Экспансия Другого многообразна. Что угодно может служить ее инструментом. То, что в один момент видится правильным и единственно желанным, в другой воспринимается, в лучшем случае, как бремя, в худшем – как экзистенциальная угроза. И тогда даже стыдливое молчание Другого кажется лишь изощренной манипуляцией. А его ласка вызывает лишь отвращение и желание напасть.

Другой может обнимать, но это объятие будет таким нежным, что не даст вздохнуть. Может шептать на ухо о любви, но каждое слово будет отзываться лязгом цепи, на которую он пытается вас посадить. Может гладить подушечками пальцев, но они будут царапать, как когти, вызывать на коже раздражение.

Тошнота – наверное, самая выразительная реакция на экспансию Другого. Отзвук той древней эпохи, когда пища была главным означающим в отношениях с ним. Знаком то любви, то тирании. И любой, кто сталкивался с булимией, отлично знает, как быстро происходит переход между этими полюсами.

У Юлии Кристевой в «Силах ужаса» есть красивая иллюстрация на тему того, насколько ужасающе ассимилирующей может восприниматься пища:

«Пищевое отвращение, наверное, самая простая и архаичная форма отвращения. Когда пенка — эта кожица на поверхности молока, беззащитная, тонкая, как папиросная бумага, жалкая, как обрезки ногтей, — появляется перед глазами или прикасается к губам, спазм в глотке и еще ниже, в желудке, животе, во всех внутренностях, корчит в судорогах все тело, выдавливает из него слезы и желчь, заставляет колотиться сердце и холодеть лоб и руки. В глазах темно, кружится голова, и рвота, вызванная этими молочными пенками, сгибает меня пополам и — отделяет от матери, от отца, которые мне их впихнули. Пенки — часть, знак их желания. Именно этого-то «я» и не хочет, и «я» не хочет ничего знать, «я» не ассимилирует их, «я» выталкивает их. Но поскольку эта еда — не «другой» для «я» и существует только внутри их желания, я выталкиваю себя, я выплевываю себя, я испытываю отвращение к себе в том же самом движении, в тот же самый момент когда «Я» предполагает утвердить себя. Эта деталь, может быть незначительная, но которую родители находят, заряжают, поддерживают и навязывают мне, — эта ерунда выворачивает меня наизнанку как перчатку, внутренностями наружу: так, чтобы они увидели, что я становлюсь другим ценой собственной смерти. В этом процессе, когда «я» становится, я рождаю себя в безудержных рыданиях и рвоте. Немой протест симптома и шумное неистовство конвульсии записаны, разумеется, в символической системе. В нее не хочется, да и невозможно войти, чтобы ответить. Это прежде всего реагирование, реагирование отторжением. Оно — отвращение».

#Entwurf
#Кристева

Субъект утверждает себя, прежде всего, ломая чужое ожидание. В одном из своих интервью это хорошо выразил Пьер Паоло Пазолини:

«Отказ всегда был главным жестом. Святые, отшельники, интеллектуалы... Историю творили те немногие, кто говорил «нет», а вовсе не придворные, не «серые кардиналы». Чтобы отказ возымел действие, он должен быть крупным, а не мелким, полным, а не по отдельным пунктам, «абсурдным», чуждым здравого смысла».

Отказ от соответствия чужому ожиданию многообразен: это и уход, разрыв, и предательство, обман, и подвиг.

И к Богу как предельному субъекту все это относится в первую очередь.

#Entwurf

Иногда все выцветает. Становится равноценным, одинаково далеким.

Распятие — это только изображение древней казни. Рот и влагалище — это всего лишь две щели.

За ними нет ничего кроме поверхности.


#Fetzen

Ее лицо исчезает. Овеянная туманом, она уходит. Остается только поверхность слов и тел. Запахи духов и пота, плоские глаза.

Механизм, наделяющий окружающее нас сенсорное месиво целостностью и ценностью, членящий его на объекты, позволяющий разглядеть в нем мужскую или женскую фигуру, нечто желанное, иногда дает сбой. В такие моменты декомпрессии можно успеть увидеть, что за шестерни — быть может, те самые «зубчатые колеса» Акутагавы? — обеспечивают функционирование нормативной гендерной сексуальности. И, в принципе, любой аксиологической системы.

Юлия Кристева как-то заметила, что «нельзя переоценить гигантское психическое, интеллектуальное и аффективное усилие, которое требуется совершить, чтобы обнаружить в другом поле эротический объект». Пока балансирующие механизмы работают исправно, это напряжение остается почти незаметным. Но равновесие слишком легко потерять.

#Entwurf
#Кристева

Впервые залез в предисловие к «Психоаналитической диагностике» Мак-Вильямс и обнаружил там трогательное:

«Наконец, те люди, которые внесли самый значительный вклад в эту книгу, должны остаться неназванными; я надеюсь, они представляют себе, как многому они меня научили. Быть психоаналитическим терапевтом — это самый непосредственный способ, который я нашла для удовлетворения своего желания прожить более чем одну жизнь в то короткое время, которое отпущено каждому из нас. Я не только приобрела знания о том, что это такое — быть алкоголиком, или депрессивным, или булимическим; я ощутила также, что значит быть расторгающим брак юристом, ученым, раввином, кардиологом, геем-активистом, дошкольным воспитателем, механиком, офицером полиции, медсестрой в палате интенсивной терапии, матерью на пенсии, актером, студентом-медиком, политическим деятелем, художником и многими другими людьми. Мне всегда казалось удивительным, что можно с энтузиазмом, которому позавидовал бы любой сторонний наблюдатель, оказаться полезным для других и зарабатывать себе на жизнь одновременно. Мои пациенты — мои первые вдохновители в этой попытке описать одну из областей психоаналитического знания».

Думаю, Нэнси Мак-Вильямс немного лукавит: даже самой развитой эмпатии не хватит для того, чтобы прожить чужую жизнь. Другой — это всегда Другой, чужая жизнь всегда чужая, и в этом смысле аналитических отношений не существует также, как и сексуальных. Но путь психоаналитика или психоаналитического психотерапевта определенно точно предполагает даже не просто соприкосновение с великим множеством миров, а пропуск их через себя. И только от человека, претендующего на этот путь, зависит, будет ли это его наполнять или, наоборот, иссушать и размывать.

#МакВильямс
#Entwurf

В человеческих мирах объекты и фигуры не существуют сами по себе. Необходимо усилие, функция, собирающая обрывки и лоскуты, вычленяющая их из месива, наделяющая их цельностью, преврающая их в фигуру. То, как именно этот процесс будет разворачиваться, обусловлено отношениями с первым и самым важным Другим – с Матерью. В известном смысле все объекты, с которыми сталкивается субъект, лежат в Ее отстветах и отблесках. Она неявно, а иногда вполне открыто стоит за любой фигурой. В своем верлибре это хорошо показал Владимир Бурич:

Смотрел на нее —
не видел

видел солнце
выпрыгнувшее из моря

ветку пальмы
плывущую по волнам

берег

Смотрел на нее —
не видел

видел мамин халат на веревке

себя
купаемого в корыте

Увидел

Внезапно распалась

голова
туловище
руки
ноги

#Бурич

Он мог бы остаться. Стать селебрити. Ездить по мероприятиям, принимать букеты от девушек и раздавать автографы мальчишкам. Улыбаться своей знаменитой улыбкой. При любом строе он бы имел высокий статус. Может, успел бы посидеть Думе. Но он предпочел холодный и нежный свет звезд, бился о небо, умерев космонавтом.

Исполненная Кристалинской песня отрывается от советской действительности, от исторического и социального, уносит куда-то очень далеко. Туда, где Гагарин встречается с Экзюпери, где все свершается раз за разом без конца, если уже не свершилось. А мы остаемся здесь, на пустой Земле.

#Fetzen

Жак Лакан различал влюбленность и любовь/любовную сублимацию. Если первая предполагает практически полную захваченность воображаемым объектом, нарциссическую идентификацию с ним и его утилизацию, то вторая, наоборот, устремляет субъекта куда-то по ту сторону реальности, ее символическо-воображаемого порядка. Любовь ориентирована на разрыв в этом порядке, пусть это и возвращает Я к изначально заложенной в нем фрустрации. Такой опыт предполагает соприкосновение с чем-то радикально инаковым по отношению к себе, более — заботу об этой инаковости.

«Сонеты темной любви» Федерико Лорки вообще и это стихотворение в частности — хорошая иллюстрация перехода от влюбленности к любви. Перехода, который, говоря откровенно, происходит крайне редко: обычно после завершения влюбленности (у нее, как и у горевания, всегда есть начало и конец) остается, в лучшем случае, привычка. Можно сказать, что весь сборник «Сонетов…» посвящен исследованию того, что остается от любви по ту сторону образа.

Вся мощь огня, бесчувственного к стонам,
весь белый свет, одетый серой тенью,
тоска по небу, миру и мгновенью
и новый вал ударом многотонным.

Кровавый плач срывающимся тоном,
рука на струнах белого каленья
и одержимость, но без ослепленья,
и сердце в дар — на гнезда скорпионам.

Таков венец любви в жилище смуты,
где снишься наяву бессонной ранью
и сочтены последние минуты,

и несмотря на все мои старанья
ты вновь меня ведешь в поля цикуты
крутой дорогой горького познанья.

Пер. А.Гелескула

#Лорка
#Entwurf

Слов почти всегда либо слишком много, либо слишком мало. Наиболее точное слово буквально извивается, пытается выскользнуть из пальцев. Особенно эту ущербность чувствуешь, когда пишешь письмо любимой.

Сложно выразить эту трагедию слова лучше, чем это сделал Лакан:

«Объекты символического обмена — эти сосуды, в которые ничего не положишь, щиты, слишком тяжелые для битвы, венки, которым суждено засохнуть, пики, втыкаемые в землю, — всегда бывают либо заведомо бесполезны, либо избыточно обильны».

См. «Функция и поле речи и языка в психоанализе»

#Лакан

Театр. Стасис Красаускас. 1962

Глаза, острие, росток, улыбка, печаль, жизнь, танец, боль, половые губы, усмешка — кавалькада сменяющих друг друга метонимий и метафор, которую удалось вписать в всего несколько линий.

Графика Красаускуса — это язык линий и пустоты. Язык, не ограниченный словом, а потому вмещающий слишком много. Визуальный верлибр.

#Fetzen

Юлия Кристева отмечала, что у речи всегда есть два измерения: символическое, связанное с грамматикой и логикой дискурса, и семиотическое, раскрывающее аффективность непосредственно в стилистике, ритмике и тональности. Иначе говоря, в речи важны не столько и не только слова, сколько сгущения и смещения, пунктуация — расстановка пауз.

Поэтому так сложно быть с теми, кто не способен вовремя кончить — в всей широте значения этого глагола. Такие люди вносят еще больше диссонанса в этот и без того очень хрупкий мир.

#Fetzen

Что наши поцелуи, укусы и лизания как не отзвуки желания пожирать, засовывать в себя, пусть оторванными кусками, но присваивать? Желания, которое уже и скрывать как-то неприлично. Объектные отношения — это постоянная грызня за поглощение кусков друг друга. Наиболее отчетливо это проявляется в языке психоанализа кляйнианской традиции, перенасыщенном оральными метафорами. Закон простой: хорошее высасывается и откусывается, плохое выплевывается или выблевывается.

Ритм наслаждения задается соотношением возбуждения от чужой крови на языке и боли от укусов. Если шаткого баланса достичь не удается, то начинает казаться справедливой формулировка Шопенгауэра, назвавшего человеческое общение «жуткой свалкой взаимного калечения». А я вспоминаю этот стих Роллинза:

Мужчина и женщина
Навсегда разорванные
Навсегда разъединённые
Сцепившись
Терзают плоть друг друга
Ебутся в мелких могилах
Катаются в пропитанной кровью грязи
Он смотрит ей в глаза
Он протискивается в неё
Глубоко в неё
Он вырывает ей матку
И вытряхивает ей на лицо
Он кричит:
Чья это была фантазия?

См. «Железо»

Перевод О.Титовой

#Роллинз
#Fetzen

«Я умею говорить мыслями. Я умею плакать. Я умею смеяться. Что ты хочешь?»

См. «Елка у Ивановых»

Звучащий в этом фрагменте из Введенского вопрос не предполагает ответа. Это, скорее, восклицание, служащее для выражения отчаяния. Жест, констатирующий разрыв, причем сразу на нескольких уровнях.

Во-первых, даже если бы Другой и сказал, чего он хочет, это сообщение не удалось бы воспринять без потери содержания, его искажения. Этим человеческое общение отличается от коммуникации животных или машин. Субъект существует в инерции собственного опыта и в речи Другого слышит, в первую очередь, отзвуки того, что уже когда-то слышал. Этого нельзя избежать, но об этом разрыве можно помнить. Более того: в тот момент, когда нам начинает казаться, что мы совершенно точно знаем, чего хочет другой человек, когда для сомнений уже не остается места, мы вплотную приближаемся к психозу.

Во-вторых, — что хуже — Другой сам крайне слабо представляет, чего же он, собственно, хочет. Субъект гетерономен. Это довольно шаткое образование, между различными составляющими которого всегда есть напряжение, уклонение, цензура, обман. И мотивы, доступные Я, порой катастрофически далеки от мотивов, которыми реально движимо Оно. Между субъектом Я и субъектом Желания всегда имеется некоторое напряжение, и даже при самых гибких вариантах конфигурации разрыв между ними сохраняется.

По этой причине эффективность когнитивно-поведенческой терапии в реальной практике довольно ограничена: многим пациентам требуются если не годы, то месяцы работы до момента, когда они будут в состоянии сформулировать запрос, адекватный их проблеме.

#Entwurf
#Введенский

Многотысячелетняя история человечества — это история совершенствования анестезии. Но некоторые разрывы слишком плохо поддаются драпировке, какой бы искусной она ни была. Они практически полностью уничтожают возможность какой-либо игры, сублимации. Только зияющая дыра, бездна, которая, вопреки метафоре Ницше, даже никуда не смотрит. После этой черты слова и объекты почти полностью лишены какой-либо ценности, превращены в шелуху — все соскальзывает в асимволию. Выйти из этого состояния крайне сложно. Передать его вербально практически невозможно. Остаются только жест, взгляд — как в «Иди и смотри». И верлибр.

Мир
рухнул
когда оказалось
что стены моей разбомбленной школы
были в середине красными

Мир
рухнул
когда я увидел
что переулок
который я считал до этого вечным
перерезали
противотанковыми рвами

Мир
рухнул
когда в замерзшем аквариуме я увидел
удивленные глаза
рыбок

Он рухнул
и превратился в бездну
которую невозможно заполнить
ни телами любимых женщин
ни стихами

#Бурич
#Entwurf

В праздник красьте сегодняшнее число.
Творись,
распятью равная магия.
Видите —
гвоздями слов
прибит к бумаге я.

#Маяковский
#Fetzen

В одном из своих рассуждений о любви Лакан сделал акцент на ее интерсубъективности:

«… реализация совершенной любви — дело не природы, а благодати, т.е. интерcубъективного согласия, навязывающего свою гармонию расчлененной природе, которая служит ему опорой».

См. «Функция и поле речи и языка в психоанализе»

Эту интерсубъективность можно понимать по-разному. В структуралистском или постструктуралистском духе.

Например, что любовь не существует вне символа, знака, дискурса. На эту тему есть известный афоризм Ларошфуко: «Есть люди, которые никогда не влюблялись бы, если бы никогда ничего о любви не слышали».

Но интерсубъективность — это еще и то, что для любви необходим Другой. Не фантазия о нем, не набор символическо-воображаемых построений, а живое соприкосновение с его инаковостью, недоступностью. Такой реальный Другой — не столько место в порядке, сколько разрыв в нем. И невозможно научиться любви, не получив опыта ужаса и/или восторга от этой дыры.

Иначе говоря, любовь — если она вообще есть — опирается на порядок слов и образов, но разворачивается по ту сторону от него. Если вообще не вопреки.

#Лакан
#Entwurf

Наш взгляд никогда по-настоящему не достигает той сцены, которая нас создала и которую мы тем не менее бесконечно повторяем во время объятий, где тела складываются и вновь диссоциируются. Внезапная молния, которая падает задолго до того, как прогремит гром, задолго до того, как раздастся песня, задолго до того, как станет понятен человеческий язык.
Эта сцена предшествует еще не существующим телам, которые она создает.

Паскаль Киньяр

Сами по себе слова не значат ничего, в этом заключается проблема и трагедия рационализма. Для того, чтобы тебя хотя бы слушали, развернули в сторону тебя ухо, необходимо уже заранее что-то дать. Или хотя бы не забирать. И это, вопреки известному фрагменту из Довлатова, относится не только к женщинам:

«В разговоре c женщиной есть один болезненный момент. Ты приводишь факты, доводы, аргументы. Ты взываешь к логике и здравому смыслу. И неожиданно обнаруживаешь, что ей противен сам звук твоего голоса».

См. «Заповедник»

В мире, который выстраивается принципом удовольствия, никто не открывает рот просто так — ни чтобы взять, ни, тем более, чтобы дать.

#Довлатов
#Entwurf

на чердаке распадался на субстанции,
которые питаются электричеством и таинством

Влюбленность поддерживается тайной. Ее режим нуждается в пространстве, которое можно заполнять вызывающей возбуждение фантазией. В отношениях влюбленности Другого не должно быть слишком много, иначе он начинает мешать и вся магия рушится.

Поэтому худшее, что можно сделать с влюбленными — бросить их в совместную жизнь. Многие догадываются об этом, поэтому предпочитают дистантные форматы отношений. Удерживая Другого в прокрустовом ложе текста или даже плоскости изображения при видеозвонке, намного проще замещать его собственной фантазией. Наслаждаться об него.

В этом одно из проявлений сущностного различия между влюбленностью и любовью. Любовь плохо объяснимым образом крепнет с узнаванием Другого, по мере предоставления ему все большего пространства. Она лелеет его инаковость и недоступность. Влюбленность же улетучивается, когда для фантазии не остается места. После этого в лучшем случае остается привычка, но чаще — раздражение и обида.

#Entwurf

Структурно к отношениям влюбленности ближе всего не любовь, а ненависть.

Как и влюбленность, ненависть представляет из себя утилизацию воображаемого образа, интенсивную зависимость от него, но с другой полярностью. Она также движима в значительной степени бессознательной фантазией, выступающей источником для поддержания идентичности, но эта фантазия — не про слияние, а про уничтожение и контроль.

Иначе говоря, ненавидящий грезит об уничтожении своего сверхценного объекта, но совершенно не представляет, как без него существовать. Как отметил Отто Кернберг:

«Важнейшей целью человека, захваченного ненавистью, является уничтожение своего объекта, специфического объекта бессознательной фантазии и сознательных производных этого объекта. В глубине души человек нуждается в объекте и вожделеет к нему и так же точно нуждается в его разрушении и вожделеет этого. Понимание данного парадокса находится в центре психоаналитического исследования этого аффекта».

См. «Агрессия при расстройствах личности и перверсиях»

#Entwurf