Солдаты затаскивают своего комбата в комнату матери и ребенка, где развернут лазарет: «Куда вас ранило, товарищ капитан?» В темноте мелькает холодный блеск клинка. Сержант Валерий Яшенков штык-ножом вспарывает ему штаны. Его руки устремляются к ягодице.


— Руки уберите, извращенцы! — стонет капитан Рустем Клупов и сам начинает ощупывать ногу. Все оказывается не так страшно. От удара лопнула кожа, но мясо и кости остались целыми.

Командованию двух воздушно-десантных дивизий, стоящих под Грозным, 76-й и 106-й ставится боевая задача: оказать помощь подразделениям, блокированным в районе вокзала. Батальоны ВДВ выдвигаются в Грозный.


«Представьте себе огромную колонну, которая в глухую темень втягивается в горловину улицы, ведущей практически неизвестно куда, в чужом незнакомом городе, — вспоминает командир батальона Александр Холод. — Вокруг ни огонька. Карты, которые нам дали, были скверной копией с какого-то плана — не разобрать ни названий улиц, ни общегородского построения кварталов. Мы шли вслепую».

Оборона вокзала трещит по швам. Боеприпасы к танкам и БМП кончаются полностью. Большая часть техники уже подбита по несколько раз. У личного состава все больше проявляются признаки апатии и усталости. Усиливается чувство безысходности.


Тем временем, отсутствие продвижения других группировок войск на своих направлениях позволяет чеченцам подтянуть к вокзалу резервы. По нему с нескольких сторон начинают бить крупнокалиберные орудия и минометы. Сдерживать свежие силы наступающих становится все труднее.

Чеченские бойцы приближаются уже на расстояние броска гранаты. Пародируя немцев, они кричат: «Рус-Иван, сдавайсь!»


Своим армянским акцентом им отвечает пулеметчик Завен Оганесян: «Русские не сдаются, да!»


Вскоре израненный Оганесян умирает, потеряв слишком много крови.

Один из чеченских танков бьет практически прямой наводкой. Комбат Рустем Клупов вспоминает, что от каждого выстрела здание гудело так, что болели барабанные перепонки и сыпались перекрытия. Вокзал спасает лишь то, что он прикрыт расставленной вокруг него подбитой бронетехникой.


«Страшной силы треск разразился над головой и молния осветила все вокруг, — вспоминает Клупов. — На мгновение стало светло, как днем. От взрывной волны и неожиданности подкосились ноги, во рту стало кисло. Упав на колени, я инстинктивно попытался прикрыть голову руками, но не успел. Тяжелый удар обрушился на затылок, и чернота поглотила меня.


Я чувствовал, будто меня уже похоронили. Темно, я задыхаюсь. Прихожу в себя, оттого что не могу дышать. На грудную клетку, голову, лицо, руки давят тонны земли. Где я? Кто я? Я умер?»

Клупов с трудом высвобождается из «могилы». Кто-то из бойцов заботливо усаживает его в старое деревянное кресло рядом с командиром бригады. Здесь безопасно — двойные стены надежно прикрывают это место от пуль и осколков. Комбат мгновенно отключается.

К командиру бригады Ивану Савину подходит старший лейтенант медицинской службы Олег Кожура:


— Ну будет нам там помощь? Хоть что-то?


— Нет помощи. Не знаю.


— Ну есть же рация, вызывайте! Ну хоть что-нибудь делайте!


— На, сам вызывай.


— Где жать? Алло, алло, прием!


[Тишина, никто не отвечает.]


— Вот такая у нас помощь!

На командном пункте Объединенной группировки войск в Моздоке царит триумфальное настроение. Командующий Анатолий Квашнин показывает нарисованные на карте стрелочки:


— Мы воткнули в Грозный лом. Сейчас мы раскачаем лом и развалим его оборону!


131-й бригаде и 81-му полку, окруженным в центре Грозного и отчаянно просящим помощи, спускается приказ «уничтожить бандформирования в районе вокзала и к исходу дня захватить дворец президента».

9-летняя жительница Грозного Полина Жеребцова провела новогоднюю ночь под разрывами снарядов. Она делает запись в своем дневнике:

...Всю ночь стреляли по дому. Мы лежали в коридорной нише. Там нет окон. До этого сидели на санках на полу в ванной. Дом трясся. Горел. Танки шли по трассе, стреляли. Скрежет страшный. Мансур с мальчишками бегал смотреть на танки.

Самолеты бросали бомбы. А потом так бухнули снарядом, что на кухне с окна упала решетка. И упала она на маму, бабу Нину и тетю Варю. Они на полу справляли Новый год. Теперь у них головы разбиты.

Командир батальона Рустем Клупов приходит в себя от жуткого холода.


«Холод будто сковал меня, он проник в позвоночник и костный мозг, он был внутри меня, — вспоминает он. — Я открыл глаза, отметил, что зрение и слух восстановились, но сильно болела голова, да и все тело».

Рустем Клупов просит командира взвода Константина Михеева дать ему водки. Тот приносит початую бутылку, и комбат делает несколько глотков прямо из горла.


«Никто из командиров не обратил на это внимания. Полное безразличие к тому, что происходит вокруг, — вспоминает Клупов. — Бой продолжался сам по себе, им уже никто не управлял».

Стрельба разгорается на разных направлениях. Клупов и его заместитель Юрий Чмирёв запевают песню.

А ну-ка, товарищи, все по местам,
Последний парад наступает.
Врагу не сдаётся наш грозный вокзал,
Пощады никто не желает!

К вокзалу подходят двое чеченских бойцов с белыми тряпками на дулах автоматов.


«До этого были с ними переговоры по рации, друг друга материли столько раз, что даже надоело все это, — вспоминает старший лейтенант медицинской службы Олег Кожура. — А тут приходят они как бы живьем»

Парламентеры заявляют, что хотят видеть командира бригады. Раненый осколком в ногу, тот сидит на стульчике в зале ожидания:


— Ну, я командир бригады.


— Точно это вы?


— Да, да, я командир бригады, полковник Савин. Говорите, что вы хотите?

Один из боевиков достает гранату, вынимает чеку и бросает в Савина. На счастье, кто-то из солдат успевает подобрать и выкинуть ее подальше.


«Комбриг сидит, ситуация и так говно, а тут еще такое... Он сразу говорит: „В расход их!“, — вспоминает старший лейтенант медицинской службы Олег Кожура. — Ну, как-то так сказал».

Боевиков сразу же хватают, отбирают оружие и отводят за угол. Приказ выполняет один из командиров рот. Закончив, он подходит к медику Олегу Кожуре. У него трясутся руки.


— Ну чего ты расстроился так?


— Нет ли у тебя валерьянки какой?


— Извини, уже ничего нету.


— Я и раньше стрелял в бою, но это когда враг далеко. А когда человек разоружен и рядом, тут мне было, конечно, тяжело.

В ответ на отчаянные запросы комбрига о подмоге, по блокпостам 131-й бригады собирают последнюю бронетехнику. Хотя её явно недостаточно для перевеса над противником, колонна помощи входит в Грозный.

28-летняя журналистка НТВ Елена Масюк снимает репортаж в центре Грозного. Повсюду горит военная техника и лежат тела российских солдат.

В подвале президентского дворца она берет интервью у одного из пленных.

— Я приехал сюда из Самары.

— Как вас зовут?

— Дима.

— Фамилия?

— Бакулев...

Видео: 18+

На вокзале ненадолго наступает затишье, но начальник артиллерии бригады Евгений Сащенко как будто что-то чувствует и настойчиво советует Савину не ждать подкрепления.

— Иван Алексеевич, нужно пользоваться этим затишьем! Нужно выходить! Нужно выходить!

— Ребята, идет помощь! Идет помощь! Идет помощь!

— Иван Алексеевич, не надейся на помощь! Сейчас плотно эту помощь где-то обложили. Она, вполне возможно, что просто ведет бой сама за себя.

Савин находится на прямой радиосвязи со штабом группировки войск «Север».

Точное время фрагментов переговоров рассчитано сотрудниками музея 131-й бригады в Майкопе.

Савин: Я 10-й, я 10-й, бля! Я деся-тый! Нахожусь в вокзале!

Штаб: 104-й, 104-й, я 11-й! Прием!

Савин: Не пойму, кто хуярит с танков, бля… и с гранатометов?!