Forwarded from Бахчисарайские гвоздики
Вы этого поэта, вероятно, не знаете. Но очень прошу — присмотритесь. На необъятном ландшафте русской поэзии большинство авторов ассоциируются с теми или иными художественными течениями, нарративами и особенностями эпох.
И в то же время существуют вневременные поэты, будто бы пришедшие из ниоткуда и удалившиеся в никуда, между делом сотворив свои прозрачные миры. Леонид Аронзон — безусловно, номер один в этом списке (а еще оцените по фотографиям, каков красавец!).
О, Азии презенты — анаша,
оазис для ума, любви оазис,
и ты, узбечка, столь ты хороша,
что пред тобой и ангел безобразен.
Так говорю, хоть я богобоязнен.
Я быстро жил, так быстро, что душа
бессмертная рассыпалась в проказе
и сникла плоть, которою грешат.
Но светлый день в средине октября,
на два щипка пыльцы марихуаны,
но нежности твоей благодаря
я воскресаю........................
О, если бы я мог, о, если бы я мог
старательно........................,
то жил бы я не зря.
Таким было последнее стихотворение Аронзона — спустя полвека после смерти год за годом встающего на пьедестал «короля петербургских неподцензурных поэтов» 60-х годов, обгоняя превратившегося в фигуру масскульта Иосифа Бродского. К слову, их отношения оставили множество недомолвок. Поначалу Аронзон дружил с Бродским, но их отношения прекратились после того, как часть окружения называла поэзию Леонида более метафизической, а Иосифа — более тяжеловесной. Что символично, именно Бродский помог попасть поэту в геологическую экспедицию, после которой Аронзон едва не лишился ноги, но остался инвалидом.
Сохрани эту ночь у себя на груди,
в зимней комнате ёжась, ступая, как в воду,
ты вся — шелест реки,
вся — шуршание льдин,
вся — мой сдавленный возглас и воздух.
Образ Рая — одна из ключевых тем поэзии Аронзона, умевшего заниматься его поиском в серости ленинградских коммуналок. Видимо, этому способствовала столь «несоветская» внешность древнегреческого бога.
Ненавистная работа сценариста научно-популярных фильмов, ранняя инвалидность и отсутствие всяческих перспектив раздражали социальную составляющую жизни, зато преисполняли метафизическую. Нередко обращение не только к надмирным материям, но и к наркотикам и полублатным мотивам.
Я жил, пока не умер,
покуривал гашиш,
что со стихами в сумме
был праздником души.
Стихи, гашиш да баба,
да баба да гашиш —
вся жизнь моя, мой табор
и больше — ни души!
Употребление — ещё один из постоянных мотивов творчества великого петербуржца. Но антидепрессант из нее вышел неидеальный. В 1969 году 30-летнего поэта окончательномсразила депрессия, признанная даже советскими психиатрами. А через год он загадочным образом погиб от выстрела охотничьего ружья. Был ли это суицид — неясно до сих пор.
На днях поэту исполнилось бы 84 года.
И в то же время существуют вневременные поэты, будто бы пришедшие из ниоткуда и удалившиеся в никуда, между делом сотворив свои прозрачные миры. Леонид Аронзон — безусловно, номер один в этом списке (а еще оцените по фотографиям, каков красавец!).
О, Азии презенты — анаша,
оазис для ума, любви оазис,
и ты, узбечка, столь ты хороша,
что пред тобой и ангел безобразен.
Так говорю, хоть я богобоязнен.
Я быстро жил, так быстро, что душа
бессмертная рассыпалась в проказе
и сникла плоть, которою грешат.
Но светлый день в средине октября,
на два щипка пыльцы марихуаны,
но нежности твоей благодаря
я воскресаю........................
О, если бы я мог, о, если бы я мог
старательно........................,
то жил бы я не зря.
Таким было последнее стихотворение Аронзона — спустя полвека после смерти год за годом встающего на пьедестал «короля петербургских неподцензурных поэтов» 60-х годов, обгоняя превратившегося в фигуру масскульта Иосифа Бродского. К слову, их отношения оставили множество недомолвок. Поначалу Аронзон дружил с Бродским, но их отношения прекратились после того, как часть окружения называла поэзию Леонида более метафизической, а Иосифа — более тяжеловесной. Что символично, именно Бродский помог попасть поэту в геологическую экспедицию, после которой Аронзон едва не лишился ноги, но остался инвалидом.
Сохрани эту ночь у себя на груди,
в зимней комнате ёжась, ступая, как в воду,
ты вся — шелест реки,
вся — шуршание льдин,
вся — мой сдавленный возглас и воздух.
Образ Рая — одна из ключевых тем поэзии Аронзона, умевшего заниматься его поиском в серости ленинградских коммуналок. Видимо, этому способствовала столь «несоветская» внешность древнегреческого бога.
Ненавистная работа сценариста научно-популярных фильмов, ранняя инвалидность и отсутствие всяческих перспектив раздражали социальную составляющую жизни, зато преисполняли метафизическую. Нередко обращение не только к надмирным материям, но и к наркотикам и полублатным мотивам.
Я жил, пока не умер,
покуривал гашиш,
что со стихами в сумме
был праздником души.
Стихи, гашиш да баба,
да баба да гашиш —
вся жизнь моя, мой табор
и больше — ни души!
Употребление — ещё один из постоянных мотивов творчества великого петербуржца. Но антидепрессант из нее вышел неидеальный. В 1969 году 30-летнего поэта окончательномсразила депрессия, признанная даже советскими психиатрами. А через год он загадочным образом погиб от выстрела охотничьего ружья. Был ли это суицид — неясно до сих пор.
На днях поэту исполнилось бы 84 года.
«Человек умирает, песок остывает согретый, и вчерашнее солнце на черных носилках несут. Пушкин это вчерашнее солнце. Солнце русской поэзии закатилось. Черное солнце русского постмодернизма».
См. «Реальность как ошибка»
#Руднев
Изображение — посмертная маска Александра Пушкина из Государственного исторического музея.
См. «Реальность как ошибка»
#Руднев
Изображение — посмертная маска Александра Пушкина из Государственного исторического музея.
Stoff
Поэзия Бориса Рыжего отлично работает в качестве художественной иллюстрации к статьям о клинической депрессии. Чаще всего его стихи болезненно однообразны: интенсивная тоска, чувство онтологической оторванности от других, вина за сам факт своего существования…
Вот и кончилось лето — как тихо оно шелестело
на прощанье листвой. Потому и стою оробело
в голом сквере моем, на засыпанной снегом дорожке,
по колено в любви и тоске. Подожди хоть немножко,
хоть немного, прошу. Я еще не успел оглядеться
и прижаться щекой. Потому и хватаюсь за сердце,
что не видел цветов твоих синих, и желтых, и алых -
не срывал их в бою комарином, в руках не держал их.
Думал все, что успею еще, добегу и успею,
На последней пустой электричке доеду, успею.
Оказалось, что я опоздал. Оказалось иначе.
Потому и за сердце держусь я. И видимо, плача:
«Все могло быть иначе, неделю назад оглянись я —
и цветы и, не знаю, такие зеленые, листья»
#Рыжий
на прощанье листвой. Потому и стою оробело
в голом сквере моем, на засыпанной снегом дорожке,
по колено в любви и тоске. Подожди хоть немножко,
хоть немного, прошу. Я еще не успел оглядеться
и прижаться щекой. Потому и хватаюсь за сердце,
что не видел цветов твоих синих, и желтых, и алых -
не срывал их в бою комарином, в руках не держал их.
Думал все, что успею еще, добегу и успею,
На последней пустой электричке доеду, успею.
Оказалось, что я опоздал. Оказалось иначе.
Потому и за сердце держусь я. И видимо, плача:
«Все могло быть иначе, неделю назад оглянись я —
и цветы и, не знаю, такие зеленые, листья»
#Рыжий
Несколько слов о насилии
Источник любого насилия — это бессилие. В насилии всегда читается недостаток власти. Но этот недостаток парадоксален: полная власть над Другим как над объектом, буквальное сведение его до вещи, не разрешает, а, наоборот, лишь усиливает отчаяние этого бессилия. Насилие несет разрыв в самом своем основании. То требование, которое в нем звучит, не может быть удовлетворено из-под палки, едва ли может быть удовлетворено осознанно, даже если есть такое желание, и, строго говоря, не может быть удовлетворено в принципе. Любовь нельзя выбить из Другого ни одним из доступных способов, это прямое следствие базовых констант мира, в котором мы живем (отсюда все эти вечные проблемы с приворотными манипуляциями). Как принудить к ней, если любить — давать то, чего у тебя нет? Потому насилие обречено на навязчивое воспроизведение в силу того, что в действительности оно никогда не достигает своей цели.
Прекрасной иллюстрацией этого противоречия, лежащего в основании насилия, служит фильм «Монстр» Хидэо Накаты. Одиночество безымянного антагониста безмерно именно в свете того, что с рождения он обладает способностью управлять человеком или группой людей одним взглядом. Его насилие совершенно и безусловно. Впервые в жизни столкнувшись с тем, кого он не в силах контролировать, Безымянный никак не может его убить, каждый раз останавливаясь буквально в шаге от цели. Проникновение в его мир Другого, чужой субъектности, которую он не может свести до вещи, шокирует его, интерпретируется им как угроза и становится для него соблазном. В конце, вопреки всякой прагматике спасенный своим противником, он впервые в жизни плачет.
#Entwurf
Источник любого насилия — это бессилие. В насилии всегда читается недостаток власти. Но этот недостаток парадоксален: полная власть над Другим как над объектом, буквальное сведение его до вещи, не разрешает, а, наоборот, лишь усиливает отчаяние этого бессилия. Насилие несет разрыв в самом своем основании. То требование, которое в нем звучит, не может быть удовлетворено из-под палки, едва ли может быть удовлетворено осознанно, даже если есть такое желание, и, строго говоря, не может быть удовлетворено в принципе. Любовь нельзя выбить из Другого ни одним из доступных способов, это прямое следствие базовых констант мира, в котором мы живем (отсюда все эти вечные проблемы с приворотными манипуляциями). Как принудить к ней, если любить — давать то, чего у тебя нет? Потому насилие обречено на навязчивое воспроизведение в силу того, что в действительности оно никогда не достигает своей цели.
Прекрасной иллюстрацией этого противоречия, лежащего в основании насилия, служит фильм «Монстр» Хидэо Накаты. Одиночество безымянного антагониста безмерно именно в свете того, что с рождения он обладает способностью управлять человеком или группой людей одним взглядом. Его насилие совершенно и безусловно. Впервые в жизни столкнувшись с тем, кого он не в силах контролировать, Безымянный никак не может его убить, каждый раз останавливаясь буквально в шаге от цели. Проникновение в его мир Другого, чужой субъектности, которую он не может свести до вещи, шокирует его, интерпретируется им как угроза и становится для него соблазном. В конце, вопреки всякой прагматике спасенный своим противником, он впервые в жизни плачет.
#Entwurf
В эссе «Сверхъестественный ужас в литературе» Говард Лавкрафт так размышлял о природе ужасного:
«Проявлением наибольшего милосердия в нашем мире является, на мой взгляд, неспособность человеческого разума связать воедино все, что этот мир в себя включает. Мы живем на тихом островке невежества посреди темного моря бесконечности, и нам вовсе не следует плавать на далекие расстояния. Науки, каждая из которых тянет в своем направлении, до сих пор причиняли нам мало вреда; однако настанет день и объединение разрозненных доселе обрывков знания откроет перед нами такие ужасающие виды реальной действительности, что мы либо потеряем рассудок от увиденного, либо постараемся скрыться от этого губительного просветления в покое и безопасности нового средневековья».
Интересно сопоставить эту концептуализацию с лаканианской, согласно которой подлинным источником страха является не тот или иной объект, а то, что не может стать объектом — то, что не поддается встраиванию в символическо-воображаемый порядок реальности, разрыв в нем. Иначе говоря, дыра, сквозняк. Отметина того, что претензии человека на контроль и порядок, насколько бы насыщенными они ни были (а наука почти всегда аффективно насыщена), рано или поздно терпят крах.
#Лавкрафт
#Лакан
«Проявлением наибольшего милосердия в нашем мире является, на мой взгляд, неспособность человеческого разума связать воедино все, что этот мир в себя включает. Мы живем на тихом островке невежества посреди темного моря бесконечности, и нам вовсе не следует плавать на далекие расстояния. Науки, каждая из которых тянет в своем направлении, до сих пор причиняли нам мало вреда; однако настанет день и объединение разрозненных доселе обрывков знания откроет перед нами такие ужасающие виды реальной действительности, что мы либо потеряем рассудок от увиденного, либо постараемся скрыться от этого губительного просветления в покое и безопасности нового средневековья».
Интересно сопоставить эту концептуализацию с лаканианской, согласно которой подлинным источником страха является не тот или иной объект, а то, что не может стать объектом — то, что не поддается встраиванию в символическо-воображаемый порядок реальности, разрыв в нем. Иначе говоря, дыра, сквозняк. Отметина того, что претензии человека на контроль и порядок, насколько бы насыщенными они ни были (а наука почти всегда аффективно насыщена), рано или поздно терпят крах.
#Лавкрафт
#Лакан
Stoff
«Прикосновение», 1992 г. Реж. Альберт Мкртчян #Filmkunst
Фильм «Прикосновение» (1992), последняя работа режиссера Альберта Мкртчяна и первый постсоветский хоррор, примечателен тем, что в нем идея, лежащая в основании русской культуры — умереть лучше, чем жить — выражается ну слишком буквально. Видимо, такая прямота была обусловлена разрастающейся щелью между уже произошедшим событием смерти советского субъекта и еще не случившимся событием рождения субъекта российского.
Весь фильм главный герой, следователь Андрей Крутицкий, пытается противостоять таинственной организации призраков, переманивающих людей на тот свет. Призраки, называющие себя «форзи» (от нем. Vorsicht — «осторожно»), соблазняют живых смертью, обещая им, что там, по ту сторону, они смогут «летать, как птицы». Ведь все земное существование, по их словам — лишь промежуточный этап перед настоящей жизнью, болезнь. И фильм на всех уровнях работает на формирование впечатления, что призраки не лгут.
Пытаясь оградить симпатичную ему женщину и ее дочь от смерти, Крутицкий идет на договор с организацией: форзи на какое-то время отстают от них, взамен он становится их агентом. После этого вокруг него начинается череда смертей. Герой пытается остановить ее и в какой-то момент нарушает условия договора. В результате людей вокруг гибнет только больше: Крутицкий фактически становится воронкой, через которую смерть бьет в этот мир.
В какой-то момент девочка и ее мать все-таки гибнут — в результате нелепой ошибки самого следователя. С этого момента единственное, что интересует героя, это месть. Чтобы найти тех, кто отнял у него близких, он убивает своего любимого пса и себя. Свершилась ли месть Крутицкого там, по ту сторону, зритель уже не узнает. Да и важно ли это?
Кстати, фраза «жизнь прекрасна и удивительна», запрет на произнесение которой был одним из условий договора Крутицкого с форзи и которую он оставил в качестве своей предсмертной записки, появилась в поэме Маяковского «Хорошо». Поэт написал ее в 1927 году, за три года до самоубийства.
#Entwurf
#Filmkunst
Весь фильм главный герой, следователь Андрей Крутицкий, пытается противостоять таинственной организации призраков, переманивающих людей на тот свет. Призраки, называющие себя «форзи» (от нем. Vorsicht — «осторожно»), соблазняют живых смертью, обещая им, что там, по ту сторону, они смогут «летать, как птицы». Ведь все земное существование, по их словам — лишь промежуточный этап перед настоящей жизнью, болезнь. И фильм на всех уровнях работает на формирование впечатления, что призраки не лгут.
Пытаясь оградить симпатичную ему женщину и ее дочь от смерти, Крутицкий идет на договор с организацией: форзи на какое-то время отстают от них, взамен он становится их агентом. После этого вокруг него начинается череда смертей. Герой пытается остановить ее и в какой-то момент нарушает условия договора. В результате людей вокруг гибнет только больше: Крутицкий фактически становится воронкой, через которую смерть бьет в этот мир.
В какой-то момент девочка и ее мать все-таки гибнут — в результате нелепой ошибки самого следователя. С этого момента единственное, что интересует героя, это месть. Чтобы найти тех, кто отнял у него близких, он убивает своего любимого пса и себя. Свершилась ли месть Крутицкого там, по ту сторону, зритель уже не узнает. Да и важно ли это?
Кстати, фраза «жизнь прекрасна и удивительна», запрет на произнесение которой был одним из условий договора Крутицкого с форзи и которую он оставил в качестве своей предсмертной записки, появилась в поэме Маяковского «Хорошо». Поэт написал ее в 1927 году, за три года до самоубийства.
#Entwurf
#Filmkunst
Ален Бадью об антинормативности психоанализа Лакана:
«.. Жак Лакан приступил к освобождению психоанализа от всех психологических, нормативных тенденций. Он продемонстрировал, что следует абсолютно разграничивать Я, воображаемую фигуру единства, и Субъект. Что субъект не имеет никакой субстанции, никакой «природы». Что он подчиняется и случайным законам языка, и всегда своеособой истории объектов желания. Откуда следовало, что любое видение аналитического лечения как восстановления некоего «нормального» желания — обман и, более общим образом, что не существует никакой нормы, на которую могло бы опереться представление о «человеческом субъекте»…»
См. «Этика. Очерк о сознании зла»
#Бадью
#Лакан
«.. Жак Лакан приступил к освобождению психоанализа от всех психологических, нормативных тенденций. Он продемонстрировал, что следует абсолютно разграничивать Я, воображаемую фигуру единства, и Субъект. Что субъект не имеет никакой субстанции, никакой «природы». Что он подчиняется и случайным законам языка, и всегда своеособой истории объектов желания. Откуда следовало, что любое видение аналитического лечения как восстановления некоего «нормального» желания — обман и, более общим образом, что не существует никакой нормы, на которую могло бы опереться представление о «человеческом субъекте»…»
См. «Этика. Очерк о сознании зла»
#Бадью
#Лакан