Serotoninschutzpartei
Германия живёт по мотивом сказки о советской перестройке: свобода слова, многопартийность, политический плюрализм, социально-ориентированная экономика и прочие заумные словечки.
Прошлой осенью, когда Германия подбирала себе новый состав правительственной коалиции, мы, понаехи новой волны, давались диву разнообразию продуктов на политической витрине. Хочешь – выбирай партию антиваксеров. Или партию стендап-комиков. Или партию пиратов. Или партию по защите животных. Можно даже выбирать партию цвета твоей любимой футболки: красную, зеленую, желтую, черную. Жаль только не было партии за нормально работающий общественный транспорт.
Когда я вырасту и получу гражданство ФРГ, я с моими единомышленниками обязательно сформирую Партию Охраны Серотонина. Так и назовем ее – Serotoninschutzpartei.
Лозунгом моей партии будет перепетая строчка из песни К. О. Т.-а: "Германия – невъебенная страна". Наша партия будет бороться за стабильную выработку гормонов радости в мозгах наших граждан, резидентов и приехавших по обмену студентов. Мы будем продвигать свою повестку избирателям, аргументируя ее сугубо эмпирическим опытом: "Жизнь – дерьмо, когда люди вокруг тебя несчастливы".
Мы легализуем все наркотики, уступающие по степени вреда алкоголю. А все, что алкоголь по вреду превосходят – декриминализируем. Человек имеет право выбора инструмента для входа в антипространство. Мы свято верим в то, что наркотики любого сорта и степени тяжести – это зло и темный лес. При этом мы доверяем нашим гражданам и хотим предоставить им право на эксперименты и ошибки, убирая различные "эффекты Стрейзенд" и "сладости запретного плода". Каждый должен понимать, что вслед за всплеском дофамина от употребления веществ следует болезненное телесное наказание от матушки природы.
Мы будем спонсировать услуги психологической, психиатрической и психотерапевтической помощи любого рода. Ментальное здоровье – это такое же базовое право человека, как свобода слова и личная неприкосновенность. Мы возместим все расходы граждан на антидепрессанты и нейролептики средствами системы обязательного страхования. Также мы будем делать особый акцент на поддержке научных исследований в области влияния микродозинга на лечение психических расстройств.
Мы будем препятствовать любым популистическим программам правого и левого толка по созданию новых рабочих мест. Бесполезная работа по перекладыванию бумажной волокиты за гроши – это не то, что делает человека счастливым. Мы обязуемся автоматизировать и диджитализировать всю рутинную работу, сократив количество рабочих мест в два раза. Оставшиеся без работы граждане будут бесприкословно получать базовый доход, чтобы платить аренду квартиры в Альтбау, закупаться в Aldi без скурпулезного взгляда на ценник и летать на Канары за необходимыми для выработки серотонина солнечными лучами. Помимо этого, мы установим четырехдневную рабочую неделю, право на отгул в период менструации и месячные каникулы для каждой профессии.
А еще мы организуем независимый референдум о независимости Баварии, восстановим ламповый Берлин 90-х в Хемнице, будем обнимать всех протестующих и демонстрантов, переоборудуем все дворцы и кайзерские резиденции в приюты для бездомных, а также увеличим мощность уличного освещения в десять раз.
Серотонисты всех земель, объединяйтесь!
Германия живёт по мотивом сказки о советской перестройке: свобода слова, многопартийность, политический плюрализм, социально-ориентированная экономика и прочие заумные словечки.
Прошлой осенью, когда Германия подбирала себе новый состав правительственной коалиции, мы, понаехи новой волны, давались диву разнообразию продуктов на политической витрине. Хочешь – выбирай партию антиваксеров. Или партию стендап-комиков. Или партию пиратов. Или партию по защите животных. Можно даже выбирать партию цвета твоей любимой футболки: красную, зеленую, желтую, черную. Жаль только не было партии за нормально работающий общественный транспорт.
Когда я вырасту и получу гражданство ФРГ, я с моими единомышленниками обязательно сформирую Партию Охраны Серотонина. Так и назовем ее – Serotoninschutzpartei.
Лозунгом моей партии будет перепетая строчка из песни К. О. Т.-а: "Германия – невъебенная страна". Наша партия будет бороться за стабильную выработку гормонов радости в мозгах наших граждан, резидентов и приехавших по обмену студентов. Мы будем продвигать свою повестку избирателям, аргументируя ее сугубо эмпирическим опытом: "Жизнь – дерьмо, когда люди вокруг тебя несчастливы".
Мы легализуем все наркотики, уступающие по степени вреда алкоголю. А все, что алкоголь по вреду превосходят – декриминализируем. Человек имеет право выбора инструмента для входа в антипространство. Мы свято верим в то, что наркотики любого сорта и степени тяжести – это зло и темный лес. При этом мы доверяем нашим гражданам и хотим предоставить им право на эксперименты и ошибки, убирая различные "эффекты Стрейзенд" и "сладости запретного плода". Каждый должен понимать, что вслед за всплеском дофамина от употребления веществ следует болезненное телесное наказание от матушки природы.
Мы будем спонсировать услуги психологической, психиатрической и психотерапевтической помощи любого рода. Ментальное здоровье – это такое же базовое право человека, как свобода слова и личная неприкосновенность. Мы возместим все расходы граждан на антидепрессанты и нейролептики средствами системы обязательного страхования. Также мы будем делать особый акцент на поддержке научных исследований в области влияния микродозинга на лечение психических расстройств.
Мы будем препятствовать любым популистическим программам правого и левого толка по созданию новых рабочих мест. Бесполезная работа по перекладыванию бумажной волокиты за гроши – это не то, что делает человека счастливым. Мы обязуемся автоматизировать и диджитализировать всю рутинную работу, сократив количество рабочих мест в два раза. Оставшиеся без работы граждане будут бесприкословно получать базовый доход, чтобы платить аренду квартиры в Альтбау, закупаться в Aldi без скурпулезного взгляда на ценник и летать на Канары за необходимыми для выработки серотонина солнечными лучами. Помимо этого, мы установим четырехдневную рабочую неделю, право на отгул в период менструации и месячные каникулы для каждой профессии.
А еще мы организуем независимый референдум о независимости Баварии, восстановим ламповый Берлин 90-х в Хемнице, будем обнимать всех протестующих и демонстрантов, переоборудуем все дворцы и кайзерские резиденции в приюты для бездомных, а также увеличим мощность уличного освещения в десять раз.
Серотонисты всех земель, объединяйтесь!
семь дней
Берлин 20-х годов [зимой]
четыре года со дня переезда
два года с начала пандемии
В понедельник я читаю Олину рассылку за утренней чашкой эфиопского. Рассылка также выходит по средам и пятницам, но понедельник получается особенным за счет начала новой недели. Эта рассылка – последний бастион моего внутреннего мира, позволяющий рассматривать происходящее вокруг и при этом не дать ёбу.
Во вторник я прокрастинирую на спортс.ру. Выпадает контекстная реклама с "подарками на 8 марта". Вспомнил, как в прошлом году отбивался от выпадов крёстной. В ответ на мои отмазки уровня "здесь не празднуют" крестная выпаливала: "Этот праздник у тебя на генетическом уровне заложен, ненадо под чужую страну подстраиваться!". Я уже было хотел послать крёстную в генетически заложенную ей пизду, но в последний момент оступился, боясь перегнуть палку. О родне, как о покойниках: либо хорошее, либо ничего.
В среду я проверяю на Berliner Morgenpost стату по ковиду, словно прогноз погоды. Меня уже не интересует вероятность подхватить ковид. Мне лишь хочется узнать сколько прививок и тестов нужно для того, чтобы посидеть с товарищами в баре.
По четвергам я обычно сажусь на первый попавшийся глазам скутер Emmy и лечу против ветра до Пренцла к Эшлин, уроженке солнечной Калифорнии. Эшлин учит меня различать оттенки серого в то время, как я забавляю ее своей мешаниной из интеллекта, невинности, провинциальности и ноток британского в акценте.
В пятницу я расслабляюсь на работе, “празднуя” год трудовых отношений с Дядюшкой Сэмом из Сан-Франциско. В аккаунте на Shareworks стала доступна первая пачка опционов. Из головы стерлись последние доводы за продолжение сотрудничества. У Скриптонита был такой панч: “Я искренне люблю работу. Жду следующее утро, как ты ждешь субботу”. Вспоминаю, что успел повоевать по обе стороны этих баррикад.
В субботу с раннего утра сажусь за книгу и работаю над ней до тех пор, пока работает мозг. Пишу, перечитываю, редактирую, переставляю слова в предложениях, связываю несвзязанное. Иногда читаю книги о том, как писать книги. Иногда беру вдохновление из трудов Довлатова и Зощенко. Искренне радуюсь, что в моей жизни больше нет альтернатив писательству. Алкоголь больше не пьется, косяк не дымится, выставки не посещаются, фестивали не планируются, концерты отменятся, дейты не назначаются.
В воскресенье я снова сажусь за книгу, но ненадолго. Впереди меня ждет двухчасовая медитация за уборкой квартиры и вечерняя встреча с друзьями. Иногда мы ходим по местным заведениям кушать рамен, иногда заваливаемся к кому-то домой. Я поймал себя на мысли о том, что я счастлив. Счастлив, что меня окружают люди, которым интересно как у меня дела – а мне интересно, как идут дела у них. Счастлив, что в городе одиночек я вовсе не одинок.
А дальше понедельник, и все повторяется.
Берлин 20-х годов [зимой]
четыре года со дня переезда
два года с начала пандемии
В понедельник я читаю Олину рассылку за утренней чашкой эфиопского. Рассылка также выходит по средам и пятницам, но понедельник получается особенным за счет начала новой недели. Эта рассылка – последний бастион моего внутреннего мира, позволяющий рассматривать происходящее вокруг и при этом не дать ёбу.
Во вторник я прокрастинирую на спортс.ру. Выпадает контекстная реклама с "подарками на 8 марта". Вспомнил, как в прошлом году отбивался от выпадов крёстной. В ответ на мои отмазки уровня "здесь не празднуют" крестная выпаливала: "Этот праздник у тебя на генетическом уровне заложен, ненадо под чужую страну подстраиваться!". Я уже было хотел послать крёстную в генетически заложенную ей пизду, но в последний момент оступился, боясь перегнуть палку. О родне, как о покойниках: либо хорошее, либо ничего.
В среду я проверяю на Berliner Morgenpost стату по ковиду, словно прогноз погоды. Меня уже не интересует вероятность подхватить ковид. Мне лишь хочется узнать сколько прививок и тестов нужно для того, чтобы посидеть с товарищами в баре.
По четвергам я обычно сажусь на первый попавшийся глазам скутер Emmy и лечу против ветра до Пренцла к Эшлин, уроженке солнечной Калифорнии. Эшлин учит меня различать оттенки серого в то время, как я забавляю ее своей мешаниной из интеллекта, невинности, провинциальности и ноток британского в акценте.
В пятницу я расслабляюсь на работе, “празднуя” год трудовых отношений с Дядюшкой Сэмом из Сан-Франциско. В аккаунте на Shareworks стала доступна первая пачка опционов. Из головы стерлись последние доводы за продолжение сотрудничества. У Скриптонита был такой панч: “Я искренне люблю работу. Жду следующее утро, как ты ждешь субботу”. Вспоминаю, что успел повоевать по обе стороны этих баррикад.
В субботу с раннего утра сажусь за книгу и работаю над ней до тех пор, пока работает мозг. Пишу, перечитываю, редактирую, переставляю слова в предложениях, связываю несвзязанное. Иногда читаю книги о том, как писать книги. Иногда беру вдохновление из трудов Довлатова и Зощенко. Искренне радуюсь, что в моей жизни больше нет альтернатив писательству. Алкоголь больше не пьется, косяк не дымится, выставки не посещаются, фестивали не планируются, концерты отменятся, дейты не назначаются.
В воскресенье я снова сажусь за книгу, но ненадолго. Впереди меня ждет двухчасовая медитация за уборкой квартиры и вечерняя встреча с друзьями. Иногда мы ходим по местным заведениям кушать рамен, иногда заваливаемся к кому-то домой. Я поймал себя на мысли о том, что я счастлив. Счастлив, что меня окружают люди, которым интересно как у меня дела – а мне интересно, как идут дела у них. Счастлив, что в городе одиночек я вовсе не одинок.
А дальше понедельник, и все повторяется.
история болезни
Лето 2008. Пытаясь наполнить моё детство счастьем, меня отправляют в приморский лагерь под Николаевом. От нас до Одессы идет прямой поезд полутора суток. В лагере чисто пензенский отряд, забавляемся как можем: рубимся в компьютерном клубе, заплываем за морские буйки, выносим белогродских в баскете. Иногда саботируем обед в местной столовой, поедая за тихим часом “мівіну”. Вожатые учат нас всяким словечкам из мовы. «Чахлик Невмирущий» станет нашим локальным мемом до конца смены.
Лето 2012. Украина на пару с Польшей проводит Евро. На прошлом ЧМ в ЮАР болеть было не за кого, а тут можно сразу за двух – за нас и за них. На украинском ТВ комментируют Розанов с Уткиным. Чемпионат начинается феерически: у нас разгром чехов с блистательным Дзагой, у них дубль Шевы со шведами. Заканчиваем мы, правда, быстро: у наших застой в матче с греками, у них незасчитанный гол Марко Девича. В Донецке.
Зима 2014. Закрыв первый семестр, я лежу в шестой городской после операции на носовой перегородке. Лежать недели две, с сокамерниками разговор не вяжется. Меня выручает “1984”, привезенная отцом из “Читай-города”. Книга становится моим порталом в преисподнюю: я полностью погружаюсь в сюжет, в борьбу и в подлость Уинстона. Весной прогремит “русский мир”, в универе нас гонят как стадо на митинг в поддержку “крымчан”. То, что Оруэлл видел во сне, я вижу теперь наяву.
Лето 2015. Я живу в Джерси заробитчанином, плачу пятьсот долларов в месяц за комнатку с общей кроватью. В кровати сплю вместе с Богданом со Львова – no homo, мне стрёмно. Богдан отлично устраивается бассером в Martells Tiki Bar, закалачивает бабки, плюя в потолок. Я же изображаю святого мученика, разрываясь на две работы с тяжелой физической нагрузкой. На руках ожоги от ресторанной сковороды, в кровати разговоры о внешней политике, справедливости и конфликте интересов. Богдан, я все прекрасно понимаю, но что я могу сделать? Давай останемся тут нелегалами, будем жить душа в душу, забыв откуда мы родом?
Март 2018. До “выборов” неделя, до “эмиграции” целых три. В разгар снежной бури иду я по площади Ленина. На площади сняли асфальт год назад ради выставки танков. Прошел год, а асфальта всё нет – да и площадь пуста. Из-под статуи Ильича низким басом меня давит диктор: “Голосуууй на выыыборах президееента Россииийской Федерааации!”. На душе так ебано, теперь меня вовсе тошнит.
Август 2020. За новостями из Беларуси слежу более пристально, чем за своим депрессивным эпизодом. Подписываюсь на телеграм-каналы, по воскресеньям скрещиваю пальцы в надежде на удачу. Хочется, чтобы у них там все получилось. Россия-Украина-Беларусь – пиздострадательный треугольник, в котором мое государство – сумасшедшая гипотенуза, что тянет за собой два катета в небытие.
Февраль 2022. Пандемия гремит, на февральском параде заседают все те, кто представлен к награде – а по ящику врут о войне. С бабушкой мы не обсуждаем политику уже давно – там жизнь в четырех стенах на паях с пропагандой из телика. Теперь и с родителями ниточка оборвалась: “Миш, я не знаю, почему ты так думаешь, я сам по телевизору видел, как русских обстреливают и подрывают!”. Перед следующим визитом к родне придется выучить берлинские цены на овощи, сыр и бакалею, дабы было о чем разговаривать.
Господи, помоги мне выжить среди этой тревожной тоски.
Лето 2008. Пытаясь наполнить моё детство счастьем, меня отправляют в приморский лагерь под Николаевом. От нас до Одессы идет прямой поезд полутора суток. В лагере чисто пензенский отряд, забавляемся как можем: рубимся в компьютерном клубе, заплываем за морские буйки, выносим белогродских в баскете. Иногда саботируем обед в местной столовой, поедая за тихим часом “мівіну”. Вожатые учат нас всяким словечкам из мовы. «Чахлик Невмирущий» станет нашим локальным мемом до конца смены.
Лето 2012. Украина на пару с Польшей проводит Евро. На прошлом ЧМ в ЮАР болеть было не за кого, а тут можно сразу за двух – за нас и за них. На украинском ТВ комментируют Розанов с Уткиным. Чемпионат начинается феерически: у нас разгром чехов с блистательным Дзагой, у них дубль Шевы со шведами. Заканчиваем мы, правда, быстро: у наших застой в матче с греками, у них незасчитанный гол Марко Девича. В Донецке.
Зима 2014. Закрыв первый семестр, я лежу в шестой городской после операции на носовой перегородке. Лежать недели две, с сокамерниками разговор не вяжется. Меня выручает “1984”, привезенная отцом из “Читай-города”. Книга становится моим порталом в преисподнюю: я полностью погружаюсь в сюжет, в борьбу и в подлость Уинстона. Весной прогремит “русский мир”, в универе нас гонят как стадо на митинг в поддержку “крымчан”. То, что Оруэлл видел во сне, я вижу теперь наяву.
Лето 2015. Я живу в Джерси заробитчанином, плачу пятьсот долларов в месяц за комнатку с общей кроватью. В кровати сплю вместе с Богданом со Львова – no homo, мне стрёмно. Богдан отлично устраивается бассером в Martells Tiki Bar, закалачивает бабки, плюя в потолок. Я же изображаю святого мученика, разрываясь на две работы с тяжелой физической нагрузкой. На руках ожоги от ресторанной сковороды, в кровати разговоры о внешней политике, справедливости и конфликте интересов. Богдан, я все прекрасно понимаю, но что я могу сделать? Давай останемся тут нелегалами, будем жить душа в душу, забыв откуда мы родом?
Март 2018. До “выборов” неделя, до “эмиграции” целых три. В разгар снежной бури иду я по площади Ленина. На площади сняли асфальт год назад ради выставки танков. Прошел год, а асфальта всё нет – да и площадь пуста. Из-под статуи Ильича низким басом меня давит диктор: “Голосуууй на выыыборах президееента Россииийской Федерааации!”. На душе так ебано, теперь меня вовсе тошнит.
Август 2020. За новостями из Беларуси слежу более пристально, чем за своим депрессивным эпизодом. Подписываюсь на телеграм-каналы, по воскресеньям скрещиваю пальцы в надежде на удачу. Хочется, чтобы у них там все получилось. Россия-Украина-Беларусь – пиздострадательный треугольник, в котором мое государство – сумасшедшая гипотенуза, что тянет за собой два катета в небытие.
Февраль 2022. Пандемия гремит, на февральском параде заседают все те, кто представлен к награде – а по ящику врут о войне. С бабушкой мы не обсуждаем политику уже давно – там жизнь в четырех стенах на паях с пропагандой из телика. Теперь и с родителями ниточка оборвалась: “Миш, я не знаю, почему ты так думаешь, я сам по телевизору видел, как русских обстреливают и подрывают!”. Перед следующим визитом к родне придется выучить берлинские цены на овощи, сыр и бакалею, дабы было о чем разговаривать.
Господи, помоги мне выжить среди этой тревожной тоски.
Пасха
Полтора месяца я скитался под весенним итальянским солнцем, пытаясь родить на свет книгу. Иногда было холодно, ветер с моря дул, но солнце калеку поправит – особенно, если калека из Берлина. Итальянские руины и ренессанс отошли на второй план: у меня то ли война в голове, то ли голова в войне. Встречая закат на берегу моря с видом на Везувий, чувствую себя сбежавшим от большевизма интеллигентом. Чувство возвышенное, но лицемерное.
Из Наполи в Бари, там вписка по каучу. Хосты добродушные: накормят, напоят, про город расскажут. Лед крошится на разговорах про войну: Джионни называет Путина королем, а НАТО – наглецами, смотрящими ему в тарелку. Тарелку, надеюсь, не летающую. Марк Твен сказал как-то о том, что с глупцами спорить бесполезно – но это он не про нас, а про начало двадцатого века. Поживи Марк в наше время пост-правды и шапочек из фольги, он бы обнаружил себя от безысходности на донышке бутылки скотча.
Перематываю ленту на месяц вперед, возвращаюсь в Берлин. Звонит отец, типа узнать как долетел. Отцу шестьдесят три года, и алкоголь его разум не щадит: хряпнув пару стопок после обеда, он раскрепощается и храбреет характером. Со стороны речи отца звучат так, будто охраннику сельпо показали как пользоваться ватсапом: все эти шутки, подколы, вопросы о “политической обстановке”, "философия мужика и бабы".
– Ну ты когда прекратишь жаловаться матери о своих, кхръ, детских травмах?
– А ты когда прекратишь называть войну спецоперацией, а геноцид – денацификацией?
За полтора месяца в Италии я забываю как выглядит серое небо над Берлином. У нас вроде бы и на погоду не пожалуешься: зимой тепло, летом терпимо. Но серое небо изо дня в день так давит на мозг, словно Боженька пытается накрыть тебя банкой от огурцов как таракана. В ноябре еще жив настрой “Ничего, прорвемся”: в наушниках играет “10’o clock Postman”, делами хочется заняться, друзей в гости принимать. В апреле ты смотришь на серое небо лишь для того, чтобы помахать кулаком и воскликнуть: Берлин, ты заебал – и без тебя тошно.
Ребята говорят, что я загорел. Отлично, значит не заметят, что я поправился на пару кило. Сколько там до пляжного сезона осталось? И будет ли вообще лето? Сможем ли мы радоваться после того, что мы увидели, видим и еще увидим? Как сегодня смотреть на реальность, напоминающую самый худший сценарий блядского фэнтези с орками и семью кругами ада?
Потом смотрю – девочка из Киева в своем полу-приватном канале выложила текст. Я вообще на её канал ради нюдсов и бдсм-инсайдов подписывался, но в итоге попал на военные сводки от первого лица. Читаю текст.
Любите. Трахайтесь. Говорите жаркие глупости. Чувствуйте, чувствуйте, мать вашу - похоть, стыд, страсть, желание - всё, что угодно, потому что утром солнце может не взойти. Вряд ли выживут только любовники - это было бы слишком странно и нереально. Но любовники хотя бы не прожили жизнь зря. Поэтому сейчас - самое время использовать каждый ёбаный шанс почувствовать себя живым. Не пренебрегайте: возможно, именно это однажды и даст силы и смысл догрести до чёртового берега.
Ну если в таких условиях не унывают, то и мне не стоит. Похлопал себя по щеке, пожурил себя за нытье и пошел себе дальше. Искать любовь перед восходом солнца.
Полтора месяца я скитался под весенним итальянским солнцем, пытаясь родить на свет книгу. Иногда было холодно, ветер с моря дул, но солнце калеку поправит – особенно, если калека из Берлина. Итальянские руины и ренессанс отошли на второй план: у меня то ли война в голове, то ли голова в войне. Встречая закат на берегу моря с видом на Везувий, чувствую себя сбежавшим от большевизма интеллигентом. Чувство возвышенное, но лицемерное.
Из Наполи в Бари, там вписка по каучу. Хосты добродушные: накормят, напоят, про город расскажут. Лед крошится на разговорах про войну: Джионни называет Путина королем, а НАТО – наглецами, смотрящими ему в тарелку. Тарелку, надеюсь, не летающую. Марк Твен сказал как-то о том, что с глупцами спорить бесполезно – но это он не про нас, а про начало двадцатого века. Поживи Марк в наше время пост-правды и шапочек из фольги, он бы обнаружил себя от безысходности на донышке бутылки скотча.
Перематываю ленту на месяц вперед, возвращаюсь в Берлин. Звонит отец, типа узнать как долетел. Отцу шестьдесят три года, и алкоголь его разум не щадит: хряпнув пару стопок после обеда, он раскрепощается и храбреет характером. Со стороны речи отца звучат так, будто охраннику сельпо показали как пользоваться ватсапом: все эти шутки, подколы, вопросы о “политической обстановке”, "философия мужика и бабы".
– Ну ты когда прекратишь жаловаться матери о своих, кхръ, детских травмах?
– А ты когда прекратишь называть войну спецоперацией, а геноцид – денацификацией?
За полтора месяца в Италии я забываю как выглядит серое небо над Берлином. У нас вроде бы и на погоду не пожалуешься: зимой тепло, летом терпимо. Но серое небо изо дня в день так давит на мозг, словно Боженька пытается накрыть тебя банкой от огурцов как таракана. В ноябре еще жив настрой “Ничего, прорвемся”: в наушниках играет “10’o clock Postman”, делами хочется заняться, друзей в гости принимать. В апреле ты смотришь на серое небо лишь для того, чтобы помахать кулаком и воскликнуть: Берлин, ты заебал – и без тебя тошно.
Ребята говорят, что я загорел. Отлично, значит не заметят, что я поправился на пару кило. Сколько там до пляжного сезона осталось? И будет ли вообще лето? Сможем ли мы радоваться после того, что мы увидели, видим и еще увидим? Как сегодня смотреть на реальность, напоминающую самый худший сценарий блядского фэнтези с орками и семью кругами ада?
Потом смотрю – девочка из Киева в своем полу-приватном канале выложила текст. Я вообще на её канал ради нюдсов и бдсм-инсайдов подписывался, но в итоге попал на военные сводки от первого лица. Читаю текст.
Любите. Трахайтесь. Говорите жаркие глупости. Чувствуйте, чувствуйте, мать вашу - похоть, стыд, страсть, желание - всё, что угодно, потому что утром солнце может не взойти. Вряд ли выживут только любовники - это было бы слишком странно и нереально. Но любовники хотя бы не прожили жизнь зря. Поэтому сейчас - самое время использовать каждый ёбаный шанс почувствовать себя живым. Не пренебрегайте: возможно, именно это однажды и даст силы и смысл догрести до чёртового берега.
Ну если в таких условиях не унывают, то и мне не стоит. Похлопал себя по щеке, пожурил себя за нытье и пошел себе дальше. Искать любовь перед восходом солнца.
Другая Жизнь
Помотавшись два года по карантинам и упадкам, я обнаружил в упадочном карантине свою Родину. Между мной и Россией сегодня – социальная дистанция в полторы тысячи километров. Между мной и семьей – огромная пропасть.
Жизнь – не игра в GTA, где можно умирать и перерождаться бесконечное количество раз. Жизнь слишком коротка для того, чтобы начать все заново. У меня двадцать два года жизни в России. На левой ноге набита неваляшка, в рюкзаке лежит паспорт цвета крови. Вспоминаю как оно там было вообще, в моей России. Ярче всех вспоминается самое тусклое время – последние полгода. В то время режим моей жизни был прост: по будням – депрессия в офисе, в субботу – бардак, в воскресенье – баня.
Бардак – подпольный бар на задворках центральных улиц. В Бардаке существовало возрастное ограничение от 18 до 27 лет. Чтобы пройти в субботу, нужно было написать бармену в вк, получить от него плюсик и показать его на входе. В Бардаке было душевно: бутылка Козла за сотку с оплатой по номеру в Тинёк, трэшовый русский рэп и грязные танцы в обнимку с постояльцами. На потолке висели лампочки, лифчики и стеклянные бутылки от алкоголя. Светодиодный прожектор наводил на танцпол малиновый закат.
Побесившись под музыку, я обычно передвигался в курилку. Доставал из кармана пачку вишневого Ричмонда, давал попробовать людям раз, два – и пачки нет. В курилке мне было интересно всё: и персонажи, и разговоры. С вебкам-моделями обычно общались за классическую литературу, проходясь по личностям то Анны Каренины, то Князя Мышкина. С бэкенд-джунами в основном болтали о взаимной любви к Python и взаимной неприязни к JS. По сути нас мало что объядиняло – ни школа, ни работа, ни универ – но так-то мы все были молоды, по-своему ебануты и в целом любопытны.
Воскресенье я проводил в “Общественной Бане №3”. В бане вайб другой – хотя мало кто знал там значение слова “вайб”. Занимаешься в предбаннике полчаса какой-то хуйней, потом дежурный загоняет всех в “домик”. И вот сидите вы в этом домике двадцать мужиков, все голые, как свиньи потные. Дежурные топят баньку: один в топку раствор подливает, другой красным флагом размахивает. Так душно, что хочется выбежать пулей на третьей минуте – но нет. Сиди терпи, иначе подумают, что ты слабак, да поругают, что топку испортил.
Иногда топили на эвкалипте: пар одурманивал голову, перенося сознание в параллельную материю. Иногда приходили вьетнамцы и топили так, что плечи жгло. Честно, не помню чем они занимались – то ли стройкой, то ли на рынке работали. Помню, главного вожаки звали Колей: “Ну, Колька, затапливай!” После бани в коридоре часик отдохну, волосы посушу – и до дома пешочком. По Суворова, где когда-то жила моя бабушка. По Бакунина, где я бегал курьером с письмами от налоговой. По Шевченко, где мы квасили Strike, а я блевал дальше чем видел.
Вспоминаю и чувство такое, будто и было все это в прошлой жизни.
Помотавшись два года по карантинам и упадкам, я обнаружил в упадочном карантине свою Родину. Между мной и Россией сегодня – социальная дистанция в полторы тысячи километров. Между мной и семьей – огромная пропасть.
Жизнь – не игра в GTA, где можно умирать и перерождаться бесконечное количество раз. Жизнь слишком коротка для того, чтобы начать все заново. У меня двадцать два года жизни в России. На левой ноге набита неваляшка, в рюкзаке лежит паспорт цвета крови. Вспоминаю как оно там было вообще, в моей России. Ярче всех вспоминается самое тусклое время – последние полгода. В то время режим моей жизни был прост: по будням – депрессия в офисе, в субботу – бардак, в воскресенье – баня.
Бардак – подпольный бар на задворках центральных улиц. В Бардаке существовало возрастное ограничение от 18 до 27 лет. Чтобы пройти в субботу, нужно было написать бармену в вк, получить от него плюсик и показать его на входе. В Бардаке было душевно: бутылка Козла за сотку с оплатой по номеру в Тинёк, трэшовый русский рэп и грязные танцы в обнимку с постояльцами. На потолке висели лампочки, лифчики и стеклянные бутылки от алкоголя. Светодиодный прожектор наводил на танцпол малиновый закат.
Побесившись под музыку, я обычно передвигался в курилку. Доставал из кармана пачку вишневого Ричмонда, давал попробовать людям раз, два – и пачки нет. В курилке мне было интересно всё: и персонажи, и разговоры. С вебкам-моделями обычно общались за классическую литературу, проходясь по личностям то Анны Каренины, то Князя Мышкина. С бэкенд-джунами в основном болтали о взаимной любви к Python и взаимной неприязни к JS. По сути нас мало что объядиняло – ни школа, ни работа, ни универ – но так-то мы все были молоды, по-своему ебануты и в целом любопытны.
Воскресенье я проводил в “Общественной Бане №3”. В бане вайб другой – хотя мало кто знал там значение слова “вайб”. Занимаешься в предбаннике полчаса какой-то хуйней, потом дежурный загоняет всех в “домик”. И вот сидите вы в этом домике двадцать мужиков, все голые, как свиньи потные. Дежурные топят баньку: один в топку раствор подливает, другой красным флагом размахивает. Так душно, что хочется выбежать пулей на третьей минуте – но нет. Сиди терпи, иначе подумают, что ты слабак, да поругают, что топку испортил.
Иногда топили на эвкалипте: пар одурманивал голову, перенося сознание в параллельную материю. Иногда приходили вьетнамцы и топили так, что плечи жгло. Честно, не помню чем они занимались – то ли стройкой, то ли на рынке работали. Помню, главного вожаки звали Колей: “Ну, Колька, затапливай!” После бани в коридоре часик отдохну, волосы посушу – и до дома пешочком. По Суворова, где когда-то жила моя бабушка. По Бакунина, где я бегал курьером с письмами от налоговой. По Шевченко, где мы квасили Strike, а я блевал дальше чем видел.
Вспоминаю и чувство такое, будто и было все это в прошлой жизни.
Народ, я книгу написал!
Случилось то, о чем никогда и не мечтал – я написал целую книгу! Книга “кауч” – мой первый большой проект в писательстве, попытка реализовать себя с творческой стороны. Где-то месяц вынашивал идею, четыре месяца писал, месяц готовился к запуску – и вот оно свершилось.
“кауч” представляет из себя сборник историй о вписках по Couchsurfing в разных городах и странах. Где-то вписывался, когда путешествовал, где-то вписывал сам. Через прожитые вместе моменты, случившиеся истории и сам факт общения я пытался передать атмосферу мест и культурное разнообразие людей. В книге сотня историй за семь лет жизни с каучем – community-driven продуктом, что сегодня скорее жив чем мертв. Через истории передается несколько невидимых ниточек, распознание которых отдается на откуп читателю.
Спасибо вам – читателям моего Paranoid Android – за интерес к моим текстам протяженностью в годы. Без вас я бы не решился писать книгу.
Скачать мою книгу можно на сайте ЛитРес в любом удобном для вас формате, либо загрузить напрямую в свой Kindle через Amazon. Книга бесплатная, что для меня было решением принципиальным. Печатная версия пока не планируется, но надеюсь что-нибудь придумать во второй половине года)
Спецом старался зарелизить книгу к выходным – читайте, а я пока пойду отпраздную походом на концерт Тома Йорка и его новой банды 🥳
https://www.litres.ru/misha-chinkov/kauch/
Случилось то, о чем никогда и не мечтал – я написал целую книгу! Книга “кауч” – мой первый большой проект в писательстве, попытка реализовать себя с творческой стороны. Где-то месяц вынашивал идею, четыре месяца писал, месяц готовился к запуску – и вот оно свершилось.
“кауч” представляет из себя сборник историй о вписках по Couchsurfing в разных городах и странах. Где-то вписывался, когда путешествовал, где-то вписывал сам. Через прожитые вместе моменты, случившиеся истории и сам факт общения я пытался передать атмосферу мест и культурное разнообразие людей. В книге сотня историй за семь лет жизни с каучем – community-driven продуктом, что сегодня скорее жив чем мертв. Через истории передается несколько невидимых ниточек, распознание которых отдается на откуп читателю.
Спасибо вам – читателям моего Paranoid Android – за интерес к моим текстам протяженностью в годы. Без вас я бы не решился писать книгу.
Скачать мою книгу можно на сайте ЛитРес в любом удобном для вас формате, либо загрузить напрямую в свой Kindle через Amazon. Книга бесплатная, что для меня было решением принципиальным. Печатная версия пока не планируется, но надеюсь что-нибудь придумать во второй половине года)
Спецом старался зарелизить книгу к выходным – читайте, а я пока пойду отпраздную походом на концерт Тома Йорка и его новой банды 🥳
https://www.litres.ru/misha-chinkov/kauch/
Paranoid Android pinned «Народ, я книгу написал! Случилось то, о чем никогда и не мечтал – я написал целую книгу! Книга “кауч” – мой первый большой проект в писательстве, попытка реализовать себя с творческой стороны. Где-то месяц вынашивал идею, четыре месяца писал, месяц готовился…»
Chinkov_M._Kauch.mobi
2.3 MB
ну и раздам здесь файлы, чтоб вам вообще никуда не надо было ходить
теги
Говорят, это “новая реальность”. Говорят, “мир изменился”. Говорят, мы должны адаптироваться.
Не то, чтобы я не вывожу. Вывожу, конечно – а хули тут еще остается делать. Внешне спокоен, внутри пустота. Иногда пересекаюсь с ребятами, бежавшими от войны. Слушаю их истории, ощущаю боль и ступор как камень, что пнули на свалке. Молчу в ответ – в таких ситуациях лучше вообще ничего не говорить. Ребята извиняются, отвечаю им: “это нормально, я так всегда”.
До войны писал о любви, крашах, мужской ранимости, Берлине, вайбах лета, людях, серотонине. Сейчас нет ни чувств, ни текстов – no love, deep web. Даже слезы, и те куда-то потерялись. Иногда удается жить, но похвастаться нечем.
gleisdreick, лето, бары, рейвы в лесу, знакомства, подкаты, интрижки, стендап-комедии, линзы, солнце, длинный день, жара, женские ноги, озеро, полосатые шорты, турнички, айс латте на овсяном молоке, пачка американ спирит, друзья приехали, скоро в отпуск
Какой смысл у этой жизни, когда вот такое происходит, а ты сидишь втыкаешь в этот пиздец с телефона за две тысячи километров, не понимая, как можешь этот пиздец остановить. Не монимая, как этот пиздец порождает животное, выросшее двумя этажами выше. Какое нахуй саморазвитие, какая в пизду продуктивность, какой вам блядь нетворкинг, полезное питание, цифровой детокс, новая искренность, когда под носом городá стирают с лица земли, а реальность выглядит как самый худший сценарий блядского фентези с орками и оком саурона в ново-огарево.
freiberufler, новый клиент, steuerberator, коворкинг, solidaritätszuschlag, три чашки кофе, umsatzsteuer, рабочая командировка, berufshapftpfluchtversicherung, повысил свой рейт, berufsunfähigkeitsversicherung, анализ крови на вич, pkv, созвон
Говорят, по Тбилиси ходили журналисты рен-тв и спрашивали у хипстеров московских: “за сколько родину продал?”. А я хочу с камрадами захватить случайную обладминистрацию, поставить на колени случайного чиновника, взглянуть на его свиную рожу и спросить: “за сколько родину купил?”
терпила, too late, кишка тонка, шри-ланка и та поднялась, сепарация от родителей, зигующий дом офицеров, авиашоу на день города, кровосток уже слишком мягко, фильм “событие” сергея лозницы, книжка эткинда о русском колониализме, подкаст “кавачай”, муцураева включи
Вообще семью уже хочу создать. Или хотя бы с пёселем жить.
Говорят, это “новая реальность”. Говорят, “мир изменился”. Говорят, мы должны адаптироваться.
Не то, чтобы я не вывожу. Вывожу, конечно – а хули тут еще остается делать. Внешне спокоен, внутри пустота. Иногда пересекаюсь с ребятами, бежавшими от войны. Слушаю их истории, ощущаю боль и ступор как камень, что пнули на свалке. Молчу в ответ – в таких ситуациях лучше вообще ничего не говорить. Ребята извиняются, отвечаю им: “это нормально, я так всегда”.
До войны писал о любви, крашах, мужской ранимости, Берлине, вайбах лета, людях, серотонине. Сейчас нет ни чувств, ни текстов – no love, deep web. Даже слезы, и те куда-то потерялись. Иногда удается жить, но похвастаться нечем.
gleisdreick, лето, бары, рейвы в лесу, знакомства, подкаты, интрижки, стендап-комедии, линзы, солнце, длинный день, жара, женские ноги, озеро, полосатые шорты, турнички, айс латте на овсяном молоке, пачка американ спирит, друзья приехали, скоро в отпуск
Какой смысл у этой жизни, когда вот такое происходит, а ты сидишь втыкаешь в этот пиздец с телефона за две тысячи километров, не понимая, как можешь этот пиздец остановить. Не монимая, как этот пиздец порождает животное, выросшее двумя этажами выше. Какое нахуй саморазвитие, какая в пизду продуктивность, какой вам блядь нетворкинг, полезное питание, цифровой детокс, новая искренность, когда под носом городá стирают с лица земли, а реальность выглядит как самый худший сценарий блядского фентези с орками и оком саурона в ново-огарево.
freiberufler, новый клиент, steuerberator, коворкинг, solidaritätszuschlag, три чашки кофе, umsatzsteuer, рабочая командировка, berufshapftpfluchtversicherung, повысил свой рейт, berufsunfähigkeitsversicherung, анализ крови на вич, pkv, созвон
Говорят, по Тбилиси ходили журналисты рен-тв и спрашивали у хипстеров московских: “за сколько родину продал?”. А я хочу с камрадами захватить случайную обладминистрацию, поставить на колени случайного чиновника, взглянуть на его свиную рожу и спросить: “за сколько родину купил?”
терпила, too late, кишка тонка, шри-ланка и та поднялась, сепарация от родителей, зигующий дом офицеров, авиашоу на день города, кровосток уже слишком мягко, фильм “событие” сергея лозницы, книжка эткинда о русском колониализме, подкаст “кавачай”, муцураева включи
Вообще семью уже хочу создать. Или хотя бы с пёселем жить.
сегодня. у меня. вышла. аудиокнига.
“кауч” теперь доступен в аудио-версии!
Публикуя свою первую книгу три месяца назад, я не представлял, что публикация – это только начало. И что конец проекта книги сам по себе бесконечен, имея ограничения исключительно в фантазии автора. На второй день после публикации я выложил анонс книги в сообщество каучсерферов в вк, там меня нашел Стас и предложил её озвучить. И вот перед вами пять с половиной часов отличного материала – до сих пор не верю, что это случилось.
Мы выложили аудиокнигу на несколько платформ, дабы вам было максимально удобно ее прослушать:
- здесь в телеге
- Soundcloud
- ЛитРес (за деньги)
- akniga.org
Выходу аудио-версии “кауча” я целиком и полностью обязан Стасу Горелову (@gorelov_s) – актеру “Молодежного Театра на Фонтанке” и чтецу аудиокниг на “ЛитРес”. Стас, спасибо тебе огромное за тот интерес, профессионализм, энтузиазм, с которыми ты работал над этой книгой.
Наслаждайтесь прослушиванием и ждите еще больше плюшек по этой книге 😉
“кауч” теперь доступен в аудио-версии!
Публикуя свою первую книгу три месяца назад, я не представлял, что публикация – это только начало. И что конец проекта книги сам по себе бесконечен, имея ограничения исключительно в фантазии автора. На второй день после публикации я выложил анонс книги в сообщество каучсерферов в вк, там меня нашел Стас и предложил её озвучить. И вот перед вами пять с половиной часов отличного материала – до сих пор не верю, что это случилось.
Мы выложили аудиокнигу на несколько платформ, дабы вам было максимально удобно ее прослушать:
- здесь в телеге
- Soundcloud
- ЛитРес (за деньги)
- akniga.org
Выходу аудио-версии “кауча” я целиком и полностью обязан Стасу Горелову (@gorelov_s) – актеру “Молодежного Театра на Фонтанке” и чтецу аудиокниг на “ЛитРес”. Стас, спасибо тебе огромное за тот интерес, профессионализм, энтузиазм, с которыми ты работал над этой книгой.
Наслаждайтесь прослушиванием и ждите еще больше плюшек по этой книге 😉
Telegram
Paranoid Android
Paranoid Android pinned «сегодня. у меня. вышла. аудиокнига. “кауч” теперь доступен в аудио-версии! Публикуя свою первую книгу три месяца назад, я не представлял, что публикация – это только начало. И что конец проекта книги сам по себе бесконечен, имея ограничения исключительно…»
ants from up there
I’m feeling excited to announce that my debut book “couch” is now available in English.
Еще в первые дни после публикации “кауча” я понял, что было бы здорового его перевести. В конце концов, это произведение о скитаниях по свету, глобальном сообществе, людях разных культур и национальностей. В конце концов, автор этой книги живет в Берлине, и ему было бы неплохо сделать свой арт доступным для всех обитателей этого города.
Тем не менее, я даже не мечтал о том, что книга будет действительно переведена. Тем более за три месяца с момента релиза. Шалость удалась. Надеюсь, что “couch” поможет мне зайти в местную писательскую тусовку, учавствовать в воркшопах, иметь больше пространства для творческого развития, иметь больше глаз и бэкграундов для рецензии моих работ. Да и просто быть открытым к этому миру.
Какие впечатления остались от переработки “кауча” в “couch”? Английский на ощупь кажется лаконичным и гибким языком с довольно свободной пунктуацией – и в то же время богатым на различные формы самовыражения. В книге используется словарь американского английского, хоть и британский английский мне больше по душе. Чтобы сделать высокий контекст произведения более доступным для читателя вне Восточной Европы, мы напихали порядка сорока сносок с разъяснением таких слов, как “VK”, “Pyaterochka", “propiska”, “bydlo”, “khrushchyovka". Прям как у Берджесса в “Заводном Апельсине”. Еще в сносках есть по две строчки на биографии Высоцкого, Шевчука, Гребенщикова. Может хоть так я смогу показать читателю свою страну, ворота которой закрыты на семь замков и пятнадцать паролей.
99.9% перевода – заслуга Саши Хана (@alexanderkhan). Хвала интернету и теории шести рукопожатий, с Сашей мне повезло поработать над переводом точно так же, как со Стасом над аудиокнигой. Это тот случай, когда вы оба кайфуете над процессом, подключая к работе те зоны мозга, что отвечают за креативность и полет фантазии. Спасибо тебе большое, Саш. А вы последите за этим парнем, он тоже пишет: рассказы, прозу, эссеистику.
Отдельное спасибо Анне Пермяковой (@gohomekids) за адаптацию обложки под “couch” и подготовку макета для печатной версии.
Как и обещал, все материалы книги выкладываются в свободный доступ:
- телега
- Dropbox
- Inkitt
- Wattpad
Также ваши друзья могут скачать мою книгу на свои киндлы и айпады за денежку:
- Amazon
- Apple Books
Со дня на день “couch” будет доступен для заказа в печатной версии – как в мягком, так и в твердом переплетах. Их можно будет найти по той же ссылке на Amazon. Еще будет доступна печатная версия на русском, она подъедет через “2-3 тижні”.
Денег на promotion пока нет, поэтому буду признателен, если вы замолвите за меня словечко на очередной попойке с немцами, американцами и прочими любителями литературы из интернационала. "couch" также доступен для оценок и рецензий на Goodreads.
Работа над “каучем” на этом не заканчивается – stay tuned!
I’m feeling excited to announce that my debut book “couch” is now available in English.
Еще в первые дни после публикации “кауча” я понял, что было бы здорового его перевести. В конце концов, это произведение о скитаниях по свету, глобальном сообществе, людях разных культур и национальностей. В конце концов, автор этой книги живет в Берлине, и ему было бы неплохо сделать свой арт доступным для всех обитателей этого города.
Тем не менее, я даже не мечтал о том, что книга будет действительно переведена. Тем более за три месяца с момента релиза. Шалость удалась. Надеюсь, что “couch” поможет мне зайти в местную писательскую тусовку, учавствовать в воркшопах, иметь больше пространства для творческого развития, иметь больше глаз и бэкграундов для рецензии моих работ. Да и просто быть открытым к этому миру.
Какие впечатления остались от переработки “кауча” в “couch”? Английский на ощупь кажется лаконичным и гибким языком с довольно свободной пунктуацией – и в то же время богатым на различные формы самовыражения. В книге используется словарь американского английского, хоть и британский английский мне больше по душе. Чтобы сделать высокий контекст произведения более доступным для читателя вне Восточной Европы, мы напихали порядка сорока сносок с разъяснением таких слов, как “VK”, “Pyaterochka", “propiska”, “bydlo”, “khrushchyovka". Прям как у Берджесса в “Заводном Апельсине”. Еще в сносках есть по две строчки на биографии Высоцкого, Шевчука, Гребенщикова. Может хоть так я смогу показать читателю свою страну, ворота которой закрыты на семь замков и пятнадцать паролей.
99.9% перевода – заслуга Саши Хана (@alexanderkhan). Хвала интернету и теории шести рукопожатий, с Сашей мне повезло поработать над переводом точно так же, как со Стасом над аудиокнигой. Это тот случай, когда вы оба кайфуете над процессом, подключая к работе те зоны мозга, что отвечают за креативность и полет фантазии. Спасибо тебе большое, Саш. А вы последите за этим парнем, он тоже пишет: рассказы, прозу, эссеистику.
Отдельное спасибо Анне Пермяковой (@gohomekids) за адаптацию обложки под “couch” и подготовку макета для печатной версии.
Как и обещал, все материалы книги выкладываются в свободный доступ:
- телега
- Dropbox
- Inkitt
- Wattpad
Также ваши друзья могут скачать мою книгу на свои киндлы и айпады за денежку:
- Amazon
- Apple Books
Со дня на день “couch” будет доступен для заказа в печатной версии – как в мягком, так и в твердом переплетах. Их можно будет найти по той же ссылке на Amazon. Еще будет доступна печатная версия на русском, она подъедет через “2-3 тижні”.
Денег на promotion пока нет, поэтому буду признателен, если вы замолвите за меня словечко на очередной попойке с немцами, американцами и прочими любителями литературы из интернационала. "couch" также доступен для оценок и рецензий на Goodreads.
Работа над “каучем” на этом не заканчивается – stay tuned!
лето в 26 лет
лето в 18 лет, в 19 лет, в 25 лет
Исторически лето играло роль декораций перемен моей жизни: переездов, челленджей, гештальтов, депрессий, гипоманий. Кажется, это первое лето, в котором я не ебал себе голову “работой над собой” и прочими ска́чками на ипподроме продуктивности. Да, ушел во фриланс, стал работать с налогами самостоятельно. Да, кропотливым трудом клал фундамент в карьеру самиздат-писателя – хотя это скорее теплый дом с камином, нежели карьера. Все эти перемены вошли в мою жизнь органично – пережил их настолько спокойно, насколько это вообще возможно. Как следствие, я мог осмотреться по сторонам, пытаясь понять о чем говорит Берлин.
Летний Берлин разъясняется языками событий, безумий, бумажных петиций. Разговаривает громко, зазывая на свой огонёк молодежь со всего света. Если переехал недавно, то от криков Берлина уши заложит. Спустя какое-то время адаптируешься, воспринимаешь попойки и фестивали как интершум. Не секрет, что самые адекватные особи в Берлине – его коренные жители. Если человек с детства варится в кипящем котле мешанины свободы и похоти – взрослый выйдет из него спокойным, уравновешенным. Так и я на пятый год жизни в Берлине стал тише воды да ниже травы. Не ходил на CSD, не стоял в очередях длинной Ночи Музеев, не ездил килькой в консервной банке электричек RE3. Только подписи ставил в петициях: за "базовый доход" да за "климат нейтральный". Так я просто ходил и общался, крутил и курил, слушал, пытался понять. С интересом наблюдал за борьбой новичков с оком Бюргерамта. Хотел побыть журналистом, не блоггером.
Сейчас кажется, что беззаботный Берлин остался в прошлом. В прошлом в Берлине не было видно ни Бога, ни государства, ни патриархата – сейчас все гораздо сложнее. История начинается и заканчивается на городах, периодически выезжая за город на бои: Куликово, Ватерлоо, Балаклея. Из этого следует вывод, что во время штормов истории сильнее всего достается городам. Вот и Берлин сейчас по-столичному пидорасит.
Неважно какими маршрутами бродишь по городу, ты точно увидишь мать с коляской в одной руке, и лапкой старшего сына в другой. Семью без отца, горе без устали. Увидишь уставший взгляд матери, что скажет тебе больше любого пресс-брифинга. Поймешь, что не видел их здесь годом ранее. Остановишься на своем маршруте, спросишь себя: “Нахуй так жить?”
Наша “Желтая Стрела” с машинистами в Бундестаге едет без остановок и без компромиссов. Зимой будет холодно, счета будут конскими, куда мы в итоге доедем – не знает никто. Люди вновь поделились на лагеря: тех, кто все понимает, и тех, кто еще не прошел сквозь пять стадий принятия. Как тем летом, понимающие и антиваксеры, в тех же пропорциях. В ларьках и кафешках слышны недовольства о том, что все не так однозначно. Вспоминают бомбежку Белграда времен мезозоя, обвиняют во всем американцев и идиотов у власти. Кто-то даже сочувствует россиянам, интересуются как притесняют. Отвечаю спокойно: “никак”.
Мест нет. Квартир нет. Просто нет. Даже не спрашивайте.
Я живу через дверь от "Гаванны" – самого популярного реггатон-клуба в Берлине. По выходным мне хочется спать, за окном мне мешает очередь посетителей, галдящая на испанском. Встаю в семь утра, за окном афтепати братков в кольце полицейских. Снимаю весь этот хассл на видео, чтобы вставить потом в свой дневник с именем "как я провел это лето". У нас с городом разные биоритмы: город ложится спать в тот момент, когда я уже отоспался и сел за текст.
Еще жара. Ебучая жара. Помылся за день третий раз – и вспотел через десять минут. Эй там, в небесах канцелярия: можно скинуть пять градусов с лета на зиму? Можно выйти на улицу без страха выгореть? Клянусь голубыми глазами Бербок, стану вырезать из почтовых конвертов пластиковые окошки, утилизируя их по отдельности.
Дайте только денёк отдышаться.
лето в 18 лет, в 19 лет, в 25 лет
Исторически лето играло роль декораций перемен моей жизни: переездов, челленджей, гештальтов, депрессий, гипоманий. Кажется, это первое лето, в котором я не ебал себе голову “работой над собой” и прочими ска́чками на ипподроме продуктивности. Да, ушел во фриланс, стал работать с налогами самостоятельно. Да, кропотливым трудом клал фундамент в карьеру самиздат-писателя – хотя это скорее теплый дом с камином, нежели карьера. Все эти перемены вошли в мою жизнь органично – пережил их настолько спокойно, насколько это вообще возможно. Как следствие, я мог осмотреться по сторонам, пытаясь понять о чем говорит Берлин.
Летний Берлин разъясняется языками событий, безумий, бумажных петиций. Разговаривает громко, зазывая на свой огонёк молодежь со всего света. Если переехал недавно, то от криков Берлина уши заложит. Спустя какое-то время адаптируешься, воспринимаешь попойки и фестивали как интершум. Не секрет, что самые адекватные особи в Берлине – его коренные жители. Если человек с детства варится в кипящем котле мешанины свободы и похоти – взрослый выйдет из него спокойным, уравновешенным. Так и я на пятый год жизни в Берлине стал тише воды да ниже травы. Не ходил на CSD, не стоял в очередях длинной Ночи Музеев, не ездил килькой в консервной банке электричек RE3. Только подписи ставил в петициях: за "базовый доход" да за "климат нейтральный". Так я просто ходил и общался, крутил и курил, слушал, пытался понять. С интересом наблюдал за борьбой новичков с оком Бюргерамта. Хотел побыть журналистом, не блоггером.
Сейчас кажется, что беззаботный Берлин остался в прошлом. В прошлом в Берлине не было видно ни Бога, ни государства, ни патриархата – сейчас все гораздо сложнее. История начинается и заканчивается на городах, периодически выезжая за город на бои: Куликово, Ватерлоо, Балаклея. Из этого следует вывод, что во время штормов истории сильнее всего достается городам. Вот и Берлин сейчас по-столичному пидорасит.
Неважно какими маршрутами бродишь по городу, ты точно увидишь мать с коляской в одной руке, и лапкой старшего сына в другой. Семью без отца, горе без устали. Увидишь уставший взгляд матери, что скажет тебе больше любого пресс-брифинга. Поймешь, что не видел их здесь годом ранее. Остановишься на своем маршруте, спросишь себя: “Нахуй так жить?”
Наша “Желтая Стрела” с машинистами в Бундестаге едет без остановок и без компромиссов. Зимой будет холодно, счета будут конскими, куда мы в итоге доедем – не знает никто. Люди вновь поделились на лагеря: тех, кто все понимает, и тех, кто еще не прошел сквозь пять стадий принятия. Как тем летом, понимающие и антиваксеры, в тех же пропорциях. В ларьках и кафешках слышны недовольства о том, что все не так однозначно. Вспоминают бомбежку Белграда времен мезозоя, обвиняют во всем американцев и идиотов у власти. Кто-то даже сочувствует россиянам, интересуются как притесняют. Отвечаю спокойно: “никак”.
Мест нет. Квартир нет. Просто нет. Даже не спрашивайте.
Я живу через дверь от "Гаванны" – самого популярного реггатон-клуба в Берлине. По выходным мне хочется спать, за окном мне мешает очередь посетителей, галдящая на испанском. Встаю в семь утра, за окном афтепати братков в кольце полицейских. Снимаю весь этот хассл на видео, чтобы вставить потом в свой дневник с именем "как я провел это лето". У нас с городом разные биоритмы: город ложится спать в тот момент, когда я уже отоспался и сел за текст.
Еще жара. Ебучая жара. Помылся за день третий раз – и вспотел через десять минут. Эй там, в небесах канцелярия: можно скинуть пять градусов с лета на зиму? Можно выйти на улицу без страха выгореть? Клянусь голубыми глазами Бербок, стану вырезать из почтовых конвертов пластиковые окошки, утилизируя их по отдельности.
Дайте только денёк отдышаться.
gemeinsam
[среда, утро]
– Антоха, ты там как? Есть у тебя возможность свалить?
– Вылетел из Москвы за 5 часов до объявления, все хорошо
– Фух … обнял
[среда, днем]
– Миша это пиздец!!!
– Сима, да я сам в ахуе! Ты там как?
– Меня работа вроде покроет, вот приказ с утра пришел. Но на очко я уже присел и еще не скоро с него встану.
– Еще бы … горизонт планирования в этой стране сузился до десяти минут.
– Панички ебашат, пиздец какой-то.
– Держись там. Обнял.
[четверг, утром]
– Ща брата дождусь и поедем. Есть идеи куда лучше?
– Если из Пензы, то Казахстан – однозначно имба.
– А не сдадут потом через ОДКБ?
– Да какой там! Ты видел Токаева на питерском форуме летом?
– Кто такой Токаев?
– Ладно, проехали.
…
– Хай, мы выехали из России в КЗ на автобусе, все хорошо
– Фух, заебись …
– Возможно, это последний рейс – так сказала проводница, ей сказали погранцы. И что авто уже разворачивают. Но мы думаем, что это может быть блеф.
– Да они после “голосований” лавочку по-любому закроют.
– Стопудов. Остальным надо хоть попробовать свалить.
– Есть где переночевать?
– У друга.
– Супер, отдыхайте там. Ты на удаленке?
– Я в Ростелекоме, нам нельзя за границей работать. Думаю, завтра уволюсь.
– Пиши тогда если в Берлин наметишь, посмотрю куда тебя зареферить можно.
– Спасибо за поддержку, это оч круто. Вообще я понял как люди открыты, когда у них есть какая-то общая проблема.
…
[голосом]
Слушай, я из России и ты из России. У нас с тобой плюс-минус общее понимание того, в какой стране мы хотим жить. Что строится от наших ценностей, а что мы не приемлем в принципе. Нам надо объединяться и помогать друг другу: подставить плечо в трудную минуту, рефлексировать вместе.
Так мы – общество – сделаем первый шаг от того дна, в котором мы окажемся после войны. Это ещё не дно, дальше будет хуже – но в какой-то момент это закончится, и мяч перейдет на нашу сторону. За всю историю нашей “ебучей” Родины так было всего лишь два раза: в 1917м и в 1991м – и оба раза не получилось ничего. Они срались друг с другом до дури вместо того, чтобы выстроить крепкую цепь из общих констант.
Мы — российское общество. Мы — гигантский контекст между декларируемыми ценностями в Конституции и реальным положением дел. Мы — страх быть наказанным за вольнодумство поперек “царского” горла. Мы — мультикультурное общество, в котором квартиры сдают только славянам. Все происходящее вокруг касается каждого из нас.
…
[внутри себя]
А точно мы? В Берлине, Тбилиси, Нью-Йорке, Париже, Дубае, Сеуле? Теперь и в Уральске, Белграде, Петропавловске, Киркенесе, Лаппеенранте, Улан-Баторе. Это я только мельком задумался о том, где сейчас мои друзья и родственники. Я правда не знаю, насколько я и они, "полярники", принадлежим к одному обществу. У нас общее прошлое, язык и даже базовые ценности – и в то же время разные обстоятельства, модель угроз и разные судьбы. Лишь перед термоядерным ударом все мы равны.
Фиг знает, одно ли мы общество.
…
[крик]
А я хотя бы попробую!!!
[среда, утро]
– Антоха, ты там как? Есть у тебя возможность свалить?
– Вылетел из Москвы за 5 часов до объявления, все хорошо
– Фух … обнял
[среда, днем]
– Миша это пиздец!!!
– Сима, да я сам в ахуе! Ты там как?
– Меня работа вроде покроет, вот приказ с утра пришел. Но на очко я уже присел и еще не скоро с него встану.
– Еще бы … горизонт планирования в этой стране сузился до десяти минут.
– Панички ебашат, пиздец какой-то.
– Держись там. Обнял.
[четверг, утром]
– Ща брата дождусь и поедем. Есть идеи куда лучше?
– Если из Пензы, то Казахстан – однозначно имба.
– А не сдадут потом через ОДКБ?
– Да какой там! Ты видел Токаева на питерском форуме летом?
– Кто такой Токаев?
– Ладно, проехали.
…
– Хай, мы выехали из России в КЗ на автобусе, все хорошо
– Фух, заебись …
– Возможно, это последний рейс – так сказала проводница, ей сказали погранцы. И что авто уже разворачивают. Но мы думаем, что это может быть блеф.
– Да они после “голосований” лавочку по-любому закроют.
– Стопудов. Остальным надо хоть попробовать свалить.
– Есть где переночевать?
– У друга.
– Супер, отдыхайте там. Ты на удаленке?
– Я в Ростелекоме, нам нельзя за границей работать. Думаю, завтра уволюсь.
– Пиши тогда если в Берлин наметишь, посмотрю куда тебя зареферить можно.
– Спасибо за поддержку, это оч круто. Вообще я понял как люди открыты, когда у них есть какая-то общая проблема.
…
[голосом]
Слушай, я из России и ты из России. У нас с тобой плюс-минус общее понимание того, в какой стране мы хотим жить. Что строится от наших ценностей, а что мы не приемлем в принципе. Нам надо объединяться и помогать друг другу: подставить плечо в трудную минуту, рефлексировать вместе.
Так мы – общество – сделаем первый шаг от того дна, в котором мы окажемся после войны. Это ещё не дно, дальше будет хуже – но в какой-то момент это закончится, и мяч перейдет на нашу сторону. За всю историю нашей “ебучей” Родины так было всего лишь два раза: в 1917м и в 1991м – и оба раза не получилось ничего. Они срались друг с другом до дури вместо того, чтобы выстроить крепкую цепь из общих констант.
Мы — российское общество. Мы — гигантский контекст между декларируемыми ценностями в Конституции и реальным положением дел. Мы — страх быть наказанным за вольнодумство поперек “царского” горла. Мы — мультикультурное общество, в котором квартиры сдают только славянам. Все происходящее вокруг касается каждого из нас.
…
[внутри себя]
А точно мы? В Берлине, Тбилиси, Нью-Йорке, Париже, Дубае, Сеуле? Теперь и в Уральске, Белграде, Петропавловске, Киркенесе, Лаппеенранте, Улан-Баторе. Это я только мельком задумался о том, где сейчас мои друзья и родственники. Я правда не знаю, насколько я и они, "полярники", принадлежим к одному обществу. У нас общее прошлое, язык и даже базовые ценности – и в то же время разные обстоятельства, модель угроз и разные судьбы. Лишь перед термоядерным ударом все мы равны.
Фиг знает, одно ли мы общество.
…
[крик]
А я хотя бы попробую!!!
пидор
Помню, как пошел в первый класс. В нашей школе гремел из колонок эфир “русского радио”. 7 октября 2002 года президенту путину исполнилось 50 лет. В честь круглой даты диджей ставит песню “Поющих Вместе”.
Мой парень снова влип в дурные дела,
Подрался, наглотался какой-то мути.
Он так меня достал, и я его прогнала.
И я хочу теперь такого, как путин.
Помню, как в 2006м меня сбагрили в лагерь на побережье Азовского моря. Помню вожатых, студентов ростовского педагогического. Среди них был физрук, ходивший по лагерю в синей футболке с девизом: “Все ПУТём. Идущие вместе.” На футболке трафаретный портрет президента, будто он Че Гевара. Как-то вечером на мероприятии я смотрел на портрет: думал о том, куда мы идем, и будет ли там по пути перерыв на McDonald’s.
Помню Медведева, но не помню чем он занимался. “Пап, он уже полгода президент, что-то случилось?” – “Да вот вроде генералов поувольнял”. В девять вечера по первому новости: новый президент кого-то посещал, куда-то приезжал, с чем-то не соглашался. Иногда показывали госдуму, там кто-то с трибуны нёс что-то серьезное. Вроде бы нормально все: они же работают, куда-то едут, приказы подписывают. Когда в наш подъезд провели интернет, политика из моей жизни исчезла.
Помню рокировочку и Болотную, горький вкус несправедливости. Кажется, нас наебали. Как верить в закон, если его открыто обходят первые лица страны? Как верить в правду, когда весь ютуб наполняется вбросами бюллетеней? Как быть свободным в стране, где сажают свободных? С тех дней по нынешний я с отвращением думал о том, кто стоит у власти в моей стране.
7 октября 2012 года президенту путину исполнилось 60 лет. Весь день провожали его на пенсию — а он, сука, не ушел.
Помню, как путешествовал в аккурат после 2014. путин шел за мной по пятам вне зависимости от локации: США ли, Оман или Индия, Европа Восточная, Европа Западная. Иногда мой вояж совпадал с дипвизитом “волан де морта”, о чем узнавал из случайных бесед, новостных сводок в вагонах метро. Почему все вокруг него носятся, словно дéбилы с писаной торбой? Почему у каждого встречного путин – это первая ассоциация с моей страной? У фаната Баварии, моряка из Болгарии. Получается, моя Родина и есть лико путина? Плешивое, старое, надутое ботексом.
Помню 2017й и последний лучик надежды на демонтаж. Не получилось. Обиделся и уехал.
Помню книжные. Все пять лет моей жизни в Европе я видел путина в каждом книжном. На первых полках, в полном развороте, в твердом переплете, в окружении непонятных слов на немецком, французском, польском, португальском. Ненависть порождала желание разобраться в происходящем. Книга раз, подкаст два, статья три, разговор на тусовке четыре, локдаун пять, все вертится, крутится, иноагенты, посадки, миграции, слезы в глазах друзей, мертвый русский язык с уст семьи.
7 октября 2022 года. Двадцать три года уже. Когда путин пришел к власти, мне было три года от роду. Сейчас мне двадцать шесть – он все там же. Иногда шучу, что путин – педофил, проморгавший закат моего пубертата. Двадцать три – столько у сталина и николая II в тех империях без Статьи 3 в Конституции. Кто-то скажет, что эта статья – пустая формальность. Я скажу, что мы начали падать в бездну тогда, когда главный закон превратился в пустую формальность. Мы падаем двадцать три года – и это еще не конец.
Одно у меня пожелание: доживи до военного трибунала. Пидор.
Помню, как пошел в первый класс. В нашей школе гремел из колонок эфир “русского радио”. 7 октября 2002 года президенту путину исполнилось 50 лет. В честь круглой даты диджей ставит песню “Поющих Вместе”.
Мой парень снова влип в дурные дела,
Подрался, наглотался какой-то мути.
Он так меня достал, и я его прогнала.
И я хочу теперь такого, как путин.
Помню, как в 2006м меня сбагрили в лагерь на побережье Азовского моря. Помню вожатых, студентов ростовского педагогического. Среди них был физрук, ходивший по лагерю в синей футболке с девизом: “Все ПУТём. Идущие вместе.” На футболке трафаретный портрет президента, будто он Че Гевара. Как-то вечером на мероприятии я смотрел на портрет: думал о том, куда мы идем, и будет ли там по пути перерыв на McDonald’s.
Помню Медведева, но не помню чем он занимался. “Пап, он уже полгода президент, что-то случилось?” – “Да вот вроде генералов поувольнял”. В девять вечера по первому новости: новый президент кого-то посещал, куда-то приезжал, с чем-то не соглашался. Иногда показывали госдуму, там кто-то с трибуны нёс что-то серьезное. Вроде бы нормально все: они же работают, куда-то едут, приказы подписывают. Когда в наш подъезд провели интернет, политика из моей жизни исчезла.
Помню рокировочку и Болотную, горький вкус несправедливости. Кажется, нас наебали. Как верить в закон, если его открыто обходят первые лица страны? Как верить в правду, когда весь ютуб наполняется вбросами бюллетеней? Как быть свободным в стране, где сажают свободных? С тех дней по нынешний я с отвращением думал о том, кто стоит у власти в моей стране.
7 октября 2012 года президенту путину исполнилось 60 лет. Весь день провожали его на пенсию — а он, сука, не ушел.
Помню, как путешествовал в аккурат после 2014. путин шел за мной по пятам вне зависимости от локации: США ли, Оман или Индия, Европа Восточная, Европа Западная. Иногда мой вояж совпадал с дипвизитом “волан де морта”, о чем узнавал из случайных бесед, новостных сводок в вагонах метро. Почему все вокруг него носятся, словно дéбилы с писаной торбой? Почему у каждого встречного путин – это первая ассоциация с моей страной? У фаната Баварии, моряка из Болгарии. Получается, моя Родина и есть лико путина? Плешивое, старое, надутое ботексом.
Помню 2017й и последний лучик надежды на демонтаж. Не получилось. Обиделся и уехал.
Помню книжные. Все пять лет моей жизни в Европе я видел путина в каждом книжном. На первых полках, в полном развороте, в твердом переплете, в окружении непонятных слов на немецком, французском, польском, португальском. Ненависть порождала желание разобраться в происходящем. Книга раз, подкаст два, статья три, разговор на тусовке четыре, локдаун пять, все вертится, крутится, иноагенты, посадки, миграции, слезы в глазах друзей, мертвый русский язык с уст семьи.
7 октября 2022 года. Двадцать три года уже. Когда путин пришел к власти, мне было три года от роду. Сейчас мне двадцать шесть – он все там же. Иногда шучу, что путин – педофил, проморгавший закат моего пубертата. Двадцать три – столько у сталина и николая II в тех империях без Статьи 3 в Конституции. Кто-то скажет, что эта статья – пустая формальность. Я скажу, что мы начали падать в бездну тогда, когда главный закон превратился в пустую формальность. Мы падаем двадцать три года – и это еще не конец.
Одно у меня пожелание: доживи до военного трибунала. Пидор.