​Как показать зиму

…Но вот зима,
и чтобы ясно было,
что происходит действие зимой,
я покажу,
как женщина купила
на рынке елку
и несет домой,
и вздрагивает елочкино тело
у женщины над худеньким плечом.
Но женщина тут, впрочем,
ни при чем.
Здесь речь о елке.
В ней-то все и дело.
Итак,
я покажу сперва балкон,
где мы увидим елочку стоящей
как бы в преддверье
жизни предстоящей,
всю в ожиданье близких перемен.
Затем я покажу ее в один
из вечеров
рождественской недели,
всю в блеске мишуры и канители,
как бы в полете всю,
и при свечах.
И наконец,
я покажу вам двор,
где мы увидим елочку лежащей
среди метели,
медленно кружащей
в глухом прямоугольнике двора.
Безлюдный двор
и елка на снегу
точней, чем календарь нам обозначат,
что минул год,
что следующий начат.
Что за нелепой разной кутерьмой,
ах, Боже мой,
как время пролетело.
Что день хоть и длинней,
да холодней.
Что женщина…
Но речь тут не о ней.
Здесь речь о елке.
В ней-то все и дело.

Юрий Левитанский
1970

Телега жизни⠀

Хоть тяжело подчас в ней бремя,
Телега на ходу легка;
Ямщик лихой, седое время,
Везет, не слезет с облучка.

С утра садимся мы в телегу;
Мы рады голову сломать
И, презирая лень и негу,
Кричим: валяй, ебёна мать*

Но в полдень нет уж той отваги;
Порастрясло нас; нам страшней
И косогоры и овраги;
Кричим: полегче, дуралей!

Катит по-прежнему телега;
Под вечер мы привыкли к ней
И, дремля, едем до ночлега —
А время гонит лошадей.

Александр Сергеевич Пушкин
1823

Художник: Matúš Szalontai

С детства

Кошмаром арзамасским, нет, московским,
нет, питерским, распластанный ничком,
он думает, но только костным мозгом,
разжиженным от страха мозжечком.

Ребёнку жалко собственного тела,
слезинок, глазок, пальчиков, ногтей.
Он чувствует природу беспредела
природы, зачищающей людей.

Проходят годы. В полном камуфляже
приходит Август кончить старика,
но бывший мальчик не дрожит и даже
чему-то улыбается слегка.

Лев Лосев

***

Посмотри: встает цунами
Над скорлупками квартир.
Так, разделываясь с нами,
Красота спасает мир.

Евгений Лукин

Жизнь

Мне шесть, а ей под шестьдесят. В
наколке;
Седые букли; душные духи;
Отлив лампад на шоколадном шёлке
И в памяти далёкие грехи.
Она Золя читала и Ренана,
Она видала всякую любовь,
Она Париж вдыхала неустанно
И в Монте-Карло горячила кровь.
Она таит в своём ларце старинном
Сухие розы, письма, дневники;
Она могла бы объяснить мужчинам
Все линии несытой их руки.
Всезнающей, загадочной, упрямой,
Она заглядывает мне в глаза,
Из книг возникнув Пиковою Дамой,
Суля семёрку, тройку и туза.

Мне двадцать лет, а ей, должно быть,
сорок.
Он вял слегка – атлас и персик плеч,
И перси дышат из брюссельских сборок,
Маня юнца щекою к ним прилечь.
Как сладко будет овладеть такою –
Порочною, подклёванной вдовой:
Жизнь надо брать с холодной головою,
Пока она – с горячей головой.
Она за дерзость будет благодарной,
Под пальцы ляжет – нежной глины пласт,
Она мундштук подарит мне янтарный
И том стихов на ватмане издаст.
Она раскроет деловые связи,
Она покажет в полутьме кулис
Все тайны грима, все соблазны грязи,
Все выверты министров и актрис.
Она уже не кажется загадкой,
Хоть жадный взор стыдливо клонит ниц...
Мне тоже стыдно, и гляжу украдкой
На трепеты подстреленных ресниц...

Мне тридцать семь, ей двадцать два едва ли.
Она резва, заносчива и зла,
Она с другим смеётся в бальной зале,
С другим к вину садится у стола.
Всё ясно в ней, от похоти до страхов,
Хотя он лжёт – лукавый свежий рот,
И никель глаз среди ресничных взмахов
Моё же отраженье подаёт.
Не упустить задорную беглянку!
Девчонка! Ей ли обмануть меня?
Билет в балет, духов парижских склянку,
И льнёт ко мне, чуть голову клоня.
Но горько знаешь этот пыл условный
И медлишь, и томишься, и грустишь,
И ей в глаза, как в кодекс уголовный,
В минуты пауз трепетно глядишь...

Мне пятьдесят, а ей, пожалуй, девять.
Худа и малокровна, и робка.
В ней спит болезнь – её боюсь
прогневить:
Столь сини жилки в лепестке виска.
О, девочка! О, дочь моя больная!
На солнце, к морю, в Ялту бы, в Сухум!
Она всё та ж, но каждый день иная:
Она слабеет, и слабеет ум.
Учить её? Читать ли ей баллады?
Играть ли с нею в хальму и в лото?
Таясь, ловлю испуганные взгляды,
В которых мглою проступает – ТО...

Мне шестьдесят. И вот она – младенец.
К ней в колыбели жмётся дифтерит,
И сверстников моих и современниц
Кружок последний на неё глядит.
Поднять её, зажать её в ладони,
От старости холодные, как лёд:
Быть может, ужас, за душой в погоне,
Как жар, хоть на полградуса спадёт?
Но нет: хрипит!.. Стою бессильным
дедом:
Как ей помочь? Как вдунуть воздух в
грудь?
А Чёрный Ветер, страшен и неведом,
Уже летит в ней искорку задуть...

23.VII. 1943
Георгий Шенгели

***

Вот и кончен поединок. Навсегда.
Впереди еще какие-то года,
Слезы пьяные и карканье ворон.
На зубах скрипит песчинка с похорон.

Евгений Лукин

Юность смотрит в телескоп..

Юность смотрит в телескоп.
Ей смешон разбор детальный.
Бьёт восторженный озноб
От тотальности фатальной.
И поскольку бытиё
Постигается впервые,
То проблемы у неё
Большей частью мировые,
Так что как ни назови —
Получается в итоге
Всё о дружбе и любви,
Одиночестве и Боге.
Юность пробует парить
И от этого чумеет,
Любит много говорить,
Потому что не умеет.
Зрелость смотрит в микроскоп.
Мимо Бога, мимо чёрта,
Ибо это — между строк.
В окуляре — мелочовка:
Со стиральным порошком,
Чёрным хлебом, чёрствым бытом,
И не кистью, а мелком,
Не гуашью, а графитом.
Побеждая тяжесть век,
Приопущенных устало,
Зрелость смотрит снизу вверх,
Словно из полуподвала, —
И вмещает свой итог,
Взгляд прицельный, микроскопный, —
В беглый штрих, короткий вздох
И в хорей четырёхстопный.

Дмитрий Быков
1990

***

Когда порой воспоминанье
Грызет мне сердце в тишине,
И отдаленное страданье
Как тень опять бежит ко мне;
Когда, людей повсюду видя
В пустыню скрыться я хочу,
Их слабый ум возненавидя,-
Тогда забывшись я лечу
Не в светлый край, где небо блещет
Неизъяснимой синевой,
Где море теплою волной
На пожелтелый мрамор плещет,
И лавр и темный кипарис
На воле пышно разрослись,
Где пел Торквато величавый,
Где и теперь во мгле ночной
Далече звонкою скалой
Повторены пловца октавы.
Стремлюсь привычною мечтою
К студеным северным волнам.
Меж белоглавой их толпою
Открытый остров вижу там.
Печальный остров - берег дикой
Усеян зимнею брусникой,
Увядшей тундрою покрыт
И хладной пеною подмыт.
Сюда порою приплывает
Отважный северный рыбак,
Здесь невод мокрый расстилает
И свой разводит он очаг.
Сюда погода волновая
Заносит утлый мой челнок.

Александр Сергеевич Пушкин
1830

Старый рыцарь

Он был весной своей
В земле обетованной,
И много славных дней
Провел в тревоге бранной.

Там ветку от святой
Оливы оторвал он;
На шлем железный свой
Ту ветку навязал он.

С неверным он врагом,
Нося ту ветку, бился,
И с нею в отчий дом
Прославлен возвратился.

Ту ветку посадил
Сам в землю он родную,
И часто приносил
Ей воду ключевую.

Он стал старик седой,
И сила мышц пропала;
Из ветки молодой
Олива древом стала.

Под нею часто он
Сидит, уединенный,
В невыразимый сон
Душою погруженный.

Над ним, как друг, стоит,
Обняв его седины,
И ветвями шумит
Олива Палестины;

И, внемля ей во сне,
Вздыхает он глубоко
О славной старине
И о земле далекой.

Василий Жуковский
1832

Старик

Старик, он шел кряхтя, с трудом одолевая
   Ступеньки лестницы крутой,
А чудо-девушка, наверх за ним взбегая,
   Казалось, веяла весной.
Пронесся легкий шум шагов, и ветер складок,
   И длинный локона извив...
О, как тогда себе он показался гадок,
   Тяжел, ненужен и ворчлив.
Вздохнув, поник старик, годами удрученный;
Она ж исчезла вдруг за дверью растворенной,
   Как призрак, смеющий любить,
Как призрак красоты, судьбой приговоренной
   Безжалостно любимой быть.
Постой, красавица! Жизнь и тебя научит
   Кряхтеть и ныть, чтоб кто-нибудь
Мог перегнать тебя, когда тебя измучит
   Крутой подъем - житейский путь!..

Яков Полонский
Май 1884

Как много дней, что выброшены зря

Как много дней, что выброшены зря,
дней, что погибли как-то между прочим.
Их надо вычесть из календаря,
и жизнь становится еще короче.

Был занят бестолковой суетой,
день проскочил — я не увидел друга
и не пожал его руки живой...
Что ж! Этот день я должен сбросить с круга.

А если я за день не вспомнил мать,
не позвонил хоть раз сестре иль брату,
то в оправданье нечего сказать:
тот день пропал! Бесценная растрата!

Я поленился или же устал —
не посмотрел веселого спектакля,
стихов магических не почитал
и в чем-то обделил себя, не так ли?

А если я кому-то не помог,
не сочинил ни кадра и ни строчки,
то обокрал сегодняшний итог
и сделал жизнь еще на день короче.

Сложить — так страшно, сколько промотал
на сборищах, где ни тепло, ни жарко...
А главных слов любимой не сказал
и не купил цветов или подарка.

Как много дней, что выброшены зря,
дней, что погибли как-то между прочим.
Их надо вычесть из календаря
и мерить свою жизнь еще короче.

Эльдар Рязанов

Ностальгическое

1. 8-й класс

Обязательно будет истерика,
обязательно будет скандал,
звук — на полную, голос из телека
для соседей бубнит по складам.
Я в компании выбился в лидеры.
На груди, словно орден, засос,
чтоб родители видели, видели,
как их сын грандиозно подрос.

2. 10-й класс

Едина жизнь, и смерть едина,
а на щеках цветёт щетина —
забор для посторонних глаз;
рука дрожит, стакан сжимая,
— Ну что, за праздник Первомая?
— Нет, лучше за десятый класс.
— Что будет после выпускного,
учиться и учиться снова?..
— Плюнь. Не расстраивайся. Пей.
Умерь напрасные дебаты,
что будет? — будут аты-баты
под бокс подстриженных людей.

Денис Новиков

Стучит мотылек

Стучит мотылек, стучит мотылек
в ночное окно.
Я слушаю, на спину я перелег.
И мне не темно.

Стучит мотылек, стучит мотылек
собой о стекло.
Я завтра уеду, и путь мой далек.
Но мне не светло.

Подумаешь — жизнь, подумаешь — жизнь,
недолгий завод.
Дослушай томительный стук и ложись
опять на живот.

Денис Новиков

Россия

Ты белые руки сложила крестом, 
лицо до бровей под зелёным хрустом, 
ни плата тебе, ни косынки – 
бейсбольная кепка в посылке. 
Износится кепка — пришлют паранджу, 
за так, по-соседски. И что я скажу, 
как сын, устыдившийся срама: 
«Ну вот и приехали, мама». 

Мы ехали шагом, мы мчались в боях, 
мы ровно полмира держали в зубах, 
мы, выше чернил и бумаги, 
писали своё на рейхстаге. 
Своё – это грех, нищета, кабала. 
Но чем ты была и зачем ты была, 
яснее, часть мира шестая, 
вот эти скрижали листая. 

Последний рассудок первач помрачал. 
Ругали, таскали тебя по врачам, 
но ты выгрызала торпеду 
и снова пила за Победу. 
Дозволь же и мне опрокинуть до дна, 
теперь не шестая, а просто одна. 
А значит, без громкого тоста, 
без иста, без веста, без оста. 

Присядем на камень, пугая ворон. 
Ворон за ворон не считая, урон 
державным своим эпатажем 
ужо нанесём – и завяжем. 

Подумаем лучше о наших делах: 
налево – Маммона, направо – Аллах. 
Нас кличут почившими в бозе, 
и девки хохочут в обозе. 
Поедешь налево – умрешь от огня. 
Поедешь направо – утопишь коня. 
Туман расстилается прямо. 
Поехали по небу, мама.

Денис Новиков
1992

* * *
Все сложнее, а эхо все проще,
проще, будто бы сойка поет,
отвечает, выводит из рощи,
это эхо, а эхо не врет.
 
Что нам жизни и смерти чужие?
Не пора ли глаза утереть.
Что — Россия? Мы сами большие.
Нам самим предстоит умереть.

Денис Новиков

Пальмы

Мир по маянским подсчетам при смерти,
пересчитать - непосильный труд.
Слышишь, любимый, как в нашем дистрикте
пальмы шумят на ветру.

[Ладно берёзы: берёзам велено,
фон создавать для больной души.
Тело березоньки наспех белено -
видно маляр спешил.
Ладно березы: их почва смешана
с кровью кочевников и пехот,
белая вьюга и тьма кромешная -
древний родной штрих-код.
Льнешь к ней и водишь ладонью тёплою -
зиму сканируешь с бересты.
Печка трещит за двойными стёклами,
чай норовит остыть...]

День догорает, и чайки белые
где-то на скалах ложатся спать,
в барах прибрежных коктейли делают,
всюду массаж и спа,
скоро наш дистрикт в закат окрасится,
розовой-розовой станет даль...

Пальмы шумят... да какая разница,
что у них за беда!


Сола Монова
2012

Стихи о принцессе и свинопасе

Над пейзажем с почти прадедовской акварели —
Летний вечер, фонтан, лужайка перед дворцом,
На которой крестьяне, дамы и кавалеры
Поздравляют героев с венцом и делу концом,
Над счастливым финалом, который всегда в запасе
У Творца в его поэтической ипостаси
(Единение душ, замок отдался ключу),—
Над историей о принцессе и свинопасе
Опускается занавес раньше, чем я хочу.

Поначалу принцессе нравится дух навоза,
И привычка вставать с ранья, и штопка рванья —
Так поэту приятна кондовая, злая проза
И чужая жизнь, пока она не своя.
Но непрочно, увы, обаянье свиного духа
И стремленье интеллигента припасть к земле:
После крем-брюле всегда [донельзя] хороша краюха,
Но с последней отчетливо тянет на крем-брюле.
А заявятся гости, нажрутся [напьются] со свинопасом —
Особливо мясник, закадычнее друга нет,—
Как нажрётся муж-свинопас да завоет басом:
«Показать вам, как управляться с правящим классом?
Эй, принцесса! Валяй минет… пардон… менуэт!
Потому я народ! У народа свои порядки!
Никаких, понимаешь, горошин. А ну вперёд!»
Он заснёт, а она втихаря соберёт манатки
И вернётся к принцу, и принц ее подберёт.

Или нет. Свинопас научится мыться, бриться,
Торговать свининой, откладывать про запас —
Свинопасу, в общем, не так далеко до принца,
В родословной у каждого принца есть свинопас…
Обрастет брюшком, перестанет считать доходы —
Только изредка, вспоминая былые годы,
Станет свинкой звать, а со зла отбирать ключи
И кричать [ворчать], что народу и бабам вредны свободы.
Принц наймётся к нему приказчиком за харчи.

Есть и третий путь, наиболее достоверный:
Ведь не всё ж плясать, не всё голоском звенеть.
Постепенно свыкаясь с навозом, хлевом, таверной,
Свинопасом, стадом,— принцесса начнёт свинеть.
Муж разлёгся на солнцепеке, принцессу чешет —
Или щиплет, когда заявится во хмелю,—
Та начнет обижаться, хрюкать, а он утешит:
«Успокойся, милая, я же тебя люблю!»

Хорошо мне бродить с тобою по кромке леса.
Середины нет, а от крайностей Бог упас.
Хорошо, что ты, несравненная, не принцесса,
Да и я, твой тоже хороший, не свинопас.
Вечно рыцарь уводит прислугу [подругу] у дровосека,
Или барин сведёт батрачку у батрака,
И уж только когда калеку любит калека —
Это смахивает на любовь, да и то слегка.

Дмитрий Быков
1992

Прощание юнака

Ты скажи, в стране какой,
в дальнем городе каком
мне куют за упокой
сталь-винтовку со штыком?

Грянет выстрел. Упаду,
пулей быстрою убит.
Каркнет ворон на дубу
и в глаза мне поглядит.

В этот час у нас в дому
мать уронит свой кувшин
и промолвит: – Ах, мой сын! –
И промолвит: – Ах, мой сын!..

Если в город Банья Лука
ты приедешь как-нибудь,
остановишься у бука
сапоги переобуть,
ты пройди сперва базаром,
выпей доброго вина,
а потом в домишке старом
мать увидишь у окна.

Ты взгляни ей в очи прямо,
так, как ворон мне глядит.
Пусть не знает моя мама,
что я пулею убит.

Ты скажи, что бабу-ведьму
мне случилось полюбить.
Ты скажи, что баба-ведьма
мать заставила забыть.

Мать уронит свой кувшин,
мать уронит свой кувшин.
И промолвит: – Ах, мой сын! –
И промолвит: – Ах, мой сын!..

Давид Самойлов

Сон

В палатке я лежал военной,
До слуха долетал троянской битвы шум,
Но моря милый гул и шорох белопенный
Весь день внушали мне: напрасно ты угрюм.

Поблизости росли лиловые цветочки,
Которым я не знал названья; меж камней
То ящериц узорные цепочки
Сверкали, то жучок мерцал, как скарабей.

И мать являлась мне, как облачко из моря,
Садилась близ меня, стараясь притушить
Прохладною рукой тоску во мне и горе.
Жемчужная на ней дымилась нить.

Напрасен звон мечей: я больше не воюю.
Меня не убедить ни другу, ни льстецу:
Я в сторону смотрю другую,
И пасмурная тень гуляет по лицу.

Триеры грубый киль в песок прибрежный вдавлен -
Я б с радостью отплыл на этом корабле!
Ещё подумал я, что счастлив, что оставлен,
Что жить так больно на земле.

Не помню, как заснул и сколько спал - мгновенье
Иль век? - когда сорвал с постели телефон,
А в трубке треск, и скрип, и шорох, и шипенье,
И чей-то крик: "Патрокл сражён!"

Когда сражён? Зачем? Нет жизни без Патрокла!
Прости, сейчас проснусь. Ещё раз повтори.
И накренился мир, и вдруг щека намокла,
И что-то рухнуло внутри.

Александр Кушнер
1980