Пусть твои полузакрыты очи,
И ты думаешь о ком-нибудь другом,
Я ведь сам люблю тебя не очень,
Утопая в дальнем дорогом.

В этом мире я только прохожий,
Ты махни мне веселой рукой.
У осеннего месяца тоже
Свет ласкающий, тихий такой.

Наслаиваются сноведения
На укрытый утренней дымкой город.
Он как будто выгорел.
Накапливает голод
Чтобы с остервенением
Наброситься на живое
Трепещущее
Невинное
Имитирующее родное
Но в городе нет близких
Все друг другу чужие
Неоправданность рисков
Прописана в договоре
Самым мелким шрифтом
Любовь в городе - штормовое море
Встречающее мёртвым штилем
И берег его усеян пустыми
Оболочками,
Запрограммированными пережить новый день
По старому сценарию
Склеить разбитое,
Обречённое на несуществование
Чувство, которого быть не должно
Историю, которую писать нет смысла
Лелеять боль, не ища большего
Предаваясь внутреннему эскапизму
Душевной иммиграции
В область неоправданных надежд и ожиданий
Со страхом решений и поиском оправданий.
Возможно, пора равнодушнее относиться ко лжи.
Беда в том,
Что равнодушие - закостенелость души.

Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Потому, что я с севера, что ли,
Я готов рассказать тебе поле,
Про волнистую рожь при луне.
Шаганэ ты моя, Шаганэ.

Да! Теперь решено. Без возврата
Я покинул родные края.
Уж не будут листвою крылатой
Надо мною звенеть тополя.

1922 год

Всё живое особой метой
Отмечается с ранних пор.
Если не был бы я поэтом,
То, наверно, был мошенник и вор.

Худощавый и низкорослый,
Средь мальчишек всегда герой,
Часто, часто с разбитым носом
Приходил я к себе домой.

И навстречу испуганной маме
Я цедил сквозь кровавый рот:
«Ничего! Я споткнулся о камень,
Это к завтраму всё заживёт».

И теперь вот, когда простыла
Этих дней кипятковая вязь,
Беспокойная, дерзкая сила
На поэмы мои пролилась.

Золотая, словесная груда,
И над каждой строкой без конца
Отражается прежняя удаль
Забияки и сорванца.

Как тогда, я отважный и гордый,
Только новью мой брызжет шаг…
Если раньше мне били в морду,
То теперь вся в крови душа.

И уже говорю я не маме,
А в чужой и хохочущий сброд:
«Ничего! Я споткнулся о камень,
Это к завтраму всё заживёт».

С. Есенин, 1922 год

Я готов рассказать тебе поле,
Эти волосы взял я у ржи,
Если хочешь, на палец вяжи –
Я нисколько не чувствую боли.
Я готов рассказать тебе поле.

При луне хороша одна,
При солнце зовёт другая.
Не пойму я, с какого вина
Захмелела душа молодая?

Ах! какая смешная потеря!
Много в жизни смешных потерь.
Стыдно мне, что я в Бога верил.
Горько мне, что не верю теперь.

1923 год.

На рассвете серебристая струна
Разбудила неизведанную даль,
Перекресток подал знак, уже пора,
Засверкала скоростная магистраль.

Две минуты привокзальной суеты,
Расстаемся у вагона номер пять.
На перроне вся в слезах стояла ты
И просила от тебя не уезжать.

Эпизоды пробиваются в альбом,
Превращаясь в кругосветный сериал.
Приглашает в небеса аэродром,
Будь-что будет, не спланировать финал.

Гордый лайнер благородной красоты,
Выход десять, на плече ручная кладь.
Перед трапом вся в слезах стояла ты
И просила от тебя не улетать.

Вьются мысли в беспокойной голове,
Брызги моря завлекают волнорез.
Вольный ветер не удержишь в рукаве,
В книге странствий много будущих чудес

Бьют хвостами безмятежные киты,
Время вышло, на разрыв живая нить.
На причале вся в слезах стояла ты
И просила от тебя не уходить.

Автор:
motive SMI Максим Смирнов

https://t.me/motiveSMIunion

Мы не живем, а мы тоскуем.
Для нас мгновенье красота,
Но не зажжешь ты поцелуем
Мои холодные уста.

1913 год.

Знаю я, что в той стране не будет
Этих нив, златящихся во мгле.
Оттого и дороги мне люди,
Что живут со мною на земле.

1924 год.

Не буди того, что отмечталось,
Не волнуй того, что не сбылось,-
Слишком раннюю утрату и усталость
Испытать мне в жизни привелось.


1924 год.

Вновь грянула сирень

Снова май! Сиреневая сила
Прорвалась сквозь матовый налет,
Будни мимоходом обольстила,
Превратила в ночи напролет.

Живописцы бросили заказы,
По холстам разлили фиолет,
Представляя вместо белой вазы
Идеально стянутый корсет.

На верандах столики прогреты.
Не хотят салфетки грязных рук-
Принимают чистые сонеты,
Им теперь поэт желанный друг.

Переулки старого квартала
Новой красотой поражены,
Всех неотвратимо опьяняла
Аура сиреневой весны.

motive SMI Максим Смирнов

Ну, и что же, лови, я не струшу.
Только как бы твой пыл не погас?
На мою охладевшую душу
Натыкались такие не раз.

1925 год.

Мне тоскливо, и скучно, и жалко,
Неуютно камин мой горит,
Но измятая в книжке фиалка
Все о счастье былом говорит.

1915 год

Потому и себя не сберег
Для тебя, для нее и для этой.
Невеселого счастья залог —
Сумасшедшее сердце поэта.

1923 год.

Я устал себя мучить без цели,
И с улыбкою странной лица
Полюбил я носить в легком теле
Тихий свет и покой мертвеца...