерживать Украину столько, сколько потребуется. Что война с Путиным — это война демократии против автократии. И что демократия для нее — это верховенство закона и право голоса для каждого. А авторитаризм — это как в её детстве в разделенной Германии, где она жила в западной части. Она знала, что совсем недалеко проходит граница и там за высоким забором любые права у людей превращаются в ноль.
Речь мне тоже понравилась. Только где-то на периферии сознания маячила какая-то тревожная мысль. В её речи не было России и россиян.
В смысле, России было много как страны-агрессора, который стирает с лица земли города, сбрасывает бомбы на школы и детские сады и оставляет за собой десятки убитых гражданских со связанными руками как в Буче и Изюме. В её речи было много о том, как помочь Украине победить в этой войне, но никакого интереса к тому, что происходит внутри России. Никакого интереса к богатствам России — только желание избавиться от газовой зависимости. Никакого интереса к судьбе демократии в России — если так называемый великий народ хочет стоять на коленях перед подлым и низким человеком — не дело Европы его учить.
Простите, что я так наотмашь с геополитики. Но — да, интерес минимальный. Это видно в быту. Первое время, когда я в классе произносила, что я из России, честно говоря, я ожидала какого-то общего волнения. Каких-то особенно внимательных взглядов от однокурсников-американцев, которые будут пытливо заглядывать мне в глаза и пытаться разгадать загадочную русскую душу.
То же — в учебной программе. Тут есть довольно популярный курс по политике Китая, много внимание на уроках по экономическому девелопменту уделяется «глобальному югу» — Африке и Юго-Восточной Азии, но почти не упоминаются пост-коммунистические страны. В общем, Россия — не горячая тема ни в частных разговорах, ни на уроках.
Telegram
Сперва роди
В обычной жизни трое отцов обсуждают детей и ржут. По нынешним временам, хз.
В прошлом посте я писала про то, как поменялись мои взгляды на международные институты и их роль в современной истории России. И отсюда легко сделать вывод о коварности американцев или в целом «коллективного запада». О том, как они замышляют недоброе, ссут в наших подъездах, разделяют мир на сферы влияния. Нет, ничего личного: прагматизм, помноженный на слабость/силу политических институтов.
Сначала я даже разозлилась на Урсулу фон дер Ляйен. Ведь я разделяю её взгляды на демократию и не хочу чтобы моя родина была жопой, которую надо мусолить и целовать! А она будто игнорирует мое существование. Но совершенно справедливо и то, что об этом мне надо говорить не с ней, а с моими соотечественниками. Россия не входит в Евросоюз, у нее нет передо мной обязательств.
Есть только одно но. На прошлой неделе на курсе по особенностям политики в экономически неразвитых странах (politics of economic under-development) мы говорили о «ловушках бедности». О том, что существуют объективные причины, которые мешают людям (или странам) выбраться из нищеты. Экономическая наука давно описала эти «ловушки» есть довольно широкий консенсус, что человек не всегда творец своего счастья.
Но если есть ловушки бедности, а сила и качество институтов сильно зависят от экономического состояния страны, значит есть и ловушки плохого управления, ловушки диктатуры, ловушки слабых институтов и коррупции.
Чтобы выбраться из такой ловушки нужна внешняя помощь (ну или счастливый случай). Отсюда есть несколько выводов.
Во-первых, мне немного спокойнее, когда я думаю о людях, которые поддерживают войну, — моих соотечественниках, как о попавших в ловушку.
Во-вторых, пусть пока экономисты не нашли действенного способа помочь таким странам (или людям), многие ученые интересуются этим вопросом, пробуют и ищут.
В-третьих, пусть не все международные институты (и уж тем более отдельные бюрократы в них) отличаются высокой этикой и моралью, тут в Принстоне на моих уроках десятки молодых людей со всего мира, которые хотели бы это поменять, которые верят в то же, во что и я.
Сначала я даже разозлилась на Урсулу фон дер Ляйен. Ведь я разделяю её взгляды на демократию и не хочу чтобы моя родина была жопой, которую надо мусолить и целовать! А она будто игнорирует мое существование. Но совершенно справедливо и то, что об этом мне надо говорить не с ней, а с моими соотечественниками. Россия не входит в Евросоюз, у нее нет передо мной обязательств.
Есть только одно но. На прошлой неделе на курсе по особенностям политики в экономически неразвитых странах (politics of economic under-development) мы говорили о «ловушках бедности». О том, что существуют объективные причины, которые мешают людям (или странам) выбраться из нищеты. Экономическая наука давно описала эти «ловушки» есть довольно широкий консенсус, что человек не всегда творец своего счастья.
Но если есть ловушки бедности, а сила и качество институтов сильно зависят от экономического состояния страны, значит есть и ловушки плохого управления, ловушки диктатуры, ловушки слабых институтов и коррупции.
Чтобы выбраться из такой ловушки нужна внешняя помощь (ну или счастливый случай). Отсюда есть несколько выводов.
Во-первых, мне немного спокойнее, когда я думаю о людях, которые поддерживают войну, — моих соотечественниках, как о попавших в ловушку.
Во-вторых, пусть пока экономисты не нашли действенного способа помочь таким странам (или людям), многие ученые интересуются этим вопросом, пробуют и ищут.
В-третьих, пусть не все международные институты (и уж тем более отдельные бюрократы в них) отличаются высокой этикой и моралью, тут в Принстоне на моих уроках десятки молодых людей со всего мира, которые хотели бы это поменять, которые верят в то же, во что и я.
Этим постом я заряжаю себя на борьбу с синдромом самозванца
Наверное, ни одна мысль не занимает меня так, как мысль о том, что я недостаточно хороша. Она принимает миллион форм. Иногда она даже принимает обратную форму — я идеальна. Сейчас поясню. Голос внутри меня говорит так: ты БЫЛА идеальна вот тогда единственный раз сто лет назад и это то, какой ты должна быть каждый день и каждую секунду. И если есть малейшее отклонение от той «нормы», голос разочарован и начинает меня оскорблять.
Внутренний критик часто поносит меня последними словами. Это неприятный человек, Если мы с вами знакомы, с большой долей вероятности он в моей голове неприятно отзывался и о вас — возможно, даже оскорбительно.
Внутренний критик и синдром отличника часто идут рука об руку с синдромом самозванца. Потому что внутреннему критику приятно сначала требовать от тебя совершенства, а потом потоптаться на том, чего ты добился. И рассказать тебе, что в этом нет ничего твоего — чистое стечение обстоятельств и удача.
К чему я это все? Этот пост должен был выйти вчера. Но не вышел. Потому что выходные не задались. Не задались по нескольким причинам. Во-первых, по бытовым: в субботу Соня решила проснуться в пять утра и начать немедленно требовать всего и сразу. Кажется, с пяти до семи рядом с моим ухом орали не переставая. Но возможно, причина моего плохого настроения была и в другом. Учеба движется, недели проходят одна за другой, приближаются мид-термы, а значит, наступают дедлайны по разным заданиям.
На этой неделе мне надо было определиться с темой для финальной презентации по курсу менеджмента НКО и написать первую response paper (микро-эссе) по курсу политики экономически неразвитых стран. Что стал требовать от меня мой внутренний критик? Чтобы я не просто выбрала тему, но придумала какой-то такой поворот, который всем вокруг был бы интересен. А в response paper сделала бы такой выверт мысли, чтобы учитель восхитился и предложил мне написать об этом исследование и опубликовать его в ведущем научном журнале. (Вы сейчас думаете, что я преувеличиваю, но иногда я правда ставлю себе задачи именно так). В общем, такой подход не способствует спокойствию. Или продуктивности.
Пережив много неприятных часов, я взяла себя в руки, сформулировала две темы для менеджмента — это не такие темы, чтобы у всех мурашки пошли по коже. Но они полностью подходят под курс и под задание.
Я написала response paper для класса по политике, вряд ли из этих эссе родится научная статья, которая перевернет науку. Но мне самой интересно было бы в классе обсудить темы, которые я там наметила. В общем, опять же задание я выполнила.
Перфекционизм и синдром самозванца могут быть до определенной степени мощным мотиватором, но они же парализуют и иногда не дают выдавить из себя ни одного слова. И последние годы во мне это только усугубляется. Особенно люблю такуб динамику: ты молчишь, потому что хочешь сказать что-то умное. Но чем дольше ты молчишь, тем более умного высказывания ты от себя требуешь.
Я могла бы не писать этот пост. Наверное, он не такой уж и умный или важный или значительный. Но я взяла себе за правило писать блог хотя бы раз в неделю, поэтому я буду использовать эту возможность для борьбы с перфекционизмом!
P.S. В качестве финального задания в классе по политике мы будем делать небольшие презентации в группах. Я сформировала группу с молодым студентом из Вьетнама. Недавно мы встретились с ним после уроков, чтобы подумать над темой и наметить какой-то план действий. Я очень много говорила, шутила, кидала какие-то идеи (не самые умные, но порог требований к себе в разговоре с моим одноклассником, который к тому же младше меня не был таким высоким). Он молчал, говорил мало — я думала, он это из вежливости, все-таки передо мной человек восточной культуры.
Потом мы разговорились уже о личном и он признался, что он очень неуверен в себе. И часто просто не решается сказать ни слова.
Наверное, ни одна мысль не занимает меня так, как мысль о том, что я недостаточно хороша. Она принимает миллион форм. Иногда она даже принимает обратную форму — я идеальна. Сейчас поясню. Голос внутри меня говорит так: ты БЫЛА идеальна вот тогда единственный раз сто лет назад и это то, какой ты должна быть каждый день и каждую секунду. И если есть малейшее отклонение от той «нормы», голос разочарован и начинает меня оскорблять.
Внутренний критик часто поносит меня последними словами. Это неприятный человек, Если мы с вами знакомы, с большой долей вероятности он в моей голове неприятно отзывался и о вас — возможно, даже оскорбительно.
Внутренний критик и синдром отличника часто идут рука об руку с синдромом самозванца. Потому что внутреннему критику приятно сначала требовать от тебя совершенства, а потом потоптаться на том, чего ты добился. И рассказать тебе, что в этом нет ничего твоего — чистое стечение обстоятельств и удача.
К чему я это все? Этот пост должен был выйти вчера. Но не вышел. Потому что выходные не задались. Не задались по нескольким причинам. Во-первых, по бытовым: в субботу Соня решила проснуться в пять утра и начать немедленно требовать всего и сразу. Кажется, с пяти до семи рядом с моим ухом орали не переставая. Но возможно, причина моего плохого настроения была и в другом. Учеба движется, недели проходят одна за другой, приближаются мид-термы, а значит, наступают дедлайны по разным заданиям.
На этой неделе мне надо было определиться с темой для финальной презентации по курсу менеджмента НКО и написать первую response paper (микро-эссе) по курсу политики экономически неразвитых стран. Что стал требовать от меня мой внутренний критик? Чтобы я не просто выбрала тему, но придумала какой-то такой поворот, который всем вокруг был бы интересен. А в response paper сделала бы такой выверт мысли, чтобы учитель восхитился и предложил мне написать об этом исследование и опубликовать его в ведущем научном журнале. (Вы сейчас думаете, что я преувеличиваю, но иногда я правда ставлю себе задачи именно так). В общем, такой подход не способствует спокойствию. Или продуктивности.
Пережив много неприятных часов, я взяла себя в руки, сформулировала две темы для менеджмента — это не такие темы, чтобы у всех мурашки пошли по коже. Но они полностью подходят под курс и под задание.
Я написала response paper для класса по политике, вряд ли из этих эссе родится научная статья, которая перевернет науку. Но мне самой интересно было бы в классе обсудить темы, которые я там наметила. В общем, опять же задание я выполнила.
Перфекционизм и синдром самозванца могут быть до определенной степени мощным мотиватором, но они же парализуют и иногда не дают выдавить из себя ни одного слова. И последние годы во мне это только усугубляется. Особенно люблю такуб динамику: ты молчишь, потому что хочешь сказать что-то умное. Но чем дольше ты молчишь, тем более умного высказывания ты от себя требуешь.
Я могла бы не писать этот пост. Наверное, он не такой уж и умный или важный или значительный. Но я взяла себе за правило писать блог хотя бы раз в неделю, поэтому я буду использовать эту возможность для борьбы с перфекционизмом!
P.S. В качестве финального задания в классе по политике мы будем делать небольшие презентации в группах. Я сформировала группу с молодым студентом из Вьетнама. Недавно мы встретились с ним после уроков, чтобы подумать над темой и наметить какой-то план действий. Я очень много говорила, шутила, кидала какие-то идеи (не самые умные, но порог требований к себе в разговоре с моим одноклассником, который к тому же младше меня не был таким высоким). Он молчал, говорил мало — я думала, он это из вежливости, все-таки передо мной человек восточной культуры.
Потом мы разговорились уже о личном и он признался, что он очень неуверен в себе. И часто просто не решается сказать ни слова.
Начинается последняя неделя перед мидтермами — экзаменами половины учебного семестра. На уроках ждут от нас первых papers и презентаций, все только об этом и говорят. В общем, весело.
На фоне — золотая молодая осень, которую я обожаю. Когда не льет дождь, можно сидеть на улице под последним уже прохладным солнышком и читать. Когда льет дождь, сидишь в библиотеке под монотонный стук капель по окнам. Отдельное удовольствие — катить Соню в детский сад. Несколько дней на прошлой неделе лил такой дождь, что я чувствовала себе героиней фильма “Форма воды”. Как будто живешь у холодного северного моря и грань между сушей и водой стирается.
Приезжаешь на уроки мокрая с ног до головы. Но есть в этом что-то героическое. (Это до нас дошел ураган, который потрепал Флориду. Пока он путешествовал до Нью-Джерси, сильно ослаб).
Я поняла, что в блоге про Принстон я так ни разу и не описала толком, какие уроки посещаю. Вообще между студентами SPIA — это самый распространенный вопрос для смолл-тока. В американских ВУЗах в отличие от российских тебе не дают готовое расписание. Каждый сам выбирает себе классы из большого списка. Выбор дался мне непросто. Я потратила много нервов и времени, но теперь, кажется, довольна каждым уроком, на который хожу.
1. Comparative Political Economy of Development
Этот урок — больше всего похож на привычный мне формат лекций. Преподаватель — пожилой и довольно именитый профессор индийского происхождения. Полтора часа два раза в неделю он выступает перед нами и рассказывает про опыт разных стран на пути к экономическому процветанию.
Это так называемый core-course для некоторых студентов, поэтому на нем много народу — человек около 40. Это нетипично для Принстона, обычно тут на уроке не больше 17 человек.
Выбрать его было довольно просто, потому что он ближе всего к тому, чему я приехала учиться — international development.
Мне нравится, что профессор готов выступать перед нами по полтора часа два раза в неделю, а от нас требуется участвовать в семинаре всего час в неделю. Это очень непохоже на то, что происходит в других классах.
На этом курсе я читаю по 100-200 страниц каждую неделю (а задают нам по 200-300). Здесь обсуждался вашингтонский консенсус, африканский нео-патримониализм, корейское чудо и другие мемы международного девелопмента.
Курс мне нравится, про страны читать интересно. Не нравится только то, что на семинарах профессор самоустраняется из дискуссии. Он говорит, что это наше время, что мы — новые умы, которые будут менять науку и практику девелопмента в ближайшие годы. Поэтому говорить мы должны друг с другом, а не с ним.
Профессор, спасибо, конечно, но у нас пока одни вопросы!
Теперь внимание. У меня есть второй курс, где используются все те же слова, что и в предыдущем, но в другом порядке: Politics of Economic Under-Development.
О нем я расскажу на следующей неделе.
На фоне — золотая молодая осень, которую я обожаю. Когда не льет дождь, можно сидеть на улице под последним уже прохладным солнышком и читать. Когда льет дождь, сидишь в библиотеке под монотонный стук капель по окнам. Отдельное удовольствие — катить Соню в детский сад. Несколько дней на прошлой неделе лил такой дождь, что я чувствовала себе героиней фильма “Форма воды”. Как будто живешь у холодного северного моря и грань между сушей и водой стирается.
Приезжаешь на уроки мокрая с ног до головы. Но есть в этом что-то героическое. (Это до нас дошел ураган, который потрепал Флориду. Пока он путешествовал до Нью-Джерси, сильно ослаб).
Я поняла, что в блоге про Принстон я так ни разу и не описала толком, какие уроки посещаю. Вообще между студентами SPIA — это самый распространенный вопрос для смолл-тока. В американских ВУЗах в отличие от российских тебе не дают готовое расписание. Каждый сам выбирает себе классы из большого списка. Выбор дался мне непросто. Я потратила много нервов и времени, но теперь, кажется, довольна каждым уроком, на который хожу.
1. Comparative Political Economy of Development
Этот урок — больше всего похож на привычный мне формат лекций. Преподаватель — пожилой и довольно именитый профессор индийского происхождения. Полтора часа два раза в неделю он выступает перед нами и рассказывает про опыт разных стран на пути к экономическому процветанию.
Это так называемый core-course для некоторых студентов, поэтому на нем много народу — человек около 40. Это нетипично для Принстона, обычно тут на уроке не больше 17 человек.
Выбрать его было довольно просто, потому что он ближе всего к тому, чему я приехала учиться — international development.
Мне нравится, что профессор готов выступать перед нами по полтора часа два раза в неделю, а от нас требуется участвовать в семинаре всего час в неделю. Это очень непохоже на то, что происходит в других классах.
На этом курсе я читаю по 100-200 страниц каждую неделю (а задают нам по 200-300). Здесь обсуждался вашингтонский консенсус, африканский нео-патримониализм, корейское чудо и другие мемы международного девелопмента.
Курс мне нравится, про страны читать интересно. Не нравится только то, что на семинарах профессор самоустраняется из дискуссии. Он говорит, что это наше время, что мы — новые умы, которые будут менять науку и практику девелопмента в ближайшие годы. Поэтому говорить мы должны друг с другом, а не с ним.
Профессор, спасибо, конечно, но у нас пока одни вопросы!
Теперь внимание. У меня есть второй курс, где используются все те же слова, что и в предыдущем, но в другом порядке: Politics of Economic Under-Development.
О нем я расскажу на следующей неделе.
В пятницу, в день начала моих каникул мы всей семьей слегли с ковидом. Вернее, тьфу-тьфу, Соня наша пока держится, болеем только мы с Вованом. В 2022, наверное, ковида уже никто не боится, но нас потряхивает прилично. Сложно болеть, когда ты мать и студент. Грустно болеть, когда это твои каникулы, а в крови течет сразу 5 уколов пфайзера, спутника и модерны.
Нет сил писать пост, но у меня есть заготовка — продолжение рассказа про мои курсы.
Program and Policy Evaluation
Еще один курс, который было довольно легко выбрать. Мне очень хотелось в Принстоне обрести какие-никакие навыки количественного анализа. Я всегда робела от того, что ничего не понимаю в статистике и не могу провернуть простую регрессию.
Здесь в летней школе у нас был довольно жесткий вводный курс. Я справилась и получила “А” (воспользуюсь случаем похвастаться, потому что эта оценка даже не попадет в диплом). Но надо ли говорить, что после одного курса у меня не появилось уверенности в своих количественных скилах? (Разоблачу тут немного внутреннего критика, потому что он мне говорит, что свою “А” я получила незаслуженно — придурок).
Так или иначе, этот курс по Program and Policy Evaluation как будто специально создан под мои запросы: как доказать, что реформа, которую ты проводишь — работает? Как проверить, что программа, которую твоя НКО вводит для помощи бедным или снижения безработицы — действительно помогает бедным или снижает безработицу?
Это супер-прикладной курс, где нам рассказывают, буквально, как рассчитать размер выборки для randomized controlled trials, как выбрать лучшую comparison group, если эксперимент со случайной выборкой провести нельзя.
Мы тут делаем дизайн исследования в небольшой группе из трех человек. Это контрольная работа, где мы описываем, как бы мы исследовали эффективность одной реально действующей программы в Индии. В одном регионе государство бесплатно распространяет прокладки в школах. Предполагается, что девочки без доступа к средствам гигиены каждый месяц несколько дней пропускают занятия и в итоге рано бросают школу.
Со мной в группе бывшая глава госкорпорации, которая занимается закупками медоборудования для целого региона в Индии. У нас очень забавная естественная динамика, которая возможна, только если в твоей группе есть настоящий чиновник и пару гонзо-экспериментаторов. Она нас все время “опускает на землю” и говорит, что “так в Индии не делается”. А мы как настоящие evaluators убеждаем ее, что программа от нашего исследования только выиграет.
Начало курса было очень завлекательным с минимальным количеством математики — просто про логику того, что можно узнать, что нельзя. Теперь начались формулы. И я с моим немного уже пожухлым “А” по летней статистике не всегда понимаю, откуда эти формулы взялись.
От этого немного грустно. В такие моменты вспоминаешь, что на уроках не так уж и сложно получить пятерку. А вот реальная жизнь гораздо сложнее.
Но кстати, чему меня статистика уже научила и что я напоминаю себе каждый день: вся наша цивилизация держится на говне и палках. Взять, например, закон больших чисел. Он говорит нам, что даже вполне небольшая выборка из огромной популяции будет отображать все те же средние показатели.
То есть если случайным образом выбрать две группы людей из одной популяции, они будут в среднем одинаковы по всем показателям: количество разводов, люди с ожирением, зарплаты и количество детей. Спустя много лет, если снова замерить их показатели — они снова будут в среднем абсолютно одинаковы. Это же какая-то магия, а не наука! И на этом построены целые индустрии — страхование, маркетинг, program and policy evaluation, опять же!
“В среднем” и “примерно” — два главных слова в статистике. Поэтому мой вывод: не надо ждать от себя точности, не надо искать ее от жизни. Поэтому наука — это, конечно, хорошо, но жить все равно приходится “на глазок”.
Нет сил писать пост, но у меня есть заготовка — продолжение рассказа про мои курсы.
Program and Policy Evaluation
Еще один курс, который было довольно легко выбрать. Мне очень хотелось в Принстоне обрести какие-никакие навыки количественного анализа. Я всегда робела от того, что ничего не понимаю в статистике и не могу провернуть простую регрессию.
Здесь в летней школе у нас был довольно жесткий вводный курс. Я справилась и получила “А” (воспользуюсь случаем похвастаться, потому что эта оценка даже не попадет в диплом). Но надо ли говорить, что после одного курса у меня не появилось уверенности в своих количественных скилах? (Разоблачу тут немного внутреннего критика, потому что он мне говорит, что свою “А” я получила незаслуженно — придурок).
Так или иначе, этот курс по Program and Policy Evaluation как будто специально создан под мои запросы: как доказать, что реформа, которую ты проводишь — работает? Как проверить, что программа, которую твоя НКО вводит для помощи бедным или снижения безработицы — действительно помогает бедным или снижает безработицу?
Это супер-прикладной курс, где нам рассказывают, буквально, как рассчитать размер выборки для randomized controlled trials, как выбрать лучшую comparison group, если эксперимент со случайной выборкой провести нельзя.
Мы тут делаем дизайн исследования в небольшой группе из трех человек. Это контрольная работа, где мы описываем, как бы мы исследовали эффективность одной реально действующей программы в Индии. В одном регионе государство бесплатно распространяет прокладки в школах. Предполагается, что девочки без доступа к средствам гигиены каждый месяц несколько дней пропускают занятия и в итоге рано бросают школу.
Со мной в группе бывшая глава госкорпорации, которая занимается закупками медоборудования для целого региона в Индии. У нас очень забавная естественная динамика, которая возможна, только если в твоей группе есть настоящий чиновник и пару гонзо-экспериментаторов. Она нас все время “опускает на землю” и говорит, что “так в Индии не делается”. А мы как настоящие evaluators убеждаем ее, что программа от нашего исследования только выиграет.
Начало курса было очень завлекательным с минимальным количеством математики — просто про логику того, что можно узнать, что нельзя. Теперь начались формулы. И я с моим немного уже пожухлым “А” по летней статистике не всегда понимаю, откуда эти формулы взялись.
От этого немного грустно. В такие моменты вспоминаешь, что на уроках не так уж и сложно получить пятерку. А вот реальная жизнь гораздо сложнее.
Но кстати, чему меня статистика уже научила и что я напоминаю себе каждый день: вся наша цивилизация держится на говне и палках. Взять, например, закон больших чисел. Он говорит нам, что даже вполне небольшая выборка из огромной популяции будет отображать все те же средние показатели.
То есть если случайным образом выбрать две группы людей из одной популяции, они будут в среднем одинаковы по всем показателям: количество разводов, люди с ожирением, зарплаты и количество детей. Спустя много лет, если снова замерить их показатели — они снова будут в среднем абсолютно одинаковы. Это же какая-то магия, а не наука! И на этом построены целые индустрии — страхование, маркетинг, program and policy evaluation, опять же!
“В среднем” и “примерно” — два главных слова в статистике. Поэтому мой вывод: не надо ждать от себя точности, не надо искать ее от жизни. Поэтому наука — это, конечно, хорошо, но жить все равно приходится “на глазок”.
Последние дни мы все почти оправились от ковида. Выходим на улицу, вчера впервые устроили себе завтрак в ресторане. Светило солнце, Соня бегала вокруг — очень скучала по таким завтракам.
Спасибо всем, кто писал и желал здоровья. Спасибо моей однокурснице Ямини, которая приготовила нам настоящий индийский чечевичный суп, пока мы лежали без сил. Спасибо Насте из Нью-Йорка, которая неожиданно прислала нам в Принстон полноценный обед.
Я не знаю, чем мы заслужили такую заботу и внимание, но знаю, что добрые человеческие отношения и маленькие проявления заботы — это единственное, что заставляет меня держаться.
Поэтому решила прервать рассказ про мои курсы и рассказать сегодня о моих одноклассниках.
https://telegra.ph/Oda-moim-odnokursnikam-10-24
Спасибо всем, кто писал и желал здоровья. Спасибо моей однокурснице Ямини, которая приготовила нам настоящий индийский чечевичный суп, пока мы лежали без сил. Спасибо Насте из Нью-Йорка, которая неожиданно прислала нам в Принстон полноценный обед.
Я не знаю, чем мы заслужили такую заботу и внимание, но знаю, что добрые человеческие отношения и маленькие проявления заботы — это единственное, что заставляет меня держаться.
Поэтому решила прервать рассказ про мои курсы и рассказать сегодня о моих одноклассниках.
https://telegra.ph/Oda-moim-odnokursnikam-10-24
Telegraph
Ода моим однокурсникам
Каждый год на программу, в которой я учусь в Принстоне — Master of public policy — выбирают двадцать человек со всего мира. Этим людям оплачивают обучение и предоставляют довольно щедрую стипендию, оплачивают проживание семьи и предоставляют доступ ко всем…
Еще один класс
Я еще не успела рассказать про свои осенние курсы, а нам уже нужно выбирать весенние. Время летит со страшной скоростью. Каникулы только закончились, но времени на раскачку нет: подступают новые дедлайны по papers, презентациям, а не за горами и экзамены.
На этой неделе празднуем Хеллоуин, а не за горами уже и День благодарения.
Я поняла, что нам просто необходимо встретить его в какой-нибудь американской семье. Желательно где-нибудь в Канзасе (Соня мечтает там побывать, потому что оттуда Элли из ее любимой книги про волшебника Изумрудного города). Но с тех пор как каучсерфинг приказал долго жить, даже и не знаю, как это устроить.
Первая неделя учебы после каникул прошла нервно. Я писала первую в своей жизни научную работу на английском: 15 страниц текста про нео-феодализм в Африке и про удачные и неудачные примеры вмешательства государства в экономику на примере Нигерии и Кореи. Это для курса по Comparative Political Economy of Development.
Но что еще страшнее — надо было делать первую презентацию для всего класса по другому курсу, о котором я давно обещала рассказать.
Довольно смешно, но в названии этого курса есть все те же слова, но расставленные в другом порядке. Он называется Politics of Economical Under-Development.
Да, названия похожи, но курсы очень разные. Если на первом мы фокусируемся на конкретном опыте разных стран, то тут смотрим на политику и на экономическое развитие с более концептуальных позиций: что такое бедность и почему она себя воспроизводит? Какую роль играет историческое наследие? Какую роль играет география? Откуда берутся политические институты, которые способствуют развитию или мешают ему?
Помимо всего прочего, этот курс рассчитан на студентов-бакалавров. И я там единственная магистратуры. И боже мой, это неловко!
Ребята выглядят очень молоденькими, но они умны и быстры на реакцию! Все приходят подготовленными, три часа в классе постоянного напряжения — обсуждается три-четыре отрывка из книг или статьи, которые вам задали прочитать (100-120 страниц в неделю). Дискуссия развивается очень динамично, только успеваешь вертеть головой от одного студента к другому. Иногда вставляешь и свои пару слов. Профессор вмешивается и задает какие-то неожиданные для тебя вопросы, над которыми ты сам не думал, пока читал материал. В общем, напряженно, интенсивно и очень интересно.
На этом классе я волнуюсь, мне кажется, больше, чем на других. Потому что хочется не ударить в грязь лицом перед молодняком, делать какой-то значимый вклад в дискуссию, но при этом не выглядеть старомодно.
Каждую неделю на уроке один из студентов делает презентацию по статьям, которые мы прочитали. И на этой неделе таким студентом была я. Казалось бы, что может пойти не так? Надо просто сделать саммари по чтению. Но почему-то это очень страшно. Я даже не до конца понимала, насколько это было волнительно. Только когда урок закончился, и меня захлестнула теплая волна облегчения, я ощутила, какой груз был на моих плечах.
Но хорошая новость в том, что после того, как ты сделал это один раз, следующий уже не кажется таким ужасным.
Пара хайлайтов за эту неделю:
- Впервые были в театре. А после представления студенты могли пройти на частную вечеринку с коктейлями и едой. В такие моменты чувствуешь, что Принстон — учреждение элитное
- Три раза за неделю встречала оленей
- У Сони первый Хеллоуин и костюм Эльзы
- Как же прекрасен наш Принстон осенью. Выходишь с утра, садишься на велосипед, сажаешь Соню в кресло. Едешь и стараешься забыть обо всем тяжелом и наслаждаться тем, как дует ветер в лицо, как пот напряжено все тело, когда катишь велосипед вверх по горе, как красиво, ярко и спокойно все вокруг. На время помогает.
Я еще не успела рассказать про свои осенние курсы, а нам уже нужно выбирать весенние. Время летит со страшной скоростью. Каникулы только закончились, но времени на раскачку нет: подступают новые дедлайны по papers, презентациям, а не за горами и экзамены.
На этой неделе празднуем Хеллоуин, а не за горами уже и День благодарения.
Я поняла, что нам просто необходимо встретить его в какой-нибудь американской семье. Желательно где-нибудь в Канзасе (Соня мечтает там побывать, потому что оттуда Элли из ее любимой книги про волшебника Изумрудного города). Но с тех пор как каучсерфинг приказал долго жить, даже и не знаю, как это устроить.
Первая неделя учебы после каникул прошла нервно. Я писала первую в своей жизни научную работу на английском: 15 страниц текста про нео-феодализм в Африке и про удачные и неудачные примеры вмешательства государства в экономику на примере Нигерии и Кореи. Это для курса по Comparative Political Economy of Development.
Но что еще страшнее — надо было делать первую презентацию для всего класса по другому курсу, о котором я давно обещала рассказать.
Довольно смешно, но в названии этого курса есть все те же слова, но расставленные в другом порядке. Он называется Politics of Economical Under-Development.
Да, названия похожи, но курсы очень разные. Если на первом мы фокусируемся на конкретном опыте разных стран, то тут смотрим на политику и на экономическое развитие с более концептуальных позиций: что такое бедность и почему она себя воспроизводит? Какую роль играет историческое наследие? Какую роль играет география? Откуда берутся политические институты, которые способствуют развитию или мешают ему?
Помимо всего прочего, этот курс рассчитан на студентов-бакалавров. И я там единственная магистратуры. И боже мой, это неловко!
Ребята выглядят очень молоденькими, но они умны и быстры на реакцию! Все приходят подготовленными, три часа в классе постоянного напряжения — обсуждается три-четыре отрывка из книг или статьи, которые вам задали прочитать (100-120 страниц в неделю). Дискуссия развивается очень динамично, только успеваешь вертеть головой от одного студента к другому. Иногда вставляешь и свои пару слов. Профессор вмешивается и задает какие-то неожиданные для тебя вопросы, над которыми ты сам не думал, пока читал материал. В общем, напряженно, интенсивно и очень интересно.
На этом классе я волнуюсь, мне кажется, больше, чем на других. Потому что хочется не ударить в грязь лицом перед молодняком, делать какой-то значимый вклад в дискуссию, но при этом не выглядеть старомодно.
Каждую неделю на уроке один из студентов делает презентацию по статьям, которые мы прочитали. И на этой неделе таким студентом была я. Казалось бы, что может пойти не так? Надо просто сделать саммари по чтению. Но почему-то это очень страшно. Я даже не до конца понимала, насколько это было волнительно. Только когда урок закончился, и меня захлестнула теплая волна облегчения, я ощутила, какой груз был на моих плечах.
Но хорошая новость в том, что после того, как ты сделал это один раз, следующий уже не кажется таким ужасным.
Пара хайлайтов за эту неделю:
- Впервые были в театре. А после представления студенты могли пройти на частную вечеринку с коктейлями и едой. В такие моменты чувствуешь, что Принстон — учреждение элитное
- Три раза за неделю встречала оленей
- У Сони первый Хеллоуин и костюм Эльзы
- Как же прекрасен наш Принстон осенью. Выходишь с утра, садишься на велосипед, сажаешь Соню в кресло. Едешь и стараешься забыть обо всем тяжелом и наслаждаться тем, как дует ветер в лицо, как пот напряжено все тело, когда катишь велосипед вверх по горе, как красиво, ярко и спокойно все вокруг. На время помогает.
Как часто за последний год вы делали что-то в первый раз в жизни?
Обычно жизнь — это business as usual: просыпаешься дома, запихиваешь в себя завтрак, смотришь соцсети, тратишь время на работу. Учеба в чужой стране — дело другое. Но и тут быстро ко всему привыкаешь.
На это неделе было сразу несколько событий, которые произошли со мной впервые в жизни. Что нетипично для 35-летней женщины с широким жизненным опытом.
Впервые записалась на office hours
Я помню, как в прошлом году я готовилась к экзамену по английскому языку TOELF. Самая сложная часть заданий — по говорению — включает в себя небольшие аудио-записи на 10-15 минут. Это сценарии из “обычной” студенческой жизни (эти записи надо прослушать, а потом свои словами пересказать и ответить на пару вопросов). Я взяла в кавычки слово обычная, потому что, конечно, она совсем не обычная для человека из России. Например, эти сценарии включали в себя разговор студента с преподавателем во время office hours. Это такое специальное время в расписании преподавателя, когда можно прийти к нему в офис и обсудить то, что вы проходите в классе, или спросить, если ты чего не понял, или решить какие-то другие учебные дела. В общем, на следующей неделе будет возможность в реальной жизни опробовать то, что практиковала для экзамена.
Хотя уверена, сценарий нашего разговора будет непохож ни на что, что можно услышать на TOEFL.
Фактически, я хочу сказать ему, что недовольна его курсом о мировых финансовых институтах.
Профессор, нам было хорошо вместе первые лекции, когда все ваши шутки звучали очень свежо. Когда сама мысль о том, что ученый из Принстона может быть так критично настроен по отношению к роли Америки в глобализации, была новой и волнующей. Но мы много времени провели с вами в классе, а дальше остроумной критики дело так и не зашло. Это как критиковать Кремль, но при этом незаметно подводить к мысли “если не Путин, то кто?”.
В общем, профессор как тот парень, который поражает девчонок с первой минуты знакомства своим умом и страстью к какой-то теме. Но через некоторое время ты понимаешь, что он повторяет одну и ту же мысль просто на разные лады. Да и мысль в общем-то не такая уж глубокая...,
Что ж, осталось все это облечь в дипломатическую форму!
Написала первое networking письмо!
Вы, наверное, слышали, что главное преимущество учебы в Принстоне — не сами классы, а сообщество, которое ты здесь встречаешь. Соответственно, главное дело любого студента — заводить знакомства.
Это максимально неловкое занятие, поэтому у меня очень компактный, но довольно амбициозный план по нетворкингу. Он включает, например, одного нобелевского лауреата.
Все три месяца мне удавалось откладывать эту задачу, но вот на неделе ушло два пробных письма. Ничего слишком серьезного: оттачиваю свои навыки на нескольких контактах, с которыми не так страшно провалиться.
Вы бы смогли проигнорировать письмо от журналиста-расследователя из России, который учится в Принстоне?! Кто может не ответить иностранному агенту?
У меня есть ответ на этот вопрос: два моих адресата смогли!
Просто промолчали.
Я возмущена до глубины души! Кажется, прежде чем писать Нобелевскому лауреату, нужно пересмотреть стратегию!
Чуть не сбила оленя на велосипеде
Я писала в прошлом посте, как постоянно встречаюсь с оленями. Но на днях я чуть не врезалась в небольшую особь, когда возвращалась домой на велосипеде. Не знаю, кто бы из нас пострадал больше, если бы столкновение все-таки произошло. Он выпрыгнул на дорогу прямо передо мной и довольно невозмутимо проследовал к своему спутнику, который ждал его с другой стороны дороги и вместе они поскакали в направлении леса.
Просто скажу еще раз: как же прекрасен наш Принстон осенью.
Обычно жизнь — это business as usual: просыпаешься дома, запихиваешь в себя завтрак, смотришь соцсети, тратишь время на работу. Учеба в чужой стране — дело другое. Но и тут быстро ко всему привыкаешь.
На это неделе было сразу несколько событий, которые произошли со мной впервые в жизни. Что нетипично для 35-летней женщины с широким жизненным опытом.
Впервые записалась на office hours
Я помню, как в прошлом году я готовилась к экзамену по английскому языку TOELF. Самая сложная часть заданий — по говорению — включает в себя небольшие аудио-записи на 10-15 минут. Это сценарии из “обычной” студенческой жизни (эти записи надо прослушать, а потом свои словами пересказать и ответить на пару вопросов). Я взяла в кавычки слово обычная, потому что, конечно, она совсем не обычная для человека из России. Например, эти сценарии включали в себя разговор студента с преподавателем во время office hours. Это такое специальное время в расписании преподавателя, когда можно прийти к нему в офис и обсудить то, что вы проходите в классе, или спросить, если ты чего не понял, или решить какие-то другие учебные дела. В общем, на следующей неделе будет возможность в реальной жизни опробовать то, что практиковала для экзамена.
Хотя уверена, сценарий нашего разговора будет непохож ни на что, что можно услышать на TOEFL.
Фактически, я хочу сказать ему, что недовольна его курсом о мировых финансовых институтах.
Профессор, нам было хорошо вместе первые лекции, когда все ваши шутки звучали очень свежо. Когда сама мысль о том, что ученый из Принстона может быть так критично настроен по отношению к роли Америки в глобализации, была новой и волнующей. Но мы много времени провели с вами в классе, а дальше остроумной критики дело так и не зашло. Это как критиковать Кремль, но при этом незаметно подводить к мысли “если не Путин, то кто?”.
В общем, профессор как тот парень, который поражает девчонок с первой минуты знакомства своим умом и страстью к какой-то теме. Но через некоторое время ты понимаешь, что он повторяет одну и ту же мысль просто на разные лады. Да и мысль в общем-то не такая уж глубокая...,
Что ж, осталось все это облечь в дипломатическую форму!
Написала первое networking письмо!
Вы, наверное, слышали, что главное преимущество учебы в Принстоне — не сами классы, а сообщество, которое ты здесь встречаешь. Соответственно, главное дело любого студента — заводить знакомства.
Это максимально неловкое занятие, поэтому у меня очень компактный, но довольно амбициозный план по нетворкингу. Он включает, например, одного нобелевского лауреата.
Все три месяца мне удавалось откладывать эту задачу, но вот на неделе ушло два пробных письма. Ничего слишком серьезного: оттачиваю свои навыки на нескольких контактах, с которыми не так страшно провалиться.
Вы бы смогли проигнорировать письмо от журналиста-расследователя из России, который учится в Принстоне?! Кто может не ответить иностранному агенту?
У меня есть ответ на этот вопрос: два моих адресата смогли!
Просто промолчали.
Я возмущена до глубины души! Кажется, прежде чем писать Нобелевскому лауреату, нужно пересмотреть стратегию!
Чуть не сбила оленя на велосипеде
Я писала в прошлом посте, как постоянно встречаюсь с оленями. Но на днях я чуть не врезалась в небольшую особь, когда возвращалась домой на велосипеде. Не знаю, кто бы из нас пострадал больше, если бы столкновение все-таки произошло. Он выпрыгнул на дорогу прямо передо мной и довольно невозмутимо проследовал к своему спутнику, который ждал его с другой стороны дороги и вместе они поскакали в направлении леса.
Просто скажу еще раз: как же прекрасен наш Принстон осенью.
Я приехала в Принстон, разочарованная во многих идеалах, в которые раньше верила твердо. Но думала ли я, что Принстон внесет большой вклад в то, чтобы я продолжила разочаровываться в демократии?
Профессор Коули с курса Comparative Political Economy of Development сделал немало для этого: благодаря ему, я прочитала кое-что из Стиглица и Вашингтонский консенсус, разобралась в том, как западные экономисты неправильно поняли южнокорейское чудо и про то, почему Бразилия не смогла как Азия. И через все эти темы красной нитью как будто бы проглядывала мысль: западные мифы о демократии очень часто лживы и лицемерны, но и более того — могут приносить вред.
Мне было больно смотреть на то, как профессор своими лекциями будто бы забивает крышку гроба, где лежит моя вера в институты и представительство. И тут неожиданно на очередном уроке он выдает что-то новенькое.
Ничего не предвещало беды. Я знала, что на одной из учебных недель мы будем говорить о демократии. Но я ожидала нарратив, ставший для меня тут уже привычным: никто еще не доказал, что демократия приводит к лучшим результатам в экономике. Это не только последовательно вытекало из всех наших предыдущих лекций, но и в общем-то известный итог десятков эмпирических исследований. Неизвестно, помогает ли свобода росту, нет свидетельств, что она помогает борьбе с коррупцией. Цифры не дают нам однозначного ответа.
Но профессор вдруг ошарашивает меня неожиданным: выясняется, что лично он считает, что демократия имеет ценность вне зависимости от экономических последствий. Что она сама по себе — то, к чему нужно стремиться.
Чтения этой недели я читала с особенным вниманием, не только потому, что меня волнует тема, но и потому что на семинаре я делала по ним презентацию для всего класса. Так вот и чтение профессор подобрал неожиданные, основной тезис которых буквально: как прекрасна демократия, как сильны ее лапищи!
Один из авторов написал целую книгу о том, что развитие без демократии невозможно, что неправильно было бы думать, что бедные народы больше заботятся об экономическом благополучии, чем о политических свободах.
Приятно было видеть, что я не одна в классе с огромным скептицизмом отношусь к таким аргументам.
Мне из России, моим однокурсницам из Туниса, Эквадора и Бангладеша было, что сказать про демократию и причины регресса. Мы камня на камне не оставили от этого автора и получили небольшое удовлетворение хотя бы от этого.
Вообще, конечно, выводы неутешительны. Думаю, никто из нас не рад, что плоды той “третьей волны” демократии, которая смысла с лица земли и Советский Союз, выглядят так непривлекательно. Главный парадокс вокруг демократии и благоденствия выглядит так: экономический рост играет на руку диктаторам, а кризисы, напротив, дают толчок демократиям. При этом главное условие, которое необходимо для того, чтобы демократия жила — экономическое благоденствие.
Есть даже исследования, которые говорят, каким должен быть ВВП на душу населения, чтобы у страны получилось: автократий не существует среди стран, которые имеют больше 25 тысяч долларов на человека. Все, дальше — цвети и пахни. Только как же там оказаться? Особенно, если ты пришел в клуб свободных стран на волне какого-нибудь кризиса?
Казалось бы, международному сообществу можно было бы просто заткнуться насчет демократии и просто помогать странам экономически расти. Но опять же, нам, студентам из Азербайджана, России, Индии и Эквадора есть, что сказать на этот счет. Диктаторы могут какое-то время заботиться о росте. Иногда даже делать это успешно. Взять того же Путина, который не так уж плохо справлялся года до 2008, да и даже потом.
Проблема только в том, что диктаторы нестабильны. И когда институты разрушены, никто не защитит нас от действий умалишенного, который рехнулся от количества собственной власти.
Все это время профессор как и всегда на семинарах тихонечко сидел позади всего класса и улыбался. Пояснений от него мы так и не дождались. Кажется, я знаю, к кому я в следующий раз пойду на office hours.
Профессор Коули с курса Comparative Political Economy of Development сделал немало для этого: благодаря ему, я прочитала кое-что из Стиглица и Вашингтонский консенсус, разобралась в том, как западные экономисты неправильно поняли южнокорейское чудо и про то, почему Бразилия не смогла как Азия. И через все эти темы красной нитью как будто бы проглядывала мысль: западные мифы о демократии очень часто лживы и лицемерны, но и более того — могут приносить вред.
Мне было больно смотреть на то, как профессор своими лекциями будто бы забивает крышку гроба, где лежит моя вера в институты и представительство. И тут неожиданно на очередном уроке он выдает что-то новенькое.
Ничего не предвещало беды. Я знала, что на одной из учебных недель мы будем говорить о демократии. Но я ожидала нарратив, ставший для меня тут уже привычным: никто еще не доказал, что демократия приводит к лучшим результатам в экономике. Это не только последовательно вытекало из всех наших предыдущих лекций, но и в общем-то известный итог десятков эмпирических исследований. Неизвестно, помогает ли свобода росту, нет свидетельств, что она помогает борьбе с коррупцией. Цифры не дают нам однозначного ответа.
Но профессор вдруг ошарашивает меня неожиданным: выясняется, что лично он считает, что демократия имеет ценность вне зависимости от экономических последствий. Что она сама по себе — то, к чему нужно стремиться.
Чтения этой недели я читала с особенным вниманием, не только потому, что меня волнует тема, но и потому что на семинаре я делала по ним презентацию для всего класса. Так вот и чтение профессор подобрал неожиданные, основной тезис которых буквально: как прекрасна демократия, как сильны ее лапищи!
Один из авторов написал целую книгу о том, что развитие без демократии невозможно, что неправильно было бы думать, что бедные народы больше заботятся об экономическом благополучии, чем о политических свободах.
Приятно было видеть, что я не одна в классе с огромным скептицизмом отношусь к таким аргументам.
Мне из России, моим однокурсницам из Туниса, Эквадора и Бангладеша было, что сказать про демократию и причины регресса. Мы камня на камне не оставили от этого автора и получили небольшое удовлетворение хотя бы от этого.
Вообще, конечно, выводы неутешительны. Думаю, никто из нас не рад, что плоды той “третьей волны” демократии, которая смысла с лица земли и Советский Союз, выглядят так непривлекательно. Главный парадокс вокруг демократии и благоденствия выглядит так: экономический рост играет на руку диктаторам, а кризисы, напротив, дают толчок демократиям. При этом главное условие, которое необходимо для того, чтобы демократия жила — экономическое благоденствие.
Есть даже исследования, которые говорят, каким должен быть ВВП на душу населения, чтобы у страны получилось: автократий не существует среди стран, которые имеют больше 25 тысяч долларов на человека. Все, дальше — цвети и пахни. Только как же там оказаться? Особенно, если ты пришел в клуб свободных стран на волне какого-нибудь кризиса?
Казалось бы, международному сообществу можно было бы просто заткнуться насчет демократии и просто помогать странам экономически расти. Но опять же, нам, студентам из Азербайджана, России, Индии и Эквадора есть, что сказать на этот счет. Диктаторы могут какое-то время заботиться о росте. Иногда даже делать это успешно. Взять того же Путина, который не так уж плохо справлялся года до 2008, да и даже потом.
Проблема только в том, что диктаторы нестабильны. И когда институты разрушены, никто не защитит нас от действий умалишенного, который рехнулся от количества собственной власти.
Все это время профессор как и всегда на семинарах тихонечко сидел позади всего класса и улыбался. Пояснений от него мы так и не дождались. Кажется, я знаю, к кому я в следующий раз пойду на office hours.
О дне благодарения я знаю по сериалу “Друзья”. Я знаю, что готовят индейку, смотрят американский футбол, а студенты разъезжаются по домам, чтобы встретить праздник с родителями.
Учитывая обсессию Сони к Канзасу (потому что там живет Элли из Волшебника Изумрудного города), я уже подумывала напроситься в гости к одному студенту из этого штата. Но он не из моего потока и за три месяца мы не сказали друг другу и пары слов, поэтому я все-таки не решилась. Зато нам поступило приглашение из другого тоже вполне себе необычного места.
Мой редактор из OCCRP читает мой блог (привет, Илья!) и он предложил нам приехать в гости к его маме в Бостон. Его самого при этом нет в Америке. А праздник при этом проходил вообще не у неё дома, а у её друзей.
Так мы оказались на дне Благодарения у друзей мамы моего редактора.
Мы немного волновались ехать в незнакомое место. Но по дороге в Бостон я думала вот о чем.
Прямо сейчас Киев сидит без света, потому что больной безумный дед пытается наказать Украину за ее военные победы. Он развязал войну, в которой погибают маленькие дети и их родители. Он разрушает жизни, а тысячи моих соотечественников поддерживают его действия. Мысли об этом сводят меня с ума.
Когда мне удается подавить в себе злую горечь на этих людей, мне кажется, я даже понимаю, почему они так спокойно относятся к войне, которая происходит у них на глазах. Они просто давно сами живут в состоянии войны. Это жизнь, где человек человеку враг, каждый только и смотрит, как урвать кусок, который ты не успел съесть. Это мир, в котором никому нельзя доверять и где правды мы никогда не узнаем.
Телевизор превращает это в войну с НАТО, или с загнивающим западом, но на самом деле, на место врага можно подставить кого угодно. Теперь враг — это твой сосед или родственник из Украины. Но мне кажется, можно было бы также легко натравить тех, кто живет в четных квартирах, на тех, кто живет в нечетных.
Я не могла отказать себе в маленькой радости побыть в другом мире. В мире, где незнакомые люди открывают тебе двери своего дома, готовят для тебя индейку и салат, наливают ароматный кофе и ведут непринужденный разговор обо всем и ни о чем.
Мы немного опоздали и хозяева дома Мери-Джейн и Питер с другими гостями ждали нас в большой гостиной, заставленной книгами. Потом мы вместе прошли в кухню, где можно было положить себе столько еды, сколько захочешь. На огромном блюде лежала разделанная индейка, рядом — несколько видов закусок и салаты. Из кухни можно было пройти в просторную столовую с сервированным столом.
На празднике помимо нашей семьи, было еще шесть человек. Наше присутствие сильно снизило средний возраст компании. Это все были пожилые американцы. Их дети и внуки по каким-то причинам оказались в этот день далеко и не приехали на праздник.
Перед началом ужина хозяйка дома Мери-Джейн сказала, что благодарна этому году за возможность снова собраться вместе за одним столом. (Несколько лет во время пандемии они не приглашали гостей). Но помимо этого никто больше не захотел поделиться тем, за что он благодарен, а никаких других отличительных особенностей дня Благодарения я не увидела: обычный ужин с большим количеством еды.
Я уже готова была разочароваться в празднике. Но когда ужин закончился и мы пришли домой, я поняла, как меня согрел этот прием и этот вечер. Как меня успокоили эти разговоры обо всем с этими пожилыми американцами, которых я видела в первый раз в жизни.
Я осознала, что в моей жизни было не так много семейных посиделок со старшим поколением. Дедушек своих я никогда не видела, бабушки ушли рано. Я представила, как в этот большой дом приезжают дети и внуки хозяев, как много поколений собираются вместе и едят привычную с детства знакомую еду. И да, я понимаю, почему американцы любят этот праздник. В общем, я очень благодарна этому дню за напоминание, что человек не обязательно человеку враг.
Скоро мне придется открыть соцсети и снова увидеть что-то очень страшное про войну в Украине, что-то очень гадкое про моих соотечественников. И что с этим делать я по-прежнему не знаю.
Учитывая обсессию Сони к Канзасу (потому что там живет Элли из Волшебника Изумрудного города), я уже подумывала напроситься в гости к одному студенту из этого штата. Но он не из моего потока и за три месяца мы не сказали друг другу и пары слов, поэтому я все-таки не решилась. Зато нам поступило приглашение из другого тоже вполне себе необычного места.
Мой редактор из OCCRP читает мой блог (привет, Илья!) и он предложил нам приехать в гости к его маме в Бостон. Его самого при этом нет в Америке. А праздник при этом проходил вообще не у неё дома, а у её друзей.
Так мы оказались на дне Благодарения у друзей мамы моего редактора.
Мы немного волновались ехать в незнакомое место. Но по дороге в Бостон я думала вот о чем.
Прямо сейчас Киев сидит без света, потому что больной безумный дед пытается наказать Украину за ее военные победы. Он развязал войну, в которой погибают маленькие дети и их родители. Он разрушает жизни, а тысячи моих соотечественников поддерживают его действия. Мысли об этом сводят меня с ума.
Когда мне удается подавить в себе злую горечь на этих людей, мне кажется, я даже понимаю, почему они так спокойно относятся к войне, которая происходит у них на глазах. Они просто давно сами живут в состоянии войны. Это жизнь, где человек человеку враг, каждый только и смотрит, как урвать кусок, который ты не успел съесть. Это мир, в котором никому нельзя доверять и где правды мы никогда не узнаем.
Телевизор превращает это в войну с НАТО, или с загнивающим западом, но на самом деле, на место врага можно подставить кого угодно. Теперь враг — это твой сосед или родственник из Украины. Но мне кажется, можно было бы также легко натравить тех, кто живет в четных квартирах, на тех, кто живет в нечетных.
Я не могла отказать себе в маленькой радости побыть в другом мире. В мире, где незнакомые люди открывают тебе двери своего дома, готовят для тебя индейку и салат, наливают ароматный кофе и ведут непринужденный разговор обо всем и ни о чем.
Мы немного опоздали и хозяева дома Мери-Джейн и Питер с другими гостями ждали нас в большой гостиной, заставленной книгами. Потом мы вместе прошли в кухню, где можно было положить себе столько еды, сколько захочешь. На огромном блюде лежала разделанная индейка, рядом — несколько видов закусок и салаты. Из кухни можно было пройти в просторную столовую с сервированным столом.
На празднике помимо нашей семьи, было еще шесть человек. Наше присутствие сильно снизило средний возраст компании. Это все были пожилые американцы. Их дети и внуки по каким-то причинам оказались в этот день далеко и не приехали на праздник.
Перед началом ужина хозяйка дома Мери-Джейн сказала, что благодарна этому году за возможность снова собраться вместе за одним столом. (Несколько лет во время пандемии они не приглашали гостей). Но помимо этого никто больше не захотел поделиться тем, за что он благодарен, а никаких других отличительных особенностей дня Благодарения я не увидела: обычный ужин с большим количеством еды.
Я уже готова была разочароваться в празднике. Но когда ужин закончился и мы пришли домой, я поняла, как меня согрел этот прием и этот вечер. Как меня успокоили эти разговоры обо всем с этими пожилыми американцами, которых я видела в первый раз в жизни.
Я осознала, что в моей жизни было не так много семейных посиделок со старшим поколением. Дедушек своих я никогда не видела, бабушки ушли рано. Я представила, как в этот большой дом приезжают дети и внуки хозяев, как много поколений собираются вместе и едят привычную с детства знакомую еду. И да, я понимаю, почему американцы любят этот праздник. В общем, я очень благодарна этому дню за напоминание, что человек не обязательно человеку враг.
Скоро мне придется открыть соцсети и снова увидеть что-то очень страшное про войну в Украине, что-то очень гадкое про моих соотечественников. И что с этим делать я по-прежнему не знаю.
‼️BREAKING: Российское вмешательство в американские выборы. ‼️
Написала пост, который должна была еще месяц назад.
А у меня впереди две недели экзаменов и финальных эссе. Пожелайте мне удачи!
https://telegra.ph/Russian-meddling-in-elections-12-11
Написала пост, который должна была еще месяц назад.
А у меня впереди две недели экзаменов и финальных эссе. Пожелайте мне удачи!
https://telegra.ph/Russian-meddling-in-elections-12-11
Telegraph
Russian meddling in elections
Около месяца назад я вместе с группой студентов из Принстона ездила в Пенсильванию и участвовала в кампании по активизации местных избирателей. Пенсильвания — так называемый swing state, где ожидают очень близких результатов двух партий. До выборов оставалось…
По интенсивности последние две недели были ни на что не похожи. Как всегда, главная проблема в ожиданиях.
Дело в том, что неделя после того, как закончились все уроки, называется неделей чтения. Ну вот я и взяла себе в библиотеке парочку книг, которые не успела прочитать в течение семестра. В субботу (еще перед началом недели чтения) я села на наш мягкий белый диван, включила торшер, открыла книгу, посмотрела вокруг с удовлетворением. Вот он наш дом — вполне сносно обустроен, вот они мои книги, которые можно читать целую неделю.
Я не успела погрузиться в чтение, в моей голове крутилась какая-то тревожная мысль. Погодите-погодите…. значит, у меня есть неделя чтения и неделя экзаменов…?
Дальше внимательно следите за руками:
В понедельник в неделю экзаменов рано утром мне нужно сесть и за три часа написать письменный экзамен по Policy Evaluation. Но ведь к нему надо подготовиться…
В тот же понедельник начинается время другого экзамена, на который дается три дня (к нему тоже бы хотелось кое-что прочитать). Сдать этот экзамен надо в среду в 5 часов вечера. Увижу я его содержание в понедельник. А объем работы неизвестен.
Но помимо всего прочего в течение двух недель мне надо выбрать любые семь дней и написать два эссе по 7-8 страниц каждое.
Что в итоге получается? Если в неделю экзаменов я буду писать два экзамена! Значит, у меня неделя чтения в расписании — это чушь и фикция. Ее всю придется потратить на эссе.
С понедельника по четверг я скромно и методично работала. Но в пятницу произошел коллапс планирования. Я подумала: почему бы мне не поехать в Нью-Йорк?
Планы были всего лишь: провести день в библиотеке с однокурсницей и готовиться вместе к экзамену в понедельник. (Но каким-то образом в моих представлениях я в это же время дописывала эссе). К вечеру, думала я, ко мне приедут Вован с Соней, мы посетим бар и встретимся с одним знакомым, а потом отправимся к друзьям в другой конец города! Fabulous!
Были ли у меня планы на субботу?, — спросите вы. Ну, конечно! Всего лишь бранч, коньки, встреча с еще одной знакомой. Потом — домой в Принстон, к учебе. В воскресенье за один день я предположительно пишу другое эссе. А в понедельник как босс сдаю экзамен и принимаюсь за второй.
Надо ли говорить, что в пятницу вечером к закрытию библиотеки, я толком ни к чему не подготовилась и судорожно складывала разбегающиеся слова в предложения. Моя однокурсница давно ушла (когда она уходила, я все еще намерена была выпить коктейль). Потом закрылась библиотека и я переместилась в ближайшее кафе (Вован с Соней уже отказались приезжать, но я верила, что смогу посетить две вечеринки). Потом меня стали выгонять из кафе, я снова посмотрела на количество страниц в эссе и тогда уже поняла, что ехать мне сейчас в одно единственное место — домой.
Я все это к чему? К нам тут недавно заезжали друзья и спрашивали, не скучаем ли мы в таком тихом месте как Принстон. Может, я чего-то не понимаю, но как вообще люди делают что-то кроме учебы и минимальной социальной жизни, которая для тебя уже организована университетом? Ну ок, совершенно точно это невозможно, если у тебя активный четырёхлетка! Если вдруг вы молодая мать и можете совмещать учебу (работу), материнство и модные тусовки, можете кинуть в меня камень в комментариях, ну или просто поделиться своей мудростью.
Так или иначе, экзаменационный период закончился так: в воскресенье днем я дописала эссе. В воскресенье вечером в разгар подготовки к экзамену, я поняла, что меня знобит и я болею, В понедельник утром я в полубреду отправила эссе, потом укутавшись в одеяло с температурой писала экзамен три часа. Потом я легла спать с чистой совестью. Я была уверена, что последний экзамен — это ничто по сравнению с тем, что я уже сделала. На следующий день утром я открыла задание и увидела, что в оставшиеся два дня мне надо написать два длинных эссе (примерно столько же, сколько я написала за неделю); два средних эссе (еще половина от этого объема) и ответить на 5 коротких вопросов.
ЗАНАВЕС
П.С. Я сдала работу за 4 минуты до дедлайна.
Дело в том, что неделя после того, как закончились все уроки, называется неделей чтения. Ну вот я и взяла себе в библиотеке парочку книг, которые не успела прочитать в течение семестра. В субботу (еще перед началом недели чтения) я села на наш мягкий белый диван, включила торшер, открыла книгу, посмотрела вокруг с удовлетворением. Вот он наш дом — вполне сносно обустроен, вот они мои книги, которые можно читать целую неделю.
Я не успела погрузиться в чтение, в моей голове крутилась какая-то тревожная мысль. Погодите-погодите…. значит, у меня есть неделя чтения и неделя экзаменов…?
Дальше внимательно следите за руками:
В понедельник в неделю экзаменов рано утром мне нужно сесть и за три часа написать письменный экзамен по Policy Evaluation. Но ведь к нему надо подготовиться…
В тот же понедельник начинается время другого экзамена, на который дается три дня (к нему тоже бы хотелось кое-что прочитать). Сдать этот экзамен надо в среду в 5 часов вечера. Увижу я его содержание в понедельник. А объем работы неизвестен.
Но помимо всего прочего в течение двух недель мне надо выбрать любые семь дней и написать два эссе по 7-8 страниц каждое.
Что в итоге получается? Если в неделю экзаменов я буду писать два экзамена! Значит, у меня неделя чтения в расписании — это чушь и фикция. Ее всю придется потратить на эссе.
С понедельника по четверг я скромно и методично работала. Но в пятницу произошел коллапс планирования. Я подумала: почему бы мне не поехать в Нью-Йорк?
Планы были всего лишь: провести день в библиотеке с однокурсницей и готовиться вместе к экзамену в понедельник. (Но каким-то образом в моих представлениях я в это же время дописывала эссе). К вечеру, думала я, ко мне приедут Вован с Соней, мы посетим бар и встретимся с одним знакомым, а потом отправимся к друзьям в другой конец города! Fabulous!
Были ли у меня планы на субботу?, — спросите вы. Ну, конечно! Всего лишь бранч, коньки, встреча с еще одной знакомой. Потом — домой в Принстон, к учебе. В воскресенье за один день я предположительно пишу другое эссе. А в понедельник как босс сдаю экзамен и принимаюсь за второй.
Надо ли говорить, что в пятницу вечером к закрытию библиотеки, я толком ни к чему не подготовилась и судорожно складывала разбегающиеся слова в предложения. Моя однокурсница давно ушла (когда она уходила, я все еще намерена была выпить коктейль). Потом закрылась библиотека и я переместилась в ближайшее кафе (Вован с Соней уже отказались приезжать, но я верила, что смогу посетить две вечеринки). Потом меня стали выгонять из кафе, я снова посмотрела на количество страниц в эссе и тогда уже поняла, что ехать мне сейчас в одно единственное место — домой.
Я все это к чему? К нам тут недавно заезжали друзья и спрашивали, не скучаем ли мы в таком тихом месте как Принстон. Может, я чего-то не понимаю, но как вообще люди делают что-то кроме учебы и минимальной социальной жизни, которая для тебя уже организована университетом? Ну ок, совершенно точно это невозможно, если у тебя активный четырёхлетка! Если вдруг вы молодая мать и можете совмещать учебу (работу), материнство и модные тусовки, можете кинуть в меня камень в комментариях, ну или просто поделиться своей мудростью.
Так или иначе, экзаменационный период закончился так: в воскресенье днем я дописала эссе. В воскресенье вечером в разгар подготовки к экзамену, я поняла, что меня знобит и я болею, В понедельник утром я в полубреду отправила эссе, потом укутавшись в одеяло с температурой писала экзамен три часа. Потом я легла спать с чистой совестью. Я была уверена, что последний экзамен — это ничто по сравнению с тем, что я уже сделала. На следующий день утром я открыла задание и увидела, что в оставшиеся два дня мне надо написать два длинных эссе (примерно столько же, сколько я написала за неделю); два средних эссе (еще половина от этого объема) и ответить на 5 коротких вопросов.
ЗАНАВЕС
П.С. Я сдала работу за 4 минуты до дедлайна.
В уходящем году я все-таки посетила office hours с профессором Коули из этого поста. Я все-таки поговорила с ним о демократии и экономическом росте и о смешанных сигналах, которые его курс нам посылает.
Он сказал пару слов, посоветовал пару книг. Но главное открытие я сделала для себя сама. Задавая ему вопрос, я сказала, что я пришла в Принстон из журналистики и назвала себя через запятую журналистом и активистом. Наверное, впервые использовала это слово для описания себя.
Совершенно точно активистская часть — важная часть меня. Но она всегда вызывала во мне смущение. Мне хотелось выглядеть зрелой и глубокой и одно как будто противоречило другому. Вокруг меня всегда было много “экспертов”, готовых научить меня жизни. Только вот их “знание жизни” так часто оказывалось обычным цинизмом.
В Принстон я в общем-то приехала за той самой респектабельной экспертностью. Я ее здесь не нашла. Но, кажется, заново открываю и пытаюсь полюбить в себе активиста.
Только эта часть меня знает, как пережить этот год и как выжить в следующем. Эта часть меня отделяет добро от зла и ищет силы для того, чтобы первое победило второе.
Когда я в новый год смотрела на Путина, который обращается к нации, на фоне людей в форме, я думала о том, как больно, когда зло раз за разом остается безнаказанным. И что не удивительно, что многие люди справляются с этим за счет цинизма или равнодушия. Как показала война, на цинизме действительно можно уехать очень далеко и даже не заметить. В конце концов, всегда где-то идет война, поэтому так просто смотреть на фотографии разбомбленного роддома в Мариуполе и говорить себе: “Ничего необычного, просто геополитика”.
Поэтому я всем нам очень желаю в этом году любить в себе все живое, все искреннее и все не испорченное цинизмом. Быть неравнодушным — и страшно, и больно. Но мы же хотим, чтобы добро побеждало зло.
Раз уж это блог про Принстон, расскажу короткую историю про экспертность/активизм.
За первую неделю каникул я прочитала книгу Джозефа Стиглица How to Make Globalization Work. Это по сути набор простых рекомендаций развитым странам. Многие из них звучат возмутительно прямо: умерить свою жадность, отступить, дать развивающимся странам возможность развиваться, не пытаться все время быть впереди по праву сильного. Там и про торговые договоры, которые всегда выгодны богатым, и про интеллектуальную собственность, которая часто просто защищает монополии, а не изобретателей и изобретения.
Он написал эту книгу в 2004 году. С тех пор мало что изменилось в том, как устроена глобализация. Зато за это время случился Трамп, Брекзит, несколько кризисов с мигрантами в Европе. Все эти события больно ударили по “первому миру” и показали, что глобализация как гонка и битва до последнего выжившего — невыгодна богатым странам так же, как и бедным.
С одной стороны читать эту книгу грустно. Потому что, кажется, вот он простой набор решений, протяни руку и воплощай. Но никто этого не делает. С другой стороны, эта книга подбадривает просто своим существованием. Ее написал нобелевский лауреат по экономике, долгое время проработавший главным экономистом Всемирного банка, советник президента Америки. То есть не какой-нибудь активист. Он как бы подмигивает нам и говорит: я тоже все это вижу и я знаю, что это неправильно. Неправильно использовать свою силу для того, чтобы отнять последнее у слабого. Можно пожертвовать чем-то непринципиальным для себя, чтобы кто-то другой выиграл в чем-то для себя важном. Бабло не побеждает зло.
Я уже использовала какие-то тезисы из Стиглица, чтобы (успешно!) уесть на одном из уроков относительно правого профессора, который защищал Вашингтонский консенсус. Профессор презрительно отмахнулся от других аргументов, но спорить с нобелевским лауреатом в экономике сложно.
Хочется сказать что-то новогоднее в конце. Но что-то никак не получается. На 2023 нет особых надежд кроме одной: совсем не потерять себя и друзей. Так что цепляемся за то, что у нас есть, держимся крепко и смотрим по сторонам в охуении.
Он сказал пару слов, посоветовал пару книг. Но главное открытие я сделала для себя сама. Задавая ему вопрос, я сказала, что я пришла в Принстон из журналистики и назвала себя через запятую журналистом и активистом. Наверное, впервые использовала это слово для описания себя.
Совершенно точно активистская часть — важная часть меня. Но она всегда вызывала во мне смущение. Мне хотелось выглядеть зрелой и глубокой и одно как будто противоречило другому. Вокруг меня всегда было много “экспертов”, готовых научить меня жизни. Только вот их “знание жизни” так часто оказывалось обычным цинизмом.
В Принстон я в общем-то приехала за той самой респектабельной экспертностью. Я ее здесь не нашла. Но, кажется, заново открываю и пытаюсь полюбить в себе активиста.
Только эта часть меня знает, как пережить этот год и как выжить в следующем. Эта часть меня отделяет добро от зла и ищет силы для того, чтобы первое победило второе.
Когда я в новый год смотрела на Путина, который обращается к нации, на фоне людей в форме, я думала о том, как больно, когда зло раз за разом остается безнаказанным. И что не удивительно, что многие люди справляются с этим за счет цинизма или равнодушия. Как показала война, на цинизме действительно можно уехать очень далеко и даже не заметить. В конце концов, всегда где-то идет война, поэтому так просто смотреть на фотографии разбомбленного роддома в Мариуполе и говорить себе: “Ничего необычного, просто геополитика”.
Поэтому я всем нам очень желаю в этом году любить в себе все живое, все искреннее и все не испорченное цинизмом. Быть неравнодушным — и страшно, и больно. Но мы же хотим, чтобы добро побеждало зло.
Раз уж это блог про Принстон, расскажу короткую историю про экспертность/активизм.
За первую неделю каникул я прочитала книгу Джозефа Стиглица How to Make Globalization Work. Это по сути набор простых рекомендаций развитым странам. Многие из них звучат возмутительно прямо: умерить свою жадность, отступить, дать развивающимся странам возможность развиваться, не пытаться все время быть впереди по праву сильного. Там и про торговые договоры, которые всегда выгодны богатым, и про интеллектуальную собственность, которая часто просто защищает монополии, а не изобретателей и изобретения.
Он написал эту книгу в 2004 году. С тех пор мало что изменилось в том, как устроена глобализация. Зато за это время случился Трамп, Брекзит, несколько кризисов с мигрантами в Европе. Все эти события больно ударили по “первому миру” и показали, что глобализация как гонка и битва до последнего выжившего — невыгодна богатым странам так же, как и бедным.
С одной стороны читать эту книгу грустно. Потому что, кажется, вот он простой набор решений, протяни руку и воплощай. Но никто этого не делает. С другой стороны, эта книга подбадривает просто своим существованием. Ее написал нобелевский лауреат по экономике, долгое время проработавший главным экономистом Всемирного банка, советник президента Америки. То есть не какой-нибудь активист. Он как бы подмигивает нам и говорит: я тоже все это вижу и я знаю, что это неправильно. Неправильно использовать свою силу для того, чтобы отнять последнее у слабого. Можно пожертвовать чем-то непринципиальным для себя, чтобы кто-то другой выиграл в чем-то для себя важном. Бабло не побеждает зло.
Я уже использовала какие-то тезисы из Стиглица, чтобы (успешно!) уесть на одном из уроков относительно правого профессора, который защищал Вашингтонский консенсус. Профессор презрительно отмахнулся от других аргументов, но спорить с нобелевским лауреатом в экономике сложно.
Хочется сказать что-то новогоднее в конце. Но что-то никак не получается. На 2023 нет особых надежд кроме одной: совсем не потерять себя и друзей. Так что цепляемся за то, что у нас есть, держимся крепко и смотрим по сторонам в охуении.
Telegram
Олеся в Принстоне
Я приехала в Принстон, разочарованная во многих идеалах, в которые раньше верила твердо. Но думала ли я, что Принстон внесет большой вклад в то, чтобы я продолжила разочаровываться в демократии?
Профессор Коули с курса Comparative Political Economy of Development…
Профессор Коули с курса Comparative Political Economy of Development…
В лофте в даунтауне Лос-Анджелеса в гостях у моей однокурсницы мы прожили около 5 дней (с перерывами). Вечером, когда Соня сопела на надувном матрасе в одном конце комнаты, я зашла на сайт, который не обновляла уже больше недели — TigerHub, внутреннюю систему для студентов. Зашла, кажется, с невинной целью — посмотреть номер своего айди. Мой взгляд упал на раздел Grades и прежде чем я успела по-настоящему решить, что именно сейчас в разгар новогодних каникул в гостях в Лос-Анджелесе мне нужно его открыть, я нажала на кнопку.
Мои первые оценки в Принстоне — не круглые пятерки: одна A, две В+ и одна В.
Мне всегда нравилось учиться, я люблю концепцию пятерки. Но если открыть мой аттестат с журфака, там было немало четверок и, кажется, даже одна тройка. Надо признать: я не педантична, у меня нет способности выдрачивать детали и доводить продукт до совершенства. Так почему я все время думаю о себе как о круглой отличнице?
Я горжусь своими оценками в Принстоне. Я вложила много сил в учебу. Я прочитала сотни страниц сложных академических текстов на английском. Я справилась с таким потоком информации, который, казалось, совершенно мне не под силу. Я достойно держалась в ходе дискуссий в классе, сделала несколько небольших презентаций по книгам и одну большую презентацию, для которой перелопатила десятки статей. Все это на не родном языке.
Помимо учебы за эти полгода я поддерживала отношения с моими однокурсниками из разных стран с другим языком и культурой. Я завела несколько хороших русскоязычных друзей. Я обустроила быт, нашла и организовала детский сад для ребенка, купила машину, в конце концов. Большинству моих одноклассников не надо каждый день заботиться о ребенке и урывать время на то самое «кволити тайм», которое надо не только организовать, но которым надо уметь насладиться. Мои одноклассники не думают каждый день о войне в родной стране и им не надо волноваться о том, какая страна приютит их после учебы. Большинство учится на родном языке и им не нужно переводить по три-раза с одного на другой, чтобы понять, наконец, о чем идет речь.
Несмотря на все трудности, я справилась достойно.
Здесь должен быть спецэффект. Если бы это было кино, мое лицо сейчас бы подсветили снизу, я залилась бы дьявольским смехом, глядя на два предыдущих абзаца. Мой внутренний голос, как вы, наверное, догадались, звучит совсем по-другому.
Он видит только одно: это не А.
Как-то в Риге до моего отъезда в Принстон у меня был разговор с Сашей Ершовым, научным журналистом «Медузы». Мы говорили про академический мир и он сказал довольно парадоксальную вещь, что ему не нравится академия, потому что там царит меритократия. Что? Да! Когда живешь всю жизнь при клептократии, конечно, тебе хочется думать про мир, в котором все построено на твоих заслугах, а не на связях и удаче родиться в правильной семье. Но что, если ты прекрасный человек, но получаешь «В» вместо «А»? Любая ошибка или неудача при меритократии — будет твоей ошибкой или неудачей.
На самом деле еще до разговора с Ершовым, несколько лет назад я прочитала статью на Atlantic о том, что меритократия делает несчастными как бедных, так и богатых. Наверное, тогда идея была для меня слишком левой и я не просто не смогла воспринять её всерьез. Зато сейчас, попав в тот самый престижный университет, о которых писал автор, я много думаю об этом. Я выросла в 90-е, когда конкуренция была, кажется, единственным методом воспитания. Я люблю процесс соревнования, я просто ненавижу проигрывать.
Возможно, с этим своим качеством нужно просто смириться и стараться держать его под контролем. Ведь это не единственное, что меня радует. Ведь люблю я просто сидеть в библиотеке, люблю смотреть на белок в Принстоне, люблю сгонять на море, люблю сидеть в классе и о чем-то рассуждать. Давайте просто договоримся, что в следующем семестре я сама себе поставлю оценку за умение быть в моменте, за умение заткнуть перфекциониста, за способность быть смелее, задавать глупые вопросы и приходить на класс с идиотскими идеями. Мой личный GPA.
Мои первые оценки в Принстоне — не круглые пятерки: одна A, две В+ и одна В.
Мне всегда нравилось учиться, я люблю концепцию пятерки. Но если открыть мой аттестат с журфака, там было немало четверок и, кажется, даже одна тройка. Надо признать: я не педантична, у меня нет способности выдрачивать детали и доводить продукт до совершенства. Так почему я все время думаю о себе как о круглой отличнице?
Я горжусь своими оценками в Принстоне. Я вложила много сил в учебу. Я прочитала сотни страниц сложных академических текстов на английском. Я справилась с таким потоком информации, который, казалось, совершенно мне не под силу. Я достойно держалась в ходе дискуссий в классе, сделала несколько небольших презентаций по книгам и одну большую презентацию, для которой перелопатила десятки статей. Все это на не родном языке.
Помимо учебы за эти полгода я поддерживала отношения с моими однокурсниками из разных стран с другим языком и культурой. Я завела несколько хороших русскоязычных друзей. Я обустроила быт, нашла и организовала детский сад для ребенка, купила машину, в конце концов. Большинству моих одноклассников не надо каждый день заботиться о ребенке и урывать время на то самое «кволити тайм», которое надо не только организовать, но которым надо уметь насладиться. Мои одноклассники не думают каждый день о войне в родной стране и им не надо волноваться о том, какая страна приютит их после учебы. Большинство учится на родном языке и им не нужно переводить по три-раза с одного на другой, чтобы понять, наконец, о чем идет речь.
Несмотря на все трудности, я справилась достойно.
Здесь должен быть спецэффект. Если бы это было кино, мое лицо сейчас бы подсветили снизу, я залилась бы дьявольским смехом, глядя на два предыдущих абзаца. Мой внутренний голос, как вы, наверное, догадались, звучит совсем по-другому.
Он видит только одно: это не А.
Как-то в Риге до моего отъезда в Принстон у меня был разговор с Сашей Ершовым, научным журналистом «Медузы». Мы говорили про академический мир и он сказал довольно парадоксальную вещь, что ему не нравится академия, потому что там царит меритократия. Что? Да! Когда живешь всю жизнь при клептократии, конечно, тебе хочется думать про мир, в котором все построено на твоих заслугах, а не на связях и удаче родиться в правильной семье. Но что, если ты прекрасный человек, но получаешь «В» вместо «А»? Любая ошибка или неудача при меритократии — будет твоей ошибкой или неудачей.
На самом деле еще до разговора с Ершовым, несколько лет назад я прочитала статью на Atlantic о том, что меритократия делает несчастными как бедных, так и богатых. Наверное, тогда идея была для меня слишком левой и я не просто не смогла воспринять её всерьез. Зато сейчас, попав в тот самый престижный университет, о которых писал автор, я много думаю об этом. Я выросла в 90-е, когда конкуренция была, кажется, единственным методом воспитания. Я люблю процесс соревнования, я просто ненавижу проигрывать.
Возможно, с этим своим качеством нужно просто смириться и стараться держать его под контролем. Ведь это не единственное, что меня радует. Ведь люблю я просто сидеть в библиотеке, люблю смотреть на белок в Принстоне, люблю сгонять на море, люблю сидеть в классе и о чем-то рассуждать. Давайте просто договоримся, что в следующем семестре я сама себе поставлю оценку за умение быть в моменте, за умение заткнуть перфекциониста, за способность быть смелее, задавать глупые вопросы и приходить на класс с идиотскими идеями. Мой личный GPA.
The Atlantic
How Life Became an Endless, Terrible Competition
Meritocracy prizes achievement above all else, making everyone—even the rich—miserable. Maybe there’s a way out.