Еще совсем недавно «русский мир» ассоциировался с бессмысленной и беспощадной роскошью вечеринок, устраиваемых олигархами, с православными крестами и памятниками Ленину по поводу и без, с популярностью ВК и «Яндекса», с Пушкиным, который «наше все».

Сейчас это словосочетание — и для противников, и для симпатизантов — это прежде всего что-то про насилие, причем насилие очень корявое, инфантильное. По большей части иррациональное. Такое насилие отчаянно и нелепо, а потому даже обаятельно, что хорошо показал Балабанов в первом «Брате». Обаятельно потому, что слишком легко увидеть, какое желание лежит в его основании. Да, буду мучить – но для того, чтобы полюбили. Но проблема всякого насилия как раз в том и состоит, что, более-менее надежно давая нечто в короткой перспективе, в средней и долгой оно лишь еще сильнее отчуждает от любви, из тоски по которой рождается. Так ребенок с всей силы тискает морскую свинку, а потом плачет потому, что она больше не двигается.

#проходящее

Рассыпается хронология. Тянешься в духовку за пирогом, но ты вынул его несколько часов назад. Берешь в руку стакан, но кофе там уже давно нет, только пустой холодный картон. Сидишь на кровати, как когда-то, смотришь в монитор и вдруг осознаешь, что поза – та же, но кровать другая, квартира обставлена иначе. Что, обернувшись, стариков ты уже не увидишь.

В такие моменты хорошо понимаешь, что образ линеарной, стройной хронологии – не более, чем коррелят образа цельного Я, проекция от него. Когда обнаруживаешь, что твое Я сшито из разных лоскутов, становится заметно, что эта общая линия очень хрупкая: каждый лоскут тяготеет к какому-то своему времени. И каждый живет с своей скоростью.

#Entwurf

В какой-то момент все схлопнется. Поднимется страшный ветер, черное небо смешается с белой землей, удаленные обрывки сложатся в цельный текст, за всеми твоими женщинами проступит одна мутная фигура и ты вдруг вспомнишь, что именно увидел в том сне перед тем, как тебя выбросило в явь.

#Fetzen

К вечной теме соотношения когнитивно-бихевиоральных и психоаналитических моделей терапии:

«Общепринято обсуждать различия между психоаналитическим и когнитивно-бихевиоральным концептами, и, на наш взгляд, основными различиями являются следующие. Первое — это отношение к роли внутренних факторов, внутренней активности субъекта и к природе желания субъекта. Второе различие связано с тем, что в работах бихевиористов идея адаптации вновь приобретает свое значение, поэтому и настолько принципиально различаются взгляды этих школ на природу симптома и, главное, на отношение терапевта и клиента к нему. Третьим существенным различием можно назвать расхождение во взглядах на рациональное отношение субъекта к миру: если для психоаналитического подхода этот компонент является всего лишь неизбежной (в силу внешнего и внутреннего давления) трансформацией первичных желаний субъекта, то для представителей второго направления рациональное отношение к миру является первичной и «гуманистической» (в смысле присущей human beings — человеческим существам) особенностью и ценностью человеческого существования. Отсюда следует четвертое важное различие — разное толкование целей психотерапии: для бихевиоризма и когнитивизма это поиск условий регуляции поведения, а не анализ состояния потребностей. Отказ от «ментализма» и интерпретационной методологии является уже следствием этого различия.

При этом необходимо отметить и, как это и ни парадоксально звучит, достаточно принципиальную общность того и другого направлений по некоторым вопросам. Это очень близкое отношение (по крайней мере, Фрейда и Скиннера) к идее свободы воли, свободы от влияния социума: оба они избежали утопического взгляда и считали свободу фикцией: Фрейд — экзистенциально, а Скиннер (как минимум) — категориально. Сходным пессимизмом проникнуто их отношение и к существованию высших потребностей — во всяком случае, к их природе. Далее, обо им был свойствен, несмотря на огромное различие в методах исследования, научный позитивизм в отношении понимания природы человеческого поведения. Для обоих были характерны причинно-следственный подход и детерминистский взгляд на закономерности человеческого поведения, что и позволило впоследствии некоторым психологам (например, А. Райлу с его когнитивно-аналитической терапией) объединить эти два на правления. Рационализм (или как бы вынужденный прагматизм) в отношении конечных целей психотерапии также является характерным для обоих направлений, и чаще всего цели видятся в достижении субъектом способности минимизировать влияние негативных факторов за счет интеллектуального (когнитивного) переструктурирования своего опыта (разница «лишь» заключается в том, что в психоанализе за решение задачи интеллектуального контроля процесса отвечает психоаналитик, пациент же волен работать в режиме более целостного состояния — в режиме осознавания). Акцент на индивидуальности также характерен для обоих этих направлений. Что же касается методов, то, несмотря на глубокие различия в этой области, процессу «эмоционального переобучения» (Фрейд) уделяется большое внимание в обоих подходах».

См. «Консультативная психология»

#Гулина
#Зинченко

Мария Череменская, коллега по психфаку МГУ, приглашает принять участие в опросах для своего нового исследования🙏 Там недолго.

«Сейчас у нас проходит очень интересное исследование о самоопределении предпринимателей. Мы уже выявили так называемый предпринимательский путь с помощью нарративных интерью. Осталось проверить наши гипотезы количественно, на большой выборке. Именно поэтому вы мне очень нужны.

Очень ценен каждый ответ. Я прошу вас выбрать опросник в зависимости от того, вели ли вы когда-то бизнес:

1️⃣ Если у вас был/есть свой бизнес или стартап (даже если только начали им заниматься или начали и сразу бросили), то этот опросник
https://forms.gle/sWAH36XiNCDp2Y3Z6

Внимание! Самозанятость и фриланс (например, репетитор/мастер, работающий сам и на себя, без организации, предполагающей самоокупаемость) не является бизнесом

2️⃣ Если никогда не было своего бизнеса, тогда этот опросник
https://forms.gle/FV1HU7CH6sHgck2h6»

«Я делаю интерпретацию, преследуя две цели. Во-первых, чтобы показать пациенту, что я бодрствую. Во-вторых, чтобы показать пациенту, что я могу ошибаться».

#Винникотт
#Fetzen

Каждый фрагмент живет с своей скоростью. Что-то движется с бодрым ровным стуком, похожим на весеннюю капель. Темп другого значительно ниже, как у самогона из змеевика. Что-то проявляется тягуче, мутными вязкими каплями, похожими на смолу. Нечто и вовсе, как сгутски гудрона, настолько медленно, что кажется неподвижным.

По этой причине событие – особенно встреча с любовью или смертью – всегда наступает неравномерно. Чтобы оно охватило нас, требуется время. Это длящийся процесс проникновения, просачивания внутрь. Пропитывания отдельных фрагментов и кластеров. Если говорить в духе Бадью, то событие конституирует и субъекта, и его реальность, но этот акт никогда не оказывается одномоментным (хотя ретроспективно нам часто и кажется, что это так). На многое действительно нужны годы. На что-то не хватит и жизни.

#Entwurf

Один из прекраснейших моментов мемуаров Сергея Панкеева — воспоминание о том, как Владимир Бехтерев, к которому будущий фрейдовский «Человек-волк» отправился за спасением от депрессии, пытался путем гипнотического внушения выбить из него деньги для своего Психоневрологического института:

«Как вам известно, ваши родители хотят пожертвовать крупную сумму на учреждение неврологической больницы. Так вот, в Санкт-Петербурге вскоре начнется строительство здания для Психоневрологического института. Институт этот создается для того, чтобы изучать причины нервных заболеваний и методы их лечения. Дело это очень важное и нужное, поэтому вы постараетесь повлиять на вашего отца и убедить его в том, что средства ему надо пожертвовать на нужды Психоневрологического института».

Видимо, желание заполучить спонсора в виде отца Сергея, крупного помещика, настолько захватило Бехтерева, что он, опытный гипнолог, проигнорировал, что его пациент весь сеанс был в совершенно бодрствующем сознании. В итоге терапия закончилась на одной сессии:

«Из-за того, что к моему лечению припуталось дело с Психоневрологическим институтом, я больше не посещал сеансы гипноза у профессора Б… Кроме того, моему отцу очень не понравился гипноз, поскольку в нем он видел опасность слишком сильной зависимости пациента… Я разделял его точку зрения… У меня осталось лишь одно желание — я хотел поскорее уехать из Санкт-Петербурга».

#Фрейд

Утверждение нового знака всегда предполагает посягательство на Закон. Власть — это, в первую очередь, власть записывать. На эту тему есть хороший фрагмент в «Признаниях и проклятиях» Сиорана:

«По мнению мадам де Сталь, выдумывание новых слов — «верный признак идейного бесплодия». В наше время это замечание представляется еще более справедливым, чем оно было в начале прошлого века. Уже в 1649 году Вожла заявлял: «Создавать новые слова не позволительно никому, даже королю». Пускай же философы — даже в большей степени, чем писатели задумаются над этим запретом, прежде чем начать философствовать!»

И не так важно, как и где именно, по каким поверхностям идет эта запись: чернилами по бумаге, кайлом по камню, лазером по диску, иголкой или лезвием по коже. Потому одной из высших мер наказания в античном Риме было проклятие памяти — damnatio memoriae. Чаще всего его применяли к узурпаторам. Проклятие подразумевало полное уничтожение любых записей о приговоренном, иногда вместе с ними уничтожались и живые носители памяти — члены семьи.

Тот, кто записывает, ткет реальность. Единственная проблема: запись никогда не бывает тотальной, нечто существенное от нее всегда уклоняется. Любая система записи имеет свой предел. И натыкаешься на него тогда, когда этого совсем не ждешь.

#Entwurf
#Сиоран

Вероятно, самый пронзительный пример персеверации — Herzensschatzi komm Эммы Хаук.

1909 год. Находящаяся в Гейдельбергской психиатрической клинике 30-летняя женщина пишет своему мужу письма, состоящие из всего одной фразы: «Возлюбленный, приди». Уже нет никаких вопросов, просьб, только воспроизводящееся выражение депрессивной тревоги. Строки наслаиваются одна на другую и превращаются в практически нечитаемое месиво, которое ближе к тоскливому стону, чем к тексту. При этом графически отчетливо выделяется просодическая структура: слова образуют столбцы, задающие ритмику. Как отмечала Моника Ягфельд:

«Ощущаются развитие, процесс их образования: надавливание на карандаш, написание первого komm — после которого уже не может быть никаких других слов, способных описать горе. Карандаш выводит по бумаге бесконечные komm, komm, komm, и возникают конструкции, которые в конечном итоге отклоняются от первоначального намерения письма, обретают самостоятельность и теперь сами по себе — пока не кончится бумага».

Однако фигура мужа в восприятии Эммы не была цельной и исключительно положительной. В частности, одним из симптомов при госпитализации была выраженная паранойя: девушка была убеждена, что муж может отравить ее еду или вовсе передать ей свои болезни через поцелуй.

Эти письма никогда так и не были отправлены. Госпитализация показала бесперспективность лечения, в качестве диагноза поставили Dementia praecox. Эмму перевели в больницу для неизлечимых больных в городе Вислох, где она умрет в 1920 году после 11 лет заточения.

#Entwurf

В «Духе терроризма» Жана Бодрийяра есть интересная мысль, что свойством подлинного события является способность сопротивляться стабилизирующему действую означающих. Настоящее событие не удается опутать сеткой знаков, убаюкать, вписать в имеющийся порядок, в проектность: оно этот порядок подрывает. Любая попытка как-либо объяснить произошедшее приводит лишь к эффекту какофонии. Вместо стабилизации означающие начинают буквально кричать о своей недостаточности.

Событие — это всегда разрыв. Лакановское Реальное: мы сталкиваемся с ним в моментах нашего бессилия. Например, травма. Или любовь.

«Роль образов весьма неоднозначна: прославляя и усиливая событие, вместе с тем они берут его в заложники. Одновременно с бесконечным размножением происходят отвлечение внимания [diversion] и нейтрализация (как это уже было с майскими событиями 1968 года). Об этом всегда забывают, когда говорят об «опасности» СМИ. Образ потребляет событие, в том смысле, что он поглощает его и делает готовым к употреблению. Конечно, это придает событию небывалую доныне силу воздействия, но уже в качестве события-образа…

... И если верно, что большинство событий можно свести к уровню факта, то имя события заслуживают только те, которые такой редукции избегают… Следует оценивать событие в его невозможности, в его невообразимости, именно как происшествие [accident]. Если событие происходит, оно выдирает концепты из их референтного поля».

#Entwurf
#Бодрийяр

В коротком эссе «Случайный мыслитель» Сиоран развивает известную мысль Пруста «Идеи — это суррогаты печалей», противостоя инерции новоевропейской веры в существование некого самопрозрачного и самополагающего субъекта, распоряжающегося мыслью:

«Я живу в ожидании Идеи; я предчувствую ее, ощущаю ее контуры, хватаюсь за нее — и я не могу ее сформулировать, она ускользает от меня, она еще не принадлежит мне: может быть, я ее постиг, когда меня здесь не было? И как из предстоящей и смутной сделать ее наличной и лучезарной в умопостигаемой агонии изреченной мысли? Какого состояния мне нужно дождаться, чтобы она расцвела — и зачахла?

Враг философии /т.е. пышных догматических систем (прим. Stoff)/, я ненавижу все индифферентные идеи; я не всегда печален, следовательно, я думаю не всегда».

То, что с декартовским субъектом — основополагающим конструктом всей европейской метафизики Нового времени — имеются большие проблемы, стало более-менее очевидно уже к второй половине XIX века. Но наиболее радикально порвал с этой традицией Фрейд, выдвинувший в 1925 году в статье об отрицании скандальное для философии определение мышления как, в первую очередь, сублимации аффекта. За прошедшее столетие мы получили массу материала, говорящего в пользу данной перспективы, причем не только в рамках психоаналитического дискурса, но и в пространстве других психотерапевтических парадигм (например, в контексте рационально-эмотивной поведенческой терапии, которую принято относить к КПТ).

Иначе говоря, суверенный субъект, являющийся господином собственной мысли, распоряжающийся ею произвольно — не более, чем одна из химер, делающих нашу жизнь чуть более выносимой. Ожидать от человека полной свободы в управлении собственной мыслью, выборе суждения — взваливать на него совершенно непосильную ношу.

#Entwurf
#Сиоран
#Фрейд

В «Искушении существованием» Сиоран и вовсе заметит, что аффективные и рациональные конструкции в общем-то равноценны:

«Все пути, все методы познания в одинаковой степени пригодны: логика, интуиция, отвращение, восторг, стон. Видение мира, основанное на рациональных понятиях, не более оправдано, чем видение, порожденное слезами: аргументы и вздохи представляют собой модальности, в равной мере доказательные и в равной мере никчемные»

Несколько иронично, что, заявляя о равноценности рационального и аффективного, Сиоран фактически все равно воспроизводит фантазию о разрыве между ними, то есть буквально продолжает одну из главных линий новоевропейской метафизики, которую он так ненавидел. Между тем радикальное противопоставление рационального и чувственного довольно сомнительно. Первое появляется исключительно на основе второго и в полной мере никогда не теряет связи с ним. За любыми рациональными построениями всегда в той или иной степени стоят слезы, стоны, возбуждение и восторг. Или, если кляйнианским языком, тревога.

#Entwurf
#Сиоран

В записных книжках Марины Цветаевой есть хороший фрагмент, выражающий всю суть либидинальной экономики объектных отношений:

Всякая любовь — сделка.
Шкуру — за деньги.
Шкуру — за шкуру.
Шкуру — за душу.

Когда не получаешь ни того, ни другого, ни третьего, — даже такой олух-купец как я прекращает кредит.

Другое дело, что порой эта сделка бывает настолько причудливой, что понять, что, собственно, и на что меняется, довольно затруднительно. По мысли Лакана, именно этим подлинно любовные отношения отличаются от разных форм влюбленности: если последние так или иначе всегда сводятся к утилизации воображаемого образа, то любовь, в отличие от них, связана с иным удовольствием, выходящим за рамки логики нормативной гендерной сексуальности.

#Entwurf
#Цветаева
#Лакан

Полезно помнить, что любая рукотворная катастрофа — в масштабах судьбы как одного человека, так и целого народа — это всего лишь побочный продукт чьей-то сублимации. Того, кто хотел, как лучше. И даже необязательно только для себя, а, скорее всего, для всех. Как хорошо заметил в «Этике психоанализа» Жак Лакан:

«Катастрофу развяжут не извращенцы, а бюрократы, причем мы даже не сможем узнать, с благими или дурными намерениями они это сделали. Развязана она будет по приказу, и произойдет это, повинуясь правилам функционирования механизма, колесиками и инстанциями которого послужит множество человеческих воль, сломленных, порабощенных и поставленных на службу задаче, которая потеряет по ходу дела свой смысл. Задачей этой будет восполнение бездонной утраты, которая предстает нам здесь в качестве глубочайшего и непременного измерения человеческой жизни».

Самое чистое злое — все из чистейшего доброго. Любой поступок, каким бы ужасающим он ни был, можно объяснить, вписать в некую аксиологическую систему. Оправдать. Только толку-то.

#проходящее
#Лакан

Человек остро нуждается в постоянстве. Неважно, насколько жестокие правила игры, главное, чтобы они были. Изматывает сильнее всего даже не насилие — к нему, пусть даже ценой расщепления, психика может приспособиться, — а хаотичность. На эту тему был хороший фрагмент в «Разговорах беженцев» Брехта:

«Это пиво — не пиво, но это компенсируется тем, что эти сигары — тоже не сигары. Вот если бы пиво не было пивом, а сигары были бы настоящими сигарами, — тогда всё было бы не так как надо, не в порядке».

#Брехт
#Entwurf

Кстати, для тех, кто в Москве – прекрасный канал с анонсами мероприятий, связанных с философией.