Смотрите, как симпатично.
Лев Лосев: «С Виноградовым и Ереминым мы шли под вечер по Невскому. Толпа была тороплива по случаю мороза. Я сказал: «Хотелось бы прилечь». «Хорошо бы», - сказали спутники и стали укладываться.

Мы легли навзничь на тротуар у входа в здание бывшей масонской ложи, где позднее разместилась редакция журнала «Нева».

Как всегда, прохожие не знали, как реагировать. Некоторые почтительно останавливались и спрашивали, в чем дело. Мы дружелюбно отвечали, что прилегли отдохнуть.
От этого простого ответа на стандартных лицах вдруг возникало отражение мучительной работы мысли, словно бы невыносимой для рядового советского прохожего.
И люди торопились уйти.

А мы смотрели на звезды, обычно не замечаемые над Невским. И говорили что-то приличествующее разглядыванию звезд».

Журнал «Нева» въехал в дом на Невском в 1955 году, так что устроенный юношами перфоманс случился совсем не в оттепельную пору.
Впрочем, эта компания славилась своими смелыми выходками (о чем расскажу отдельно).

И кстати, Лосев что-то путает. Редакция «Невы» расположилась в доме 3, а масонская ложа (в XIX веке) была устроена в доме 2.

Горожанки принимают солнечные ванны в Летнем саду, 1970-е

Автор снимка - Валентин Барановский

Цитата дня.
«В целом альбом сделан в софт-роке, чем-то напоминающем Dire Straits периода «Братьев по оружию».
Из рецензии на «Звезду по имени солнце», опубликованной в архангельском самиздатовском журнале "Северок" (№6 1990).

«При­ехали в Пулково. Собрались провожающие. Мне кажется, человек двадцать или больше, я был знаком не со всеми. Все мы сгрудились на площади у скамеек, напротив старого («интуристовского») здания «Аэропорта». Иосиф отправился внутрь — представиться. И тут же вернулся — рано.

Сел на скамью, мы обступили его — идут последние минуты. Не по­мню, кто спросил Иосифа о каком-то его стихотворении, мол, забыл строчку. Иосиф охотно откликнулся, стал вспоминать и записывать стихотворение в записную книжку спросившего.

На сделанном Мишей в тот момент снимке на заднем плане, в дверях здания, озабоченно глядящая в нашу сторону жен­щина в форме таможенницы. Она тут же скрылась и, очевидно, доложила обстановку. По-видимому, возникло подозрение, что на площади зреет бунт, и через минуту к нашей (возможно,
довольно живописной) группе подошел детина-таможенник, позвал: «Бродский!» — и трудноописуемым движением ла­дони за своим бедром (или за поясницей) показал (или прика­зал) — «За мной». Они ушли. Мы стояли молча.

Через какое-то время Иосиф вышел, чтобы позвать меня при­сутствовать при таможенном досмотре его чемодана (по правилам полагалось, чтобы кто-то из провожающих присутство­вал). По-видимому, все еще было слишком рано, так как мы довольно долго торчали вдвоем в пустом зале, обмениваясь не­значительными фразами: интеллектуальное общение уже было невозможным.

Досмотр чемодана прошел на славу: кроме старенькой пи­шущей машинки с мелким шрифтом, с которой Иосиф никогда не расставался, там практически ничего не было. Иосифа увели во внутренние помещения для личного досмотра.

Я вернулся к нашим. Стали появляться и садиться в аэропортовский автобус пассажиры на Вену. Иосифа довольно долго не было видно. Наконец он возник в дверях вместе с тем же детиной, которому — хотите верьте, хотите нет — стал показывать... на меня! (Можно было заподозрить, что они между собой уже обо всем договорились: вместо Иосифа отправляют меня, а Иосиф — на радость всем — остается.) Детина жестом по­казывает мне, что я должен подойти к ним. Подхожу — и тут все выясняется. Иосиф передает мне большой нательный инкрустированный грузинский крест, который я в тот же день передал Марии Моисеевне.
Вот и всё. Иосиф помахал нам из окна авто­буса».
Ромас Катюлис.

Довлатов покинул Ленинград и умер в Нью-Йорке в один и тот же день - 24 августа ( с разницей в 12 лет).

Я только сейчас это понял.

И снова дом-утюг. И снова фото Александра Китаева.

#вобъективе