Нас переместили в тыл.
Перегруппировка сил.
Под далёкий ровный гул
Нашей артиллерии
Я, естественно, уснул,
Не теряя времени.
Как чудесно улететь
В сладкий сон, мечтая.
Мне приснилось, что я - степь
Без конца и края.
Надо мною облака
Табуном неистовым
И пронзает их бока
Молния, как выстрелом.
Небеса усердно льют
Влагу мне на пашни.
Пью, смеюсь и снова пью
Из небесной чаши.
Развернусь, как ураган,
В упоении этом.
Я уже не степь. Тайга.
Лёгкие планеты.
Кто ещё я? Угадай.
Вихри белых крыльев.
Тундра? Верно. И Алтай.
Горы снеговые…
Если кто-то из Берлина
Заглянуть бы в сон мой мог,
Он бы точно рот разинул
И пустился наутёк.
Или, скажем, из Стокгольма,
Как бы ни был парень смел,
Если б заглянул, то обмер
И от ужаса присел.
Я во сне единым шагом,
Словно взмахом сильных крыл,
От риксдага до рейхстага
Расстояние покрыл.
Потому что их масштабы
Нам измерить - не вопрос.
Это могут наши бабы
По пути на сенокос.
Оботрётся до цемента
Общеевропейский дом,
Если мы туда зачем-то
Неожиданно зайдём.
Им мерещится и мнится,
Что хотим мы до сих пор
Провести свою границу
Через их уютный двор,
Шмякнуть на Европу-мать
Нашу красную печать.
Всё прекрасное у них
Растоптать и осквернить.
Как известно, их рубаху
Ни к чему нам задирать.
Но они-то нас со страху
За Урал хотят загнать.
К сожалению большому,
Не во сне, а наяву
В лондонах и вашингтонах
Наши недруги живут.
Не постичь им ни простора,
Ни (хоть учат наизусть)
Слова краткого, простого,
Самого большого - Русь.
Остаётся нам, ребята,
Лишь руками развести.
Мы ведь скифы, азиаты.
Гунны, если поскрести.
Перегруппировка сил.
Под далёкий ровный гул
Нашей артиллерии
Я, естественно, уснул,
Не теряя времени.
Как чудесно улететь
В сладкий сон, мечтая.
Мне приснилось, что я - степь
Без конца и края.
Надо мною облака
Табуном неистовым
И пронзает их бока
Молния, как выстрелом.
Небеса усердно льют
Влагу мне на пашни.
Пью, смеюсь и снова пью
Из небесной чаши.
Развернусь, как ураган,
В упоении этом.
Я уже не степь. Тайга.
Лёгкие планеты.
Кто ещё я? Угадай.
Вихри белых крыльев.
Тундра? Верно. И Алтай.
Горы снеговые…
Если кто-то из Берлина
Заглянуть бы в сон мой мог,
Он бы точно рот разинул
И пустился наутёк.
Или, скажем, из Стокгольма,
Как бы ни был парень смел,
Если б заглянул, то обмер
И от ужаса присел.
Я во сне единым шагом,
Словно взмахом сильных крыл,
От риксдага до рейхстага
Расстояние покрыл.
Потому что их масштабы
Нам измерить - не вопрос.
Это могут наши бабы
По пути на сенокос.
Оботрётся до цемента
Общеевропейский дом,
Если мы туда зачем-то
Неожиданно зайдём.
Им мерещится и мнится,
Что хотим мы до сих пор
Провести свою границу
Через их уютный двор,
Шмякнуть на Европу-мать
Нашу красную печать.
Всё прекрасное у них
Растоптать и осквернить.
Как известно, их рубаху
Ни к чему нам задирать.
Но они-то нас со страху
За Урал хотят загнать.
К сожалению большому,
Не во сне, а наяву
В лондонах и вашингтонах
Наши недруги живут.
Не постичь им ни простора,
Ни (хоть учат наизусть)
Слова краткого, простого,
Самого большого - Русь.
Остаётся нам, ребята,
Лишь руками развести.
Мы ведь скифы, азиаты.
Гунны, если поскрести.
Запах пороха к борщу
Первая приправа.
Я метафор не ищу.
Они сверху плавают.
Фронтовая нервотрёпка
За бортом. Сейчас обед.
Улыбаюсь, и похлёбка
Улыбается в ответ.
Щурит масляные глазки
На рубиновом лице.
Из какой волшебной сказки
Этот фирменный рецепт?
Свой подход к вопросу веско
Довело до нас ЮНЕСКО:
Борщ - культурный бриллиант
Во всемирной снеди.
Личный Украины вклад.
Ценное наследие.
Приговор, как видим, строг.
В нём содержится намёк.
Мол, похитили его
В украинском доме.
Своего, мол, ничего
В смысле гастрономии.
Кто бы спорил. Я не буду.
Не считал своих борщей.
Мне не жалко. Пусть посуду
Тоже пишут за трофей.
То, что кухня стала нашей,
Битвы шефов результат.
Только не вчера, а раньше.
Лет четыреста назад.
Котелок исправно варит.
Мухи малость докучают.
От прицельной оплеухи
На клеёнке мокрый след.
Так на то они и мухи,
Чтоб отдельно от котлет.
Первая приправа.
Я метафор не ищу.
Они сверху плавают.
Фронтовая нервотрёпка
За бортом. Сейчас обед.
Улыбаюсь, и похлёбка
Улыбается в ответ.
Щурит масляные глазки
На рубиновом лице.
Из какой волшебной сказки
Этот фирменный рецепт?
Свой подход к вопросу веско
Довело до нас ЮНЕСКО:
Борщ - культурный бриллиант
Во всемирной снеди.
Личный Украины вклад.
Ценное наследие.
Приговор, как видим, строг.
В нём содержится намёк.
Мол, похитили его
В украинском доме.
Своего, мол, ничего
В смысле гастрономии.
Кто бы спорил. Я не буду.
Не считал своих борщей.
Мне не жалко. Пусть посуду
Тоже пишут за трофей.
То, что кухня стала нашей,
Битвы шефов результат.
Только не вчера, а раньше.
Лет четыреста назад.
Котелок исправно варит.
Мухи малость докучают.
От прицельной оплеухи
На клеёнке мокрый след.
Так на то они и мухи,
Чтоб отдельно от котлет.
В окопе атеистов нет.
Особенно перед атакой.
Перед последней смертной дракой
В последней в жизни тишине.
Атеистическая спесь
Бывает неразлучна с нами
На рынке, возле храма, в храме,
Повсюду, словом. Но не здесь.
Грехов разнообразных груду
Мы затолкали в вещмешок
И в эту тихую минуту
Подводим жизненный итог.
Без суеты и болтовни
Молитвы про себя пропеты.
Дают нам силу для победы
Слова «Спаси и сохрани!».
Особенно перед атакой.
Перед последней смертной дракой
В последней в жизни тишине.
Атеистическая спесь
Бывает неразлучна с нами
На рынке, возле храма, в храме,
Повсюду, словом. Но не здесь.
Грехов разнообразных груду
Мы затолкали в вещмешок
И в эту тихую минуту
Подводим жизненный итог.
Без суеты и болтовни
Молитвы про себя пропеты.
Дают нам силу для победы
Слова «Спаси и сохрани!».
Лес побелел. Стынут лужи.
Скоро зима на порог.
Снова на пару с мужем
Есть именинный пирог.
Снова гусиные стаи
Взглядами провожать.
Видеть, как угасает
Раньше и раньше закат.
Первым, когда были вместе,
Пробовал Дима, сын.
День этот, зимний вестник,
Встречали когда-то с ним.
Сейчас вдвоём. Одиноко
Свечка горит на столе.
Трудно сказать, как долго
Вести летят с полей
Русских далёких бранных.
Там на пределе сил
Воины первозванные
Бьются за жизнь Руси.
Дима их там пока что,
Где уже много дней
Солдатская варится каша
На фронтовом огне.
В смертные сны не веря,
Сына отец и мать
Сколько судьбой отмерено,
Столько и будут ждать.
Может своих любимых
Русская ждать семья.
Многие именины
Приходятся на ноябрь.
Скоро зима на порог.
Снова на пару с мужем
Есть именинный пирог.
Снова гусиные стаи
Взглядами провожать.
Видеть, как угасает
Раньше и раньше закат.
Первым, когда были вместе,
Пробовал Дима, сын.
День этот, зимний вестник,
Встречали когда-то с ним.
Сейчас вдвоём. Одиноко
Свечка горит на столе.
Трудно сказать, как долго
Вести летят с полей
Русских далёких бранных.
Там на пределе сил
Воины первозванные
Бьются за жизнь Руси.
Дима их там пока что,
Где уже много дней
Солдатская варится каша
На фронтовом огне.
В смертные сны не веря,
Сына отец и мать
Сколько судьбой отмерено,
Столько и будут ждать.
Может своих любимых
Русская ждать семья.
Многие именины
Приходятся на ноябрь.
Что будут делать пацаны,
Когда они придут с войны,
Когда настанет время жить не по уставам?
Когда придётся вспоминать,
Кого как звать, кого как знать,
И дни и ночи посвящать заботам старым.
Судьбу нельзя переписать.
Война - дорога в небеса,
А тут земные чудеса и боль земная.
И как её перетерпеть,
С кем воевать, кого воспеть,
Из них, прошедших кровь и смерть, никто не знает.
Мы, жившие за их спиной,
Как за стеною крепостной,
Не опалённые войной, в уютном доме
На безопасном берегу,
Мы навсегда у них в долгу.
У тех, кто дал отпор врагу.
Давайте помнить.
Когда они придут с войны,
Когда настанет время жить не по уставам?
Когда придётся вспоминать,
Кого как звать, кого как знать,
И дни и ночи посвящать заботам старым.
Судьбу нельзя переписать.
Война - дорога в небеса,
А тут земные чудеса и боль земная.
И как её перетерпеть,
С кем воевать, кого воспеть,
Из них, прошедших кровь и смерть, никто не знает.
Мы, жившие за их спиной,
Как за стеною крепостной,
Не опалённые войной, в уютном доме
На безопасном берегу,
Мы навсегда у них в долгу.
У тех, кто дал отпор врагу.
Давайте помнить.
Под зачехлённым «Солнцепёком»,
Бушлатик подоткнув под бок,
Во сне улыбчивом глубоком
На отдыхе военный бог.
Ему приснился дом далёкий,
Не райский - деревенский сад,
Где чёрно-белые сороки
О чём-то весело трещат.
Где крона золотого клёна
Блестит на серебре луны.
Где он счастливый и влюблённый,
А не суровый бог войны.
И только голос лейтенанта
Его способен разбудить:
«Подъём, безусая команда!
Пора войной руководить!»
Вот фронт работы на сегодня
И на ближайших суток пять:
Квадрат подземной преисподней
Согласно плану выжигать.
Никак нельзя во мгле зловонной,
В многометровой глубине
В могиле под плитой бетонной
Дать отсидеться сатане.
Сон улетел в туман рассветный.
Приказ понятен. Расчехляй.
Расправил плечи бог ракетный
И полыхнул передний край.
Бушлатик подоткнув под бок,
Во сне улыбчивом глубоком
На отдыхе военный бог.
Ему приснился дом далёкий,
Не райский - деревенский сад,
Где чёрно-белые сороки
О чём-то весело трещат.
Где крона золотого клёна
Блестит на серебре луны.
Где он счастливый и влюблённый,
А не суровый бог войны.
И только голос лейтенанта
Его способен разбудить:
«Подъём, безусая команда!
Пора войной руководить!»
Вот фронт работы на сегодня
И на ближайших суток пять:
Квадрат подземной преисподней
Согласно плану выжигать.
Никак нельзя во мгле зловонной,
В многометровой глубине
В могиле под плитой бетонной
Дать отсидеться сатане.
Сон улетел в туман рассветный.
Приказ понятен. Расчехляй.
Расправил плечи бог ракетный
И полыхнул передний край.
Почудилось, что облако распалось,
Рассыпалось на стаю белых птиц.
Был взрыв или так только показалось?
На всякий случай повалился ниц.
Грызу гранит земли осенней голой.
Солёный вкус, знакомый наизусть.
Я - второгодник этой высшей школы.
Знаток наук, мастеровой искусств.
Не первый раз лежу вот так - распластан
На жиденьком рентгеновском снегу.
А поначалу думалось, что баста.
Не выдержу. Сломаюсь. Побегу.
За этот год мне многое открылось.
Я понял, что война - не баловство.
Наскоком нас пробить не получилось.
Измором взять? Посмотрим, кто кого.
Летит позёмка птицей ненасытной.
Глаз не поднять - ударит по глазам.
Земля моя российская, не выдай!
И я тебя не выдам, не отдам.
Рассыпалось на стаю белых птиц.
Был взрыв или так только показалось?
На всякий случай повалился ниц.
Грызу гранит земли осенней голой.
Солёный вкус, знакомый наизусть.
Я - второгодник этой высшей школы.
Знаток наук, мастеровой искусств.
Не первый раз лежу вот так - распластан
На жиденьком рентгеновском снегу.
А поначалу думалось, что баста.
Не выдержу. Сломаюсь. Побегу.
За этот год мне многое открылось.
Я понял, что война - не баловство.
Наскоком нас пробить не получилось.
Измором взять? Посмотрим, кто кого.
Летит позёмка птицей ненасытной.
Глаз не поднять - ударит по глазам.
Земля моя российская, не выдай!
И я тебя не выдам, не отдам.
Что такое наша память?
Переполненный сундук?
Так набит, что в этом хламе
Еле слышен сердца стук.
Повседневная забота:
Чем ещё его набить?
Что-то помнится, а что-то
Очень хочется забыть.
Всякий миг - плохой, хороший -
Как текучая вода.
Чуть мелькнул - и сразу в прошлом.
В память или в никуда.
Сила, слабость, гордость, зависть -
Лично мой посильный крест.
Если вместе всё составить,
Память - это я и есть.
Остальное - оболочка,
Биология одна.
Стёрлась память, значит, точка.
Значит, нету и меня.
Точно так же и с народом.
Воедино сплочены
Мы, покуда помним, кто мы.
Чьи потомки, чьи сыны.
Из людских воспоминаний,
Из преданий и легенд
Формируется наш главный,
Наш великий документ.
Наша самоидентичность.
Кратким русским словом «мы»
Удостоверяет личность
От Москвы до Колымы.
Создана не письменами -
Миллионами людей -
Историческая память.
Что начертано на ней?
Не таинственные знаки,
Не проклятия печать.
Наша память - это факел,
Чтобы путь нам освещать.
Переполненный сундук?
Так набит, что в этом хламе
Еле слышен сердца стук.
Повседневная забота:
Чем ещё его набить?
Что-то помнится, а что-то
Очень хочется забыть.
Всякий миг - плохой, хороший -
Как текучая вода.
Чуть мелькнул - и сразу в прошлом.
В память или в никуда.
Сила, слабость, гордость, зависть -
Лично мой посильный крест.
Если вместе всё составить,
Память - это я и есть.
Остальное - оболочка,
Биология одна.
Стёрлась память, значит, точка.
Значит, нету и меня.
Точно так же и с народом.
Воедино сплочены
Мы, покуда помним, кто мы.
Чьи потомки, чьи сыны.
Из людских воспоминаний,
Из преданий и легенд
Формируется наш главный,
Наш великий документ.
Наша самоидентичность.
Кратким русским словом «мы»
Удостоверяет личность
От Москвы до Колымы.
Создана не письменами -
Миллионами людей -
Историческая память.
Что начертано на ней?
Не таинственные знаки,
Не проклятия печать.
Наша память - это факел,
Чтобы путь нам освещать.
В моменты высшего несчастья
Становится ли ум глухим?
На фоне смерти ежечасной
Какие могут быть стихи?
Какое дело до поэтов
И их придуманных миров,
Когда сегодня в мире этом
Всамделишная льётся кровь?
Когда на похороны ходят,
Как на работу, в магазин,
И детский праздник новогодний
Под чёрный снег военных зим?
Казалось бы, откуда силы?
Но так уже не первый год
Живёт Донбасская Россия,
Так Новороссия живёт.
Напрасно ждут, им не дождаться,
Тем, в заднепровских бункерах,
Кто жжет людей земли Донбасской,
Как жгли нацисты в лагерях.
Они огонь свой смертоносный
Трусливо шлют издалека.
Вслепую. На детей и взрослых,
На женщину и старика.
И так же, как тогда Освенцим,
Презрение убийцам шлёт
Великий разумом и сердцем
Донбасс - поэзии оплот.
Становится ли ум глухим?
На фоне смерти ежечасной
Какие могут быть стихи?
Какое дело до поэтов
И их придуманных миров,
Когда сегодня в мире этом
Всамделишная льётся кровь?
Когда на похороны ходят,
Как на работу, в магазин,
И детский праздник новогодний
Под чёрный снег военных зим?
Казалось бы, откуда силы?
Но так уже не первый год
Живёт Донбасская Россия,
Так Новороссия живёт.
Напрасно ждут, им не дождаться,
Тем, в заднепровских бункерах,
Кто жжет людей земли Донбасской,
Как жгли нацисты в лагерях.
Они огонь свой смертоносный
Трусливо шлют издалека.
Вслепую. На детей и взрослых,
На женщину и старика.
И так же, как тогда Освенцим,
Презрение убийцам шлёт
Великий разумом и сердцем
Донбасс - поэзии оплот.
Я не на фронте. Но я там.
Где бьёт металлом по глазам.
Где каждый шаг и каждый вздох
Как злой вопрос: а ты бы смог?
Яйцеголовый, ты бы смог
Переварить сухой паёк?
Пить то, что каждый из них пьёт?
И перебежками вперёд?
А ты бы смог, как тот пацан,
Терпеть, не замечая ран,
Один за взвод рубеж держать
И, умерев, стрелять, стрелять?
Ты смог бы на передовой
Из сна - в окоп. Из боя - в бой?
Из боя - в сон, не сняв сапог,
И снова - в бой. Ты смог бы, смог?
Ты смог бы с пацанами пить
За жизнь и за победу спирт?
С гранатой броситься под танк,
Как ротный батя-капитан?
На все вопросы есть ответ,
Увы, один: конечно, нет.
Я не такой. Я вдалеке
От тех, кто там, на «передке».
Но всё же там я, пусть в пустых
Мечтах. О них кропаю стих.
Мне к ним нельзя, пока я здесь.
Но всё-таки надежда есть.
Надежда есть, хотя слаба,
Что смилостивится судьба,
Что за Россию жизнь отдам,
Как тот пехотный капитан.
Где бьёт металлом по глазам.
Где каждый шаг и каждый вздох
Как злой вопрос: а ты бы смог?
Яйцеголовый, ты бы смог
Переварить сухой паёк?
Пить то, что каждый из них пьёт?
И перебежками вперёд?
А ты бы смог, как тот пацан,
Терпеть, не замечая ран,
Один за взвод рубеж держать
И, умерев, стрелять, стрелять?
Ты смог бы на передовой
Из сна - в окоп. Из боя - в бой?
Из боя - в сон, не сняв сапог,
И снова - в бой. Ты смог бы, смог?
Ты смог бы с пацанами пить
За жизнь и за победу спирт?
С гранатой броситься под танк,
Как ротный батя-капитан?
На все вопросы есть ответ,
Увы, один: конечно, нет.
Я не такой. Я вдалеке
От тех, кто там, на «передке».
Но всё же там я, пусть в пустых
Мечтах. О них кропаю стих.
Мне к ним нельзя, пока я здесь.
Но всё-таки надежда есть.
Надежда есть, хотя слаба,
Что смилостивится судьба,
Что за Россию жизнь отдам,
Как тот пехотный капитан.
Неспешно как сытые лоси
Мы шли по аллеям пустым.
У нас под ногами осень
Лежала ковром золотым.
Туман – колдовское зелье,
Как пряный с дымком кисель,
Струился сквозь ожерелье
Кочующих к югу гусей.
Смеясь, ты прятала руку
Во влажной мягкой листве.
Мы радовались друг другу.
Кончался двадцатый век.
Старше на четверть века
Осень снова пришла.
Ни чуточки не поблекла,
Беспечна и весела.
Снова идём на речку.
Дежурит знакомый клён,
Протягивает навстречу
Свою золотую ладонь.
В простуженных горлах просек
Прячется пряный дым.
И так же, как прежде, осень
Пылает огнём золотым.
Мы шли по аллеям пустым.
У нас под ногами осень
Лежала ковром золотым.
Туман – колдовское зелье,
Как пряный с дымком кисель,
Струился сквозь ожерелье
Кочующих к югу гусей.
Смеясь, ты прятала руку
Во влажной мягкой листве.
Мы радовались друг другу.
Кончался двадцатый век.
Старше на четверть века
Осень снова пришла.
Ни чуточки не поблекла,
Беспечна и весела.
Снова идём на речку.
Дежурит знакомый клён,
Протягивает навстречу
Свою золотую ладонь.
В простуженных горлах просек
Прячется пряный дым.
И так же, как прежде, осень
Пылает огнём золотым.
Неуютная погода.
Пса не выгонишь на двор.
От заката до восхода
Время есть на разговор.
Не допрос, но рядом где-то
Диалог интимный наш.
Задушевная беседа
Плюс подробный инструктаж.
Прокопчённый бок блиндажный
От боёв едва остыл.
Здесь сейчас работа наша.
Зачищаем ближний тыл.
Скрыв лицо полой шинели,
Привели по темноте.
Непубличность в нашем деле
Основной приоритет.
И по виду, и по речи
Человек, как будто, свой.
Сдался сам. Не покалечен.
Годен для передовой.
Интересная эпоха.
Вперемежку всё кругом.
Жди засады. Жди подвоха.
Враг не кажется врагом.
Переживший смерти близость,
Вроде, искренне горит.
Уверяет, что не выдаст.
Что вернётся, говорит.
Что ж, поверим. И проверим.
Как и что, он знает сам.
Далеко не нашим первым
Будет этот диверсант.
Он ушёл перед рассветом
И пропал во тьме ночной.
Я не думаю об этом.
У меня очередной.
Пса не выгонишь на двор.
От заката до восхода
Время есть на разговор.
Не допрос, но рядом где-то
Диалог интимный наш.
Задушевная беседа
Плюс подробный инструктаж.
Прокопчённый бок блиндажный
От боёв едва остыл.
Здесь сейчас работа наша.
Зачищаем ближний тыл.
Скрыв лицо полой шинели,
Привели по темноте.
Непубличность в нашем деле
Основной приоритет.
И по виду, и по речи
Человек, как будто, свой.
Сдался сам. Не покалечен.
Годен для передовой.
Интересная эпоха.
Вперемежку всё кругом.
Жди засады. Жди подвоха.
Враг не кажется врагом.
Переживший смерти близость,
Вроде, искренне горит.
Уверяет, что не выдаст.
Что вернётся, говорит.
Что ж, поверим. И проверим.
Как и что, он знает сам.
Далеко не нашим первым
Будет этот диверсант.
Он ушёл перед рассветом
И пропал во тьме ночной.
Я не думаю об этом.
У меня очередной.
Любимый мой, Богом хранимый!
Как я благодарна судьбе,
Доверившей вечером зимним
Согреть одеяло тебе,
Сказать тебе тихое «Здравствуй!»,
Праздничный ужин накрыть,
Слезами солёного счастья
Усталые ноги омыть.
Слушать твои рассказы
С вечера до утра
И чтобы ты больше ни разу
Не произнёс «Пора!».
В ночь минуты идут, идут.
Одна не сажусь за стол.
Жду и надеюсь. Надеюсь и жду.
Только бы ты пришёл.
Как я благодарна судьбе,
Доверившей вечером зимним
Согреть одеяло тебе,
Сказать тебе тихое «Здравствуй!»,
Праздничный ужин накрыть,
Слезами солёного счастья
Усталые ноги омыть.
Слушать твои рассказы
С вечера до утра
И чтобы ты больше ни разу
Не произнёс «Пора!».
В ночь минуты идут, идут.
Одна не сажусь за стол.
Жду и надеюсь. Надеюсь и жду.
Только бы ты пришёл.
Рядом проволока залегла,
Притаилась пружиной ржавой.
Я закрыл глаза. Прожужжала
То ли пуля, то ли пчела.
Эта яма - старый окоп.
Может, финский, может, советский.
На войне так мало известной
Финны с нами сошлись лоб в лоб.
Дед рассказывал, финн жесток.
В чём-то даже похуже фрица.
Может валенком притвориться,
Но попасться ему - не дай Бог.
Помнить прошлое - дело трудное.
Вот опять как перед войной
Ржавой ненавистью опутано,
Будто проволокой стальной,
Русско-финское приграничье.
Позабыт недавний урок.
Боевой блестящий сапог
Вновь нацелен на наш черничник.
Притаилась пружиной ржавой.
Я закрыл глаза. Прожужжала
То ли пуля, то ли пчела.
Эта яма - старый окоп.
Может, финский, может, советский.
На войне так мало известной
Финны с нами сошлись лоб в лоб.
Дед рассказывал, финн жесток.
В чём-то даже похуже фрица.
Может валенком притвориться,
Но попасться ему - не дай Бог.
Помнить прошлое - дело трудное.
Вот опять как перед войной
Ржавой ненавистью опутано,
Будто проволокой стальной,
Русско-финское приграничье.
Позабыт недавний урок.
Боевой блестящий сапог
Вновь нацелен на наш черничник.
Мы на запад идём.
Наша поступь тверда.
Мы свободу несём в русские города.
Они были в плену у жестоких врагов.
На телах их следы от тяжёлых оков.
На их лицах морщины позора, стыда.
Годы рабства не могут пройти без следа.
Будем долго потом их ещё исцелять,
Чистить каждую улицу, каждую пядь.
Вызволять города из объятий химер.
Выводить их на свет из глубоких пещер.
Они с нами теперь и уже навсегда.
Наш приход городам - как живая вода.
Наша поступь тверда.
Мы свободу несём в русские города.
Они были в плену у жестоких врагов.
На телах их следы от тяжёлых оков.
На их лицах морщины позора, стыда.
Годы рабства не могут пройти без следа.
Будем долго потом их ещё исцелять,
Чистить каждую улицу, каждую пядь.
Вызволять города из объятий химер.
Выводить их на свет из глубоких пещер.
Они с нами теперь и уже навсегда.
Наш приход городам - как живая вода.
Он стал бесхозным, этот пёс.
Его хозяева убиты.
Или их вихрь войны унёс
Далёко от родной калитки.
Он лаял весело и зло,
Взлетая на упругих лапах,
Когда несли через село
Азовцы свой трёхзубый прапор.
Они ему кидали кость.
Их строй, попахивавший псиной,
В нём возбуждал азарт и злость.
Он им рычал: «За Украину!»
Сейчас задор уже не тот.
И пёсий хвост - не прапор гордый.
Поскуливает у ворот
Голодный, с опалённой мордой.
По большаку идёт отряд.
Собачий взгляд следит за нами.
Не смеет тявкнуть невпопад
На наше боевое знамя.
Чем я богат? Пожалуй, вот
Краюха в сидоре сухая.
Отдам ему. Пускай грызёт
Дворняга. Всё же тварь живая.
Его хозяева убиты.
Или их вихрь войны унёс
Далёко от родной калитки.
Он лаял весело и зло,
Взлетая на упругих лапах,
Когда несли через село
Азовцы свой трёхзубый прапор.
Они ему кидали кость.
Их строй, попахивавший псиной,
В нём возбуждал азарт и злость.
Он им рычал: «За Украину!»
Сейчас задор уже не тот.
И пёсий хвост - не прапор гордый.
Поскуливает у ворот
Голодный, с опалённой мордой.
По большаку идёт отряд.
Собачий взгляд следит за нами.
Не смеет тявкнуть невпопад
На наше боевое знамя.
Чем я богат? Пожалуй, вот
Краюха в сидоре сухая.
Отдам ему. Пускай грызёт
Дворняга. Всё же тварь живая.
Наша часть не зря сражалась
За окраину села.
Всё живое разбежалось.
А девчонка задержалась.
Не уехала. Ждала.
Вон с котёнком на коленях
Тихо села и сидит.
Захожу учтиво в сени,
Делаю усталый вид.
Дай напиться, молодайка!
В уголке чуток посплю?
А потом тебе, хозяйка,
По хозяйству пособлю.
Огород вскопаю. Крышу
Залатаю. И забор
Подниму. И мусор, вижу,
Надо вынести за двор.
Может, ты невеста чья-то?
Может, дом-то не пустой?
Нет? Тогда поверь солдату.
Я свободный, неженатый
К тебе стану на постой.
Впереди военных терний
Нас ещё немало ждёт.
Но вернусь всенепременно.
Через месяц. Через год.
Ты дождись. Я парень верный.
И котёнок подрастёт.
За окраину села.
Всё живое разбежалось.
А девчонка задержалась.
Не уехала. Ждала.
Вон с котёнком на коленях
Тихо села и сидит.
Захожу учтиво в сени,
Делаю усталый вид.
Дай напиться, молодайка!
В уголке чуток посплю?
А потом тебе, хозяйка,
По хозяйству пособлю.
Огород вскопаю. Крышу
Залатаю. И забор
Подниму. И мусор, вижу,
Надо вынести за двор.
Может, ты невеста чья-то?
Может, дом-то не пустой?
Нет? Тогда поверь солдату.
Я свободный, неженатый
К тебе стану на постой.
Впереди военных терний
Нас ещё немало ждёт.
Но вернусь всенепременно.
Через месяц. Через год.
Ты дождись. Я парень верный.
И котёнок подрастёт.