https://www.unqualified-reservations.org/2008/05/ol5-shortest-way-to-world-peace/

https://vk.com/wall-115581070_1705

предыдущий пост: https://t.me/nrx_rus/952

Отличный критерий проверки на необходимость избавления от чего-нибудь — это вопрос «стали ли вы приобретать это что-нибудь, если бы у вас его не было?».

Предположим, например, что у вас есть потёртое старое кресло. Вы, разумеется, любите своё кресло. Некогда оно было новым креслом, и, да, на нём можно откинуться назад, и вы провели множество хороших вечеров, укрывшись в нём, попивая Henry Weinhard's и жуя Pringles; быть может, даже употребляя какие-нибудь запрещённые вещества и смотря Liquid TV (да, это кресло настолько старое). Однако множество кусочков Pringles и немало капель Henry's проникли между волокнами его забавной синей ткани, которую ни в каком смысле этого слова нельзя назвать отстирываемой. И, если честно, после покупки нового набора мебели в Pottery Barn вы просто не уверены, что оно вписывается в окружение.

Вот как можно переформулировать этот вопрос: если бы у вас не было этого кресла, и вы бы увидели его где-нибудь на тротуаре, сказали бы вы: «Ого, кто-то выбросил такое прекрасное кресло!»? Если да — обязательно оставьте его. Если нет…

Разумеется, чтобы это сравнение было точным, креслу должен быть 231 год; оно должно быть настолько заполненным пивом и чипсами, что когда вы на него садитесь, оно не то хлюпает, не то хрустит; из него должна выступать огромная заострённая пружина, продравшаяся сквозь поролон и регулярно колющая вас в зад; оно должно пахнуть как нечто среднее между мёртвой козой и нефтеперерабатывающим заводом; оно должно отказываться работать без набора специализированных креслоадминистраторов, которые должны присутствовать в вашем доме в режиме 24/7; их присутствие должно влетать вам в копеечку, а они сами — быть грубыми; и оно должно расшириться настолько, чтобы заполнить собой весь первый этаж вашего дома, и гигантские ложноножки протёртой синей обивки должны выползать из окон и вторгаться на газоны ваших соседей.

Разумеется, я перестал пить свои таблетки. Я чувствую себя намного лучше. Всё воспринимается чётко.

Если центральная Северная Америка — чудесное место, полное великолепных людей — состояла бы из сорока восьми абсолютно нормальных стран, которые бы имели друг к другу более-менее такое же отношение, как современные управляющие этой территории и Канада — если не считать, может быть, чуши про иммиграцию — то что бы случилось? Вернулись ли бы мы снова под железную пяту Британского льва? Вторгнулись бы к нам французы, русские или мексиканцы? Ударили бы танковые клинья по местности к северу от Хуареза, и стали бы они идти вперёд, не останавливаясь, пока они не смогут налить в свои радиаторы чистую и свежую воду Верхнего озера?

И были бы наши дети необразованными без Министерства образования? Оказались бы мы в опасности без Агентства национальной безопасности? Встали бы наши машины без Министерства энергетики? Без Госдепартамента… кто-нибудь вообще знает, что бы случилось без Госдепартамента?

Конечно, ваши предпочтения могут отличаться от моих. Однако я считаю, что вышеприведённое отвечает на вопрос «Почему?» из заголовка. Ответ на вопрос «Когда?» тоже довольно очевиден. Остался «Как?».

К сожалению, я абсолютно уверен в том, что упразднить Соединённые Штаты Америки невозможно. Я думаю, что они всё ещё будут существовать в 2076, в 2176, 2776 и в 3776 годах. Я не вижу ни одного способа избежать этого. И если этот способ и существует, он, наверное, весьма неприятен, потому что — признаем — у этих парней довольно внушительные запасы взрывчатки.

Поэтому, на мой взгляд, имеет смысл обсуждать планы, которые а) не включают в себя взрывание всего подряд к чертям собачьим; б) осуществимы в реальном мире, и в) максимально близки к упразднению США.

Мой главный вывод заключается в том, что если причина, по которой вы хотите упразднить США, заключается в том, что вам не нравится платить налоги, то вы более-менее в пролёте. Более того: после реализации моего плана США всё ещё будут существовать, и налоги, если уж на то пошло, скорее поднимутся.

Однако налоги — это просто деньги, которые одни американцы платят другим. Считайте, что это такая арендная плата. Почему вы отдаёте хозяину
вашего жилья арендную плату? Потому что оно принадлежит ему. Почему оно принадлежит ему? Знаете ли вы? Важно ли это вам? Если вы настаиваете на том, что каждый владелец собственности должен в некотором глубоком духовном смысле заслужить её, вам нужна не страна, а ашрам.

Впрочем, если бы владелец вашего жилья был бы похожим на США… я думаю, вы поняли мою мысль. Проблема заключается не в деньгах, которые мы отправляем в Вашингтон, а в том, какие безумные штуки он делает с ними. Если бы округ Колумбия был бы просто большой организацией по сортировке чеков, забирая их у одних американцев и отдавая их другим, лично я бы стал относиться к нему намного спокойнее.

Очевидно, США — сейчас — не являются организацией по сортировке чеков. Они отправляют людей в космос и возвращают их оттуда; они чрезвычайно озабочены Сомали, Непалом и Венесуэлой; они изучают садоводство, болезни сердца и конскую психологию; у них есть позиции по вопросам того, что нам можно есть, пить, курить и трахать, а что — нет, и они никогда не стесняются действовать в соответствии с этими позициями.

Но что такое США? И как они здесь оказались? Каково, во имя всего святого, их предназначение? Как сказал Джек Николсон в «О Шмидте», «Кто эта старая женщина, живущая в моём доме»?

Вам стоит вспомнить то время, когда вы всё ещё принимали таблетки. Большинство американцев ещё не выяснили, что их можно просто прятать под языком, притворяться, что вы их глотаете, и потом выплюнуть в уборной. Поэтому они всё ещё думают то, что от них и ожидают.

Поэтому они верят в США. Они относятся к ним во многом так же, как католики относятся к католической церкви. Конечно, у католической церкви есть свои проблемы: архиепископу Уагадугу нравятся маленькие мальчики, в соборе Святого Петра протекает крыша, а Папа — атеист. Церкви всегда нужно работать над чем-нибудь. Однако эти проблемы являются поводами для того, чтобы с новыми силами взяться за их исправление, а не для того, чтобы выливать воду вместе с ребёнком [идиома — отказываться от чего-то целиком, вместе с полезными частями].

Подобное поклонение институтам в контексте стран называется «национализмом». Национализм — это своего рода психический вирус, который заставляет поражённых им считать, что хотя они и не видят в воде ребёнка, хотя у них и нет вообще никаких причин считать, что он там хоть когда-либо присутствовал, хотя эта старая бочка из-под нефти, полная дождевой воды и комариных личинок, по сути, в последнюю очередь может оказаться ёмкостью, которую любая мать могла бы рассматривать в целях размещения там своего ребёнка, воды в ней много, и прозрачной её назвать нельзя, и там вполне может оказаться ребёнок, так что, возможно, он там и есть.

Национализм в современном смысле снова был, по сути, придуман французом и знатным мудилой по имени Жан-Жак Руссо. Как эта залупа писала в своём тексте «Соображения о польском правительстве»,

«Самое первое, что ребёнок должен увидеть в своей жизни — это Родина, и до самой своей смерти он должен видеть только её. Каждый настоящий республиканец с молоком матери опьянён своей любовью к стране, иными словами, к закону и свободе. Из этой любви состоит всё его существование; он не видит ничего, кроме Родины, и он живёт только ради неё; когда он одинок, он ничто; когда у него нет Родины, он больше не существует, и если он не мёртв, то такое существование хуже смерти».

Как любой, смотревший когда-нибудь History Channel, знает, из-за подобного дерьма было убито более сотни миллионов людей. Немалая часть из них жила в Польше — огромное спасибо, Жак (впрочем, униформа у Хьюго Босс действительно была клёвая).

Два вышедших в этом году текста Кёртиса Ярвина (Менция Молдбага), посвящённых коронавирусу: https://vendee.one/articles/moldbug/coronavirus/

История, как и государственное управление, не относится к строгим наукам. Ни американский эксперимент, ни ирландский нельзя назвать общим случаем, в котором все переменные были управляемыми. Они скорее похожи на воспитание детей: все дети отличаются друг от друга. Тем не менее, можно обнаружить, что все эксперты по воспитанию — не считая нескольких прогрессивных — выступают в пользу «чёткого и последовательного» подхода. И большинство родителей считают его очевидным.

С точки зрения конкретно интеллектуала виговская теория государственности привлекательна именно тем, что она неочевидна. Более того: она контр-интуитивна. Если хочешь сохранить свои колонии, отпусти их. Почти что песня Стинга. И в этой теории есть место для интеллектуала. Она требует объяснения, тогда как «чёткая и последовательная политика», опять же, очевидна. И получалось ли хоть у кого-нибудь заработать себе на жизнь объяснением очевидного?

С другой стороны, у виговской теории есть ещё одно, более практичное преимущество.

Предположим, что теория вигов верна, а теория тори — нет. В таком случае, тори действуют против своих же собственных интересов. Ситуация, конечно, необычная. Но явно возможная.

Предположим, что теория тори верна, а теория вигов — нет. В таком случае действия тори способствуют их интересам. И действия вигов…

Смотрите: у нас вырисовывается забавная ситуация. Американская фракция патриотов и британские виги — это естественный союз. В конце концов, обе эти группы — виги. Было бы логично ожидать проявлений солидарности. Почему британские виги просто-напросто не выступили с поддержкой американских повстанцев?

Потому что на дворе не 2008 год, вот почему. В двадцать первом столетии поощрять врага вашего же государства к сражению с ним — норма. Слово «измена» звучит почти смешно. В столетии восемнадцатом дела обстояли по-другому:

«Эта абсолютно американская по происхождению доктрина того, что повстанцы всего лишь взяли оружие, чтобы сражаться за свои идеи — верные или нет —, и что после того, как их покорят, им позволят вернуться к своей жизни, как условно освобождённым пленным, ещё не набрала популярности. Тогда понятие восстания воспринималось серьёзнее — по сравнению с тем, чем оно стало при американской доктрине права на революцию. Большинство колонистов ещё помнили резню и обезглавливания, которых удостоились восставшие сторонники Предентента в 1745 году. Об ужасающих повешениях, пытках и сгона с места жительства мужчин, женщин, и даже детей, в качестве возмездия за восстания — такие, как восстание Монмута — помнили очень хорошо. Каждый колонист слышал описания Лондона после восстания: окровавленные руки и филейные части повстанцев, развешанные повсюду, как мясо у мясника, жуткие головы, месяцами гниющие и источающие смрад на колах у Темпл-бар и Лондонского моста; каждый день люди ходили мимо них, и волосы постепенно выпадали из ухмыляющихся черепов».

Если бы виги в Парламенте открыто встали на сторону постанцев, в глазах тори бы заплясал «Простейший способ». Проамериканская позиция, которую заняли люди типа Бёрка — позднее искупившего себя «Размышлениями», однако навсегда оставшегося вигом — в реальности была наиболее эффективным способом, каким британский политик только мог поддержать повстанцев, обосновывая поддержку не идеей «они заслуживают независимости», а «соглашательство — наиболее эффективный способ предотвратить её, так как принуждение к покорности военными мерами в принципе не работает» (не напоминает ли это вам кое-что?).

Мы также видим, почему ни американские патриоты не использовали термин «виг» в свой адрес, ни их британские друзья — по отношению к ним. Если мы примем, что революционеры — это виги, то будет логично задать вопрос: кто кем управляет: разрозненные армии и толпы в Америке, или британские интеллектуалы, способствующие их восстанию? Логичным также будет рассмотреть революцию как продолжение ведения британской политики иными средствами — как в ситуации с нашими современными республиканцами и демократами, которые могут в какой-то момент поддерживать противостоящие друг другу армии в какой-нибудь небольшой стране на другом конце земного шара (разумеется, такого в принципе никогда не может произойти, но такая ситуация была бы очень тревожной).

Вы обнаруживаете, что виговскую теорию американской революции ни в каком виде нельзя считать напрямую доказанной. Америку не умиротворили до возвращения в отчий дом. С точки зрения вига это, конечно, результат того, что политику умиротворения на самом деле не проводили. Или, по крайней мере, проводили, но не в должной мере. Более высокая доза лекарства, вне всякого сомнения, вылечила бы нашего пациента.

Однако теория тори считается косвенно опровергнутой, потому что тори попытались сразиться и проиграли. Одна из двух сторон должна быть правой, таким образом, теория вигов косвенно подтверждается. Очень типичный пример виговского мышления.

Проблема с ним только одна. Предположим, что я инженер-строитель, и я отправляю в Caltrans письмо с предупреждением о том, что серьёзные структурные проблемы в новом мосте через Залив приведут к тому, что он развалится. Если они наймут меня, я исправлю эти проблемы. Они не обращают внимания на моё письмо. Мост разваливается. В такой ситуации я становлюсь пророком или, по меньшей мере, «разоблачителем».

С другой стороны, предположим, что рядом с одной из опор моста была обнаружена ацетиленовая горелка с моими отпечатками пальцев. Это в корне меняет дело, n'est-ce pas?

И поэтому для того, чтобы принять неудачу тори в подавлении Американской революции в качестве свидетельства в пользу виговской теории умиротворения, явно было бы здорово убедиться, что неудача постигла тори не из-за активного противодействия им вигов.

Я не специалист по этому периоду, да и вообще не историк. Поэтому я просто укажу на один никем не оспариваемый факт: двое основных британских генералов, Хау и Корнуоллис были вигами — более того, членами парламента от вигов. За остальным я оставляю вас Фишеру. Может быть, он прав, может — нет.

Что по-настоящему интересно, так это то, что всем будто бы плевать. В конце концов, мы живём в мире, которым более-менее правит правительство США — либо используя свою военную силу, либо своё «моральное руководство». У Вашингтона есть свои критики. И было бы логично предположить, что антиамериканцы повсюду только и ждут, как обнаружить интерпретацию истории, выставляющую американский проект изначально проектом мошенническим.

Возможно, так оно и есть. Возможно, Сидней Джордж Фишер «завирусится». Возможно, на следующей неделе в пещере Аймана аль-Завахири появится распечатка книги (к сожалению, у «Истинной истории» немало плохо отсканированных страниц, однако можно попробовать его «Struggle for American Independence», расширенное переиздание в двух томах (I, II); боюсь, арабского перевода у этих книг нет).

Впрочем, я сомневаюсь в этом. Потому что «Истинная история» — это история лоялистская или история тори и, следовательно, реакционная история. Она принесёт необычайное наслаждение любому реакционному антиамериканцу, который на неё наткнётся. Однако поскольку в мире существует примерно пятнадцать реакционных антиамериканцев, ни один из которых не моложе 60, я думаю, Google может повременить с апгрейдом своего сервера.

https://www.unqualified-reservations.org/2008/05/ol5-shortest-way-to-world-peace/

https://vk.com/wall-115581070_1717

предыдущий пост: https://t.me/nrx_rus/958

По-видимому, когда-то у нас были штуки, похожие на недо-блог, которые называли «книгами».

«Книги» были похожи на блог — если бы авторы блогов сохраняли свои посты на протяжении года-двух, и затем распечатывали бы всю кучу разом. Это стоило тысячи микрокредитов, и вам было необходимо подать заявку в Министерство фактов, чтобы издать такую штуку. И даже если Минфакт одобрил бы публикацию, вам ещё понадобилось бы убедить Мининф посодействовать распространению вашей книги, и на фоне тех, кто добивался успеха в этой восхитительно неочевидной задаче, Талейран казался Монтенем.

Хоть этот процесс и был настолько же отвратительным, насколько можно представить по описанию, у него были свои преимущества. Одно из них заключалось в том, что читатели встречались с чёткой и структурированной аргументацией, а не с гигантской рекой свежих удобрений, чьи оттенок и структура могут быть очень разными. Причиной этого было то, что «книги» можно было «корректировать» и «править» — сейчас мы считаем такие практики неэтичными.

И заслуженно, конечно. Мы не хотим возвращаться в прошлое. Никто не хочет. Однако если вы выкладываете что-то онлайн, и при этом хотите высказываться хоть с какой-нибудь уверенностью, вам необходима возможность менять свои позиции. В идеале это желательно делать не тайным редактированием архивов — как если бы вы писали «книгу».

Как читателям UR напоминают до посинения, одна из многих моих эксцентричных позиций заключается в том, что точнее всего традицию, к которой принадлежат самые утончённые жители Запада в 2007 году, можно описать как «христианская секта». Поскольку эта традиция считает себя продуктом чистых науки и разума, а не чем-нибудь сектантским, христианским, или даже традиционным, моя точка зрения в строгом смысле слова является ересью. Мы не можем быть правы одновременно.

Мой аргумент заключается в том, что хотя теологическая часть этой традиции атрофировалась, по её моральным и политическим позициям, а также по её межличностным и институциональным шаблонам передачи её можно назвать современным легитимным мейнлайнового прогрессивного протестантизма. Поскольку это самая влиятельная ветвь христианства в самой влиятельной стране на планете, поверить на слово её заявлениям о простодушной наивности мне непросто.

Такая ересь подразумевает значительный качественный пересмотр картины мира, находящейся в наших головах. Например, Ричард Докинз считает себя последователем чего-то, что он называет «эйнштейнианской религией», которая как будто бы не очень отличается от вышеупомянутой традиции. С позиции Докинза он защищает разум от предрассудков. С моей позиции он занимается преследованием одной христианской секты от лица другой. Ого.

Надеяться на возможность такого пересмотра — или хотя бы честной переоценки — без исправления языка, который мы используем для того, чтобы формулировать наши вопросы, просто нереалистично. В этих целях я проводил полевые испытания разных неологизмов — например, «ультракальвинизм» и «криптокальвинизм» (https://t.me/nrx_rus/910 https://t.me/nrx_rus/949) —, а также убедился, что уже существующие имена — например, «либерализм» (https://www.unqualified-reservations.org/2007/07/i-wonder-if-jonah-goldberg-talks-about/) — настолько же бесполезны и запутывающи, насколько вам может показаться.

Проблема с неологизмами заключается в том, что они предвосхищают позицию использующего их. Сделать их неуничижительными невозможно. Возможно, эта традиция, которую нам ещё предстоит назвать — болюс древней, покрытой мраком лжи, и, возможно, её последователи — либо обманутые зомби, либо беспринципные оппортунисты, которых необходимо остановить. Однако сама цель попыток дать ей имя — это синтез «красной таблетки», которую мы бы могли скормить первым, и ни одна такая таблетка не обязана быть горькой.

Поэтому я решил, что мне нравится название «Универсализм» — с заглавной буквы. Большинство Универсалистов согласились бы на это слово как на имя нарицательное: в конце концов, они считают, что их взгляды универсальны. То есть, они считают, что каждый должен придерживаться их — и рано или поздно станет. Поэтому всё, что им нужно проглотить — это заглавная буква. Глоток воды хорошо поможет; она быстро растворяется в любом горячем напитке; её можно растереть и смешать с яблочным пюре и т.д., и т.п.

Универсализм — это вера нашей правящей касты, брахманов. Точнее всего её можно описать как победный клич времён Второй мировой войны, и его легко связать с различными международными институтами, родившимся в результате этой победы, которую Универсалисты всё ещё считают священной, пусть иногда и запятнанной человеческими стихиями — во многом также умный католик относится к католической церкви («католический» и «универсальный» неслучайно являются синонимами).

На самом деле, словом «универсализм» уже называют христианскую доктрину: доктрину всеобщего спасения. Правильнее всего будет считать эту идею того, что все псы отправляются на небеса, и что Ада не существует экстремальной мутацией кальвинизма, в которой все относятся к избранным. Современная идея всеобщего спасения пригла к нам от унитарианских мыслителей, таких как Эмерсон, и она являет собой вторую половину УУизма, чьи приверженцы, естественно, полностью Универсалисты (может оказаться интересным упражнением сравнить принципы УУизма с принципами «политической корректности»).

Да и что вообще такое реакционный антиамериканизм? Чарльз Фрэнсис Адамс хорошо отвечает на этот вопрос в своём эссе «A National Change of Heart» (1902 год):

«Я вспоминаю, как был в Англии в первый раз, в «шестидесятых» — в мрачные и тяжёлые времена нашей Гражданской войны, и повторно — не так давно, во время торговой депрессии и споров вокруг свободной чеканки серебра, в 1896 году. Тогда — особенно в более ранний период — не существовало таких оскорблений, таких слов настолько едких и язвительных, какими губы англичанина не смогли бы описать Америку, а также всё американское. Мы, как The Times, эхом повторяли высказывания правящего класса, которому никогда не надоедало говорить нам, расе "бесчестной" и "вырождающейся", что всё, чему мы поклонялись — это Доллар Всемогущий. Искренняя неприязнь проявлялась вполне открыто, причём в таких формулировках, которые с трудом можно было прикрыть позой вежливости. Они в открытую ликовали, слыша про наши неудачи; наша цивилизация, как они утверждали, была тонкой плёнкой; демократией, лопнувшим пузырём».

В 1960-е тоже не существовало таких оскорблений, какими губы англичанина не смогли бы описать Америку. Но были ли мы вырождающейся расой варваров, которой правит толпа? Au contraire. Америка стала недостаточно демократичной. Мы стали реакционными фашистскими капиталистическими свиньями. И между этими двумя периодами, как описывает Адамс, был медовый месяц:

«И что за перемена произошла!— и как внезапно! Не было таких добрых слов и комплиментов, которые не говорили про Америку. Наши представители отвечали Англии тем же. Лорд Розбери во время отмечания тысячелетия смерти короля Альфреда в Винчестере, на следующий день после [похорон] Мак-Кинли сказал, что ветви великого англо-саксонского древа протянули друг другу руки сквозь столетия и моря; аудитория громко аплодировала его словам».

Ах, «великое англо-саксонское древо». Как выразился Хантер Томпсон, мы явно узнали с тех пор много нового о расовых отношениях.

Итак, мы видим, что на протяжении столетия Британия двигалась от антиамериканизма к проамериканизму, и затем обратно. Но разворот ли это? Качнулся ли маятник сначала в одну сторону, а затем другую? Ведь когда мы взглянем на то, что на самом деле было политическим лейтмотивом двух разных антиамериканизмов, мы не увидим в них почти ничего общего, не считая, конечно, ненависти к Америке.

Очевидно, нас смущает слово «антиамериканский». Если мы разделим его на два разных слова, мы увидим тренд более чётко. Если вы контр-американец, вы сопротивляетесь американской политической теории. Если вы ультра-американец, вы принимаете американскую политическую теорию настолько безраздельно, что вы становитесь даже больше американцем, чем сами американцы, и чувствуете, что Америка не соответствует своим же собственным принципам.

Таким образом, мы наблюдаем монотонный тренд: постепенное принятие американской политической теории. Адамс предлагает интересное объяснение:

«Началось всё с завершения нашей гигантской, затянувшейся Гражданской войны. В одной из фаз этой схватки с точки зрения тех, кого называют — и кто в Великобритании им является — правящим классом: с точки зрения аристократии, деловых и финансовых кругов, армии, флота и людей интеллектуального труда отношение к Америке — конечно, я имею в виду лояльную Америку — достигло своего дна. Тем не менее, после этого они увидели, как мы достигли того, что они всеми вообразимыми формулировками называли "невозможным". Мы подавили Восстание сильной рукой, и после этого мирно распустили победоносную армию, выполнив каждое своё обещание. Они не смогли понять, как мы достигли своих целей: до этого подобных прецедентов просто не было. Тем мне менее, неприязнь — не без примеси презрения — укоренилась слишком глубоко, чтобы моментально исчезнуть, и, тем более, моментально превратиться в восхищение и дружеские чувства. Они ждали. Затем очень быстро — на протяжении всего десяти лет — произошла цель других удивительных событий.

Я не восхищаюсь дипломатией президента Кливленда в Венесуэле. Я не поддерживаю жёсткость в общественных делах точно так же, как я не поддерживаю её и в делах личных. Хорошие манеры и любезность можно соблюдать всегда, даже если желательна строгость выправки. Тем не менее, каким бы плохим ни был установленный тогда прецедент, он, без всякого сомнения и без всяких вопросов — по крайней мере, с позиции Великобритании — показал, и обязательно ещё покажет в будущем, что те тон и отношение, которые мы иногда принимали, были плодотворными и привели к результатам одновременно серьёзным и — в какой-то мере — благоприятным. Средний англичанин очень глубоко уважает человека, который отстаивает свою позицию — если у него всегда есть желание и возможность её отстоять.

Эти желание и возможность — по итогам нашей Гражданской войны — они у нас почувствовали. Мы сделали то, что как они абсолютно уверенно утверждали, мы сделать не сможем, и что, как они чувствовали, они бы не смогли сделать и сами. На протяжении всего Восстания они утверждали, что даже если покорение Конфедерации было возможным — каковым оно, по их мнению, явно не было — об усмирении конфедератов не могло быть и речи. Им ещё и казалось, что они знают, о чём они говорят. Разве они не потратили в Ирландии многие столетия? Разве они уже добились там своего? Разве они не барахтались вечно в бездонной трясине ирландского недовольства? Разве наш опыт не должен был оказаться таким же — но в более широких масштабах и в более острой форме? Результат помог нам, полностью опровергнув их предсказания. Восстание не только оказалось подавленным: конфедератов быстро успокоили. Британцы не смогли понять этого; они всё ещё не понимают этого в Трансваале. Они просто видят, что у нас реально получается делать то, что у них не получалось раньше и не получается до сих пор. Испанская война показала, что наше внутреннее спокойствие оказалось вопросом таким же решённым, как и военное подчинение».

Иными словами, они любят нас, потому что мы крутые засранцы. Сравните это с современной теорией антиамериканизма! Впрочем, этот тезис не опровергается ей: большая часть крутости времён Венесуэльского арбитража уже успела забыться. Говорят, якобы Эйзенхауэр в телефонном разговоре с Энтони Иденом во время Суэцкого кризиса задействовал слова, более приличествующие скотному двору. Иден не был человеком некультурным; он наверняка был знаком со старой контр-американской традицией, и я подозреваю, что он пробормотал себе под нос раз-другой что-нибудь в духе «если бы Палмерстон и Рассел всего лишь стиснули бы зубы и признали чёртову Конфедерацию, этого всего бы не случилось».

https://www.unqualified-reservations.org/2008/05/ol5-shortest-way-to-world-peace/

https://vk.com/wall-115581070_1720

предыдущий пост: https://t.me/nrx_rus/965

Конрад написал обзор на Africa Addio. Вот тут. Поскольку побудил его к этому я, пожалуй, мне стоит кое о чём сказать.

Разумеется, это прекрасный обзор — чего ещё можно было ожидать? Осуществлённый Конрадом выбор скриншотов великолепен: он показывает нам, каким кинематографическим достижением является Africa Addio. Если бы не содержимое и не шрифт, которым набрано название, было бы почти невозможно поверить, что этот документальный фильм был снят в 1966 году. Как чисто кинематографисты, Якопетти и Проспери (режиссёры более известных фильмов Mondo, впрочем, считающих Addio своим главным творением) намного обогнали своё время.

Однако Addio — это не просто фильм. Это исторический документ. И здесь мне всё-таки есть, в чём обвинить Конрада: понимаете, он вводит вас в заблуждение. Этот трюк кинокритика очень легко простить. Но проблема заключается в том, что он хочет, чтобы вы посмотрели фильм (копия на Google Video была удалена, однако найти его на DVD легко), и поэтому по его описанию можно подумать, что фильм слегка напоминает National Geographic Special.

И вы почти наверняка не хотите этого делать. Если Система рейтингов Американской киноассоциации и должна существовать, Africa Addio — главная причина этого. Более того, я не думаю, что ограничение «не моложе 17 лет» отдаёт должное Addio. Я думаю, что «не моложе 40 лет» вполне может оказаться более точным. Вне всяких сомнений, если вам от трёх до тридцати трёх лет, вы вряд ли забудете опыт его просмотра.

Позвольте мне выразиться следующим образом. В Addio мы можем увидеть убийство двух человек (эти казни почти наверняка не постановочные: я не верю, что хоть что-то в фильме — постановка; впрочем, некоторые из эпизодов, например, охота с копьями на гигантских харизматичных представителей фауны, скорее спланированы, чем случайны). Однако что по-настоящему ужасно, так это то, что к тому моменту, когда вы видите эти события — т.е., ближе к концу фильма — они вас едва волнуют. Серьёзно, они кажутся уже почти нормальными.

Гениальность Addio заключается в том, что он затягивает вас в сумбур колоссальных трагедий, каковым была Африка в шестидесятых, жёстко захватывая все ваши чувства и не обращая внимания ни на какие возможные жалобы. Если вы смотрели «Отель "Руанда"» и «Последний король Шотландии», возможно, вы слегка знакомы с подобным. Однако оба этих фильма, конечно, были художественными.

Например, в Addio присутствует единственная известная мне съёмка настоящего геноцида. И это не просто съёмка геноцида: это съёмка на 35-мм плёнку, снятая одним из ведущих документалистов своего поколения, съёмка с вертолёта и съёмка геноцида, о котором я вообще никогда не слышал.

Этот геноцид — убийство занзибарских арабов в 1964 году. Он кратко упоминается на этой странице, в которой количество смертей оценивается в пять тысяч — любой, кто посмотрел фильм, понимает, что это число занижено. Только на экране можно увидеть почти столько людей, и это лишь та плёнка, которая оказалась задействована в фильме. Убийство 5000 человек сейчас и геноцидом-то почти не называют, и для него вряд ли необходимо задействовать огромные, заранее заготовленные, вырытые экскаваторами массовые могилы.

(Я бы предположил, что в этом случае дыра в памяти объясняется тем, что арабы, будучи правящим классом Занзибара, в целом выступали на стороне Британской империи, а африканская партия, организовавшая переворот и геноцид — на стороне Танзании, в которую спустя три месяца Занзибар объединился с Танганьикой, и которая долгое время была любимицей западных левых).

Позвольте мне описать происходящее. После попытки приземлиться в Занзибаре и вынужденного быстрого взлёта после того, как по самолёту начинают стрелять, а сопровождающий самолёт оказывается сожжённым на взлётной полосе, наши кинематографисты берут в аренду вертолёт в Кении и пролетают над сценой на разумной высоте. Мы видим поток людей, темнокожих мужчин, женщин и детей в белой арабской одежде, весь кадр идущих в одну шеренгу к вышеупомянутым массовым могилам. Охраняющие их солдаты иногда поднимают взгляд и стреляют в направлении вертушки, но та слишком высоко.

Смена кадра: неглубокая отмель; как минимум сотни, а то и тысячи арабов оказались буквально согнанными в море. Некоторых из них подбирают мелкие лодки. Все остальные просто стоят с водой по щиколотки и, вероятно, пытаются сообразить, что, чёрт возьми, им делать. Ответа нет. Материк слишком далеко, чтобы до него можно было доплыть. На следующий день вертолёт возвращается, и там, где были люди, теперь тела — всё ещё в тех же самых белых одеяниях.

Вы никогда не задумывались о том, как бы нацисты объясняли Холокост, если бы они смогли изобрести какое-нибудь удивительное чудо-оружие и выиграть в войне? Потому что я уверен, что они что-нибудь бы да придумали. «Гитлер никогда не отдавал такого приказа». «Это была война, всякое случается». «Во всём виноваты Союзники из-за своего нежелания принимать еврейских беженцев». «Британцы и американцы бомбили центры городов, сваривая немцев живьём, как крыс в туннелях». «Советы творили всевозможные безумные и ужасные вещи». Они бы задействовали все эти объяснения и, наверняка, многие другие.

Но если что-то нацисты и умели, так это искажать реальность. Мы часто забываем, что когда Гитлер писал о Большой лжи, он — разумеется — имел в виду ложь других. Он, Гитлер, развенчивал эту ложь, предлагая народу истину. Но, конечно, это была проекция, и есть ли способ лучше представить свою собственную Ложь?

И поэтому сегодня все образованные люди на планете узнают, что некогда существовало нечто под названием «колониализм», это нечто было злым, и его смерть была «освобождением».

И когда я говорю вам, что в реальности это «освобождение» представляло собой оргию тирании и убийства, которая, разумеется, как минимум сравнима с достижениями Сталина, Гитлера и Мао; что переход от «колониализма» к «постколониализму» представлял собой переход Третьего мира из рук одной фракции Запада в руки другой, от Оптиматов к Брахманам, от верующих в Откровение к Универсалистам, от непрямого правления на местном уровне к нему же на уровне страны; что оно заменило правительства, чьё качество госуправления обычно находилось между «неплохим» и «хорошим», правительствами, чьё качество госуправления находилось между «ужасающим» и «посредственным», но чьи сотрудники хотя бы были правильного цвета кожи — кому вы поверите? Мне или каждому образованному человеку на планете?

Может, я просто совсем как Гитлер. В конце концов, цель Unqualified Reservations, по сути, совпадает с целью Mein Kampf: убедить читателя, что его обманули, что мир, в котором, как ему кажется, он живёт — симулякр, вымысел, постановочная документалка. Да, я не приписываю этот разрыв международному еврейскому заговору — или хоть какому-нибудь ещё заговору. Но читатели Гитлера хотя бы знали его настоящее имя.

И именно поэтому я так высоко ценю такие фильмы, как Africa Addio. Потому что этому фильму 40 лет, и то, что он нам показывает, происходило в реальной жизни, и потому что создавшие его люди были безумными гениями, которые могли превращать одну из самых уродливых частей истории мира в нечто несомненно красивое, и их работа всё ещё может повелевать нашим зрением, когда любой здоровый человек хочет отвернуть взгляд. Ещё раз, поверьте мне: вы не хотите смотреть Addio. С другой стороны, если вы не верите мне, вы легко можете это сделать. По крайней мере, пока.

Идея Адамса сводится к трюизму: если рациональный актор оказывается вынужден выбрать одну из двух сторон в конфликте, ему нужно выбрать сторону, вероятность победы которой выше (недавно другой видный государственный деятель выразил ту же идею в более коннозвучных терминах).

Так мы поняли ультра-американизм: в мире, в котором все решения принимаются в Вашингтоне, ультра-американизм — самый эффективный способ влиять на эти решения.

Сначала вы объединяетесь с ультра-американцами в самой Америке; недостатка в них там никогда не было (кто такой Говард Зинн? эскимос?). Власть в Америке по определению направляется этими акторами, так что вы оказываетесь на стороне победителей. Затем вы добавляете свою силу к этой стороне победителей — наделяя таким образом себя правом на какую-нибудь выгоду — повторяя до посинения следующее высказывание: «Америка, мы ненавидим тебя, и если ты не начнёшь соответствовать американским принципам, мы продолжим ненавидеть тебя».

Конечно, это всё не сознательная стратегия; она просто работает. Вас может удивить то, как много американцев объясняют свою поддержку ультра-американского курса этим феноменом, что позволяет таким людям, как Барак Обама, говорить о «моральном лидерстве Америки». Как выразился бы контр-американец, «если Америка — моральный лидер, то кто уж тогда моральные последователи?». Упала ли планета настолько низко? Боюсь, да, упала.

Если вы ненавидите Америку, но вам надоело быть ультра-американцем (особенно если учесть, что сейчас к ним относятся более-менее все остальные), почему бы не стать контр-американцем? У меня есть идеальная книга для вас. Она называется «Memoirs of Service Afloat», и её автор — адмирал Рафаэль Сэмс, и это Великий Конфедератский Роман — или она была бы им, будь бы она вымыслом. Если вам хоть когда-нибудь хотелось использовать несколько пренебрежительно фразу «Всеобщая нация янки», не идите — бегите — к адмиралу Сэмсу. Только помните, что многим другим вашим позициям придётся измениться.

Однако мы замечаем кое-что ещё в изложении Адамса: оно совершенно не сочетается с виговской теорией Американской революции. Неудивительно, что британцы под впечатлением! Маколей только что рассказывал им, что американцев нельзя покорить и привести к миру одной лишь военной силой. И тут приходит Всеобщая нация янки, и делает именно это. Быть может, просто самих янки не берут пули, как Господню армию сопротивления.

И мы в очередной раз вспоминаем про «Простейший способ»:

«В собрании басен сэра Роберта Л'Эстренджа есть притча о Петухе и Лошадях. Случилось как-то Петуху попасть в конюшню к Лошадям, и, не увидев ни насеста, ни иного удобного пристанища, он принужден был разместиться на полу. Страшась за свою жизнь, ибо над ним брыкались и переступали Лошади, он принялся их урезонивать с большой серьезностью: «Прошу вас, джентльмены, давайте стоять смирно, в противном случае мы можем растоптать друг друга!»

Сегодня очень многие, лишившись своего высокого насеста и уравнявшись с прочими людьми в правах, весьма обеспокоились — и не напрасно! — что с ними обойдутся, как они того заслуживают, и стали восхвалять, подобно эзоповскому Петуху, Мир, Единение и достодолжную христианскую Терпимость, запамятовав, что отнюдь не жаловали эти добродетели, когда стояли у кормила власти сами!»

Так мы видим, что когда виги восстают против тори, тори нужно «стоять смирно, в противном случае они могут растоптать друг друга». Когда же ситуация меняется, виги отнюдь не спешат «жаловать эти добродетели».

Вопрос здесь не в обоснованности идеологии повстанцев в Американской революции и Гражданской войне. Будучи прогрессистом, вы, конечно, верите (не очень сильно), что первое восстание было справедливым, и вы верите (очень сильно), что второе было несправедливым. Это вопросы морали, спорить о которых невозможно.

Вопрос в физической эффективности силового подавления в обоих случаях. Ваша теория истории, которую вы, конечно, не изобретали, но узнали от кого-то, уверяет вас, что грубая сила не смогла бы сработать в первом случае. Никакой теории не нужно, чтобы знать, что она сработала во втором. Если бы вы были настоящим верующим в кальвинистское Провидение, как ваши виговские предки из старой эпохи, проблема была бы решена: Бог, чьи пути неисповедимы, но чьи силы неодолимы, на стороне справедливости. Таким образом, пытаться перебороть правое дело бесполезно, тогда как делу неправедному нужно сопротивляться изо всех сил: бережёных Бог бережёт.

Вы давно отказались от этого убеждения. Однако следствие из него всё ещё держится — я вынужден предположить, что просто по привычке. У меня нет другого объяснения. И поскольку это убеждение, верно оно или нет, явно является центральным для любой стратегии мира во всём мире — большинство современных войн так или иначе относятся и к восстаниям — нам придётся разобраться с ним.

https://www.unqualified-reservations.org/2008/05/ol5-shortest-way-to-world-peace/

https://vk.com/wall-115581070_1727

предыдущий пост: https://t.me/nrx_rus/971

Именно поэтому пацифизм настолько бессмысленен. Как и распределительная справедливость Роулза, он абсолютно логичен. Просто он полагается на давно распавшуюся теологическую доктрину. Если вы обнаруживаете на раскопках наконечники стрел, то из этого не следует, что наши предки швырялись ими друг в друга.

И стоит нам взяться за поиски древков стрел, как мы начнём обнаруживать их повсюду.

Простой пример — это совокупность беспорядков в США 60-х, включающих в себя применение насилия чёрными боевиками в бедных районах, белыми боевиками из ККК и другими сторонниками «массового сопротивления» — на Юге, и различные студенческие бунты в университетских общежитиях.

В качестве интересного упражнения я могу порекомендовать перечитывание отчётов современников, посвящённых этим беспорядкам — сейчас они стоят копейки — за авторством комитетов видных брахманских светил; например, доклад комиссии Кернера или отчёт Школника. Как говорит Школник,

«Почти все участники массовых протестов ныне считают, что причиной их недовольства являются существующие структуры власти в современном обществе, и свою деятельность они считают — на прямом или символическом уровне — политическими акциями, которые нацелены на изменение этих структур».

И правда. Конечно, во многом то же самое можно сказать и об Аттиле. И хотя такие наблюдения вышли из моды, то, что современные гангстеры-далиты, конечно, являющиеся культурными наследниками таких групп, как Пантеры, столь популярных среди людей типа Школника, склонны считать свои преступления не преступлениями, а проявлением сопротивления — секрет Полишинеля.

Общие рекомендации всех этих отчётов заключаются в следующем: поскольку проявляемое недовольство явно праведное, единственный способ остановить насилие — это устранить причины для недовольства. Иными словами, выяснить, чего хотят боевики и дать это им (как выражается Школник, «фундаментальные социальные и политические перемены»). Иначе же, поскольку Провидение добьётся своего, любые попытки сопротивления приведут лишь к эскалации насилия.

Эта рекомендация выполнялась в случае и чёрных бунтов в бедных районах, и студенческих бунтов в общежитиях. И действительно, участвующие в них по большей части добились успеха в достижении целей — по крайней мере, всех тех целей, которые доброжелательный наблюдатель мог бы назвать разумными. Большинство современных американцев не осознают, что университеты, в которые они отправляют своих детей, с институциональной точки зрения были рождены в эту эпоху массового насилия, или что диковинные департаменты «этнических исследований», столь заметные в их структуре, по сути, представляют собой оккупационные силы, целью которых является сохранение результатов этих побед.

Конечно, это средство не применялось к насилию белых сегрегационистских боевиков (и эти отчёты их не обсуждали), таких как Сэм Бауэрс и его Белые Рыцари. Естественно, эти джентльмены «не считали свою деятельность политическими акциями», и их всевозможные убийства, бросания зажигательных бомб и т.д. были просто обычными преступлениями. Более того: преступлениями ненависти. Следовательно, на них нужно было напустить ФБР — что и произошло.

Потому что когда вы противодействуете силам неправедности — которые, как я надеюсь, мы все согласны, представляет мистер Бауэрс — оказывается, что отвечать силой на силу весьма эффективно. В современных США практически не существует военизированного насилия со стороны белых. Немного есть, но думаю, что было бы довольно большой проблемой найти кого-нибудь, кто считает, что если бы власти выслушали претензии KKK, установили социальные программы для белых, бежавших из бедных районов или не потянувших отправку детей в сегрегированные частные школы, его бы было ещё меньше.