Никогда/Снова
6.32K subscribers
128 photos
3 videos
1 file
231 links
Как работают с "трудным прошлым" в разных странах мира. Анонимный канал от автора книжки "Неудобное прошлое".
Download Telegram
Forwarded from Трудолюбов
Николай Эплле о книге Колума Маккэнна «Апейрогон». Роман живущего в Нью-Йорке ирландца Маккэнна, опубликованный в 2020 году, – впечатляющий пример совмещения многочисленных оптик, ключевого механизма принятия «другого». В центре повествования – истории Рами Эльханана и Басама Арамина, израильтянина и палестинца, чьи дочери, Смадар и Абир, стали жертвами Палестино-израильского конфликта. Несмотря на свою потерю, а в каком-то смысле из-за нее, Эльханан и Арамин стали известнейшими сторонниками мира между их народами.

Эта книга не фикшн – в ней нет ни одного вымышленного факта, но и не нон-фикшн, не вполне документальная проза. Автор определяет свой жанр как «роман»: это панорамный репортаж, дающий такую объемную картину, какую стесненный правилами классический репортаж дать не в состоянии.

История палестино-израильского конфликта – это картина не двух точек зрения, а бесконечного их числа. Слово апейрогон означает многоугольник с бесконечным числом сторон, бесконечноугольник. Параллельно с историей Рами и Басама автор рассказывает множество других историй: о путях миграции местных птиц и благодатном огне, Ясире Арафате и последнем пире Франсуа Миттерана, палестинском поэте Махмуде Дарвише и его истории любви, о паломничестве британского путешественника и этнографа Ричарда Бертона в Мекку, о Моше Даяне и Абдулле Телле. Здесь есть истории о Мордехае Вануну, израильтянине, раскрывшем западной прессе информацию об израильской ядерной программе и отсидевшем за это 18 лет в израильской тюрьме, о салезианском монастыре Кремисан с виноградником в буферной зоне и о проходе Филиппа Пети по канату из еврейской части Иерусалима в арабскую в 1987 году. Это далеко не все описываемые в романе сюжеты, но все они складываются в по-настоящему многомерную картину, в центре которой история Рами, Басама и их дочерей.

В романе отсутствует голос автора, есть только голоса двух героев. Погружение в этот калейдоскоп сюжетов, постоянное переключение оптик, дает неожиданный эффект. Готовые схемы, помещающие наблюдателя по ту или другую сторону конфликта, перестают работать, и читатель начинает смотреть на происходящее глазами действующих лиц. Один из ключевых образов книги – прорыв пузыря, в котором до трагедии живут оба героя, и в которых продолжают жить их общества, не видящие друг друга буквально в упор. .

Канал Николая Эппле @nieundwieder

Colum McCann. Apeirogon. New York: Random House, 2020.
Для тех, кто в Берлине или поблизости. Вечером 19 июня в рамках публичной программы Мемориала будем в «Бабеле» говорить с Андреем Бабицким о правосудии, мести и примирении. Бесплатно, но нужна регистрация. Трансляции не предполагается. Приходите!

«Массовые преступления не могут оставаться без последствий, их надо каким-то образом оставить в прошлом, чтобы жить дальше. Вот только никто не знает наверняка, как это сделать. Считается, что за это отвечает правосудие, но как именно оно здесь помогает? Возможно ли оно, когда никакое наказание не соразмерно содеянному? Как соотносятся с правосудием месть и прощение? Где заканчивается право на воздаяние? С разговора об этом начинается (но на этом не заканчивается) публичная программа Мемориала в Берлине».
Шанинка, Исследовательский центр Еврейского музея и центра толерантности и Государственный музей истории ГУЛАГа приглашают принять участие в летней школе для молодых исследователей «Образы трудного прошлого», которая пройдет 15–18 июля в Москве

«Проблематика работы с трудным прошлым занимает сейчас представителей разных гуманитарных дисциплин. Она позволяет охватывать огромный пласт тем: от истории войн и катастроф до деколониальных исследований. Неудивительно, что все чаще именно трудное прошлое становится предметом музейных экспозиций (в так называемых «музеях памяти»), документальных и художественных фильмов, оказывается в поле зрения комиксов и других жанров массовой культуры и т. д. 

Школа будет направлена на изучение и осмысление трудного прошлого в музейных экспозициях, медиа и эго-документах. Мы поговорим об осмыслении войн, политических репрессий, геноцидов в рамках публичной истории и медиа».

К участию приглашаются студенты старших курсов бакалавриата и специалитета, магистранты и выпускники магистратуры 2024 года.

Внимание, подача заявок до 15 июня!
Темплтоновскую премию, "гуманитарную Нобелевку" в этом году получила Пумла Гободо-Мадикизела за работы о прощении и проработке коллективной травмы. Клинический психолог по образованию, Гободо-Мадикизела была членом южноафриканской ЕКС, и основываясь на опыте работы с жертвами и преступниками выработала специфический подход в работе с "непростительными" преступлениями и коллективными травмами, который сама она называет "восстановительный поиск" ("reparative quest").

Пумла крайне интересный человек и иследователь, она никак не про "покрыть все любовью", "простить и забыть" и так далее. Вся ее работа про переход привычных границ, проверку на прочность привычных конвенций, постановку неудобных вопросов.

Ее самая известная книга "The Human Being Died That Night", основанная на интервью с самым известным преступником времен Апартеида Юджином де Коком, на самом деле, сложная и неочевидная в своем основном послании: она о том, как сложно устроена вина даже самого отъявленного преступника, как много в ней институционального и социального, и как важно в связи с этим увидеть в преступнике человека, чтобы верно оценить прошлое и настоящее, и сориентироваться в отношении будущего.

На одной из конференций, где я с ней пересекался, речь там шла о расчеловечении и обсуждалась в частности проблематика BLM, она (черная южноафриканка) вдруг заговорила о расчеловечивании сми и общественностью полицейского, убившего Джона Флойда. А в интервью, которое она дала Time по случаю получения премии, она говорит, в частности, что ее сейчас в связи с кейсом Де Кока интересует проблема границ раскаяния. Там еще много интересного в этом интервью - и про травму и про прощение в связи с Украиной и Газой.

Прикрепляю ссылки на интервью и материалы с сайта премии.

https://time.com/6985071/pumla-gobodo-madikizela-templeton-prize/

https://www.templetonprize.org/dr-pumla-gobodo-madikizela-receives-2024-templeton-prize/

https://www.templetonprize.org/laureate/pumla-gobodo-madikizela/
Еще про Пумлу, в продолжение предыдущего. По поводу forgiveness of the unforgivable Пумла спорит с Ханной Арендт, и спорит довольно убедительно. И довольно интересно думать о ней как о Ханне Арендт нашего времени, тоже моральном философе и публичном интеллектуале, левой, работающей с главными темами своего времени, но менее ригористичной, более эмпатичной, и с немного иным треком - не от теологии к политической философии, а от психологии к моральной философии. (Или место "новой ХА" окончательно занято Джудит Батлер? Не уверен, это обсуждаемо.) Ну и вообще blacks are the new jews. В общем продуктивная довольно тема для спекуляций, в частности в виду того, что это говорит о нашем времени и его ключевых вопросах.
Читаю в последние месяцы литературу про мирный активизм в Израиле (peace activism & memory activism). Несколько интересных и неожиданных открытий. Во-первых, история этого активизма начинается еще до создания государства Израиль. Первая такого рода организация, Brit Shalom, возникла в Подмандатной Палестине аж в 1925 году. Лидерами таких организаций были, в числе прочих, Мартин Бубер, Иехуда Манес и Гиршом Шолем, интеллектуалы первого ряда. То есть когда мы слышим замечания, что все эти "палестиноферштееры", self-hating jews и предатели, желающие гибели еврейского государства - это жалкие маргиналы, под которыми земля горит, это, хм, не совсем правда. Поиск мира и диалога с палестинцами - огромная традиция, такая же часть истории Израиля, как сионизм и кибуцничество. Во-вторых, хотя вся история мирных движений в Израиле - это история провалов, история, окрашенная преимущественно тонами фрустрации и разной степени отчаяния, впечатляет, что это тем не менее история прееемственности. То есть, когда после 1967, а особенно после 1978, появляются сравнительно массовые организации такого рода - они возникают на опыте и наработках, сделанных жалкими маргиналами "Брит Шалом" и "Ихуд". И так далее. В-третьих, важная проблема этих движений - их элитарность и высоколобость. Они состоят из университетских профессоров, выходцев из Европы, и у них вообще нет общего языка ни с широкой невысоколобой аудиторией, ни с израильтянами-неашкеназами. И это серьезная причина их неудач. В-четвертых, мы говорим про 7 октября как событие не имеющее аналогов в истории государства Израиль, и в каком-то смысле так оно и есть, но ситуации, когда казалось, что после ТАКОГО все прежнее уж точно перечеркнуто и это не выправить - были и не один раз, Вторая интифада самый наверное яркий пример, но не единственный. И в-пятых, несмотря опять же на маргинальность и как бы провальность всех этих движений, их деятельность в числе прочего приводит к тому, что многие тектонические вещи меняются в отношении израильтян к самой возможности существования Палестинского государства.

И мне трудно, глядя на историю всех этих маргиналов и их провалов, не проводить параллели с антипутинским меньшинством в России - как-то уж очень много похожего. Параллели в общем лукавая штука, но любопытно!
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Памятник Анне Франк у дома Франков (не у музея АФ) в Амстердаме. Вчера и сегодня.
У нас по соседству вчера вандализировали памятник Анне Франк рядом с домом, где Франки жили до того, как начать прятаться. Памятник установлен городом по инициативе районного активиста. И на нем вчера написали красной краской "Газа". Увидев новости, я побежал туда. Там уже все было чисто, но я встретил человека из мэрии, который сказал, что вчера было несколько таких инцидентов, этот не единственный, вчера же все отмыли и вот теперь они ходят и проверяют.

Этот памятник мне дорог по совокупности причин, даже помимо того, что АФ один из важнейших символов Холокоста. Меня эта красная краска задела, и мне хочется проговорить две мысли, которые не очень часто проговариваются одновременно.

Первая. Хотя мне очень не нравится, когда все на свете объявляют антисемитизмом, когда любого критика политики государства Израиль клеймят антисемитом (даже если это еврей), осквернение памятника Анне Франк, не имеющей к политике государства Израиль никакого отношения кроме принадлежнойсти к еврейскому народу - это антисемитизм. (Строго говоря, это еще может быть идиотизмом, не каждый идиот, порятщий памятники, обязательно антисемит.) Антисемитизм существует и не имеет оправданий. Это не просто человеконенавистническая система взглядов, это система взглядов, тесно связанная в европейской истории с самой страшной катастрофой этой самой европейской истории, Холокостом, и хочется чтобы хоть какие-то вещи были константами.

Вторая. Война в Газе - непропорциональное применение силы Израилем в ответ на ужасную и не имеющую оправданий террористическую атаку ХАМАС 7 октября 2022 года. Это применение силы оборачивается большими жертвами среди мирных жителей, которые тоже нельзя оправдать. Протестовать против этой войны - нормально и оправданно. Протест против этой войны сам по себе не является антисемитизмом и желанием уничтожения еврейского государства. Против нее протестуют и на кампусах западных университетов, и на площадях израильских городов.

Вокруг тут может быть стремящееся к бесконечности число оговорок и доп соображений - про колоникализм, про отличие войны с терроризмом от обычной войны, про связь войны в Газе с П-И конфликтом в целом, про отличие антисемитизма от антисионизма, про инструментализацию (и випонизацию) памяти о Холокосте в Израиле и прочая и прочая. Это все много больших разговоров, но вот хочется сейчас проговорить две мысли:

Антисемитизм - это плохо. Гибель мирных жителей в Газе - это плохо. Пока то и другое существует, Анне Франк не будет покоя.
Сегодня 10 лет со дня гибели рейса MH17 Амстердам - Куала-Лумпур, сбитого над Донецкой областью гиркинскими бойцами при поддержке российской армии и российского руководства. На борту было 298 человек, никто не выжил. Я хорошо помню этот день. Для меня, наверное, именно тогда пришло понимание, что все совсем всерьез и если я читаю в российских новостях о чем-то действительно запредельно ужасном, скорее всего, речь не идет о недоразумении.

В тот день мы в «Ведомостях» как обычно готовили редакционные заметки. Новость пришла в половину пятого, все темы к этому времени уже согласованы и большей частью написаны. Времени на пять стадий принятия не было. Было ясно, что если эти новости - правда, не написать про это мы не можем. (Ну что значит «мы», если бы Макс Трудолюбов это не проговорил очень четко, кто его знает, как бы оно было - надеюсь, что мы бы и сами справились, но это не точно.)

Уже через пару часов стало понятно, что самолет действительно упал и даже на основании первых данных основная версия довольно очевидна. Но написать за два часа заметку на первую страницу, пусть даже совсем короткую, о том, во что все еще было трудно поверить и совсем уж страшно произнести вслух (кроме того, хотя газета была действительно независимой, и мы могли писать что считали правильным, за стенами редакции была Россия 2014 года и было все же страшновато), - такое со мной было в первый раз и я этот вечер хорошо помню.

Ничего особенного мы там не написали, только осторожную базу - самолет по всей видимости сбит, произошло это над территорией, контролируемой «сепаратистами», при этом у самих «сепаратистов» такого оружия не может быть, оно есть у российской армии. Плюс параллели из истории - южнокорейский боинг, сбитый СССР, и американский - сбитый режимом Каддафи над Локерби - говорящие о том, что такие вещи сильно портят виновному международную репутацию. (Потом мы еще много писали и про Бук и про Гиркина, и про расследование, но труднее всего было написать вот эту первую заметку.) Поразительно, но написанное за два часа «не приходя в сознание» в общем подтверждается прошедшими 10 годами.

Нам трудно было тогда представить, какими будут эти 10 лет. Начавшееся тогда «всерьез» так и не заканчивается. Сейчас принято ужасаться происходящему, а я скажу немного против тренда. Тогда, 10 лет назад, мало кто трезвомыслящий мог предположить, что эта история будет расследована, доказательства предъявлены и виновные названы - между тем, это произошло. Жернова истории мелют все-таки.

Как ни удивительно, та наша заметка и сейчас висит на сайте «Ведомостей» нынешних, уничтоженных, там же, где висит и сегодняшняя публикация про то, что «спустя 10 лет после трагедии Гаага занимается выгораживанием киевских властей», а «Россия не причастна к крушению».

И хотя длящийся ужас не способствует сохранению представлений о норме, тем важнее для меня отдавать себе отчет в том, что «все тайное становится явным» - это все же норма, а морок - штука временная и любой морок рано или поздно рассеивается.

А пока он не рассеялся, в моих силах разве что стараться сохранить себя и (по возможности) чистую совесть. Я уже два года живу в Нидерландах, где сегодня в памятных мероприятиях участвуют король и премьер-министр. И где я ни разу не сталкивался с недружелюбием по национальному признаку, хотя уж казалось бы. И я вдруг понял сегодня, что та история с заметкой, какой бы беззубой она ни была, совсем немножко, но все же помогает мне не чувствовать себя здесь дерьмом - мы тогда правильно поступили, что не побоялись ее написать. Макс, спасибо тебе.
В онлайн-версии Die Zeit, в модной актуальной рубрике, вышло мое интервью про «Неудобное прошлое», память о Сталинских репрессиях в России, цензуре и репрессиях современных, и немного о будущем (его не просматривается, а потому я по-прежнему считаю происходящее агонией). Благодарю Paul Gaebler за беседу, слушайте его Res Publica Podcast, там интересно.
Forwarded from юсуповский
В сонме «святых» немецкого сопротивления почти все внимание занимает мученица-дева Софи Шолль и белый рыцарь Штауффенберг. Мало кто слышал когда-то о Юлиусе Лебере, Карло Мирендорфе, Адольфе Райхвейне. Как так вышло? В чем функции «геройского мифа» о заговоре 20 июля для политической культуры ФРГ?

На декодере ко вчерашней дате важный текст об этом
Forwarded from Dietrich Bonhoeffer
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Занимаясь историей Эрика Ломакса и Нагасе Такаси, случайно наткнулся на рисунки Джека Чалкера, английского военнопленного, работавшего на строительстве Тайско-Бирманской железной дороги. Он учился на художника и даже выиграл стипендию на обучение в Кололевском колледже искусств в Лондоне, но началась война, и он ушел на фронт, его оправили в Сингапур и при капитуляции Сингапура он попал в плен к японцам.

Чалкер смог стащить по дороге в лагерь листы бумаги и грифели, а в лагере его довольно долго не накрывали. А когда накрыли, рисунки не уничтожили, или уничтожили не все, дали краски и велели рисовать портреты охранников. Он заболел малярией, его отправили в госпиталь, и там он стал художником при британском медике. После освобождения Чалкер продолжил рисовать лагерь, а его рисунки были использованы в качестве доказательств на Тихоокеанском трибунале. Умер он в 2014 году.

Сейчас его рисунки находятся в коллекциях нескольких музеев, посвященных истории военнопленных союзнических войск в таиланде, он выпустил два альбома, один продается на Амазоне. Вот тут короткое видео о нем на аккаунте британского Музея военной истории (в описании есть ссылка на его страницу на сайте музея. Кажется, скетчи (попробую прикрепить следующим сообщением), где графика без цвета - нарисованы собственно в лагере до поимки.

Смотрю на эти рисунки и ловлю себя на странном ощущении параллельной реальности: как будто Евфросинья Керсновская работала при постройке Трансполярной магистрали, а потом ее рисунки использовали на каком-нибудь Трибунале над его строителями.
Вот несколько примеров
Вот несколько примеров