Неспешно как сытые лоси
Мы шли по аллеям пустым.
У нас под ногами осень
Лежала ковром золотым.

Туман – колдовское зелье,
Как пряный с дымком кисель,
Струился сквозь ожерелье
Кочующих к югу гусей.

Смеясь, ты прятала руку
Во влажной мягкой листве.
Мы радовались друг другу.
Кончался двадцатый век.

Старше на четверть века
Осень снова пришла.
Ни чуточки не поблекла,
Беспечна и весела.

Снова идём на речку.
Дежурит знакомый клён,
Протягивает навстречу
Свою золотую ладонь.

В простуженных горлах просек
Прячется пряный дым.
И так же, как прежде, осень
Пылает огнём золотым.

Неуютная погода.
Пса не выгонишь на двор.
От заката до восхода
Время есть на разговор.

Не допрос, но рядом где-то
Диалог интимный наш.
Задушевная беседа
Плюс подробный инструктаж.

Прокопчённый бок блиндажный
От боёв едва остыл.
Здесь сейчас работа наша.
Зачищаем ближний тыл.

Скрыв лицо полой шинели,
Привели по темноте.
Непубличность в нашем деле
Основной приоритет.

И по виду, и по речи
Человек, как будто, свой.
Сдался сам. Не покалечен.
Годен для передовой.

Интересная эпоха.
Вперемежку всё кругом.
Жди засады. Жди подвоха.
Враг не кажется врагом.

Переживший смерти близость,
Вроде, искренне горит.
Уверяет, что не выдаст.
Что вернётся, говорит.

Что ж, поверим. И проверим.
Как и что, он знает сам.
Далеко не нашим первым
Будет этот диверсант.

Он ушёл перед рассветом
И пропал во тьме ночной.
Я не думаю об этом.
У меня очередной.

Любимый мой, Богом хранимый!
Как я благодарна судьбе,
Доверившей вечером зимним
Согреть одеяло тебе,
Сказать тебе тихое «Здравствуй!»,
Праздничный ужин накрыть,
Слезами солёного счастья
Усталые ноги омыть.
Слушать твои рассказы
С вечера до утра
И чтобы ты больше ни разу
Не произнёс «Пора!».
В ночь минуты идут, идут.
Одна не сажусь за стол.
Жду и надеюсь. Надеюсь и жду.
Только бы ты пришёл.

Рядом проволока залегла,
Притаилась пружиной ржавой.
Я закрыл глаза. Прожужжала
То ли пуля, то ли пчела.

Эта яма - старый окоп.
Может, финский, может, советский.
На войне так мало известной
Финны с нами сошлись лоб в лоб.

Дед рассказывал, финн жесток.
В чём-то даже похуже фрица.
Может валенком притвориться,
Но попасться ему - не дай Бог.

Помнить прошлое - дело трудное.
Вот опять как перед войной
Ржавой ненавистью опутано,
Будто проволокой стальной,

Русско-финское приграничье.
Позабыт недавний урок.
Боевой блестящий сапог
Вновь нацелен на наш черничник.

Мы на запад идём.
Наша поступь тверда.
Мы свободу несём в русские города.
Они были в плену у жестоких врагов.
На телах их следы от тяжёлых оков.

На их лицах морщины позора, стыда.
Годы рабства не могут пройти без следа.
Будем долго потом их ещё исцелять,
Чистить каждую улицу, каждую пядь.

Вызволять города из объятий химер.
Выводить их на свет из глубоких пещер.
Они с нами теперь и уже навсегда.
Наш приход городам - как живая вода.

Он стал бесхозным, этот пёс.
Его хозяева убиты.
Или их вихрь войны унёс
Далёко от родной калитки.

Он лаял весело и зло,
Взлетая на упругих лапах,
Когда несли через село
Азовцы свой трёхзубый прапор.

Они ему кидали кость.
Их строй, попахивавший псиной,
В нём возбуждал азарт и злость.
Он им рычал: «За Украину!»

Сейчас задор уже не тот.
И пёсий хвост - не прапор гордый.
Поскуливает у ворот
Голодный, с опалённой мордой.

По большаку идёт отряд.
Собачий взгляд следит за нами.
Не смеет тявкнуть невпопад
На наше боевое знамя.

Чем я богат? Пожалуй, вот
Краюха в сидоре сухая.
Отдам ему. Пускай грызёт
Дворняга. Всё же тварь живая.

Наша часть не зря сражалась
За окраину села.
Всё живое разбежалось.
А девчонка задержалась.
Не уехала. Ждала.

Вон с котёнком на коленях
Тихо села и сидит.
Захожу учтиво в сени,
Делаю усталый вид.

Дай напиться, молодайка!
В уголке чуток посплю?
А потом тебе, хозяйка,
По хозяйству пособлю.

Огород вскопаю. Крышу
Залатаю. И забор
Подниму. И мусор, вижу,
Надо вынести за двор.

Может, ты невеста чья-то?
Может, дом-то не пустой?
Нет? Тогда поверь солдату.
Я свободный, неженатый
К тебе стану на постой.

Впереди военных терний
Нас ещё немало ждёт.
Но вернусь всенепременно.
Через месяц. Через год.
Ты дождись. Я парень верный.
И котёнок подрастёт.

Когда бы вы меня спросили,
Как звать героя этих строк,
Я бы сказал: Солдат России.
Воспеть его – какой восторг!

Какая честь шагать с ним рядом!
Пусть мысленно, не наяву.
И, заглянув в глаза солдату,
Увидеть неба синеву,

Шеломы храмов золотые,
Порфирный круг кремлёвских стен.
Увидеть, словом, всю Россию,
Чудеснейшую из поэм.

Где половодья за снегами
Привычной чередой бегут.
Мужчины жизнь оберегают,
А жёны и невесты ждут.

Где дети знают папу с мамой.
Где горе принято делить.
Где парню миг счастливый самый –
Цветы любимой подарить.

Где, если петь, то должно хором.
Где у солдата за спиной
Восходит солнце над простором
Единственной земли родной.

Мы выстоим. Мы одолеем.
Нам приходилось, и не раз,
Превозмогать напор холерный
Сил, шедших уничтожить нас.

И солнце за солдатом следом.
Пройдёт положенный им путь.
И сможем мы передохнуть.
На пир собраться, на беседу.
Всем миром праздновать Победу.
Всем миром павших помянуть.

То ли было, то ли нет,
Спорить не годится.
Молодой корреспондент
Прибыл на позицию.

Репортёр, парнишка шустрый.
Так и рвётся на рожон.
Про военное искусство,
Мол, статью готовит он.

И, поскольку в жизнь солдата
Надо вникнуть до конца,
До передового ряда,
Надо ли? А как же, надо!
В общем, уболтал комбата.
Дал ему комбат бойца.

Оказался провожатый
Неказистый, мешковатый.
Хмурый равнодушный взгляд.
Внешне не орёл. Не хват.

Неудобный сотоварищ.
С ним сенсацию не сваришь.
На парнишкин интерес
Знай твердит своё: «Не лезь!».

Вот, к примеру, дивный ракурс.
Вид на брошеный окоп.
Амуниция осталась,
Прямо целый гардероб.

Этикетки на английском
Сохранились просто блеск!
Общий план. А нужен близкий.
Только сунулся – не лезь!

Или вот: гора металла.
Бывший чудо-«Леопард».
Как его разрисовало,
Надо снять, а он: «Назад!».

Ну, а здесь на загляденье,
Тут уж, дядя, извини!
Журналистское везенье
Может ведь и изменить.

Перебежка. Вспышка. Снято.
Вдалеке какой-то блик.
И настырный провожатый
Вырос как из-под земли.

Пуля снайперская впилась
Ему в область бытия.
Не такая получилась,
Как хотелось бы, статья.

Репортёр спросил комбата,
Кем его спаситель был.
– Под статьёй ходил когда-то,
А теперь вот погасил.

На одной из окраин России
Вечным сном одиноко спит
Лейтенант Александр Васильев.
Похоронен и не забыт.

Даже есть обелиск персональный
И живые цветы несут.
Жители в его честь назвали
Небольшой населённый пункт.

Он парад принимает по праву
Проезжающих автомашин,
Потому что самую главную
В своей жизни задачу решил.

Он – герой. Его подвиг великий
Несомненен, неоспорим.
В его имени слились лики
Всех, сражавшихся рядом с ним,

Павших и похороненных в братской,
В данном случае – ленинградской,
Горемычной русской земле
Посреди болот и полей.

Посреди соснового леса
Сколько их лежит, неизвестно.
Они первыми приняли бой.
Заслонили Россию собой.

Под музейным стеклом разместили
Наградной пожелтевший лист.
Александр Петрович Васильев.
Офицер. Пограничник. Чекист.

Это имя с многими смыслами,
Средоточие многих сил.
Как известно, генералиссимус
Иногда Васильевым был.

По дежурству боевому
Фронтовому моему
Поступил приказ главкома.
Я на отдыхе. В Крыму.
По шоссе без вездехода
Взяли Перекопский вал.
До четырнадцатого года
Я вообще здесь не бывал.
Пролетели степью к югу.
Воздух ласков и зимой.
Море. Гор парад по кругу.
Красотища. Боже мой!

Эти камни столько помнят
С незапамятных времён.
Вот армянская часовня,
Генуэзский бастион.
Тут античные фигуры,
Там татарская мечеть.
Разные века, культуры,
Всех и не пересмотреть.
На Малаховом кургане
Встану, голову склонив,
И родной придёт на память
Севастопольский мотив.

Исторических экскурсий
Много. Гиды под рукой.
Только вот что: у дискуссий
Должен быть предел такой,
Пусть кому-то не по вкусу
Мой солдатский взгляд простой:
Русский Крым. Исконно русский.
Хватит. Больше никакой.

В эфире, как всегда, нечисто.
Случайно слышал в новостях,
Что их подобие министра
Хотел бы быть у нас в гостях.

Тот самый юноша небритый
С животиком над ремешком,
С ядрёным западным душком,
Пока ещё не сильно битый.

Там, где когда-то мир делили
И на троих «массандру» пили
Победоносные вожди,
Ни Уинстону, ни Франклину
Поднять бокал за Украину
Малейшей не было нужды.

Вертясь средь киевского гвалта
И утомившись на скаку,
Попить на набережной Ялты
Министр хотел бы кофейку.
Мечтай, покуда генерал ты,
Хвались, покуда не попал ты
Пешком в сибирскую тайгу.

У тех, кто из России сгинул,
Мозги слетели набекрень.
У них же нету Украины.
У них сейчас одна «юкрень».

Для них – недвижимость, активы,
Проценты, ставки, векселя.
Обеспечение наживы.
Для нас – родимая земля.

И украинцы, и татары.
Евреи. Кабарда. Чечня.
И много что ещё создало
Такого крупного меня.

И, хоть и там Россия тоже,
Одна великая страна,
Нет, не гражданская, а всё же
Отечественная война.

На изнурительной войне
В засаде сутки сидя,
Я думал: хорошо бы мне
Его глаза увидеть.

Вопрос вообще-то небольшой,
Но всё же интересно,
Что там имеет за душой
Мой враг, земляк, ровесник.

Его обыденный расклад
Известен по минутам.
На отдых, в караул, в наряд.
И на работу утром.

Такой, как у меня, окоп.
Прицел, удобный глазу.
Он ждёт, как я. Зелёнкой лоб
Мне мысленно намазал.

Я понимаю, что война
Не место разным взглядам.
Но всё же какова она,
Его чужая правда?

Его земля, моя земля,
Российская меж нами.
Что думает он, шевеля
Обритыми мозгами,

О том, что будет с ним потом,
Когда отсюда выйдет?
Каким он будущий свой дом
В мечтах и планах видит?

Какие песни будут петь
И сочинять былины
Те, кто его послал на смерть
Во славу Украины?

Но вот стальной зрачок засёк
Средь камуфляжных пятен.
Нажал на спусковой крючок
И интерес утратил.

Новых слов не найти.
Старых сказано вдоволь.
Тихий ангел летит
Над Россией безмолвной.
Новогодних минут
Трели перезвенели.
Глуховатый салют
И сухое похмелье.
Новогодний бокал
Этой ночью не сладок.
В самых главных делах
Мы наводим порядок.
Да, Россия молчит.
Губы скованы стужей.
Но стволы горячи
Наших пушек и ружей.
Гнев кого-то берёт:
Долго копим обиду.
Всё придёт в свой черёд.
Рано петь панихиду.

Лейтенанту сожгло лицо.
Как случилось, в какую минуту,
Не запомнилось почему-то
И не важно в конце концов.

Он на койке навзничь лежит.
Лик, не видимый под бинтами,
Голубыми сияет глазами
И в глазах этих танк горит.

На соседней койке пацан.
Лик при взрыве стал серой сажей.
Из гвардейского экипажа
Он один без серьёзных ран.

Только кисти обожжены.
Он спокойные видит сны.

Как выводит свою машину
На победную высоту,
Чётко видит боя картину
И подводит под ним черту.

Догорает нацистский крест.
Он его в поле вовремя высмотрел.
Как волка подстерёг на выстрел.
Он же родом из этих мест.

Экипажем руководит
Снова в строй уверенно вставший
Лейтенант. Командир. Товарищ.
С новым орденом на груди.

Им ещё предстоит решать
Все поставленные задачи.
Будут вместе – а как иначе? –
Истреблять, карать, побеждать.

Не прогневайся,
Мать родимая!
Честь твоя ещё ждёт отмщения.
Много за тебя полегло сынов.
Много дочерей стали вдовами.
Дети многие ныне сироты.
Их тела и души изранены.
Вторгся в нашу жизнь враг неистовый.
Дом родной объят злым пожарищем.
Мать родимая! Верь, мы выстоим.
Не поклонимся чёрным капищам.
Бесовской окаянной подлости
Будем счёт вести самый тщательный.
И когда враги сгинут в пропасти,
Мы дадим отчёт родной матери.
Мы готовимся к наступлению.
Боевая стезя не близкая.
Потерпи, царица терпения,
Страстотерпица Всероссийская!

Ветерок по степи разгулялся с рассветом,
Пеленой заметая счастливые дни.
Журавлиные клинья прощаются с летом.
Мы прощаемся с домом родным.

Мы уходим на фронт защищать нашу волю.
Мы дойдём до пределов родимой земли.
Ветерком озорным разлетимся над полем.
Впереди нас летят журавли.

Притаились нацисты за горьким туманом.
По Днепру распустили предательский дым.
Наш степной ветерок их сметёт ураганом.
Беспощадным клинком огневым.

Мы живучая кровь. Мы стальная пехота.
Бьёт решимость из наших сердец через край.
Легендарная наша ударная рота
Первой в Киев войдёт, так и знай.