Много лет назад – сейчас не упомнить когда – нас с Юлькой (это моя жена, если кто не знаком) занесло в Баньореджо, посреди безумных глинистых скал северного Лацио, тысячелетиями облезающих под действием воды и ветра: их здесь называют «каланки». Я в юности читал св. Бонавентуру, одного из ранних и очень важных лидеров францисканского ордена (1257-1274), и мне хотелось увидеть место, где он вырос.

Сейчас Баньореджо входит в число «самых красивых городков» Италии. И глядя на него с моста, как щас помню, да, впечатляет. Я также понимаю, что одним из эффектов эрозии стала заморозка жизни, следовательно и строительства. Далее, довольно продуманная (до недавнего времени) в Италии туристическая политика, превратила историческую консерву в «привлекательность», «атракцион». Я даже близко не могу себе представить, каково прожить здесь хотя бы несколько месяцев. Именно прожить, а не заходить по красивому мосту за стаканом треббьяно или чего там: нальют, моцион посреди «каланок» полезен для тела и нервной системы. Но жить…

И еще я все думаю о том Бонавентуре. Католики называют его Серафическим Доктором, что, переводя на язык советской поэзии, значит примерно «вместо сердца – пламенный мотор». Его «Путеводитель души к Богу» (или «путь», «маршрут», itinerarium) в переводе Виталия Задворного 30 лет назад открыл серию публикаций Греко-латинского кабинета Юрия Шичалина. Сейчас он легко скачивается и читается. Там всё – про восхождение, как можете догадаться.

Очевидно также, что дантовская «Комедия» без этого текста была бы иной. Удивительно, что этот мистический путь описан на языке зрелой схоластики. Все это вы и без меня увидите в этом тексте. В умных книгах вы также узнаете, что средневековая география не только горизонтальная, но и вертикальная: перемещаясь по земле, человек вроде как перемещался и по горизонтали, то вниз, то вверх, к худшему, к лучшему. Возвращаясь в Баньореджо, где вырос будущий Серафический Доктор: вдруг он ближе к небу, чем к земле? Вдруг, когда ты живешь посреди «каланок», что-то эдакое тебе на закате или на рассвете открывается? Ворота в небеса?

Я видел в те счастливые, мирные годы еще несколько таких подвешенных между небом и землей: Корд сюр Сьель в Окситании, Эриче на Сицилии. Не видал Мачу Пикчу (и вряд ли увижу), израильскую Масаду (шансов чуть больше). Подскажите.

30 лет назад, прочтя Бонавентуру, я думал: вот бы выучить латынь да переводить такие тексты. Главное, чтобы хорошо получалось и чтобы это кому-то было нужно. В 1998-м, на 5 курсе повели меня как будущего автора на одно из учредительных собраний новорожденной «Православной энциклопедии». Кирилл Гундяев, молодой и горячий тогда митрополит, просветил нас на тему того, как писать об инославии, порассуждал о грядущем прям завтра объединении церквей и обещал, что прям на днях запустим проект по переводу всех возможных западных духовных текстов, что у нас вот прям совсем скоро будет серия, достойная Sources Chrétiennes или Corpus Christianorum, что всем работы хватит. Юный Илларион Алфеев, ныне опальный, старательно кивал. Потом Кириллу позвонил святейший, потом он ушел и сел в свой скромный синий volvo с номером 1111. Разошлись.

Я внутри улыбался и радовался. Думал, не пропадут почем зря мои латинские страдания с Донатом Дрбоглавом. Написал на коленке три десятка довольно дурацких статей в эту самую энциклопедию, со временем ставшую очень крутым институтом и прекрасным источником знаний о христианстве, искусстве, истории. Никаких серий, никаких централизованных проектов по переводу что восточного, что западного духовного наследия так и не появилось. Что и требовалось доказать. Блеф: никакая рецепция наследия, что своего, что постороннего, им не нужна. Нужно радостное послушание. Зато Троице-Сергиева лавра получила то, о чем даже Кирилл мечтать не смел до февраля 2022-го. И я даже догадываюсь, почему Третьяковка НИЧЕГО реально сделать не могла. Но только не буду этого писать. Всех со светлым праздником Троицы!

В конце прошлого тысячелетия я побывал в Рокамадуре, что в Окситании, на юге Франции. Средневековые короли ходили туда поклониться Черной Деве Марии (одной из пятисот, известных сегодня науке). Как часто бывает на Западе с важнейшими паломническими центрами, святыня - в скале. К этой скале прилепилась капелла, прилепился и городок в 700 душ. Когда-то, думаю, давно, кто-то вбил в скалу меч, назвав его Дюрандалем. Присутствие именно здесь именно этого меча, которым Роланд в известной песни одним махом все шахматы побивахом, логично: Рокамадур стоит на главной дороге на Компостелу, через Пиренеи и Ронсеваль. Подлинность меча не вызывает ни у кого никаких сомнений: 80-сантиметровый клинок безусловно не мог принадлежать рыцарю Карла Великого. Но короли-то французские всегда были вояками, "Песнь о Роланде" слушали вечерами, сидя у камина, а может и по дороге сюда, в Рокамадур.

Так вот, 22 июня с.г. заметили (внимание: ЗАМЕТИЛИ), что клинок исчез. Это удивительно, во-первых, потому, что святилище открыто, естественно, лишь днем, во-вторых, потому, что меч висит на 10-метровой высоте, в-третьих, на дворе разгар турсезона, и нет ни одного гида, пишет расстроенная "Депеша Юга", который не показывал бы на меч, который здесь очень чтят; в-четвертых, кому он вообще сдался, да еще на десятиметровой высоте??? Чтобы перековать меч в карданный вал?

Раздосадованный, но не теряющий самообладания мэр уточнил, что меч был застрахован на 100 тыщ евро, что его недавно вынимали и сделали с него копию, что копия заменит "оригинал" на время розысков. Возможно, что после изготовления копии старый меч плохо всадили обратно - где богатыри былых времен?

Жаль, конечно, местной святыньки, уверен, что рокамадурцы ощущают кражу как личное оскорбление и выражаю им свою солидарность: руки прочь от мест памяти. С другой стороны, история АБСОЛЮТНО обыденная для Средневековья, я бы даже сказал, прям средневековая история.

Узнаете оконце? Конечно, узнаете, но вдруг не все – расскажу.

Занесло нас прости господи за границу, на окраину швейцарского Тичино, в городок Мендризио, к друзьям на выпивон. Городок живет вокруг Академии архитектуры и заслуженно ей гордится. Ее основывали как филиал Лугано, но местная знаменитость Марио Ботта, зодчий с гонором и стилем, подсуетился, выстроил все как надо, и Академия стала независимой. Здесь мой друг Павел Кузнецов, до войны работавший в Музее архитектуры имени Щусева, год учил детей двадцати народов творчеству Константина Мельникова (1890-1974). И вы не могли не узнать окошко из его знаменитого дома, который сейчас реставрируют (стараюсь не думать о том, что из этого выйдет, поскольку успел увидеть его ДО начала реставрации, с платьями и котелками в шкафах).

Как положено у юных зодчих, они могут отчитываться по курсам либо письменными работами, либо макетами, но сделанными с умом, в масштабе и проч. Паша придумал гениально: все эти дети разных народов все до единого, сделали модели множества осуществленных и не осуществленных проектов Мельникова. И это, скажу вам, настоящая СКАЗКА. Сказка про нас с вами. Все мы знаем его московские гаражи и ДК. Но именно глядя на макет или сняв с него крышу, понимаешь воочию, как именно мыслил архитектор, сколько в авангарде заботы о людях, сколько мечты, идеологии, утопии. Обо всем этом писали и пишут, но совсем другое – потрогать.

Представьте себе, что православный до мозга костей, не чуждый теософских исканий, домостройный семьянин Мельников придумывает ложе для мумии Ленина – знали такое? Я – нет. Одна из диковин его личного дома – спальня с врезанными в пол кроватями для ВСЕЙ семьи, с окнами на три стороны света, чтобы солнце встречать и солнце провожать. А знали ли вы, что он задумывал такого рода спальни на сотни людей? Эдакие фабрики сна, где все спят крепко, вместе, видимо, не храпя и аккуратно помывшись, на наклонной плоскости, с речкой за окном и – внимание – с резонаторной будкой в торце, из которой в матюгальник до них должна была на сон грядущим доноситься убаюкивающая музыка. Паша назвал этот памятник «сонной сонатой».

Зодчие тех времен (о которых я знаю мало, но которые приводят меня в подобие экстаза при каждой встрече), в частности, советские, мыслили невероятно масштабно, под стать всяким Пьерам де Монтрёям, а то и похлеще. Для отдыха рабочих масс Мельников сочинил и целый город на Ярославке, не доезжая Посада (напомню, он – православный). Там эти фабрики сна, клубы, передвижная библиотека, луга, пруды, столовки, бары. Город – круглый, ноги растут из Ренессанса, который Мельников знал по переводам классиков архитектурной мысли, которых между сидками на Лубянке переводил для архитекторов Габричевский. Можно и глубже капнуть: мадинат ас-Салям, т.е. Багдад, строился в VIII веке именно таким, круглым, но иерархичным. У Мельникова, естественно, все равны.

Для всемирных выставок СССР с середины 1920-х, как только был признан, стал придумывать павильоны, архитекторы снова стали ездить, Мельников в 1925 познакомился в Париже с Ле Корбюзье – и невзлюбил. И впрямь, при всем сходстве иных приемов и мыслительных ходов, по мне, Мельников про эмоции, а швейцарец – про ratio. Его модулоры не лишены ни идей, ни своеобразной поэзии. Будучи агностиком, он построил удивительную капеллу в Роншане – потому что вторая война и его подкосила, он тоже искал покоя (но это совсем другая история). Для Парижа Мельников придумал гараж на тыщу машин – на проекте можно видеть, как они все помещались на 10 этажах. Модернисты мечтали о полной перекройке устаревшего и буржуазного Парижа – Мельников предложил надстроить с десяток функциональных этажей на мосту Александра III. Эти проекты, конечно, не осуществили, но французский минфин в Берси, длиннющий и железобетонный, хорошо видный с левого берега Сены, напоминает искания тех межвоенных лет.