#зарисовка #минсоны

«Glamorous life» 1/1

Коллаб nellys_21 x awkeoz

В ателье Ли Минхо всегда стояла оглушительная, стерильная тишина, нарушаемая только сухим стрекотом портновских ножниц. Здесь пахло дорогим табаком, мелом и чем-то неуловимо металлическим. Минхо в мире моды называли «хирургом»: он резал ткани с такой беспощадной точностью, будто препарировал саму суть красоты.

Джисон стоял на невысоком подиуме в центре зала уже второй час. На нем были только узкие брюки и тяжелый, незаконченный пиджак из жесткого атласа, который Минхо закалывал прямо на нем.

— Не дыши так глубоко, — бросил Минхо, не поднимая глаз. Его пальцы в тонких черных перчатках порхали у ребер Джисона. — Ты сбиваешь линию талии.

Джисон не просто дышал — он буквально вибрировал от энергии, которую в этом склепе из шелка девать было некуда. Ему до безумия хотелось встряхнуть этого человека. Разбить его ледяной панцирь, посмотреть, потечет ли по его жилам кровь или там всего лишь жидкий азот.

— Знаешь, Минхо-ши, — Джисон специально использовал чуть более неформальный тон, чем положено, — люди говорят, что у тебя вместо сердца — катушка стальных ниток. Но я вот смотрю на твои руки… они же дрожат, когда ты подходишь слишком близко.

Минхо замер. Острая булавка на мгновение замерла в миллиметре от кожи Джисона. Он медленно поднял взгляд — тяжелый, темный, наполненный тем самым «холодным пламенем», о котором писали в журналах.

— Твоя задача — быть эстетичным фоном для моей работы, Хан, — голос Минхо был тихим, но в нем слышался рокот лавины. — А не заниматься дешевым психоанализом.

— Фон не умеет чувствовать, — Джисон дерзко шагнул вперед, прямо на модельера, игнорируя булавки. Расстояние между ними сократилось до опасного. — А я чувствую, как у тебя зрачки расширяются, когда ты касаешься моей шеи. Это тоже «линия талии» виновата? Или тебе просто страшно признать, что под этим безупречным костюмом-тройкой живой человек?

Минхо не отступил. Он медленно, с достоинством профессионала, сократил оставшиеся сантиметры. Его ладонь — на этот раз без инструментов — легла на шею Джисона, чуть выше воротника. Большой палец надавил на пульсирующую вену. Это было не объятие, а захват. Властный и пугающе интимный.

— Ты хочешь знать, что скрывается за фасадом? — выдохнул Минхо прямо в губы Джисону. В его глазах промелькнуло что-то дикое, необузданное, чего не видел ни один модный критик. — Осторожнее, Хан. Если я позволю тебе подойти ближе, ты не выдержишь температуры. Мой «холод» — это просто способ не дать этой индустрии сгореть дотла вместе со мной.

Джисон почувствовал, как по спине пробежал ток. Он победил: он заставил его заговорить, заставил проявить эмоцию. Но теперь, глядя в этот горящий взгляд, он понял — он не просто приоткрыл дверь в чужую душу, он шагнул в клетку к тигру.

И, черт возьми, ему это чертовски нравилось.

— Тогда жги, — шепнул Джисон, не отводя взгляда. — Я хочу увидеть, как ты горишь

Это мой первый опыт коллаборации с эдиторами, но я ни о чем не жалею. Надо почаще выходить из зоны комфорта

Там люди специально отписались, чтобы снова стало ровно 3000. Это тонкий намек на то, что мне нужно отреагировать и сделать благодарственный пост?

Двухминутная порисулька

Я не понимаю, как мне распределить работы по плейлистам в тик токе. Например, я делала подборку 1/1, но их настолько много, что приходилось делать вторые части, а это ну такое себе…

#зарисовка #минсоны

«loneliness.» 1/1

Коллаб: nellys_21 x l1lendry

Февраль в тот год выдался колючим. Знаете, когда ветер забирается под самый шарф, а иней на стеклах кажется слишком холодным для праздника, который должен согревать.

Я помню, как стоял перед зеркалом и рассматривал своё отражение. Внутри было пусто и немного обидно. Весь город сошел с ума: повсюду красные шары, запах дешевого шоколада и парочки, которые держатся за руки так крепко, будто их сейчас разлучат. Я чувствовал себя лишним в этом сценарии. Одиночество давило на плечи тяжелым пальто. Но в какой-то момент я просто выдохнул. «Джисон, — сказал я себе, — если никто не устроит тебе праздник, устрой его сам».

**

В кафе пахло молотой арабикой и чем-то сладким, уютным. Я устроился у окна, сжимая в ладонях горячую кружку латте. Пар приятно щекотал нос. Именно тогда я его и увидел.

Он вошел, и колокольчик над дверью звякнул как-то особенно жалобно. Парень выглядел потерянным. В руках он сжимал букет белых лилий — их лепестки казались почти прозрачными на фоне его темного пальто. Он сел за соседний столик, поставил цветы в вазу и просто смотрел в одну точку. Его улыбка, когда он отвечал на вопрос официантки, была такой хрупкой, что, казалось, тронь её — и она рассыплется.

Я не знаю, что на меня нашло. Наверное, я просто увидел в нем свое собственное отражение, умноженное на два.

— Ваша девушка опаздывает? — негромко спросил я.

Он вздрогнул, посмотрел на пустой стул напротив, а потом на меня. В глазах была тихая грусть.

— Она не придет.

Я просто кивнул на свободное место рядом со мной. Он пересел. Его звали Минхо. От него пахло морозным воздухом и горьковатым ароматом лилий. В тот вечер мы проговорили три часа, и холод за окном перестал казаться таким уж кусачим.

**

После той встречи мир перестал быть черно-белым. Всё завертелось так естественно, будто мы просто продолжали прерванный когда-то разговор. Мы стали теми старомодными людьми, которые доверяют чувства бумаге. Я постоянно находил маленькие записочки: в карманах своей куртки, в коробках с едой, даже приклеенными к зеркалу в ванной. Его почерк, чуть размашистый и уверенный, всегда согревал меня короткими фразами: «Не забудь поесть, бельчонок» или «Твои щеки сегодня особенно милые». Каждый раз, разворачивая эти клочки бумаги, я чувствовал, как внутри разливается приятное тепло, будто кто-то заботливо укрыл меня пледом.

Помню, как однажды мы решили вместе связать шапки. Мы сидели на диване, буквально запутавшись в нитках и собственных ногах. Минхо серьезно и сосредоточенно учил меня держать спицы. Он выбрал мягкую розовую пряжу, а я — нежно-зеленую. Моя шапка получилась немного кривой, со сбившимися петлями, но он носил её с такой гордостью, будто это был самый дорогой кашемир в мире. Шерсть слегка колола кожу, но это было то самое «правильное» ощущение — физическое доказательство того, что мы создаем что-то общее.

А наши попытки готовить кексы? Это была настоящая катастрофа, запечатленная в памяти запахом жженого сахара и ванили. Вся кухня была в муке, она осела на наших ресницах и волосах, как мелкий снег. Я пытался аккуратно украсить верхушку кекса кремом, но Минхо, хитро прищурившись, вдруг испачкал мне кончик носа белой массой. Я замер, а потом мы оба просто сложились пополам от смеха, вытирая лица друг об друга и совершенно забыв про духовку. В тот момент, когда я чувствовал на своей щеке его липкий от крема палец и слышал его искренний хохот, я кожей ощущал — я дома.

**

Я замолчал, поправляя теплое одеяло. Маленькие пальчики сжали край моей кофты.

— И что было дальше, папа? — прошептал тонкий голосок.

Я улыбнулся и поцеловал её в лоб. Она так похожа на него — те же кошачьи глаза и привычка забавно морщить нос.

— А дальше, Лина, папа Минхо пришел домой и принес те самые лилии. Только на этот раз он знал, что его точно ждут.

В коридоре послышался звук открывающейся двери и знакомый шорох ключей. Я поднял голову и встретился взглядом с человеком, который вошел в комнату. Он выглядел уставшим, но, увидев нас, улыбнулся — уже не той хрупкой улыбкой из кафе, а настоящей, теплой, которая согревала меня все эти годы.

— Спишь? — тихо спросил Минхо, подходя к кровати и кладя руку мне на плечо. Его ладонь была привычно теплой.

— Рассказываю ей, как однажды один грустный парень с цветами сел за мой столик, — ответил я, накрывая его руку своей.

И в этот момент, в тишине нашей квартиры, я понял: то одиночество в феврале было нужно только для того, чтобы я смог оценить этот покой сейчас

Почему-то, даже спустя год, мне нравится эта обложка. Тогда я считала, что нашла свой стиль

Сегодня будет зарисовка с шахматами

Я там нарисовала Макс для моей двоюродной сестры, это будет ей сюрпризом (она фанат этого сериала). Вам показать?

*Макс из «очень странные дела»

Я там и сняла процесс рисования (наконец-то). Как смонтирую, нужно будет выложить также

#зарисовка #минсоны

«Шах и мат, bitch» 1/1

Детство Джисона походило на бесконечный марафон «попробуй всё». В его шкафу пылились пуанты, в углу — мольберт, а на полках засыхала глина. Мама искренне верила, что где-то там спрятан гений, которого нужно просто откопать.

Когда она привела его в шахматный клуб, Джисон едва не развернулся на пороге.

— Ты издеваешься? — прошептал он, глядя на ровные ряды столов.
В воздухе пахло старым деревом и кислым попкорном. За досками сидели ожившие стереотипы: мальчишки с зализанными волосами, в клетчатых рубашках с подтяжками и очками, линзы которых напоминали дно бутылки. Джисон в своей безразмерной толстовке чувствовал себя здесь как экзотическая птица в курятнике.

Неделю он честно пытался отличить ферзя от короля, умирая от скуки. Ровно до того момента, пока в дверях не появился Ли Минхо.

Минхо не носил подтяжек. На нем была черная футболка, а челка небрежно падала на глаза. Он выглядел так, будто ошибся дверью по пути на рок-концерт, но стоило ему сесть за доску, как «гики» начали падать один за другим. Его ум был острым, как скальпель.

Когда тренер посадил их друг против друга, сердце Джисона предательски екнуло. Но романтика испарилась через три минуты.

— Ты собираешься ходить или ждешь, пока у тебя борода вырастет, Хани? — Минхо лениво подпер щеку рукой, глядя на Джисона как на досадную помеху.

— Я думаю, — огрызнулся Джисон.

— Думать — это процесс, требующий наличия мозга. А ты просто пялишься на доску.

Минхо разгромил его за десять ходов. В конце он небрежно смахнул короля Джисона и, наклонившись к самому его уху, прошептал:

— Возвращайся к своим краскам, малыш. Это игра для тех, кто умеет предсказывать будущее, а не просто марать бумагу.

В тот вечер Джисон не бросил шахматы. Он купил учебник по защите Каро-Канн.

Пять лет спустя

Пальцы Джисона мелко дрожали, когда он поправлял галстук. Спустя пять лет он стал тенью Минхо — вечным «номером два». Он знал все его привычки: как Ли крутит кольцо на пальце, когда нервничает (редко), как он прищуривается, готовя ловушку.

Крупный турнир подходил к концу. Они оба разнесли своих соперников из других клубов, но судьи, словно чувствуя искры между ними, решили устроить «шоу» — внезачетную партию лидеров.

Они сели друг напротив друга. Зал затих.

«Только не проиграй сразу. Только не дай ему повода снова посмеяться», — билось в голове у Джисона.

Минхо играл белыми. 1. e4. Агрессивное начало. Джисон ответил мгновенно. Спустя сорок минут доска превратилась в поле боя. Джисон чувствовал, как пот катится по позвоночнику. Его ладони были влажными, а мысли метались: «Он давит на королевский фланг... нет, это отвлечение! Если я двину коня, он заберет ладью...»

Джисон поднял глаза. Минхо не смотрел на доску. Он смотрел прямо на Джисона. Но в его глазах не было привычного яда. Взгляд был... мягким? Почти нежным, с оттенком какой-то странной грусти.

«Что он задумал? Какую ловушку он строит?!» — паника накрыла Джисона.

Ситуация на доске стала критической. Джисон совершил ошибку — зевнул слона. Он похолодел. Всё. Если Минхо сейчас пойдет конем на f7, это будет конец. Джисон затаил дыхание, готовый сдаться.

Минхо посмотрел на клетку f7. Посмотрел на замершего Джисона, чьи глаза были полны отчаяния. И вдруг... Ли передвинул ладью на совершенно бесполезную позицию.

Джисон замер. Это был промах. Чудовищный, глупый промах, который не совершил бы даже новичок. Минхо просто открыл свой фланг для атаки.

«Он что, ослеп?» — Джисон не верил своим глазам. Но инстинкт победы взял верх. Он быстро передвинул ферзя, отрезая путь к отступлению.

— Шах и мат, bitch, — выдохнул Джисон, вкладывая в эти слова все пять лет своей злости и бессонных ночей.

Минхо лишь хитро ухмыльнулся, медленно встал и, не сказав ни слова, вышел из зала.

**

Джисон нагнал его на заднем дворе, где шел мелкий снег. Минхо стоял у парапета, закуривая.

— Ты поддался, — выпалил Джисон, задыхаясь от бега. — Зачем? Ты видел ход конем! Ты не мог его не видеть!

Минхо выпустил струю дыма, глядя на огни города.

— Ты пять лет заглядывал мне в рот, Хан.