…
И в каждом менее корыстном
лишь ещё корыстней.
На этот праздник лицемерия бы
даже если наступил ногой,
То разорвал бы сухожилия
в капкане своих странных мыслей
И вере б посвятил до дна за упокой.

А все случайности случайны,
но никогда в твою же пользу;
Меняй свой вектор,
крась свой взгляд,
копи гипотез и теорий.
Анамнез прост: это не опыт,
в тебе лишь скопище занозы;
Освободить себя от них чтоб
нужен не врач, а крематорий.

И в каждом менее несчастном
таится лишь ещё несчастней.
Если в тебе проснулась жалость,
значит в тебе родился тиф.
Здесь нет закона, нет морали,
хоть разбери себя на части;
Как Кант на ухо пел ночами:
категорический императив.

А все блокноты лишь о чувствах,
чем-то дышали, чем-то жили.
Давали плыть другим по руслам,
возможно, думать в настоящем.
Тасуют мысли в «су-е-фа»,
сложа конечности над глыбой пыли,
О том, кому отправиться в Иару,
кому залечь на долгий ящик.

И в каждом более отчаянном
лишь терпеливый меткий снайпер;
Стреляет четко в север сердца,
но там предатель: дым сигар и мох.
Тут всё в омАх, а ток стесняется
мне дать хотя бы Ампер.
И ударение, как я, не в своем месте,

Чтоб доказать себе,
что, как поэт, как человек и,
я тоже отвратителен
и плох.

…
Данил Андреев

…
Закури, открой форточку, присядь рядом;
Я пойму тебя так, как никто другой.
Но не делай того,
что сердцу совсем не надо,
Не хватайся за то,
что лежит подозрительно под рукой.

Покажешь броню — ну «пиши пропало».
Ткнут, не моргая, туда,
где более уязвимо.
Что имеем:
попытки сделать счастливыми тех,
кому это счастье отнюдь «не упало»,
Всё снова мимо, да?
Всё снова мимо.

Улыбнись, это жизнь.
улыбнись, не кури вторую.
Нашим лёгким ещё нужен воздух,
но не тот, что у них — обещания и слова.
Мы немного сияем, потому что мы знаем,
что значит идти вслепую,
Мы немного прямы и циничны,
потому что не видели волшебства.

Тоже смотришь сквозь прозрачную тюль
на смеющийся город,
но этого вовсе не ощущаешь?
Так знакомо.
Мы с тобою сейчас иноземцы, «чужестранники» и пришельцы.
Я курю и смотрю на тебя,
понимаю, что понимаешь.
Наша «проблема» — сердце,
да,

наша «проблема» — сердце.

…
Данил Андреев

…
Южный ветер сердце будит,
Чтоб забить в него последний гвоздь.
Я скажу тебе, как это будет,
Будет так: «любить не удалось».

Не позволили, смешно играя с дверью,
Будто это было на живца.
Но а чтобы ты во что-то верил,
Будет: «для красивого словца».

Чувство замерли, а сливки мило скисли;
Ни вперед не двинуться,
назад не отступить.
Из подарков: пара новых комплексов
и мысли,
Чтобы всё в тебе живое притупить.

Встать на месте, вдруг пригодишься снова,
Ведь не знают, как ценить,
не пробуя ещё на вкус потерь.
И в ответ на три поступка —
два нелепых слова,
А за ними так смешно играет дверь.

Истина, порой, горит так тускло;
Дрожь берёт от пяток к сердцу
и от сердца до руки.
Всё, что есть в тебе,
направишь в одно русло,
А оно потом засохнет от тоски.

Южный ветер что-то раздобудет,
Чтоб дополз до дома,
поломав себя, но не земную ось.
Я скажу тебе, как это будет,

Будет так: «любить не удалось».

…
Данил Андреев

…
Комок в груди мне до последнего раскачивал седую кровь.
Давал, что есть,
не требовал, не восклицал.
Я называл любовью — боль
и болью, что любовь,
А по итогу половину
этого и не узнал.

И совершенство было чуждо,
я не верил в чушь;
Мне всё родное становилось лучшим,
(к черту крайности и фанатизм).
«Что для меня? Ну что-то может есть?» —
кричал в земную глушь,
Стирая в пекле до молекул
свой странный организм.

Комок в груди хоть верил до последнего,
но подозревал,
Как будто все возможные сценарии отдали прямо в руки, сказав «бесплатно, но расплатишься потом».
Я, зная всё,
вдруг понял: «ничего я не узнал»,
Позволив пропустить всё сквозь себя,
позволив всё смешать в одном.

Что до моральных переломов било по асфальту, что возвышало до седых небес,
Как моя кровь, которую раскачивал, как нефтяной насос, упрямо ком в груди.
Теперь не знаю, кто я:
ангел, человек, грязь, бес.
Но знаю точно:

Я решу всё сам, …
… что впереди.


…
Данил Андреев

просто задний двор обычного деревенского дома)

…
Ночь.
Беззубая, циничная и не гладит по голове.
Приходит вслед за пасмурным днём
и не треплется по душам.
Картинки убогой жизни стыдливо повесились на стене,
Повесились.

(и есть в этом некий шарм).

Утро.
Пора что-то менять.
Пусть немного, не сразу,
пусть тошнило и сгустками крови,
и кучей навозной отчаянных слов;
Весь механизм понятен,
до боли понятен,
к сожалению, люди тоже.
Мне на завтрак печаль,
а на ужин объедки,
окурки из едких снов;
Спотыкаясь и падая,
плакал, кричал,

(что на меня вовсе и не похоже).

День.
Не ценил? Ценил.
Всё ценил,
но получал пощечину от всего,
за что бы с умом не брался.
Протагонистом не стать,
весь конфликт — он внутри,
как и счастье/комфорт/спокойствие.
Если я улыбнусь,
значит, всё ещё прост,
значит, ещё не сдался.
Значит, всё ещё мне решать,
какими природа меня
наделила свойствами.

Уютный вечер.
Кусочек свободы.
Меняться не поздно.
Так, как нужно тебе.
Безликий фён, немного смущаясь,
порывом освежает душу.

Я хочу улыбаться,
Я готов улыбаться,
(и это вполне серьезно).
Пусть это к лучшему.
Пусть это
ко всему только самому лучшему.

…
Данил Андреев

этот текст я пишу, чтобы просто между стихами был какой-то промежуток, как будто я активный пользователь интернета))

…
Я бы назвал этим именем
всё вокруг:
Эти дома и скамейку,
на которой вчера прилёг.
И берёг бы его
теплом своих странных рук,
И хранил бы его,
даже, уставши, сбиваясь с ног.

Свою подушку, одеяло,
от сна на коже кривые линии,
Туман, приливы, прокисшее небо
и на радуге каждый цвет, —
Я всё вокруг бы назвал
этим прекрасным именем,
Тем, что провожает со мной закат
и готово встречать рассвет.

Каждую мысль, тревогу и радость
назвал бы им, —
Этим именем,
что способно помочь мне не резаться
об скалу.
Наверное, дай волю,
и переименовал бы Рим
Или всех экспонатов
и почти что забытый Лувр.

Я всё вокруг этим именем назвал бы
ещё не раз:
Глоток первого сладкого чая,
шаг последний домой
или даже зубную нить.
Всё просто: как будто есть ещё кислород
и шанс, —
Шанс почувствовать что-то
и шанс
ещё
кем-то
быть.

…
Данил Андреев