Похоже, я из Общества анонимных недышащих. “Привет, меня зовут Дарья, и я не дышу”.
На самом деле, вчера выяснилось несколько удивительнейших вещей (хотя, в ретроспективе, весьма логичных). Но по порядку (лонгриииид). Это ход моих попыток понять про гипоксию тканей при СХУ.
Надо было вчера мне за каким-то медицинским-самоисследовательским рожном дохнуть в трубочку, чтобы что-то там померить. А трубочка мне и говорит человеческим голосом: “Вы не дЫшите! Давайте дышИте!” И тут постиг меня инсайт, а потом целая цепочка (не без помощи статей из Пабмеда и друга с доступом к университетской библиотеке).
Есть такая гипотеза (например, у того же д-ра Дэвида Белла, который шкалу интенсивности СХУ предложил), что основной механизм СХУ — это гипоксия тканей. И если, допустим, умная трубочка с человеческим голосом считает, что я для человека дышу недостаточно, то, скорее всего, та самая гипоксия тканей у меня и есть.
(дальше воображаемый плакат с красноармейцем, грозно спрашивающим у зрителя: “А все ли в порядке с дыханием у тебя?”)
Я с детства по себе знала, что я не могу бежать длинную дистанцию, потому что не могу дышать. На то, чтобы дышать равномерно и достаточно интенсивно, у меня уходит столько сил и внимания, что сама оставшаяся физическая нагрузка не вызывает ровным счетом никакого удовольствия. Я могла очень быстро пробежать короткую дистанцию (до 100 метров), но все это время я не дышала. (…складывает в копилочку анамнеза гипотезу под названием “нарушение центральной автономной регуляции дыхания”). То есть, если я специально не уделяю дыханию внимание, я дышу поверхностно и нерегулярно. На ходьбу с разговорами хватает, но бежать? — увольте.
С плаванием была та же ерунда. И проявлялось это в том, что у меня резко и интенсивно уставали и тяжелели мышцы (…здравствуй, лактоацидоз, связанный с неэффективным энергетическим метаболизмом в мышечных клетках). То есть типа легла на воду и лежать-то я на ней могу, но если я начинаю делать усилие, мне очень скоро нужно остановиться и “постоять” или “повисеть” на чем-то и перевести дыхание. “Скажите, где здесь дно?”
Один из самых мерзких симптомов СХУ — это невосстанавливающий сон, когда ты просыпаешься без ощущения, что ты отдохнула, а, скорее, наоборот, будто ты ночью вагоны разгружала, и с утра тебе конкретно нехорошо несколько часов, нужно время на “прийти в себя”. Похоже, тут тоже гипоксия тканей сильно подгадила. Если я ночью не дышу в достаточной мере (хотя и сплю уже годами в пресловутой прон-позиции), моим митохондриям не хватает кислорода, чтобы осуществлять аэробный метаболизм (хоть-те на углеводах, хоть-те на жирах), и тогда остальная клетка говорит: “Ну, АТФ нужна, давайте мы как-нибудь сами, без митохондрий и без кислорода”. Про это д-р Сара Майхилл подробно пишет. Клетка, конечно, может генерировать АТФ и без кислорода и митохондрий, но медленно и неэффективно. При этом образуется молочная кислота, и образуется ее столько, что печень не справляется ее достаточно быстро нейтрализовать и преобразовывать. Причем на то, чтобы это с ней сделать, уходит втрое больше АТФ, чем было создано анаэробным способом. В итоге мы постоянно “в энергетических долгах” у организма.
А теперь смотрите на эту красоту. Клетки были в гипоксии, и тут мы проснулись, ласточки, замахали крыльями, задышали, кислород пошел в клетки, и что мы имеем? Ишемию-реперфузию. Про это у д-ра Ли Ноу подробнее. В двух словах, митохондрии подорвались резко накрутить энергии с использованием долгожданного кислорода, и по ходу наделали просто огромное количество свободных радикалов, которые пошли фигачить по чему попало, окисляя это до невозможности использования. Потому что кислород-то есть, а вот разных переносчиков электронов в достаточном количестве не подогнали еще.
(А если эти митохондрии еще и пострадали от вируса или сразу были не в лучшем виде, то они всегда много свободных радикалов производят. Особенно на высокоуглеводной диете.)
Вот мы в общих чертах увидели два “конца отрезка” дыхательного процесса (как он регулируется мозгом и как там внутри клетки чего). А посередине у нас “транспорт
На самом деле, вчера выяснилось несколько удивительнейших вещей (хотя, в ретроспективе, весьма логичных). Но по порядку (лонгриииид). Это ход моих попыток понять про гипоксию тканей при СХУ.
Надо было вчера мне за каким-то медицинским-самоисследовательским рожном дохнуть в трубочку, чтобы что-то там померить. А трубочка мне и говорит человеческим голосом: “Вы не дЫшите! Давайте дышИте!” И тут постиг меня инсайт, а потом целая цепочка (не без помощи статей из Пабмеда и друга с доступом к университетской библиотеке).
Есть такая гипотеза (например, у того же д-ра Дэвида Белла, который шкалу интенсивности СХУ предложил), что основной механизм СХУ — это гипоксия тканей. И если, допустим, умная трубочка с человеческим голосом считает, что я для человека дышу недостаточно, то, скорее всего, та самая гипоксия тканей у меня и есть.
(дальше воображаемый плакат с красноармейцем, грозно спрашивающим у зрителя: “А все ли в порядке с дыханием у тебя?”)
Я с детства по себе знала, что я не могу бежать длинную дистанцию, потому что не могу дышать. На то, чтобы дышать равномерно и достаточно интенсивно, у меня уходит столько сил и внимания, что сама оставшаяся физическая нагрузка не вызывает ровным счетом никакого удовольствия. Я могла очень быстро пробежать короткую дистанцию (до 100 метров), но все это время я не дышала. (…складывает в копилочку анамнеза гипотезу под названием “нарушение центральной автономной регуляции дыхания”). То есть, если я специально не уделяю дыханию внимание, я дышу поверхностно и нерегулярно. На ходьбу с разговорами хватает, но бежать? — увольте.
С плаванием была та же ерунда. И проявлялось это в том, что у меня резко и интенсивно уставали и тяжелели мышцы (…здравствуй, лактоацидоз, связанный с неэффективным энергетическим метаболизмом в мышечных клетках). То есть типа легла на воду и лежать-то я на ней могу, но если я начинаю делать усилие, мне очень скоро нужно остановиться и “постоять” или “повисеть” на чем-то и перевести дыхание. “Скажите, где здесь дно?”
Один из самых мерзких симптомов СХУ — это невосстанавливающий сон, когда ты просыпаешься без ощущения, что ты отдохнула, а, скорее, наоборот, будто ты ночью вагоны разгружала, и с утра тебе конкретно нехорошо несколько часов, нужно время на “прийти в себя”. Похоже, тут тоже гипоксия тканей сильно подгадила. Если я ночью не дышу в достаточной мере (хотя и сплю уже годами в пресловутой прон-позиции), моим митохондриям не хватает кислорода, чтобы осуществлять аэробный метаболизм (хоть-те на углеводах, хоть-те на жирах), и тогда остальная клетка говорит: “Ну, АТФ нужна, давайте мы как-нибудь сами, без митохондрий и без кислорода”. Про это д-р Сара Майхилл подробно пишет. Клетка, конечно, может генерировать АТФ и без кислорода и митохондрий, но медленно и неэффективно. При этом образуется молочная кислота, и образуется ее столько, что печень не справляется ее достаточно быстро нейтрализовать и преобразовывать. Причем на то, чтобы это с ней сделать, уходит втрое больше АТФ, чем было создано анаэробным способом. В итоге мы постоянно “в энергетических долгах” у организма.
А теперь смотрите на эту красоту. Клетки были в гипоксии, и тут мы проснулись, ласточки, замахали крыльями, задышали, кислород пошел в клетки, и что мы имеем? Ишемию-реперфузию. Про это у д-ра Ли Ноу подробнее. В двух словах, митохондрии подорвались резко накрутить энергии с использованием долгожданного кислорода, и по ходу наделали просто огромное количество свободных радикалов, которые пошли фигачить по чему попало, окисляя это до невозможности использования. Потому что кислород-то есть, а вот разных переносчиков электронов в достаточном количестве не подогнали еще.
(А если эти митохондрии еще и пострадали от вируса или сразу были не в лучшем виде, то они всегда много свободных радикалов производят. Особенно на высокоуглеводной диете.)
Вот мы в общих чертах увидели два “конца отрезка” дыхательного процесса (как он регулируется мозгом и как там внутри клетки чего). А посередине у нас “транспорт
кислорода клетками крови”. Все уже прочитали, думаю, про проблему гипоксии тканей из-за образования микротромбов при нынешнем вирусе, и что антикоагулянты помогают сделать так, чтобы эритроциты все-таки могли пролезть в микрокапилляры и выполнить свою благородную миссию. Так что я не буду на этом останавливаться.
Но тут, что называется, “следите за руками”: чтобы пролезть в микрокапилляр, эритроцит (двояковогнутый диск, круглый бублик-без-дырки) должен мочь принять овальную форму, “сплющиться”, иначе он просто не поместится туда. А у некоторых людей способность эритроцитов это делать просто нарушена. Эритроциты не сплющиваются и, “видя”, что не пролезут в микрокапилляр, просто туда не “идут”. Здравствуй, гипоксия тканей, еще раз. И как вы думаете, у кого способность эритроцитов к изменению формы в разы ниже, чем у здоровых людей? Правильно, у людей с СХУ.
Окей, из легких кислород попадает в кровоток, там он присоединяется к гему гемоглобина в эритроцитах, “едет” на них, а там, где он нужен, отсоединяется от гема. В идеале. А что, если и тут у нас что-то засбоило?
Знакомьтесь: метгемоглобин. Это окисленная (…свободными радикалами!) форма гемоглобина, которая вцепилась в кислород мертвой хваткой и не отдает его (…хоть он дерись (с)). Эритроциты с метгемоглобином — нерабочие, они ездят по кровеносной системе туда-сюда вообще без толку в плане транспорта кислорода. У здорового человека таких товарищей меньше 1%, их стараются восстановить до нормального гемоглобина, но если не удается, то метят и отправляют “в утиль” (на вторичную переработку) в печень (а также посылают запрос в костный мозг, чтобы новых хороших прислали уже). Если у человека больше 10% эритроцитов с метгемоглобином, это диагностируемое состояние метгемоглобинемия, которое необходимо лечить, и порой срочно. Кровь при этом ржаво-шоколадного цвета, а кожа и слизистые синие. Лечат это прокапыванием метиленового синего, потому что он ингибитор моноаминоксидазы (…как некоторые типы антидепрессантов, кстати).
А у людей с СХУ “субклинический” уровень метгемоглобина. Еще не 10%, но значимо выше, чем у здорового человека. Эритроциты как бы есть, но их как бы и нет.
Про метгемоглобин интересно еще и то, что он создается в результате воздействия разных химических агентов — лекарств (например, некоторых антибиотиков и средств, применяемых для анестезии), а также химикатов типа нитритов (нитраты под подозрением). В норме это окисленное состояние гемоглобина восстанавливается до нормального гемоглобина при помощи специального фермента, синтезируемого в печени и работающего в присутствии NADH. Если кого-то из них не хватает, метгемоглобин не восстанавливается.
А если там еще есть какая-нибудь гемоглобинопатия (мутация в структуре белка гемоглобина, которая в здоровом состоянии не оказывает влияния, потому что если бы что-то было совсем серьезное, это бы было заметно еще в младенчестве), то тут, например, при поствирусном синдроме, оказывается сильно заметно, что гемоглобин-то у нас не особо эффективно работает. И снова печень подгружается необходимостью негодных “разобрать”, а костный мозг выдает незрелые клетки (какие успел вырастить, такие и выдает) (…складывает в копилочку анамнеза высокий билирубин и ретикулоцитоз).
Еще бывает нарушенная кислотность крови, при которой газообмен с легкими происходит хуже.
И это наверняка еще не все про дыхание, но то, что у меня есть на данный момент.
Соответственно, нарушения дыхательного процесса, ведущие к гипоксии тканей, могут быть на любом уровне (или на всех).
⁃ центральная автономная регуляция дыхания
⁃ газообмен между легкими и кровью (локальная регуляция дыхания)
⁃ газообмен между эритроцитами и тканями (способность эритроцитов менять форму)
⁃ способность гема принимать и отдавать кислород
⁃ переход к анаэробному метаболизму и сопутствующий лактоацидоз
В центре всей картины — окислительный стресс.
Но тут, что называется, “следите за руками”: чтобы пролезть в микрокапилляр, эритроцит (двояковогнутый диск, круглый бублик-без-дырки) должен мочь принять овальную форму, “сплющиться”, иначе он просто не поместится туда. А у некоторых людей способность эритроцитов это делать просто нарушена. Эритроциты не сплющиваются и, “видя”, что не пролезут в микрокапилляр, просто туда не “идут”. Здравствуй, гипоксия тканей, еще раз. И как вы думаете, у кого способность эритроцитов к изменению формы в разы ниже, чем у здоровых людей? Правильно, у людей с СХУ.
Окей, из легких кислород попадает в кровоток, там он присоединяется к гему гемоглобина в эритроцитах, “едет” на них, а там, где он нужен, отсоединяется от гема. В идеале. А что, если и тут у нас что-то засбоило?
Знакомьтесь: метгемоглобин. Это окисленная (…свободными радикалами!) форма гемоглобина, которая вцепилась в кислород мертвой хваткой и не отдает его (…хоть он дерись (с)). Эритроциты с метгемоглобином — нерабочие, они ездят по кровеносной системе туда-сюда вообще без толку в плане транспорта кислорода. У здорового человека таких товарищей меньше 1%, их стараются восстановить до нормального гемоглобина, но если не удается, то метят и отправляют “в утиль” (на вторичную переработку) в печень (а также посылают запрос в костный мозг, чтобы новых хороших прислали уже). Если у человека больше 10% эритроцитов с метгемоглобином, это диагностируемое состояние метгемоглобинемия, которое необходимо лечить, и порой срочно. Кровь при этом ржаво-шоколадного цвета, а кожа и слизистые синие. Лечат это прокапыванием метиленового синего, потому что он ингибитор моноаминоксидазы (…как некоторые типы антидепрессантов, кстати).
А у людей с СХУ “субклинический” уровень метгемоглобина. Еще не 10%, но значимо выше, чем у здорового человека. Эритроциты как бы есть, но их как бы и нет.
Про метгемоглобин интересно еще и то, что он создается в результате воздействия разных химических агентов — лекарств (например, некоторых антибиотиков и средств, применяемых для анестезии), а также химикатов типа нитритов (нитраты под подозрением). В норме это окисленное состояние гемоглобина восстанавливается до нормального гемоглобина при помощи специального фермента, синтезируемого в печени и работающего в присутствии NADH. Если кого-то из них не хватает, метгемоглобин не восстанавливается.
А если там еще есть какая-нибудь гемоглобинопатия (мутация в структуре белка гемоглобина, которая в здоровом состоянии не оказывает влияния, потому что если бы что-то было совсем серьезное, это бы было заметно еще в младенчестве), то тут, например, при поствирусном синдроме, оказывается сильно заметно, что гемоглобин-то у нас не особо эффективно работает. И снова печень подгружается необходимостью негодных “разобрать”, а костный мозг выдает незрелые клетки (какие успел вырастить, такие и выдает) (…складывает в копилочку анамнеза высокий билирубин и ретикулоцитоз).
Еще бывает нарушенная кислотность крови, при которой газообмен с легкими происходит хуже.
И это наверняка еще не все про дыхание, но то, что у меня есть на данный момент.
Соответственно, нарушения дыхательного процесса, ведущие к гипоксии тканей, могут быть на любом уровне (или на всех).
⁃ центральная автономная регуляция дыхания
⁃ газообмен между легкими и кровью (локальная регуляция дыхания)
⁃ газообмен между эритроцитами и тканями (способность эритроцитов менять форму)
⁃ способность гема принимать и отдавать кислород
⁃ переход к анаэробному метаболизму и сопутствующий лактоацидоз
В центре всей картины — окислительный стресс.
Зная это про себя как гипотезы, объясняющие один из вариантов “отчего мне так плохо”, что я могу попробовать делать на дому, чтобы себе помочь? Какие эксперименты на себе я могу поставить, на свой страх и риск?
⁃ поддержать митохондрии (перейти на метаболизм, использующий в качестве топлива в первую очередь жиры; добавить митопротектор таурин, коэнзим Q10)
⁃ добавить антиоксиданты - витамины А, С и Е, глутатион, альфа-липоевую кислоту
⁃ витамины группы В (и магний с цинком как кофакторы), из витаминов группы В особое значение имеет в данном случае ниацин (В3), который служит прекурсором для NAD+ / NADH
⁃ получать из пищи достаточно триптофана и аспартата (они тоже нужны для NAD+ / NADH)
⁃ медитировать, постоянно уделяя внимание дыханию; делать плавные физические упражнения типа ци-гун и тай-цзи, чтобы тоже лучше дышать
у д-ра Майхилл был расчет дозировок витаминов для СХУ по весу пациента (мг/ мкг на кг), только у нее, увы, не кг, а фунты и стоуны, но я себе сделаю табличку с перерасчетом. А то не все ж стандартного для “взрослой” дозы веса 70 кг.
Статьи, которые вдохновили меня:
Melamed, K.H., Santos, M., Oliveira, R.K.F. et al. Unexplained exertional intolerance associated with impaired systemic oxygen extraction. Eur J Appl Physiol 119, 2375–2389 (2019). https://doi.org/10.1007/s00421-019-04222-6
Richards RS, Roberts TK, McGregor NR, Dunstan RH, Butt HL. Blood parameters indicative of oxidative stress are associated with symptom expression in chronic fatigue syndrome. Redox Rep. 2000;5(1):35-41. doi: 10.1179/rer.2000.5.1.35. PMID: 10905542.
Saha et. al. (2019) Red blood cell deformability is diminished in patients with Chronic Fatigue Syndrome. Clinical Hemorheology and Microcirculation, vol. 71, no. 1, pp. 113-116, 2019. DOI: 10.3233/CH-180469
#кислород #дыхание #митохондрии #гипоксия_тканей #общество_анонимных_недышащих #метгемоглобин #деформация_эритроцитов #центральная_автономная_регуляция_дыхания #свободные_радикалы #синдром_хронической_усталости #лактоацидоз #поствирусный_синдром #миалгический_энцефаломиелит
⁃ поддержать митохондрии (перейти на метаболизм, использующий в качестве топлива в первую очередь жиры; добавить митопротектор таурин, коэнзим Q10)
⁃ добавить антиоксиданты - витамины А, С и Е, глутатион, альфа-липоевую кислоту
⁃ витамины группы В (и магний с цинком как кофакторы), из витаминов группы В особое значение имеет в данном случае ниацин (В3), который служит прекурсором для NAD+ / NADH
⁃ получать из пищи достаточно триптофана и аспартата (они тоже нужны для NAD+ / NADH)
⁃ медитировать, постоянно уделяя внимание дыханию; делать плавные физические упражнения типа ци-гун и тай-цзи, чтобы тоже лучше дышать
у д-ра Майхилл был расчет дозировок витаминов для СХУ по весу пациента (мг/ мкг на кг), только у нее, увы, не кг, а фунты и стоуны, но я себе сделаю табличку с перерасчетом. А то не все ж стандартного для “взрослой” дозы веса 70 кг.
Статьи, которые вдохновили меня:
Melamed, K.H., Santos, M., Oliveira, R.K.F. et al. Unexplained exertional intolerance associated with impaired systemic oxygen extraction. Eur J Appl Physiol 119, 2375–2389 (2019). https://doi.org/10.1007/s00421-019-04222-6
Richards RS, Roberts TK, McGregor NR, Dunstan RH, Butt HL. Blood parameters indicative of oxidative stress are associated with symptom expression in chronic fatigue syndrome. Redox Rep. 2000;5(1):35-41. doi: 10.1179/rer.2000.5.1.35. PMID: 10905542.
Saha et. al. (2019) Red blood cell deformability is diminished in patients with Chronic Fatigue Syndrome. Clinical Hemorheology and Microcirculation, vol. 71, no. 1, pp. 113-116, 2019. DOI: 10.3233/CH-180469
#кислород #дыхание #митохондрии #гипоксия_тканей #общество_анонимных_недышащих #метгемоглобин #деформация_эритроцитов #центральная_автономная_регуляция_дыхания #свободные_радикалы #синдром_хронической_усталости #лактоацидоз #поствирусный_синдром #миалгический_энцефаломиелит
SpringerLink
Unexplained exertional intolerance associated with impaired systemic oxygen extraction
European Journal of Applied Physiology - The clinical investigation of exertional intolerance generally focuses on cardiopulmonary diseases, while peripheral factors are often overlooked. We...
Сегодня у меня кучка мыслей и вопросов как следствие вчерашнего поста про гипоксию.
1. Хроническая усталость и утренняя мышечная скованность, а также более острые болезненные ощущения с утра — это симптомы многих воспалительных заболеваний, в том числе, аутоиммунных, и, в частности, ревматоидного артрита. Связано ли это с хронической гипоксией, в том числе, ухудшающейся ночью?
2. Очевидно, что если основная часть энергии у нас вырабатывается митохондриями в мышечной ткани, а суставы у нас болят так, что мы не двигаемся (и вообще при высоком уровне воспаления двигаться совсем не хочется), у нас происходит атрофия мышц (кахексия), от чего доступной энергии становится еще меньше, и симптомы хронической усталости усугубляются, от чего двигаться становится еще сложнее (в том числе дышать). Воронка 🙁
3. Раз идет атрофия мышц, она идет везде (хотя сердце, конечно, держится до последнего, и межреберные мышцы тоже, но достается и им). И это отдельный фактор, усугубляющий неэффективное дыхание при РА.
4. При воспалительном артрите могут быть поражены и суставы в грудной клетке, тогда дышать просто конкретно больно и легкие не расширяются; равно как и при воспалении позвоночника (при болезни Бехтерева/ анкилозирующем спондилите, например) похожая картина.
5. Глюкокортикоиды для снижения уровня воспаления также способствуют развитию кахексии. Обоюдоострое лекарство.
6. Гипоксия мозга активирует микроглию и вызывает нейровоспаление (проявляющееся, в частности, как “туман в голове”, когнитивные и аффективные нарушения). Циркадианный ритм она тоже сбивает.
7. Гипоксия повышает болевую чувствительность при хронической боли (если вы, конечно, не непалец-шерпа или не тибетец какой-нибудь, привычный к высокогорной жизни). Повышенная болевая чувствительность делает более выраженными симптомы депрессии, а депрессия, в свою очередь, усугубляет болевую чувствительность. Тоже порочный круг.
8. Пока сердечная мышца еще не истощена, болевые ощущения повышают частоту сердечных сокращений, в результате кровь быстрее проходит по легочным капиллярам и не успевает насытиться кислородом.
9. Ну и тоже интересные цифры в исследовании, опубликованном в 2019 г.: взяли 800+ пациентов с ревматоидным артритом без выраженных нарушений дыхания. Наблюдали их два года. Потом посмотрели, как изменилась выраженность нарушений дыхания. За два года они появились у каждого восьмого пациента. *
10. Ну и основной вопрос, конечно, а как в современной ревматологии обходятся с этим вопросом, есть ли специальная поддержка процессов дыхания на разных уровнях, от центральной регуляции до клеточного дыхания? (вот д-р Валс как раз свой протокол для рассеянного склероза и других аутоиммунных заболеваний во многом ориентирует на противостояние кахексии (посредством использования приборов для электрической стимуляции мышц) и улучшение клеточного дыхания (за счет обеспечения митохондрий необходимыми веществами для оптимальной работы)).
*Sparks, J. A., Doyle, T. J., He, X., Pan, B., Iannaccone, C., Frits, M. L., Dellaripa, P. F., Rosas, I. O., Lu, B., Weinblatt, M. E., Shadick, N. A., & Karlson, E. W. (2019). Incidence and predictors of dyspnea on exertion in a prospective cohort of patients with rheumatoid arthritis. ACR open rheumatology, 1(1), 4–15. https://doi.org/10.1002/acr2.1001
#дыхание #гипоксия #кахексия #атрофия_мышц #хроническая_боль #синдром_хронической_усталости #болевая_чувствительность #ревматоидный_артрит #коморбидная_депрессия #циркадианный_ритм
1. Хроническая усталость и утренняя мышечная скованность, а также более острые болезненные ощущения с утра — это симптомы многих воспалительных заболеваний, в том числе, аутоиммунных, и, в частности, ревматоидного артрита. Связано ли это с хронической гипоксией, в том числе, ухудшающейся ночью?
2. Очевидно, что если основная часть энергии у нас вырабатывается митохондриями в мышечной ткани, а суставы у нас болят так, что мы не двигаемся (и вообще при высоком уровне воспаления двигаться совсем не хочется), у нас происходит атрофия мышц (кахексия), от чего доступной энергии становится еще меньше, и симптомы хронической усталости усугубляются, от чего двигаться становится еще сложнее (в том числе дышать). Воронка 🙁
3. Раз идет атрофия мышц, она идет везде (хотя сердце, конечно, держится до последнего, и межреберные мышцы тоже, но достается и им). И это отдельный фактор, усугубляющий неэффективное дыхание при РА.
4. При воспалительном артрите могут быть поражены и суставы в грудной клетке, тогда дышать просто конкретно больно и легкие не расширяются; равно как и при воспалении позвоночника (при болезни Бехтерева/ анкилозирующем спондилите, например) похожая картина.
5. Глюкокортикоиды для снижения уровня воспаления также способствуют развитию кахексии. Обоюдоострое лекарство.
6. Гипоксия мозга активирует микроглию и вызывает нейровоспаление (проявляющееся, в частности, как “туман в голове”, когнитивные и аффективные нарушения). Циркадианный ритм она тоже сбивает.
7. Гипоксия повышает болевую чувствительность при хронической боли (если вы, конечно, не непалец-шерпа или не тибетец какой-нибудь, привычный к высокогорной жизни). Повышенная болевая чувствительность делает более выраженными симптомы депрессии, а депрессия, в свою очередь, усугубляет болевую чувствительность. Тоже порочный круг.
8. Пока сердечная мышца еще не истощена, болевые ощущения повышают частоту сердечных сокращений, в результате кровь быстрее проходит по легочным капиллярам и не успевает насытиться кислородом.
9. Ну и тоже интересные цифры в исследовании, опубликованном в 2019 г.: взяли 800+ пациентов с ревматоидным артритом без выраженных нарушений дыхания. Наблюдали их два года. Потом посмотрели, как изменилась выраженность нарушений дыхания. За два года они появились у каждого восьмого пациента. *
10. Ну и основной вопрос, конечно, а как в современной ревматологии обходятся с этим вопросом, есть ли специальная поддержка процессов дыхания на разных уровнях, от центральной регуляции до клеточного дыхания? (вот д-р Валс как раз свой протокол для рассеянного склероза и других аутоиммунных заболеваний во многом ориентирует на противостояние кахексии (посредством использования приборов для электрической стимуляции мышц) и улучшение клеточного дыхания (за счет обеспечения митохондрий необходимыми веществами для оптимальной работы)).
*Sparks, J. A., Doyle, T. J., He, X., Pan, B., Iannaccone, C., Frits, M. L., Dellaripa, P. F., Rosas, I. O., Lu, B., Weinblatt, M. E., Shadick, N. A., & Karlson, E. W. (2019). Incidence and predictors of dyspnea on exertion in a prospective cohort of patients with rheumatoid arthritis. ACR open rheumatology, 1(1), 4–15. https://doi.org/10.1002/acr2.1001
#дыхание #гипоксия #кахексия #атрофия_мышц #хроническая_боль #синдром_хронической_усталости #болевая_чувствительность #ревматоидный_артрит #коморбидная_депрессия #циркадианный_ритм
Wiley Online Library
Incidence and Predictors of Dyspnea on Exertion in a Prospective Cohort of Patients With Rheumatoid Arthritis
Objective
To investigate the incidence and predictors of dyspnea on exertion among subjects with rheumatoid arthritis (RA).
Methods
We investigated dyspnea on exertion using a prospective cohort, ...
To investigate the incidence and predictors of dyspnea on exertion among subjects with rheumatoid arthritis (RA).
Methods
We investigated dyspnea on exertion using a prospective cohort, ...
Не знаю, знаете ли вы историю выживших после крушения самолета в Андах в 1972 году, но сейчас в этой поразительной истории мне любопытен один момент. Короче, команда уругвайских рэгбистов, крепких молодых парней, лет двадцати с небольшим, летела на товарищеский матч в Чили, погода была нелетная, самолет врезался в горный склон и разбился, но некоторая часть пассажиров выжила. Они оказались в Андах выше линии снегов и проторчали там 72 дня. Потом их спасли, потому что двое из этих парней — без снаряги и альпинистской подготовки, после двух месяцев без нормального питания — спустились вниз (это заняло у них 11 дней) и привели помощь.
Так вот один из этих двух парней, Нандо Паррадо, в момент крушения самолета так здорово получил по голове, что его сочли мертвым и положили вместе с погибшими пассажирами и пилотами на морозе. И только на третий день медик этой спортивной команды обнаружил, что Нандо еще живой. Его привели в чувство, и у него от неслабой черепно-мозговой травмы не было никаких последствий, кроме синяков и ссадин на башке.
Ученые потом исследовали мозг Нандо, и реально, вообще никаких последствий, мозг похож на мозг человека, которому иногда в молодости прилетало по шлему мячом для рэгби, но не более того. Он потом был автогонщиком международного класса, так что с мозгом, анализом множества входящих, скоростью реакции и координацией движений у него все было более чем хорошо.
Вот как так? В спячку впал, а потом очень быстро регенерировал? Как ему это удалось? Это потому, что он продукт гетерозиса и наполовину украинец, а таких просто так не убьешь? Или что?
Вообще ужасно интересная тема, как животные “сворачивают” свой метаболизм для спячки, а потом “разворачивают” обратно. (Наверняка этим занимается космическая медицина и какие-то лаборатории Маска и прочих 🙂 Не говоря уже о китайских ученых 🙂 Решить эту проблему — и технологии криосна откроют массу возможностей для новых проблем :))
Поэтому я пойду порою в сторону того, как митохондрии восстанавливаются после гипоксии или иных повреждений, а также, что возможно делать для того, чтобы избежать повреждения митохондрий, вызывающего множественный отказ органов при сепсисе.
Так вот один из этих двух парней, Нандо Паррадо, в момент крушения самолета так здорово получил по голове, что его сочли мертвым и положили вместе с погибшими пассажирами и пилотами на морозе. И только на третий день медик этой спортивной команды обнаружил, что Нандо еще живой. Его привели в чувство, и у него от неслабой черепно-мозговой травмы не было никаких последствий, кроме синяков и ссадин на башке.
Ученые потом исследовали мозг Нандо, и реально, вообще никаких последствий, мозг похож на мозг человека, которому иногда в молодости прилетало по шлему мячом для рэгби, но не более того. Он потом был автогонщиком международного класса, так что с мозгом, анализом множества входящих, скоростью реакции и координацией движений у него все было более чем хорошо.
Вот как так? В спячку впал, а потом очень быстро регенерировал? Как ему это удалось? Это потому, что он продукт гетерозиса и наполовину украинец, а таких просто так не убьешь? Или что?
Вообще ужасно интересная тема, как животные “сворачивают” свой метаболизм для спячки, а потом “разворачивают” обратно. (Наверняка этим занимается космическая медицина и какие-то лаборатории Маска и прочих 🙂 Не говоря уже о китайских ученых 🙂 Решить эту проблему — и технологии криосна откроют массу возможностей для новых проблем :))
Поэтому я пойду порою в сторону того, как митохондрии восстанавливаются после гипоксии или иных повреждений, а также, что возможно делать для того, чтобы избежать повреждения митохондрий, вызывающего множественный отказ органов при сепсисе.
Прошло еще четыре недели утренних заметок тут и в телеграме 🙂 Вот перечень тем, о которых я что-то писала. Интересно, что из этого пригласило вас задуматься, а может быть, оказалось важным куском паззла.
Итак, что было:
⁃ ковид и митохондрии (он их атакует)
⁃ эксперимент д-ра Терри Валс на себе (лечение рассеянного склероза)
⁃ обзор книги д-ра Джозефа Меркола про метаболическую митохондриальную терапию (“Клетка на диете”)
⁃ обзор первой части книги д-ра Ли Ноу “Эгоистичная митохондрия”
⁃ рекомендации д-ра Ли Ноу: как мы можем поддержать свои митохондрии (по книге “Эгоистичная митохондрия)
⁃ таурин как митопротектор
⁃ клинические исследования протокола д-ра Валс ее исследовательской командой
⁃ исследования нутрициологических протоколов, похожих на протокол д-ра Валс (модифицированный палеопротокол и кето), кем-то кроме д-ра Валс
⁃ подробный пересказ статьи “Пищевой кетоз как вмешательство, способное уменьшить астроглиоз: перспективы лечения нейродегенеративных заболеваний и нейропсихиатрических синдромов”
⁃ исследования в рамках нутрициологической психиатрии (три дня про это писала)
⁃ ПТСР после ковида
⁃ рекомендации Умы Найду по питанию при ПТСР
⁃ что бы такое съесть, чтобы лучше противостоять трудностям (рекомендации по питанию при стрессе и хронической вирусной нагрузке - по материалам Леи Хетчман, коллектива под редакцией Джерома Сарриса, и Стивена Хэррода Бюхнера)
⁃ ковид и поствирусный синдром (упоминания в статьях в Пабмеде за этот год)
⁃ итальянское исследование тяжести протекания ковида у людей с разным привычным рационом (кто успел до ковида комфортно перейти на кето или низкоуглеводную диету, у того несколько больше шансов)
⁃ определение синдрома хронической усталости (по книге доктора Сары Майхилл)
⁃ факторы, делающие людей предрасположенными к развитию синдрома хронической усталости, и события-триггеры, “ломающие спину верблюда” (по книге доктора Сары Майхилл)
⁃ симптомы синдрома хронической усталости и миалгического энцефаломиелита (по книге доктора Сары Майхилл)
⁃ возможность диагностировать синдром хронической усталости специфическим анализом крови, доступным в коммерческих лабораториях (…пока нет такой возможности и такого анализа)
⁃ метафору “отползания от края” и метафору “бочки” аллостатической нагрузки
⁃ рекомендации доктора Сары Майхилл по питанию при поствирусном синдроме и синдроме хронической усталости
⁃ рекомендации доктора Сары Майхилл для снижения общего уровня воспаления при поствирусном синдроме и синдроме хронической усталости
⁃ рекомендации доктора Сары Майхилл для восстановительного режима при поствирусном синдроме и синдроме хронической усталости
⁃ шкалу доктора Дэвида Белла для оценки тяжести синдрома хронической усталости
⁃ Тони Бернхард и ее опыт 19 лет жизни с тяжелым поствирусным синдромом
⁃ нарративную карту работы с чувством личностной несостоятельности (на примере адаптации к жизни с поствирусным синдромом)
⁃ биологические механизмы гипоксии тканей при синдроме хронической усталости (включая метгемоглобин, нарушение способности эритроцитов к смене формы и нарушения центральной регуляции дыхания)
⁃ мышечную атрофию (кахексию) и нарушения дыхания у людей с ограничениями мобильности (например, в случае хронических воспалительных, в т.ч. аутоиммунных) заболеваний
⁃ интересно, как работают митохондрии в ситуации гибернации… ну и заодно про “Чудо в Андах” Нандо Паррадо
#праздник_пней #третий_праздник_пней #пнэи
Итак, что было:
⁃ ковид и митохондрии (он их атакует)
⁃ эксперимент д-ра Терри Валс на себе (лечение рассеянного склероза)
⁃ обзор книги д-ра Джозефа Меркола про метаболическую митохондриальную терапию (“Клетка на диете”)
⁃ обзор первой части книги д-ра Ли Ноу “Эгоистичная митохондрия”
⁃ рекомендации д-ра Ли Ноу: как мы можем поддержать свои митохондрии (по книге “Эгоистичная митохондрия)
⁃ таурин как митопротектор
⁃ клинические исследования протокола д-ра Валс ее исследовательской командой
⁃ исследования нутрициологических протоколов, похожих на протокол д-ра Валс (модифицированный палеопротокол и кето), кем-то кроме д-ра Валс
⁃ подробный пересказ статьи “Пищевой кетоз как вмешательство, способное уменьшить астроглиоз: перспективы лечения нейродегенеративных заболеваний и нейропсихиатрических синдромов”
⁃ исследования в рамках нутрициологической психиатрии (три дня про это писала)
⁃ ПТСР после ковида
⁃ рекомендации Умы Найду по питанию при ПТСР
⁃ что бы такое съесть, чтобы лучше противостоять трудностям (рекомендации по питанию при стрессе и хронической вирусной нагрузке - по материалам Леи Хетчман, коллектива под редакцией Джерома Сарриса, и Стивена Хэррода Бюхнера)
⁃ ковид и поствирусный синдром (упоминания в статьях в Пабмеде за этот год)
⁃ итальянское исследование тяжести протекания ковида у людей с разным привычным рационом (кто успел до ковида комфортно перейти на кето или низкоуглеводную диету, у того несколько больше шансов)
⁃ определение синдрома хронической усталости (по книге доктора Сары Майхилл)
⁃ факторы, делающие людей предрасположенными к развитию синдрома хронической усталости, и события-триггеры, “ломающие спину верблюда” (по книге доктора Сары Майхилл)
⁃ симптомы синдрома хронической усталости и миалгического энцефаломиелита (по книге доктора Сары Майхилл)
⁃ возможность диагностировать синдром хронической усталости специфическим анализом крови, доступным в коммерческих лабораториях (…пока нет такой возможности и такого анализа)
⁃ метафору “отползания от края” и метафору “бочки” аллостатической нагрузки
⁃ рекомендации доктора Сары Майхилл по питанию при поствирусном синдроме и синдроме хронической усталости
⁃ рекомендации доктора Сары Майхилл для снижения общего уровня воспаления при поствирусном синдроме и синдроме хронической усталости
⁃ рекомендации доктора Сары Майхилл для восстановительного режима при поствирусном синдроме и синдроме хронической усталости
⁃ шкалу доктора Дэвида Белла для оценки тяжести синдрома хронической усталости
⁃ Тони Бернхард и ее опыт 19 лет жизни с тяжелым поствирусным синдромом
⁃ нарративную карту работы с чувством личностной несостоятельности (на примере адаптации к жизни с поствирусным синдромом)
⁃ биологические механизмы гипоксии тканей при синдроме хронической усталости (включая метгемоглобин, нарушение способности эритроцитов к смене формы и нарушения центральной регуляции дыхания)
⁃ мышечную атрофию (кахексию) и нарушения дыхания у людей с ограничениями мобильности (например, в случае хронических воспалительных, в т.ч. аутоиммунных) заболеваний
⁃ интересно, как работают митохондрии в ситуации гибернации… ну и заодно про “Чудо в Андах” Нандо Паррадо
#праздник_пней #третий_праздник_пней #пнэи
Габор Мате — канадский врач, который подчеркивает важность интегративного взгляда, психонейроэндокриноиммунологии, рассмотрения человека и его здоровья в системе отношений власти и притеснения. Также он привлекает внимание к влиянию травматического опыта на здоровье, соматическое и психическое.
Решения, которые он предлагает, очень напоминают афоризм Дэвида Денборо о нарративной работе с сообществами: "Если проблема — не в человеке, то и решать ее надо не только на индивидуальном уровне".
https://eroskosmos.org/culture-good-health/
#габор_мате #пнэи #опыт_травмы #работа_с_сообществами #интегративный_подход
Решения, которые он предлагает, очень напоминают афоризм Дэвида Денборо о нарративной работе с сообществами: "Если проблема — не в человеке, то и решать ее надо не только на индивидуальном уровне".
https://eroskosmos.org/culture-good-health/
#габор_мате #пнэи #опыт_травмы #работа_с_сообществами #интегративный_подход
Эрос и Космос
Как построить культуру хорошего здоровья
Оригинал статьи на английском языке увидел свет в журнале YES! (зима 2016). Перевод выполнен специально для журнала «Эрос и Космос», публикуется впервые. «Я никогда не злюсь, — говорит персонаж од…
В 2003 году на английском была издана книга доктора Габора Мате “Когда тело говорит “Нет””, которая с тех пор была переведена на 15 языков (но на русский, кажется, еще нет*).
Основная идея этой книги — здоровье и болезнь не могут быть поняты в отрыве от жизненной истории, социального контекста, привычных эмоциональных паттернов реагирования. Наша биография в той или иной степени становится нашей биологией, и это одна из основных идей психонейроэндокриноиммунологии. Хронические заболевания и стресс тесно связаны. Наши отношения с людьми и с миром — важный фактор, обусловливающий движение в сторону здоровья или болезни. Усвоенные из общения с нашими значимыми взрослыми в детстве паттерны отношения к себе, в частности, суровая самокритика и отсутствие доброты к себе и сочувствия себе, — это тоже важные факторы, которые необходимо учитывать. Психологическая травма, которую пережили мы или наши родители в силу неблагоприятных обстоятельств, также оставляет отпечаток на нашем психическом и соматическом здоровье, на наших способах взаимодействия с миром (например, сам д-р Мате первый год жизни прожил в будапештском гетто во время фашистской оккупации, а родители его матери погибли в Освенциме, когда ему было 5 месяцев, и это оказало сильное влияние на их с матерью отношения).
Доктор Мате подчеркивает, что “компартментализация заботы” (каждому симптому по своему доктору, и доктора эти плохо взаимодействуют друг с другом) — это тупик и не лучший стандарт практики. Тело влияет на психику, и психика влияет на тело, и это взаимное влияние игнорировать невозможно (…хотя некоторым пока еще удается).
В первой главе д-р Мате рассказывает историю своей работы с женщиной, страдавшей склеродермией и синдромом Рейно. Он обратил внимание на то, что она всегда ставила интересы других членов семьи во главу угла, заботилась о них, но не настаивала на своем праве (не меньшем, чем у остальных) получать заботу. Она никогда не могла сказать людям “нет”. “Порой, когда мы сами не можем сказать “нет”, нашему телу приходится говорить “нет” за нас”. И этот паттерн д-р Мате видит у очень многих людей с хроническими заболеваниями, связанными с нарушением работы иммунной системы (во второй главе речь идет о рассеянном склерозе, а в третьей — о раке). Они “должны быть хорошими”, “соответствовать ожиданиям”.
При этом это не обвинение. Когда речь идет о болезни и попытках понять ее механизмы, говорит доктор Мате, моральным суждениям и осуждениям в этом места нет. Человек адаптируется, как может, к неблагоприятной ситуации, которую он не в силах изменить (особенно будучи ребенком).
(продолжение следует)
#габор_мате #пнэи #стресс #когда_тело_говорит_нет #хронический_стресс #биография_становится_биологией
*Если тут есть скауты издательств, имейте в виду, что часть этой книги я прочитала вслух, переводя с листа под запись, для подруги с дислексией.
Основная идея этой книги — здоровье и болезнь не могут быть поняты в отрыве от жизненной истории, социального контекста, привычных эмоциональных паттернов реагирования. Наша биография в той или иной степени становится нашей биологией, и это одна из основных идей психонейроэндокриноиммунологии. Хронические заболевания и стресс тесно связаны. Наши отношения с людьми и с миром — важный фактор, обусловливающий движение в сторону здоровья или болезни. Усвоенные из общения с нашими значимыми взрослыми в детстве паттерны отношения к себе, в частности, суровая самокритика и отсутствие доброты к себе и сочувствия себе, — это тоже важные факторы, которые необходимо учитывать. Психологическая травма, которую пережили мы или наши родители в силу неблагоприятных обстоятельств, также оставляет отпечаток на нашем психическом и соматическом здоровье, на наших способах взаимодействия с миром (например, сам д-р Мате первый год жизни прожил в будапештском гетто во время фашистской оккупации, а родители его матери погибли в Освенциме, когда ему было 5 месяцев, и это оказало сильное влияние на их с матерью отношения).
Доктор Мате подчеркивает, что “компартментализация заботы” (каждому симптому по своему доктору, и доктора эти плохо взаимодействуют друг с другом) — это тупик и не лучший стандарт практики. Тело влияет на психику, и психика влияет на тело, и это взаимное влияние игнорировать невозможно (…хотя некоторым пока еще удается).
В первой главе д-р Мате рассказывает историю своей работы с женщиной, страдавшей склеродермией и синдромом Рейно. Он обратил внимание на то, что она всегда ставила интересы других членов семьи во главу угла, заботилась о них, но не настаивала на своем праве (не меньшем, чем у остальных) получать заботу. Она никогда не могла сказать людям “нет”. “Порой, когда мы сами не можем сказать “нет”, нашему телу приходится говорить “нет” за нас”. И этот паттерн д-р Мате видит у очень многих людей с хроническими заболеваниями, связанными с нарушением работы иммунной системы (во второй главе речь идет о рассеянном склерозе, а в третьей — о раке). Они “должны быть хорошими”, “соответствовать ожиданиям”.
При этом это не обвинение. Когда речь идет о болезни и попытках понять ее механизмы, говорит доктор Мате, моральным суждениям и осуждениям в этом места нет. Человек адаптируется, как может, к неблагоприятной ситуации, которую он не в силах изменить (особенно будучи ребенком).
(продолжение следует)
#габор_мате #пнэи #стресс #когда_тело_говорит_нет #хронический_стресс #биография_становится_биологией
*Если тут есть скауты издательств, имейте в виду, что часть этой книги я прочитала вслух, переводя с листа под запись, для подруги с дислексией.
Доктор Габор Мате дальше в книге “Когда тело говорит “нет”” много пишет о механизмах стресса. В целом, благодаря Сапольски и многим другим, это достаточно широко известная информация, поэтому я особо вдаваться не буду, а напишу о том, что меня зацепило именно у Мате в контексте нынешней ситуации.
Во-первых, достаточно очевидная вещь, что одно и то же событие, которое мы можем посчитать стрессовым, дает разным людям в разных ситуациях разную стрессовую нагрузку. Он приводит в качестве примера “увольнение с работы” и говорит: а если это был большой-пребольшой начальник, которому выдали “золотой парашют”? А если для него дело было не столько в деньгах, а в возможности заниматься делом и каждый день общаться с командой? Снаружи и не поймешь, если не спросишь “а какой смысл имеет для тебя это событие? есть ли что-то важное для тебя, что оно ставит под угрозу? лишает ли оно тебя доступа к значимым для тебя ресурсам и оптимальным для тебя жизненным условиям?” Более того, “попадает ли оно тебе в больное и уязвимое место, где у тебя в прошлом была травма?”
Во-вторых, хронический стресс влияет на все органы и ткани организма, меняет взаимодействие систем органов между собой. Т.е. когда мы смотрим на симптомы, мы должны учитывать, что человек находится в длящейся стрессовой ситуации, и это не может на него не влиять, в той или иной степени. При этом механизм стрессовой реакции в целом один, а вот запускаться она может чем угодно. Стрессор — это угроза, реальная или воображаемая, нарушающая гомеостаз организма. Угроза лишения важных ресурсов или условий для поддержания оптимальной для организма среды обитания.
Человек, теоретически, сам может создавать свою среду, тут есть такие громкие слова, как авторство жизни и аутопоэз. Но на практике, есть очень много ограничивающих факторов, часто гораздо более мощных, чем сам человек (макросоциальных, таких как бедность и/или притеснение, например). И важно понимать, что есть еще этический конфликт, когда оптимальная среда для самого человека — это не та среда, которая оптимальна для тех, кого он любит, и так и так приходится чем-то жертвовать, что поддерживает существование длящейся стрессовой ситуации. Человеческой ситуации.
В-третьих, д-р Мате пишет о том, что в исследованиях выделены три основных фактора, ведущих к стрессу: неопределенность, недостаток информации для принятия решений, ощущение потери контроля. Это такой “змей-горыныч”, три головы одного чудовища. (…и зовут его пока что “2020”…). В смысле, сейчас мы все имеем с ним дело, в дополнение к нашим личным локальным монстрам, которые дают неопределенность, недостаток информации для принятия решений и ощущение потери контроля. Интересно, что у кого-то эти глобальные и локальные факторы складываются, а у кого-то частично нейтрализуют друг друга (т.е., например, кому-то в локдауне становится легче и проще жить, потому что многие стрессовые факторы перестают влиять, когда меньше ходишь тушкой тела на работу). И тоже это индивидуально, и пока не спросишь, как человеку это “внутри”, в его собственном жизненном мире, то и не поймешь.
В-четвертых, он пишет о том, что забота о больном человеке — это тоже очень мощный хронический стресс, который постепенно разъедает здоровье, даже когда время постоянного ухода за больным уже закончилось.
Во-первых, достаточно очевидная вещь, что одно и то же событие, которое мы можем посчитать стрессовым, дает разным людям в разных ситуациях разную стрессовую нагрузку. Он приводит в качестве примера “увольнение с работы” и говорит: а если это был большой-пребольшой начальник, которому выдали “золотой парашют”? А если для него дело было не столько в деньгах, а в возможности заниматься делом и каждый день общаться с командой? Снаружи и не поймешь, если не спросишь “а какой смысл имеет для тебя это событие? есть ли что-то важное для тебя, что оно ставит под угрозу? лишает ли оно тебя доступа к значимым для тебя ресурсам и оптимальным для тебя жизненным условиям?” Более того, “попадает ли оно тебе в больное и уязвимое место, где у тебя в прошлом была травма?”
Во-вторых, хронический стресс влияет на все органы и ткани организма, меняет взаимодействие систем органов между собой. Т.е. когда мы смотрим на симптомы, мы должны учитывать, что человек находится в длящейся стрессовой ситуации, и это не может на него не влиять, в той или иной степени. При этом механизм стрессовой реакции в целом один, а вот запускаться она может чем угодно. Стрессор — это угроза, реальная или воображаемая, нарушающая гомеостаз организма. Угроза лишения важных ресурсов или условий для поддержания оптимальной для организма среды обитания.
Человек, теоретически, сам может создавать свою среду, тут есть такие громкие слова, как авторство жизни и аутопоэз. Но на практике, есть очень много ограничивающих факторов, часто гораздо более мощных, чем сам человек (макросоциальных, таких как бедность и/или притеснение, например). И важно понимать, что есть еще этический конфликт, когда оптимальная среда для самого человека — это не та среда, которая оптимальна для тех, кого он любит, и так и так приходится чем-то жертвовать, что поддерживает существование длящейся стрессовой ситуации. Человеческой ситуации.
В-третьих, д-р Мате пишет о том, что в исследованиях выделены три основных фактора, ведущих к стрессу: неопределенность, недостаток информации для принятия решений, ощущение потери контроля. Это такой “змей-горыныч”, три головы одного чудовища. (…и зовут его пока что “2020”…). В смысле, сейчас мы все имеем с ним дело, в дополнение к нашим личным локальным монстрам, которые дают неопределенность, недостаток информации для принятия решений и ощущение потери контроля. Интересно, что у кого-то эти глобальные и локальные факторы складываются, а у кого-то частично нейтрализуют друг друга (т.е., например, кому-то в локдауне становится легче и проще жить, потому что многие стрессовые факторы перестают влиять, когда меньше ходишь тушкой тела на работу). И тоже это индивидуально, и пока не спросишь, как человеку это “внутри”, в его собственном жизненном мире, то и не поймешь.
В-четвертых, он пишет о том, что забота о больном человеке — это тоже очень мощный хронический стресс, который постепенно разъедает здоровье, даже когда время постоянного ухода за больным уже закончилось.
И в-пятых, что мы научились отделять и подавлять свое восприятие ситуации как угрожающей нашему выживанию и благополучию, поэтому мы продолжаем оставаться в этой ситуации, ничего с ней не делая, не покидая ее и не пересматривая свои способы адаптации. Но от того, что нам “нормально вроде”, ситуация не перестает быть стрессовой и организм не перестает выдавать реакцию хронического стресса. То, что мы научились это отделять и подавлять, во многих случаях еще в раннем детстве, когда мы не могли бы выжить без взрослых, как раз и сохранило нам жизнь. Но ценой нарушения работы системы, распознающей опасность. Она работает постоянно, давая нам этакий “гул” фоном, и нам очень трудно понять, на что же именно она сейчас реагирует. И это само по себе поддерживает неопределенность, недостаток информации для принятия решений и ощущение потери контроля.
В ситуации динамической хронической болезни, когда неизвестно, когда наступит следующее обострение, как долго оно продлится и с какой именно потерей функций ты выйдешь в следующую ремиссию, если выйдешь в нее вообще, — система распознавания опасности всегда “на взводе”, и неопределенность, недостаток информации и ощущение потери контроля тоже всегда с нами.
(И вот тут я думаю про терапию внутренних семейных систем (IFS), которая как раз помогает осознать, какие детские части-защитники продолжают командовать парадом, какие раненые детские части они пытаются защитить и от чего; и научиться давать самому себе теплое поддерживающее присутствие компетентного взрослого, не выгоняя себя-испуганного, себя-одинокого, себя-которому-плохо-и-больно, себя-негодующего-и-обиженного и пр., но слушая и бережно держа их всех. Очень не хватает сейчас этого теплого поддерживающего присутствия с собой; я имею в виду, что потребность в нем сейчас всегда высокая.)
#габор_мате #когда_тело_говорит_нет #стресс #хронический_стресс #уход_за_больным #неопределенность #ощущение_потери_контроля
В ситуации динамической хронической болезни, когда неизвестно, когда наступит следующее обострение, как долго оно продлится и с какой именно потерей функций ты выйдешь в следующую ремиссию, если выйдешь в нее вообще, — система распознавания опасности всегда “на взводе”, и неопределенность, недостаток информации и ощущение потери контроля тоже всегда с нами.
(И вот тут я думаю про терапию внутренних семейных систем (IFS), которая как раз помогает осознать, какие детские части-защитники продолжают командовать парадом, какие раненые детские части они пытаются защитить и от чего; и научиться давать самому себе теплое поддерживающее присутствие компетентного взрослого, не выгоняя себя-испуганного, себя-одинокого, себя-которому-плохо-и-больно, себя-негодующего-и-обиженного и пр., но слушая и бережно держа их всех. Очень не хватает сейчас этого теплого поддерживающего присутствия с собой; я имею в виду, что потребность в нем сейчас всегда высокая.)
#габор_мате #когда_тело_говорит_нет #стресс #хронический_стресс #уход_за_больным #неопределенность #ощущение_потери_контроля
Дальше в книге “Когда тело говорит “нет”” доктор Габор Мате пишет про эмоциональную компетентность и ее связь со стрессом. И это тесно связано с исследованиями Пеннебейкера, о которых я писала раньше: хронические болезни чаще всего развиваются у тех, кто пережил в детстве травмирующее событие или рос в неблагоприятных обстоятельствах, где его потребности игнорировались, и дальше никому не рассказывал об этом. Потому что было некому и потому что не мог, не имел слов для чувств.
Что такое эмоциональная компетентность?
“Это способность осознавать, распознавать и называть свои чувства в тот момент, когда мы их испытываем; таким образом мы осознаем, когда именно мы испытываем стресс.
Это способность эффективно выражать свои чувства, тем самым сообщая, заявляя о своих потребностях и поддерживая целостность наших эмоциональных границ.
Это умение различать психологический отклик, возникающий в ответ на текущую ситуацию, и тот отклик, который является “шлейфом” какой-то ситуации из прошлого. То, чего мы хотим и требуем от мира, должно соответствовать нашим актуальным потребностям, а не неосознанным, неудовлетворенным потребностям из детства. Если границы между прошлым и настоящим размываются, нам может казаться, что утрата или угроза утраты присутствуют там, где их на самом деле сейчас нет.
Это осознание своих потребностей, нуждающихся в удовлетворении, а не подавление их для того, чтобы заслужить принятие окружающими или их одобрение.
Когда эти критерии не выполняются, мы испытываем стресс, нарушение гомеостаза, которое ведет к ухудшению здоровья”. (стр. 38)
Доктор Мате пишет, что многие его пациенты с хроническими прогрессирующими неизлечимыми заболеваниями — исключительно _приятные люди_, и приводит множество примеров их типичных паттернов коммуникации.
Чтобы получить от мира хоть каплю тепла, ты должен (или должна) быть исключительно приятным и достойным человеком. Не жаловаться, не жалеть себя, не ныть, не “грузить окружающих собой”, не занимать слишком много места, мило улыбаться, шутить, когда тебе плохо. Со всем справляться самостоятельно, не просить о помощи, не быть уязвимым. Этим можно гордиться. “Хроническая болезнь — не для слабаков”. Даже когда тебя унижают в медицинской системе, обходятся с тобой совершенно несправедливо, твой гнев обращен на себя за “слабость характера”, а не на тех, кто ведет себя непрофессионально и неуважительно.
Но это, пишет доктор Мате, не самость человека, а один из защитных механизмов, занимающих то место, где должна быть самость (…ну вот тут точно как с IFS списано. - ДК).
Что такое эмоциональная компетентность?
“Это способность осознавать, распознавать и называть свои чувства в тот момент, когда мы их испытываем; таким образом мы осознаем, когда именно мы испытываем стресс.
Это способность эффективно выражать свои чувства, тем самым сообщая, заявляя о своих потребностях и поддерживая целостность наших эмоциональных границ.
Это умение различать психологический отклик, возникающий в ответ на текущую ситуацию, и тот отклик, который является “шлейфом” какой-то ситуации из прошлого. То, чего мы хотим и требуем от мира, должно соответствовать нашим актуальным потребностям, а не неосознанным, неудовлетворенным потребностям из детства. Если границы между прошлым и настоящим размываются, нам может казаться, что утрата или угроза утраты присутствуют там, где их на самом деле сейчас нет.
Это осознание своих потребностей, нуждающихся в удовлетворении, а не подавление их для того, чтобы заслужить принятие окружающими или их одобрение.
Когда эти критерии не выполняются, мы испытываем стресс, нарушение гомеостаза, которое ведет к ухудшению здоровья”. (стр. 38)
Доктор Мате пишет, что многие его пациенты с хроническими прогрессирующими неизлечимыми заболеваниями — исключительно _приятные люди_, и приводит множество примеров их типичных паттернов коммуникации.
Чтобы получить от мира хоть каплю тепла, ты должен (или должна) быть исключительно приятным и достойным человеком. Не жаловаться, не жалеть себя, не ныть, не “грузить окружающих собой”, не занимать слишком много места, мило улыбаться, шутить, когда тебе плохо. Со всем справляться самостоятельно, не просить о помощи, не быть уязвимым. Этим можно гордиться. “Хроническая болезнь — не для слабаков”. Даже когда тебя унижают в медицинской системе, обходятся с тобой совершенно несправедливо, твой гнев обращен на себя за “слабость характера”, а не на тех, кто ведет себя непрофессионально и неуважительно.
Но это, пишет доктор Мате, не самость человека, а один из защитных механизмов, занимающих то место, где должна быть самость (…ну вот тут точно как с IFS списано. - ДК).
Я думаю тут о хитром (…и не работающем) механизме, который, кажется, в гештальт-терапии обозначается как “профлексия”. (Я не гештальт-терапевт, поэтому не претендую на точность.) Я имею в виду ситуацию, когда у человека есть неудовлетворенная потребность. Например, — возьмем для примера женщину, — она устала и нуждается в том, чтобы о ней позаботились. Например, покормили ее и принесли ей чаю. Или она чувствует себя одиноко и от этого уязвимо, и ей нужно подтверждение ее значимости в отношениях, какой-то знак внимания, чтобы ей сказали “я так рад, что ты есть в моей жизни, и вот почему”. Если она при этом в контакте со своими чувствами и ощущает себя в безопасности, почему бы ей не попросить об этом непосредственно, “словами через рот”? Некоторым удается. А вот при профлексии человек начинает обращаться с другими так, как ему хотелось бы, чтобы обращались с ним, но при этом не говорит прямым текстом, что ожидает симметричного ответа. Получается такой торг — я тебе сто актов заботы и внимания, и тогда, возможно, с некоторой вероятностью, я тоже получу что-то в ответ, хоть один акт заботы и внимания, в котором я нуждаюсь. Ведь не может же до окружающих не дойти, что я делаю то, что делаю, не только потому, что просто мне нравится это делать, а потому, что жду симметричного ответа. Спойлер: иногда не доходит и можно так и не дождаться, окружающие принимают заботу как нечто само собой разумеющееся. И тогда возникает обида: вокруг тупицы, слепые черти, я для них все, а они для меня ничего. Хорошо устроились, сели на шею и ножки свесили. Но только выражать эти чувства нельзя. Тогда тело может помочь, ну, как умеет. Прекрасная метафора нейродермита и прочих кожных проблем, кстати: “Я тут из кожи вон лезу, а вы не чешетесь”. Одна из возможных. Тоже способ телом сказать нечто, что нереально сказать словами. Потому что гнев, возмущение и обида — это же запретные чувства, если ты боишься, что тебя могут наказать, прогнать или забыть где-то, если/когда ты станешь неудобным. Нельзя “капризничать” и требовать “слишком многого”.
#габор_мате #когда_тело_говорит_нет #эмоциональная_компетентность #осознанность #страх_отвержения #стресс
#габор_мате #когда_тело_говорит_нет #эмоциональная_компетентность #осознанность #страх_отвержения #стресс
Следующие несколько глав в книге Габора Мате “Когда тело говорит “нет”” посвящены раку. Он рассматривает один аспект: как существующие паттерны осознавания (или его отсутствия), выражения эмоций и взаимодействия с близкими людьми поддерживают хронический стресс, который, в свою очередь, “сбивает настройки” иммунной системы, которая начинает пропускать раковые клетки, а не устранять их, как ей и положено?
Доктор Мате, опираясь в первую очередь на свой клинический опыт, анализирует, какие паттерны взаимодействия с родителями в детстве создают у людей те самые особенности стиля проживания и выражения эмоций и взаимодействия, которые оказываются характерны для рака.
Вкратце:
- Родитель (в первую очередь мама) не мог_ла дать ребенку достаточно внимания, контакта, любви, тепла и ощущения безопасности. Потому что не умела, негде было научиться, и/или потому, что другой член семьи требовал столько внимания, что детям его не оставалось (например, инфантильный абьюзивный супруг (вполне возможно, что алкоголик), которому жена должна стать всем вообще, включая матерью, иначе будут скандалы и побои). Или тираническая бабушка. И тут не мама виновата, а доминирующие дискурсы в социуме (патриархат, например) и коллективная трансгенерационная травма.
- Ребенок, не получая от родителя достаточной защиты и лидерской поддержки, включается в детско-родительские отношения так, чтобы “заслужить любовь” и “избежать наказания” (и получить хотя бы толику внимания). Если ты для родителей существуешь только тогда, когда ты, например, чемпион_ка в чем-то, значит, ты направляешь энергию именно туда, создавая разные защитные личностные структуры. “Если мое благополучие обусловлено тем, что я долж_на обеспечивать благополучие других людей (…например, делать так, чтобы страдающей маме-“мученице” было хоть насколько-то легче), то непонятно, где заканчиваются другие люди и начинаюсь я”.
Очень интересный вопрос ставит доктор Мате: когда мы становимся взрослыми, мы хотя бы теоретически знаем, что, кроме наших привычных паттернов поведения, есть и другие. Например, можно не терпеть, а сказать “со мной так нельзя”. Не дожидаться, что другой человек, может быть, когда-нибудь изменится, а развести руками и уйти. Или сказать “я тоже человек и я тоже хочу жить, а не только всех вокруг обслуживать и обеспечивать”. Или “получается, что я за всеми всегда исправляю результаты их раздолбайства и по***зма. Почему бы мне не дать людям самим испытать последствия своих поступков, а не пытаться их от этих последствий защитить”.
Но очень часто мы этого не делаем, даже когда понимаем, что это возможно. Бывает, что мы смотрим на тех, кто так поступает, со смесью зависти и осуждения (и осуждение этих людей нам нужно, чтобы чувствовать моральное превосходство своего выбора так не делать). Или, без осуждения, но все же с некоторой завистью, мы можем говорить себе: “Было бы круто так мочь, но я так не могу”.
И тут доктор Мате предлагает задуматься: что нам мешает? Чего мы боимся? Где и за счет чего мы не в безопасности? Иногда да, мы продолжаем жить в абьюзивной ситуации, из которой мы не можем выбраться, иначе как оставив в этом капкане какую-то важную часть себя. Иногда мы не можем выбраться из нее потому, что у нас нет сообщества поддержки. Иногда мы, стараясь быть хорошими родителями, пытаемся уберечь детей от резких жизненных перемен и испытаний (…а они потом, вырастая, предъявляют нам, что зря мы тогда такой выбор сделали).
Доктор Мате признает всю сложность жизненных ситуаций, в которых оказываются люди, и не осуждает их выборы и решения, но подчеркивает, что осознание сложности ситуаций и сложности чувств, осознание своих желаний и потребностей, — это шаг в сторону эмоциональной компетентности, шаг прочь из состояния неосознаваемого хронического стресса.
(продолжение следует)
#габор_мате #когда_тело_говорит_нет #детско_родительские_отношения #осознавание #паттерны_взаимодействия #рак
Доктор Мате, опираясь в первую очередь на свой клинический опыт, анализирует, какие паттерны взаимодействия с родителями в детстве создают у людей те самые особенности стиля проживания и выражения эмоций и взаимодействия, которые оказываются характерны для рака.
Вкратце:
- Родитель (в первую очередь мама) не мог_ла дать ребенку достаточно внимания, контакта, любви, тепла и ощущения безопасности. Потому что не умела, негде было научиться, и/или потому, что другой член семьи требовал столько внимания, что детям его не оставалось (например, инфантильный абьюзивный супруг (вполне возможно, что алкоголик), которому жена должна стать всем вообще, включая матерью, иначе будут скандалы и побои). Или тираническая бабушка. И тут не мама виновата, а доминирующие дискурсы в социуме (патриархат, например) и коллективная трансгенерационная травма.
- Ребенок, не получая от родителя достаточной защиты и лидерской поддержки, включается в детско-родительские отношения так, чтобы “заслужить любовь” и “избежать наказания” (и получить хотя бы толику внимания). Если ты для родителей существуешь только тогда, когда ты, например, чемпион_ка в чем-то, значит, ты направляешь энергию именно туда, создавая разные защитные личностные структуры. “Если мое благополучие обусловлено тем, что я долж_на обеспечивать благополучие других людей (…например, делать так, чтобы страдающей маме-“мученице” было хоть насколько-то легче), то непонятно, где заканчиваются другие люди и начинаюсь я”.
Очень интересный вопрос ставит доктор Мате: когда мы становимся взрослыми, мы хотя бы теоретически знаем, что, кроме наших привычных паттернов поведения, есть и другие. Например, можно не терпеть, а сказать “со мной так нельзя”. Не дожидаться, что другой человек, может быть, когда-нибудь изменится, а развести руками и уйти. Или сказать “я тоже человек и я тоже хочу жить, а не только всех вокруг обслуживать и обеспечивать”. Или “получается, что я за всеми всегда исправляю результаты их раздолбайства и по***зма. Почему бы мне не дать людям самим испытать последствия своих поступков, а не пытаться их от этих последствий защитить”.
Но очень часто мы этого не делаем, даже когда понимаем, что это возможно. Бывает, что мы смотрим на тех, кто так поступает, со смесью зависти и осуждения (и осуждение этих людей нам нужно, чтобы чувствовать моральное превосходство своего выбора так не делать). Или, без осуждения, но все же с некоторой завистью, мы можем говорить себе: “Было бы круто так мочь, но я так не могу”.
И тут доктор Мате предлагает задуматься: что нам мешает? Чего мы боимся? Где и за счет чего мы не в безопасности? Иногда да, мы продолжаем жить в абьюзивной ситуации, из которой мы не можем выбраться, иначе как оставив в этом капкане какую-то важную часть себя. Иногда мы не можем выбраться из нее потому, что у нас нет сообщества поддержки. Иногда мы, стараясь быть хорошими родителями, пытаемся уберечь детей от резких жизненных перемен и испытаний (…а они потом, вырастая, предъявляют нам, что зря мы тогда такой выбор сделали).
Доктор Мате признает всю сложность жизненных ситуаций, в которых оказываются люди, и не осуждает их выборы и решения, но подчеркивает, что осознание сложности ситуаций и сложности чувств, осознание своих желаний и потребностей, — это шаг в сторону эмоциональной компетентности, шаг прочь из состояния неосознаваемого хронического стресса.
(продолжение следует)
#габор_мате #когда_тело_говорит_нет #детско_родительские_отношения #осознавание #паттерны_взаимодействия #рак
Тут, очевидно, нужен дисклэймер: это мнение доктора Мате, не отражающее мнение других врачей. Он не считает рак психосоматикой, а подчеркивает влияние неосознаваемого стресса на суперсистему "психика-мозг-эндокринная система - иммунная система". Он не считает, что люди, заболевшие раком, "сами виноваты", и не игнорирует другие факторы, влияющие на возникновение рака. Эти люди адаптируются наилучшим возможным образом. И они хорошие порядочные люди, запертые в сложной ситуации без достаточного количества поддержки.
Прочитала еще 70 страниц из книги “Когда тело говорит “нет””. В целом, то, о чем пишет доктор Мате, перекликается с тем, о чем пишет Донна Джексон Наказава в книге “Осколки детских травм”, цитируя масштабное исследование В.Фелитти и Р.Анда: чем больше разного непредсказуемого токсического стресса было у человека в детстве и подростковом возрасте, тем больше вероятность, что у него будут развиваться самые разные заболевания. Доктор Мате подчеркивает, что одним из важных механизмов этого является нарушение работы оси гипоталамус-гипофиз-надпочечники, и фоновое невербализованное ощущение, что “ситуация так и не перестала быть неблагоприятной”. Также он пишет о значимости принятия себя, сочувствия себя и доброты к себе (или их отсутствия), о том, какую роль внутренний унижающий, жестокий и обесценивающий голос играет в поддержании ситуации хронического стресса. Он пишет о том, что для снижения стресса важны действия, выводящие организм за пределы неблагоприятной ситуации, или сколь угодно малые действия, повышающие ощущение контроля над ситуацией (в противовес ощущению беспомощности).
Еще один очень интересный вопрос он ставит, но не дает на него ответа. Часто исследования лекарств проводят, сравнивая их эффективность с плацебо. И в группах людей, которые получают плацебо, некоторый процент пациентов (и порой не маленький) испытывает улучшение состояния. Но за счет чего? Каковы биопсихосоциальные механизмы этого? (ужасно интересно)
#габор_мате #когда_тело_говорит_нет #хронический_стресс #неблагоприятный_детский_опыт #ACE #сочувствие_себе #эффект_плацебо
Еще один очень интересный вопрос он ставит, но не дает на него ответа. Часто исследования лекарств проводят, сравнивая их эффективность с плацебо. И в группах людей, которые получают плацебо, некоторый процент пациентов (и порой не маленький) испытывает улучшение состояния. Но за счет чего? Каковы биопсихосоциальные механизмы этого? (ужасно интересно)
#габор_мате #когда_тело_говорит_нет #хронический_стресс #неблагоприятный_детский_опыт #ACE #сочувствие_себе #эффект_плацебо
Последний кусочек заметок про “Когда тело говорит “нет””.
Чем дальше читаю “Когда тело говорит “нет””, тем больше эта книга напоминает мне три другие: “Осколки детских травм” Донны Джексон Наказавы, “Тело помнит все” Бессела ван дер Колка и “Майндсайт” Дэниэла Сигела. Биография становится биологией. Когда у ребенка нет возможности получить помощь и защиту от взрослой поддерживающей фигуры, когда ребенок чувствует, что его с его чувствами и потребностями не видят, ребенок выживает, как может. Вот это вот внутреннее ощущение “тут никого нет, и не на кого положиться, поэтому придется приспособиться и как-то справляться с тем, что надо делать”. Доктор Мате — так же, как и Донна Джексон Наказава в книге “Лучшее новейшее лекарство” — говорит о значимости развития осознанности, понимания, что то, что было тогда, в прошлом, было в прошлом. А то, что происходит сейчас, происходит сейчас, и мы уже не дети, не настолько беспомощные и зависимые от окружающих, как раньше. У нас больше возможностей влиять на собственную жизнь, по крайней мере, по сравнению с тем, сколько их у нас было, когда мы были детьми.
Доктор Мате пишет про ограничивающие убеждения, которые многие из нас, — тех, кому не досталось адекватного поддерживающего родительского внимания, — продолжают нести в себе. Эти ограничивающие убеждения исподволь руководят нашими решениями и поступками, определяя, в частности, ощущение “круто было бы так мочь, как другие могут, но я так не могу”. Вот некоторые из них: “Я должен быть сильным, нельзя быть слабым”. “Нельзя злиться”. “Если я буду проявлять гнев, меня не будут любить”. “Я отвечаю за всё (и за всех)”. “Я могу справиться с чем угодно”. “Во мне есть что-то такое, из-за чего меня невозможно любить”. “Я должна оправдывать свое существование, делая что-то полезное для других”. “Я заслуживаю заботы только тогда, когда мне совсем плохо”. Эти ограничивающие убеждения тоже являются источником хронического стресса.
Доктор Мате говорит о том, что для того, чтобы ослабить бремя стресса, поддерживающее болезни, важно развернуться лицом к своей жизни, к тому, что не работает. Если тело говорит “нет” чему-то, чему я не в силах словами и поступками сказать “нет”, то чему именно? Где я отказываюсь от себя, от своей жизни? На что я обращаю недостаточно внимания? Что вышло из баланса?
Но крайне важно, позволяя себе, наконец, задуматься об этом, делать это в контексте принимающих, поддерживающих человеческих отношений, чтобы не усугублялось ощущение “все плохо, и тут никого нет”. Это очень во многом про силу сообщества, про дружбу, про намеренное развитие способности видеть и слышать другого человека. Очень часто есть иллюзия, что если человек не жалуется и вроде как справляется, то он не нуждается во внимании и поддержке. Возможно, это фасад, хорошая мина при уж какой есть игре, одиночество как прОпасть. Невозможно построить мост с одной стороны.
Это еще и про психотерапию, про пересмотр своей жизненной истории. Снова думаю о том, насколько рабочей именно в контексте того, что пишет доктор Мате, видится модель IFS (терапии внутренних семейных систем, где есть части-изгнанники, части-защитники и Селф, способное дать им сейчас то ощущение тепла, открытого и любознательного внимания, поддержки и защиты).
У исцеления, согласно доктору Мате, есть семь составляющих:
1. Принятие себя и сочувствие себе. Открытость и внимательность к своим переживаниям, без запрещения что-либо чувствовать, без осуждения.
2. Осознанность и эмоциональная компетентность.
3. В том числе, отдельным пунктом, умение отличать гнев, агрессию и протест от страха, тревоги, ощущения беспомощности и т.п. (с которыми ощущение гнева часто “склеено”). И конструктивно выражать несогласие и отказ.
4. Различание между своими чувствами и потребностями — и чувствами и потребностями других людей, и принятие решений с учетом этого различания. “Я делаю это потому, что я так решил_а, а не потому, что ситуация вынуждает меня и я не вижу выбора”.
Чем дальше читаю “Когда тело говорит “нет””, тем больше эта книга напоминает мне три другие: “Осколки детских травм” Донны Джексон Наказавы, “Тело помнит все” Бессела ван дер Колка и “Майндсайт” Дэниэла Сигела. Биография становится биологией. Когда у ребенка нет возможности получить помощь и защиту от взрослой поддерживающей фигуры, когда ребенок чувствует, что его с его чувствами и потребностями не видят, ребенок выживает, как может. Вот это вот внутреннее ощущение “тут никого нет, и не на кого положиться, поэтому придется приспособиться и как-то справляться с тем, что надо делать”. Доктор Мате — так же, как и Донна Джексон Наказава в книге “Лучшее новейшее лекарство” — говорит о значимости развития осознанности, понимания, что то, что было тогда, в прошлом, было в прошлом. А то, что происходит сейчас, происходит сейчас, и мы уже не дети, не настолько беспомощные и зависимые от окружающих, как раньше. У нас больше возможностей влиять на собственную жизнь, по крайней мере, по сравнению с тем, сколько их у нас было, когда мы были детьми.
Доктор Мате пишет про ограничивающие убеждения, которые многие из нас, — тех, кому не досталось адекватного поддерживающего родительского внимания, — продолжают нести в себе. Эти ограничивающие убеждения исподволь руководят нашими решениями и поступками, определяя, в частности, ощущение “круто было бы так мочь, как другие могут, но я так не могу”. Вот некоторые из них: “Я должен быть сильным, нельзя быть слабым”. “Нельзя злиться”. “Если я буду проявлять гнев, меня не будут любить”. “Я отвечаю за всё (и за всех)”. “Я могу справиться с чем угодно”. “Во мне есть что-то такое, из-за чего меня невозможно любить”. “Я должна оправдывать свое существование, делая что-то полезное для других”. “Я заслуживаю заботы только тогда, когда мне совсем плохо”. Эти ограничивающие убеждения тоже являются источником хронического стресса.
Доктор Мате говорит о том, что для того, чтобы ослабить бремя стресса, поддерживающее болезни, важно развернуться лицом к своей жизни, к тому, что не работает. Если тело говорит “нет” чему-то, чему я не в силах словами и поступками сказать “нет”, то чему именно? Где я отказываюсь от себя, от своей жизни? На что я обращаю недостаточно внимания? Что вышло из баланса?
Но крайне важно, позволяя себе, наконец, задуматься об этом, делать это в контексте принимающих, поддерживающих человеческих отношений, чтобы не усугублялось ощущение “все плохо, и тут никого нет”. Это очень во многом про силу сообщества, про дружбу, про намеренное развитие способности видеть и слышать другого человека. Очень часто есть иллюзия, что если человек не жалуется и вроде как справляется, то он не нуждается во внимании и поддержке. Возможно, это фасад, хорошая мина при уж какой есть игре, одиночество как прОпасть. Невозможно построить мост с одной стороны.
Это еще и про психотерапию, про пересмотр своей жизненной истории. Снова думаю о том, насколько рабочей именно в контексте того, что пишет доктор Мате, видится модель IFS (терапии внутренних семейных систем, где есть части-изгнанники, части-защитники и Селф, способное дать им сейчас то ощущение тепла, открытого и любознательного внимания, поддержки и защиты).
У исцеления, согласно доктору Мате, есть семь составляющих:
1. Принятие себя и сочувствие себе. Открытость и внимательность к своим переживаниям, без запрещения что-либо чувствовать, без осуждения.
2. Осознанность и эмоциональная компетентность.
3. В том числе, отдельным пунктом, умение отличать гнев, агрессию и протест от страха, тревоги, ощущения беспомощности и т.п. (с которыми ощущение гнева часто “склеено”). И конструктивно выражать несогласие и отказ.
4. Различание между своими чувствами и потребностями — и чувствами и потребностями других людей, и принятие решений с учетом этого различания. “Я делаю это потому, что я так решил_а, а не потому, что ситуация вынуждает меня и я не вижу выбора”.
5. Надежная привязанность, близкие, доверительные отношения и взаимная поддержка. Хотя бы один человек, с которым можно быть каким угодно или какой угодно, говорить о важном внутреннем без страха отвержения, без ощущения, что “надо быть удобной”.
6. Поступки, воплощающие авторство жизни, способность влиять на собственную жизнь. Пусть поначалу и сколь угодно малые. Пространство для самовыражения, для того, чтобы найти собственный голос. (Тут я думаю, в контексте “сколь угодно малого пространства для самовыражения”, про письменные практики; почему “написать историю о своей жизни с болезнью” может быть одним из шагов к исцелению. - ДК)
7. Практики, церемонии и ритуалы, утверждающие собственную абсолютную ценность, право на существование и включенность в большее целое.
#габор_мате #когда_тело_говорит_нет #осознанность #сочувствие_себе #эмоциональная_компетентность #авторство_жизни #осознанность #сообщество #межличностная_нейробиология
6. Поступки, воплощающие авторство жизни, способность влиять на собственную жизнь. Пусть поначалу и сколь угодно малые. Пространство для самовыражения, для того, чтобы найти собственный голос. (Тут я думаю, в контексте “сколь угодно малого пространства для самовыражения”, про письменные практики; почему “написать историю о своей жизни с болезнью” может быть одним из шагов к исцелению. - ДК)
7. Практики, церемонии и ритуалы, утверждающие собственную абсолютную ценность, право на существование и включенность в большее целое.
#габор_мате #когда_тело_говорит_нет #осознанность #сочувствие_себе #эмоциональная_компетентность #авторство_жизни #осознанность #сообщество #межличностная_нейробиология
Конечно, книга Бессела ван дер Колка “Тело помнит все” занимает на полке “о психонейроэндокриноиммунологии” почетное место. Я прочитала ее в 2017 году, параллельно с “Осколками детских травм” Донны Джексон Наказавы, и в чем-то она оказалась для меня путеводителем.
Но для того, чтобы понять, что именно она мне дала и каким кусочком паззла оказалась, нужно немного “подать назад”. Среди статей о травме и работе с травмой в нарративной терапии особняком стоит статья Майкла Уайта “О работе с людьми, пережившими множественную травму”. В ней он пересказывает идеи австралийского психиатра Рассела Мирса о “двойном удвоении сознания” и, фактически, отвечает на долго зудевший в моей голове вопрос: “Окей, вот есть проблемные истории и предпочитаемые истории. Но как мы узнаем, что некое явление, которое мы встречаем, допустим, впервые, относится к нашей предпочитаемой истории? Ведь иногда мы понимаем это в долю секунды, и только потом рационализируем, что именно такое в нем есть, что нам нравится, соответствует нашим ценностям и мечтам, открывает нам возможности?”. Майкл Уайт пишет о “чувстве себя”, которое у человека, не имевшего опыта травмы или преодолевшего последствия травмы, ощущается как нежное живое облачко внутри. А если в результате травмы контакт с этим чувством нарушен, вместо теплого живого нежного облачка — дыра, сквозняк, острые углы и края. И руминации, затягивающее и никуда не ведущее пережевывание мрачных мыслей и чувств; то, что мне в своей голове удобно называть словами “поганое радио”. А что вместо него у людей, у которых теплое живое облачко внутри? У них вместо руминаций — поэзия. Поэтому одной из задач работы с последствиями множественной травмы Майкл Уайт видел восстановление контакта с “чувством себя”. Тогда нам становится уютно в нашем внутреннем мире и у нас появляется ощущение внутренней просторности (а не сдавленной склеенности с разными появляющимися содержаниями сознания).
Рассел Мирс пишет о том, что опыт разовой травмы и опыт систематической множественной травмы сохраняются в разных системах памяти. Если разовая травма произошла после того, как у нас сформировалась автобиографическая память, она будет храниться в автобиографической памяти (например, ребенок после 4 лет может отлично помнить ситуацию, когда его оперировали в больнице, и наркоз не сработал). Но если это была, допустим, травма отвержения и она повторялась дома то и дело, то это воспоминание будет храниться не в автобиографической, а в семантической памяти (где у нас располагаются знания о том, как устроен мир, люди и собственная идентичность). В автобиографической памяти на месте этих воспоминаний будут “дырки”, лакуны. Например, у меня в целом очень хорошая автобиографическая память, и я могу воспроизвести личностно важный, определяющий разговор, реплика за репликой, годы спустя. Но при попытках вспомнить, как именно мы ругались с мамой, когда я была школьницей и студенткой, я не могу вспомнить! Попытка приложить усилие вызывает тошноту. Уже годы спустя, ругаясь с партнером по какому-то поводу, удалось отследить, что становится триггером такого, прямо скажем, пугающего “распада памяти” — какие-то определения моей идентичности, которые для меня оказываются “несовместимыми с жизнью”, память помогает выжить, тут же раскалывая опыт и отправляя какие-то его части “в изгнание”, а какие-то выставляя “на защиту”.
Если мы не можем встроить воспоминание в историю, оно остается диссоциированным, продолжает жить и влиять на нас вне контекста его возникновения. На нем не стоит печать “хранить столько-то лет” или “просрочено”.
Нарративная терапия предлагает определенный набор приемов для восстановления контакта с чувством себя. Но их очень ограниченное количество; и часто это, конечно, никакие не приемы, а сам поддерживающий контакт с терапевтом помогает восстановить это ощущение.
Но для того, чтобы понять, что именно она мне дала и каким кусочком паззла оказалась, нужно немного “подать назад”. Среди статей о травме и работе с травмой в нарративной терапии особняком стоит статья Майкла Уайта “О работе с людьми, пережившими множественную травму”. В ней он пересказывает идеи австралийского психиатра Рассела Мирса о “двойном удвоении сознания” и, фактически, отвечает на долго зудевший в моей голове вопрос: “Окей, вот есть проблемные истории и предпочитаемые истории. Но как мы узнаем, что некое явление, которое мы встречаем, допустим, впервые, относится к нашей предпочитаемой истории? Ведь иногда мы понимаем это в долю секунды, и только потом рационализируем, что именно такое в нем есть, что нам нравится, соответствует нашим ценностям и мечтам, открывает нам возможности?”. Майкл Уайт пишет о “чувстве себя”, которое у человека, не имевшего опыта травмы или преодолевшего последствия травмы, ощущается как нежное живое облачко внутри. А если в результате травмы контакт с этим чувством нарушен, вместо теплого живого нежного облачка — дыра, сквозняк, острые углы и края. И руминации, затягивающее и никуда не ведущее пережевывание мрачных мыслей и чувств; то, что мне в своей голове удобно называть словами “поганое радио”. А что вместо него у людей, у которых теплое живое облачко внутри? У них вместо руминаций — поэзия. Поэтому одной из задач работы с последствиями множественной травмы Майкл Уайт видел восстановление контакта с “чувством себя”. Тогда нам становится уютно в нашем внутреннем мире и у нас появляется ощущение внутренней просторности (а не сдавленной склеенности с разными появляющимися содержаниями сознания).
Рассел Мирс пишет о том, что опыт разовой травмы и опыт систематической множественной травмы сохраняются в разных системах памяти. Если разовая травма произошла после того, как у нас сформировалась автобиографическая память, она будет храниться в автобиографической памяти (например, ребенок после 4 лет может отлично помнить ситуацию, когда его оперировали в больнице, и наркоз не сработал). Но если это была, допустим, травма отвержения и она повторялась дома то и дело, то это воспоминание будет храниться не в автобиографической, а в семантической памяти (где у нас располагаются знания о том, как устроен мир, люди и собственная идентичность). В автобиографической памяти на месте этих воспоминаний будут “дырки”, лакуны. Например, у меня в целом очень хорошая автобиографическая память, и я могу воспроизвести личностно важный, определяющий разговор, реплика за репликой, годы спустя. Но при попытках вспомнить, как именно мы ругались с мамой, когда я была школьницей и студенткой, я не могу вспомнить! Попытка приложить усилие вызывает тошноту. Уже годы спустя, ругаясь с партнером по какому-то поводу, удалось отследить, что становится триггером такого, прямо скажем, пугающего “распада памяти” — какие-то определения моей идентичности, которые для меня оказываются “несовместимыми с жизнью”, память помогает выжить, тут же раскалывая опыт и отправляя какие-то его части “в изгнание”, а какие-то выставляя “на защиту”.
Если мы не можем встроить воспоминание в историю, оно остается диссоциированным, продолжает жить и влиять на нас вне контекста его возникновения. На нем не стоит печать “хранить столько-то лет” или “просрочено”.
Нарративная терапия предлагает определенный набор приемов для восстановления контакта с чувством себя. Но их очень ограниченное количество; и часто это, конечно, никакие не приемы, а сам поддерживающий контакт с терапевтом помогает восстановить это ощущение.
Но что, если для человека разговорная терапия не работает? Что, если у него такое количество самого разного травмирующего опыта, что, буквально о чем ни заговори, есть риск провалиться в ретравматизацию? Что, если человек функционирует в жизни в первую очередь за счет выстраивания “защитного психического экзоскелета”, и при попытках “открыться”, во-первых, обычного времени сессии совершенно не хватает на то, чтобы “разморозиться”, а во-вторых, если даже удается коснуться чего-то важного, то времени сессии не хватает на то, чтобы с этим поработать и “упаковать” опыт обратно внутрь экзоскелета так, чтобы можно было продолжать функционировать?
Можно ли как-то помочь восстановить контакт с чувством себя, “магнитный центр” предпочитаемых историй — в обход разговорной терапии вовсе?
И вот именно с вопросом “А как еще можно восстановить ощущение контакта с чувством себя? Что нам может сказать современная наука о мозге, в частности?” я взялась тогда за книгу Бессела ван дер Колка.
#бессел_ван_дер_колк #тело_помнит_все #опыт_множественной_травмы #рассел_мирс #восстановление_контакта_с_чувством_себя #руминации #критерии_принадлежности_к_предпочитаемой_истории #диссоциированные_воспоминания
Можно ли как-то помочь восстановить контакт с чувством себя, “магнитный центр” предпочитаемых историй — в обход разговорной терапии вовсе?
И вот именно с вопросом “А как еще можно восстановить ощущение контакта с чувством себя? Что нам может сказать современная наука о мозге, в частности?” я взялась тогда за книгу Бессела ван дер Колка.
#бессел_ван_дер_колк #тело_помнит_все #опыт_множественной_травмы #рассел_мирс #восстановление_контакта_с_чувством_себя #руминации #критерии_принадлежности_к_предпочитаемой_истории #диссоциированные_воспоминания
Сегодня прыжок вбок от намеченного плана (если бы это был олимпийский вид спорта, я бы могла стать чемпионкой, наверное :))
Пару дней назад я упоминала книгу Донны Джексон Наказавы “Лучшее новейшее лекарство”, и в комментах вчера всплыло кое-что, что побуждает меня рассказать о ней подробнее.
Это вторая книга Донны Джексон Наказавы из ее серии про аутоиммунные заболевания и синдром хронической усталости. Она начала ее писать после того, как какой-то вирус спровоцировал обострение синдрома Гийена-Барре, и она оказалась парализована (дважды) и в общей сложности год провела в постели. Тогда она написала “Аутоиммунную эпидемию” и разобралась с тем, как уменьшить количество химической токсической нагрузки в ее жизни и в жизни ее семьи, подобрала оптимальную для себя диету. Но этого оказалось недостаточно. Параллельно развивались и другие аутоиммунные заболевания, раз в несколько месяцев что-то обострялось, и она оказывалась в больнице. В те периоды, когда все было “почти нормально”, она справлялась с разными жизненными задачами, работала журналистом, заботилась о семье (у них с мужем двое детей), но радости в этом для нее не было. Хроническая боль, травмирующий опыт и ужас перед будущим украли у нее способность радоваться жизни.
Журналистская работа привела Донну Джексон Наказаву в область науки и практики, которая ее страшно заинтриговала. Это была психонейроэндокриноиммунология, или ПНЭИ. Если сильно упрощать, эта область связана с взаимным влиянием разума и тела. Как то, что происходит в наших клетках, в крови, в печени, в кишечнике, в мозге и т.п. влияет на то, как функционирует наш разум? На то, что мы чувствуем, на то, как принимаем решения? И наоборот: что происходит с нашим телом, с воспалительными процессами, с секрецией гормонов, восстановлением тканей и органов, если мы учимся определенным образом направлять внимание, осваиваем разные способы справляться со стрессом, преодолеваем пагубные последствия травматического опыта? Можем ли мы, занимаясь разными практиками анти-депрессии, исцелить и соматические болезни? Или не исцелить, но хотя бы улучшить состояние? Можно ли, научившись новым навыкам саморегуляции, запустить позитивную цепную реакцию на соматическом уровне? Можем ли мы “перезагрузить мозг”, вывести его из колеи устоявшихся неконструктивных реакций на происходящие события?
Донне Джексон Наказаве стало интересно выяснить, как же это работает, и она решилась на эксперимент на себе. Вот как она описывает внутреннюю реальность своего опыта:
“…я понимаю, что целостность возможна. Даже мучаясь хронической болью, человек способен воспринимать красоту и чувствовать счастье. Но для того, чтобы подняться над физической реальностью, с которой я имею дело, требуется недюжинная сила воли и много энергии.
В моей голове как будто звучат одновременно две радиостанции.
“Канал Жизни” и “Канал Боли”. Отключить “канал Боли”, не слушать его вещание — это постоянная работа” (…) Он всегда тут. Стоит мне ослабить контроль, как он снова слышен на полной громкости”.
К врачу-специалисту по интегративной медицине Донна Джексон Наказава попала почти случайно — ее лечащий врач перевелся в другой город и оставил ей направление к доктору Анастасии Роулэнд-Сеймур.
Донна Джексон Наказава стала готовиться к визиту, составила список своих диагнозов и на семнадцатом пункте заплакала.
***
Можно ли, используя набор методов, влияющих одновременно на разум и на тело, изменить состояние мозга и изменить паттерны, способствующие воспалению, которые были запущены много лет назад? Однозначного ответа на этот вопрос нет. Но в большом количестве случаев бывают существенные изменения к лучшему. Тут невозможно заранее сказать, поможет или не поможет, нужно пробовать и смотреть.
Пару дней назад я упоминала книгу Донны Джексон Наказавы “Лучшее новейшее лекарство”, и в комментах вчера всплыло кое-что, что побуждает меня рассказать о ней подробнее.
Это вторая книга Донны Джексон Наказавы из ее серии про аутоиммунные заболевания и синдром хронической усталости. Она начала ее писать после того, как какой-то вирус спровоцировал обострение синдрома Гийена-Барре, и она оказалась парализована (дважды) и в общей сложности год провела в постели. Тогда она написала “Аутоиммунную эпидемию” и разобралась с тем, как уменьшить количество химической токсической нагрузки в ее жизни и в жизни ее семьи, подобрала оптимальную для себя диету. Но этого оказалось недостаточно. Параллельно развивались и другие аутоиммунные заболевания, раз в несколько месяцев что-то обострялось, и она оказывалась в больнице. В те периоды, когда все было “почти нормально”, она справлялась с разными жизненными задачами, работала журналистом, заботилась о семье (у них с мужем двое детей), но радости в этом для нее не было. Хроническая боль, травмирующий опыт и ужас перед будущим украли у нее способность радоваться жизни.
Журналистская работа привела Донну Джексон Наказаву в область науки и практики, которая ее страшно заинтриговала. Это была психонейроэндокриноиммунология, или ПНЭИ. Если сильно упрощать, эта область связана с взаимным влиянием разума и тела. Как то, что происходит в наших клетках, в крови, в печени, в кишечнике, в мозге и т.п. влияет на то, как функционирует наш разум? На то, что мы чувствуем, на то, как принимаем решения? И наоборот: что происходит с нашим телом, с воспалительными процессами, с секрецией гормонов, восстановлением тканей и органов, если мы учимся определенным образом направлять внимание, осваиваем разные способы справляться со стрессом, преодолеваем пагубные последствия травматического опыта? Можем ли мы, занимаясь разными практиками анти-депрессии, исцелить и соматические болезни? Или не исцелить, но хотя бы улучшить состояние? Можно ли, научившись новым навыкам саморегуляции, запустить позитивную цепную реакцию на соматическом уровне? Можем ли мы “перезагрузить мозг”, вывести его из колеи устоявшихся неконструктивных реакций на происходящие события?
Донне Джексон Наказаве стало интересно выяснить, как же это работает, и она решилась на эксперимент на себе. Вот как она описывает внутреннюю реальность своего опыта:
“…я понимаю, что целостность возможна. Даже мучаясь хронической болью, человек способен воспринимать красоту и чувствовать счастье. Но для того, чтобы подняться над физической реальностью, с которой я имею дело, требуется недюжинная сила воли и много энергии.
В моей голове как будто звучат одновременно две радиостанции.
“Канал Жизни” и “Канал Боли”. Отключить “канал Боли”, не слушать его вещание — это постоянная работа” (…) Он всегда тут. Стоит мне ослабить контроль, как он снова слышен на полной громкости”.
К врачу-специалисту по интегративной медицине Донна Джексон Наказава попала почти случайно — ее лечащий врач перевелся в другой город и оставил ей направление к доктору Анастасии Роулэнд-Сеймур.
Донна Джексон Наказава стала готовиться к визиту, составила список своих диагнозов и на семнадцатом пункте заплакала.
***
Можно ли, используя набор методов, влияющих одновременно на разум и на тело, изменить состояние мозга и изменить паттерны, способствующие воспалению, которые были запущены много лет назад? Однозначного ответа на этот вопрос нет. Но в большом количестве случаев бывают существенные изменения к лучшему. Тут невозможно заранее сказать, поможет или не поможет, нужно пробовать и смотреть.