по причине того, что я сейчас прохожу все круги ада на новых антидепрессантах, мне пришла мысль написать #лисохед об эндрю, который тоже пьет лекарства. ничего особо увлекательного, просто разрозненные отрывки, которые пришли мне в голову.

предупреждения: 1) эндрю в хеде принимает лекарства на своем последнем курсе колледжа. кстати, в тексте они с нилом живут в комнате вдвоем. 2) возможны опечатки, не вычитано.

***

— это начиналось медленно, мучительно медленно, заставляя эндрю сомневаться, думать и раскладывать-рассматривать каждое ощущение под микроскопом, препарировать каждую свою мысль в попытке понять — не показалось ли ему? может, это просто очередной плохой день? затянувшийся, но обязательно проходящий?

— сентябрь не принес ему ничего, кроме пассивного раздражения, гулко отдававшегося пульсацией где-то за висками и в горле, и сомнений. склизких, противных сомнений — бесплотных, бессмысленных и беспощадных, тянучих и смрадных; они зарождались где-то под кадыком, миазмами ползли по венам и под кожу, забивались под ногти грязью мыслей и занозами неверенья, травили кровь, жалили органы.

— нил не трогал его: утреннее “привет”, вечернее “добрых снов” и не больше; эндрю был благодарен, эндрю тосковал, эндрю не хотел, эндрю думал, эндрю ненавидел, любил, молчаливо благодарил и громко отнекивался, отказывался, отталкивал.

— нил понимал.

— бормотание кевина, обычно хоть маломальски забавляющее, стало не более чем эхом на периферии, дребезжанием на задворках. кевин говорил, говорил, говорил. эндрю улавливал отрывки — иногда желанные, иногда нет, складывал как мозаику в бессвязный бред, соединял разрозненные куски слов в совершенно новые.

— кевин останавливался. смотрел на него. и снова что-то говорил, склоняя голову к плечу.

— эндрю глядел ему глаза в глаза и ничего не слышал. ничего не ощущал. это ничто: он ничто, диван под ним переставал скрипеть, людские шаги меркли, и человек перед ним — он тоже ничто. у него открывался рот. что это такое — рот? он моргал. эндрю тоже моргал. повторял за ним ритм: закрыть глаза, открыть, закрыть и снова открыть. а стоило человеку отойти — эндрю переставал моргать. человек хмурил брови. он злился. или нет.

— человек уходил. эндрю не моргал. больше нет.

— много лет назад он сидел так на кухне. на чьей-то кухне. голубые занавески, высокий стол, пятна на плите и немытая тарелка в раковине. скрипучий пол. вышитые салфетки в сиреневый цвет. чьи-то руки, теплое печенье, женский голос, мужской, еще чьи-то руки, ухмылки, зубы. рты. глаза. и он — ничто.

— “эндрю?”

— он рассовал печенье по карманам.

— “ты здесь?”

— а потом его рвало. не из-за печенья.

— “я сяду тут, окей? я знаю, ты слышишь”.

— моргнуть все-таки пришлось; эндрю поднял голову, почувствовав, впервые за бесконечность, как хрустнул шейный позвонок. и диван заскрипел. вдали хлопнула дверь. голоса зашелестели с новой силой, ударили по перепонкам, забурлили в висках. нил сидел закинув ногу под бедро на диване напротив и смотрел куда-то в сторону. был то ли октябрь, то ли еще конец сентября; глаз резанули ярко-рыжие кроссовки и тут же успокоили знакомо-лазурные радужки.

— “все нормально?” — нил повернул к нему голову и заглянул над макушкой. никакого контакта глаза в глаза.

— вмиг сделалось очень по-всякому. сделалось много. сильно. эндрю кивнул осоловело, ничего не ответил вслух. наверное, был уже октябрь.

— “окей”, — нил тоже кивнул, перезавязывая шнурки на кроссовках. — “на крышу, может?”

— эндрю снова кивнул. и не встал. и нил не встал — остался.

— а потом начало смеркаться, и эндрю заснул на том же диване в гостиной, и нил снова остался. на диване напротив.

***

— начался ноябрь, когда эндрю пропустил второй подряд прием у би, а потом ноябрь закончился, когда би сказала:

— “я знаю, эндрю, что ты плохо относишься к лекарствам, что вполне ожидаемо и логично, но как специалист я не могу не сказать, что сейчас они тебе нужны”.

— эндрю не сказал ей ни слова до конца сессии; она сделала ему сладкое-сладкое какао, и оставшиеся полчаса они молчали в унисон, глядя на ее новые фигурки на полке.

— “если надо — то надо”, — нил сказал через пару дней. — “я, конечно, мозгоправам не доверяю, но ты-то одному конкретному доверяешь, так что мне остается тоже начать ей доверять. если она так говорит, то, что ж. но решать тебе, конечно, сам знаешь”.

— эндрю поцеловал его в лоб, и с сентября это был их самый долгий и близкий физический контакт. нил улыбнулся ему, сверкнул ямочкой на необожженной щеке и ничего больше не сделал: сидеть остался так же не касаясь, руки оставил на коленях, и эндрю подумалось, что рядом с ним правильный человек. его человек.

— “я буду рядом”, — нил продолжил. кевин снова терялся на тренировках до самой ночи, лисы готовились к праздникам; в комнате они были одни. — “столько, сколько ты захочешь. ну, это понятно же, да?” — пожал плечами и снова улыбнулся. — “я за любое решение, которое сделает тебе лучше”.

— эндрю остался с этими мыслями еще на пару дней, а на следующей неделе бэтси выписала ему рецепт на три препарата, расписала график приема, а потом пригласила нила поболтать с ней, и через полчаса нил вышел с какой-то внутренней, умело скрытой глубоко внутри эмоцией, которую эндрю ощутил в нем исключительно благодаря многолетней связи — нил что-то решил, о чем-то сделал вывод и в чем-то уверился.

— “готов?” — вечером нил сидел с ним на кровати, закинув ноги по-турецки, и держал стакан с водой.

— эндрю мутило — от нервов, от неуверенности, от усталости, от благодарности, незнакомой и всепоглощающей, от страха — знакомого и всепоглощающего; предыдущий опыт приема лекарств оставил ему неисправимые изменения в работе мозга, ужасные воспоминания и не менее ужасные ощущения, но би заверяла, что те таблетки были экспериментальными, а это — самые обычные антидепрессанты, нейролептики и нормотимики, проверенные фармакологически и принимаемые миллионами людей.

— нил не торопил его, как и обычно.

— “нет”, — эндрю сглотнул вязкую слюну. — “не готов”.

— “тогда начнем завтра?” — нил просто пожал плечами. начнем. — “или сегодня попозже? посмотрим еще фильм?”

— эндрю взял у него стакан и махом выпил две таблетки, осушив воду, чтобы не стошнило.

— “не драматизируй”, — закатил глаза. — “это просто лекарство”.

— “которое обязательно тебе поможет”, — нил проигнорировал колкость, встал, чтобы сходить и налить еще воды.

— эндрю улегся, закрыл глаза и накрылся с головой, зажав рот рукой. нил не стал ничего говорить: оставил полный стакан на столе и молча залез на собственную койку.

***

— утро встретило эндрю головокружением, слабостью и онемевшим языком. би предупреждала, впрочем, что вход в антидепрессанты будет непростым, но не всегда предупрежден значит вооружен. эндрю ощутил себя безоружным как никогда прежде.

— нил уже ушел на пары; на тумбочке оставил ему блистер, положив рядом с ночным стаканом. эндрю подавил желание проблеваться, проглотил таблетку и поплелся умываться, чтобы успеть хоть на последние несколько занятий — он сменил направление в том году, и судебное дело ему нравилось, в самом деле нравилось, и у него была цель — не допускать, чтобы дети вырастали и пили таблетки, как допустили в его детстве. так что учебу, в отличие от тренировок, он старался не пропускать, когда была возможность стоять не шатаясь.

— пары прошли, а потом прошел и остаток дня, в течение которого нил пару раз забегал в общежитие, чтобы принести ему панкейки с клубникой и просто поинтересоваться самочувствием.

— “ты туда-сюда намотал больше, чем кругов по полю за тренировку”, — эндрю сощурился на него. — “все нормально. будешь таким тревожным по пустякам — и тебя потащу к би. тоже сядешь на таблетки”.

— нил подмигнул ему, схватил из холодильника изотоник и сказал через пару глотков:

— “ты — не “пустяки”, эндрю. но если тебе некомфортно, скажи “нет”, и я перестану”.

— эндрю промолчал, уставившись в книгу. не “да”, но и не “нет”. он оставил это решение на нила: достаточно доверял ему, чтобы самому решить, хочет ли он тратить свои жизненные силы на эти пустяки.

— “ты напишешь мне, если я понадоблюсь?” — нил кинул через плечо, пока убирал в холодильник пакет с едой.

— “не понадобишься”.

— “эндрю”.

— “нил”.

— “эндрю”, — нил повернулся к нему.

— эндрю подавил импульс отмахнуться от заботы, пересилил себя, сглотнул тошноту. в толстовке было душно, но его морозило так, что пальцы подрагивали.

— “напишу, нил. не переживай”.

— облегчение на его лице стоило всего.

— “и поешь. а то от таблеток на голодный желудок тошнит сильнее”.

— “а ты-то откуда знаешь?”

— нил расплылся в улыбке:

— “я поговорил со знающими людьми. нет, не с би. ну, не только”.

— эндрю больше не спрашивал, а нил больше ничего и не говорил — убежал и до ночи проторчал на корте, пока они с кевином не завалились, уставшие и засыпающие прямо на ногах, к одиннадцати.

— было ясно как день, что чем больше нил волнуется, тем больше времени пропадает на поле и тем сильнее умытывается на пробежках, растворяя переживания в усталости и горящих мышцах.

— “нил”, — эндрю позвал как-то с утра. была середина декабря, кончалась вторая неделя приема лекарств. лучше не становилось, но и хуже тоже. — “снег на улице. куда ты?”

— нил застыл в одном носке, по привычке напрягшись всем телом, но почти тут же отмер, вспомнив, где он и с кем.

— “побегаю пойду. я не на улицу же. по корту”.

— “сейчас каникулы”, — эндрю разжал подушку, внезапно осознав, что сжимает ткань до побеления костяшек. — “все нормальные люди отдыхают”.

— было едва семь; в комнате горел слабый ночник, который они не выключили с вечера, и по лицу у нила плясали медные блики, оттеняя синеву глаз и белизну шрамов на щеках. под глазами у него залегли тени, зеленоватые в теплом освещении и лиловые при свете дня. он весь был такой знакомый, в этой застиранной толстовке с нелепой лапой на всю грудь, в желтых носках, растянутых на коленях штанах, такой родной с этим его внимательным прищуром, под которым эндрю чувствовал, что его видят, его видят, его и только его.

— “а я не нормальный”, — нил пожал плечами. — “ты же сам всегда говоришь”.

— “иди сюда”, — эндрю шепнул, пододвинувшись к бортику кровати. распахнул одеяло, поежившись от прохлады. на нем не было повязок, при нем не было ножей, его мутило от нейролептика, его клонило в сон от еще черт знает какой таблетки, его начинало колотить, и все, чего он сейчас хотел, это нила — здесь и сейчас, и сил противиться этой слабине у него не было.

— нил натянул второй носок и залез как был — в толстовке, чтобы сократить контакт кожа-к-коже, и, видит бог, эндрю подумал: или он — или никто.

— нил больше не спрашивал у него “да или нет” в такие моменты. нил доверял ему, доверял самому определить границы и назвать их, доверял и делал то, что просили; эндрю прильнул к его груди и смежил веки, тяжелые и набрякшие, а от нила пахло стиральным порошком и табаком, пахло химозными духами, которые ему подарила эллисон, пахло безопасностью, им самим; он просунул одну руку под подушку, вторую просто вытянул вдоль тела и принялся говорить: о бальзаке, которого читал, когда они с матерью были во франции, о котах, которых она никогда не разрешала ему гладить, о пастилках от горла, от которых его всегда укачивало, о классе биологии в германии, в котором стоял макет скелета.

— нил говорил, говорил, говорил, а потом начал шептать, и спустя бесконечность эндрю понял, что вцепился ему в толстовку обеими руками, что они затекли и ноют, что его больше не трясет.

— “нил”, — позвал. и все. ничего больше.

— “я здесь”.

— “нил”.

— ткань он не отпустил, только притерся щекой потеснее к его груди, вслушался в знакомый ритм, ровный-ровный, вдохнул глубоко; лисы уже начали просыпаться, гремели и лязгали стаканами, кипятили чайник, о чем-то переговаривались. нил, стало быть, говорил для него часами.

— мама никогда не могла решить, — нил продолжал, — засесть в большом городе или наоборот в маленьком. она думала, что в мегаполисе проще затеряться, но так же просто навести справки, а в маленьком — неожиданно для погони, но, с другой стороны, в маленьких городках всюду глаза и уши. она все думала, как запутать след, и мы плутали от страсбурга до марселя, останавливаясь то в домиках на окраине городишек, то в квартирах мегаполисов, потому что ей казалось, что остаться в гетто — все равно что навлечь на себя внимание криминала, переплетенного по всему миру.

— и нил говорил до тех пор, пока эндрю не разжал пальцы, пока не открыл глаза, чувствуя свое тело полностью, чувствуя свою кожу, пальцы, щеку, прижимающуюся к его груди, пока не привстал на локте и не поцеловал его в щеку, в краешек губ, пока не хрипнул тихо:

— “спасибо”.

— “не за что”, — нил ответил так же тихо. — “я обещал быть рядом”.

— “еще никто не сдержал этого обещания”.

— “я прерву порочный круг и сдержу”, — он подмигнул и тоже привстал. на щеке у него отпечаталась подушка, оставив след аккурат параллельно шраму от ножа. было уже одиннадцать. с ума сойти, было уже одиннадцать, и нил ни разу не двинулся.

— “спасибо”, — эндрю сказал еще раз. вложил все, что не мог обличить в слова, все, что грело, что колотилось под кожей, что вселяло уверенность, пугало и волновало. знал, что нил поймет. прочитает по глазам.

— нил кивнул только, коснулся его лба своим и встал, потянувшись всем телом. эндрю сел в кровати, принял лекарства и лег обратно, не найдя в себе достаточно сил сделать что-то больше.

— “что ты хочешь поесть?” — нил достал повязки из тумбочки, чтобы надеть под толстовку. — “я приготовлю или сбегаю в эплбис”.

— эндрю ничего не хотел, но на пустой желудок в самом деле мутило сильнее.

— “выбери сам”.

— “окей”, — нил кивнул, принес ему еще воды и ушел. а спустя час вернулся с еще не успевшей остыть лапшой, и эндрю почувствовал, как на самом деле хотел есть.

***
— январь подходил к концу, когда эндрю смог наконец вытащить себя на поле. к таблеткам уже привык, ощущение слабости и рассеянности сознания почти сошли на нет, как и тревога с упадническим состоянием. совсем хорошо не стало, но когда ему вообще в жизни было “хорошо”?

— с кевином, судя по обиженным взглядам, нил провел профилактические беседы, иначе эндрю не знал, на что списать полное отсутствие оров и придирок в свою сторону; усерднее играть он не стал, но кевин стоически не проронил ни единого плохого слова.

— физическая нагрузка кое-как, но все же пошла эндрю на пользу: мышцы разогрелись, одеревеневшие от месяца лежки в постели, и в целом побыть в знакомой суете оказалось на удивление успокаивающе. в своем роде, конечно, но все-таки.

— после тренировки была сессия с би, вышедшая куда более продуктивной, чем с десяток предыдущих.

— “есть ли какие-то особые жалобы?” — она уточнила еще раз под конец сеанса. — “непроходящая тошнота? суицидальные мысли? тревога?”

— “нет”, — эндрю отпил остаток какао. — “разве что сплю в два раза больше”.

— она скорректировала ему дозировки, отменила один препарат и отпустила, сказав, что рада результатам и в целом довольна динамикой лечения.

— в общежитии нил уже успел вернуться с тренировки и теперь читал какую-то книгу на испанском, раскидав по кровати тетради с заданиями.

— “эндрю”, — он тут же оторвался от книги, — “как прошел сеанс?”

— “лучше, чем в прошлые разы. что ты читаешь?”

— “дон кихота в оригинале”, — нил вздохнул. — “тяжело идет. но все-таки на практике учиться проще. ты что-нибудь хочешь?”

— эндрю прислушался к себе, задал себе вопрос, как его учила би.

— “не буду мешать?” — кивнул на бумаги, которые нил тут же сгреб в охапку и кучей сгрузил на тумбочку.

— “нет, конечно. залезай”.

— и эндрю сначала сел рядом, а потом вздохнул и просто улегся; нил полусидел, и лечь ему на грудь снова было очень и очень удобной опцией. еще осенью он сократил физический контакт до минимума, не ощущая свое тело достаточно “своим”, не ощущая себя достаточно “собой”, не ощущая достаточно. была пустота и только, но в последние пару недель начало становиться лучше — не идеально, не даже хорошо, но лучше.

— и он соскучился по нилу. боги, он соскучился по нилу. нил не касался его первым, не проявлял инициативу, оставался рядом ментально, но не физически, и это было спасением, и это было пыткой, облегчением и мученьем, это было ужасно, это было необходимо, это было опытом, который, эндрю решил, он больше не хочет переживать. больше не хочет так долго быть вдали от нила.

— он ткнулся нилу макушкой под подбородок, и нил понял — тут же вплел ладонь в волосы, погладил подушечками пальцев затылок, почесал загривок, легонько потянул, и, боже, эндрю соскучился. по этому чувству, по близости, по нилу. по касаниям, не приносящим отвращение. по касаниям, дарящим только успокоение.

— “почитаю тебе вслух?”

— “мгм”.

— и нил принялся читать на ломаном испанском, запинаясь и цокая сам на себя, ни на секунду не переставая перебирать его волосы, и эндрю понял, что за последние несколько лет не сделал ни единого неверного выбора.

***
тут должно было быть больше, но я очень устала и меня мажет от нейролептика, так что через пару дней я соберу все это в полноценный текст, допишу и выложу на фикбуке миником! можете делиться собственным опытом приема лекарств, родные.

приветик, родные !! 🤍 надеюсь, у вас все хорошо, вы достаточно отдыхаете, вкусно кушаете и не забываете заниматься любимыми делами <3

простите, что долго ничего не посчу. так вышло, что зима и март для меня выдались на удивление дурацкими, и сейчас я наблюдаюсь у специалистов и старательно лечу беды с башкой, как говорится; честно, я не думала, что они выльются в такой затяжной «отпуск» от интернета — но они вылились, и теперь я занята ежедневной попыткой заставить свой организм привыкнуть к 7 таблеткам в сутки, две из которых постоянно растворяются во рту и прилипают к горлу, что я считаю преступлением против человечества и подумываю создать петицию «покрывайте антидепрессанты толстой оболочкой — от горечи возникает рвотный рефлекс»

честно, я сейчас практически ничего не пишу и ничего не делаю — и я буду безмерно благодарна и счастлива, если вы не затаите на меня обиду за отсутствие новых глав и постов 🤍 я обязательно наверстаю, как только буду в состоянии <3

на самом деле, из хорошего : я получила разрешение на перевод просто великолепной работы по «ганнибалу», так что летом (может, в середине июня ??) я порадую вас вкуснейшим транслейтом огромного макси омегаверса по ганнигрэмам. этот проектик греет мне сердце, вы просто не представляете. уже жду, чтобы поделиться с вами <//3

новая глава блейма выйдет на неделе по таймеру на фикбуке !! 🤍 попозже я залью ее в гугл-доки

я не дописала пару заказов, за что миллион раз извиняюсь, но не переживайте, пожалуйста, я обо всем помню и отправлю все как только буду в состоянии сложить буковки в красивые слова для вас 🤞🏻 !!

спасибо огромное за терпение и понимание, вы самые драгоценные и чудесные ! всех с майскими праздниками и приближением лета <3