Forwarded from ПРИЧЕМ ТУТ Я
Фото Маши Ивашинцовой.
Ивашинцова (в разные годы подруга Смелова и Кривулина) снимала для себя, работы свои никому не показывала.
После ее смерти осталось тридцать тысяч снимков, найденных дочерью буквально на чердаке.
Маша Ивашинцова. Наша Вивьен Майер.
Ивашинцова (в разные годы подруга Смелова и Кривулина) снимала для себя, работы свои никому не показывала.
После ее смерти осталось тридцать тысяч снимков, найденных дочерью буквально на чердаке.
Маша Ивашинцова. Наша Вивьен Майер.
Первым литературную дуэль с сердечным оппонентом начал все-таки Довлатов. Вот его фельетон, опубликованный в 1971 году в «Крокодиле».
«— Нет, — сказала Зиночка из параллельной группы, — мы останемся друзьями.
Студент Федя Чирсков печально вздохнул, опустил глаза, повернулся и пошел прочь.
«Теперь все ясно, — думал он, — пойду и утоплюсь».
То есть идеально было бы сначала утопиться, а потом прийти к той же Зиночке и сказать:
— Полюбуйся, что ты натворила, жестокая!
Но Федя знал: хотя подобная идея с незапамятных времен владела умами всех отвергнутых влюбленных, в полной мере осуществить ее никому почему-то не удавалось.
Федя направился к реке твердым, решительным шагом.
«Где бы тут как следует утопиться?» — думал он, проходя вдоль пожелтевших кустов орешника.
Выбрав место по душе, он скинул брюки, джемпер, носки и берет, еще раз помянул Зиночку укоризненным словом и ступил в ледяную воду.
— Бр-р, какой холод! — воскликнул он, потом пренебрег метеорологическим фактором и двинулся на середину реки.
Он шел и вспоминал те слова, которые произнесла Зиночка во время их последней встречи:
«Вы, Федя, человек неплохой, но какой-то обыкновенный. А я смогу полюбить лишь героя, совершившего подвиг».
«Нет, — подумал студент, — совершать подвиги не мой удел».
И он шагнул вперед.
Вода уже доходила Феде до подбородка, и юноша хотел было погрузиться навек в темные глубины, как вдруг услышал шум на берегу.
Он оглянулся.
Из кустов вышел незнакомец и медленно, воровски озираясь, направился к Фединой одежде. Вот он схватил Федины брюки и так же медленно повернул обратно.
— Мои единственные брюки! — возмущенно крикнул Федя. — Положи назад, негодяй!
Вор сорвался с места и побежал. Федя, поднимая фонтаны брызг, кинулся за ним.
Вор бежал с огромной скоростью. Брюки развевались по ветру. Но ледяная ванна придавала Феде силы. Он настигал.
Вдруг из-за поворота выехал на мотоцикле старшина милиции Севостьянов, который давно уже следил за вором. Он поставил машину поперек дороги, расстегнул кобуру и громовым голосом воскликнул:
— Брюки вверх!
И в этот миг Федя Чирсков схватил прохвоста за шиворот.
А еще через минуту они мчались на мотоцикле в районное отделение милиции. Вор сидел в коляске, плакал и божился:
— Я ведь их только почистить хотел, отутюжить и вернуть.
На следующий день в газете появилась заметка под рубрикой «Так поступают студенты газотопливного техникума». В ней было сказано, что Федя Чирсков, «направлявшийся к реке по личному делу, задержал матерого жулика и рецидивиста».
В тот же день Федя встретил в буфете Зиночку. Она подошла к нему и смущенно сказала:
— Как вам не стыдно, Федя, вы не звонили мне целую вечность!».
Довлатов проявил благородство, завершив рассказ счастливым воссоединением Зиночки с несчастным Чирсковым.
«— Нет, — сказала Зиночка из параллельной группы, — мы останемся друзьями.
Студент Федя Чирсков печально вздохнул, опустил глаза, повернулся и пошел прочь.
«Теперь все ясно, — думал он, — пойду и утоплюсь».
То есть идеально было бы сначала утопиться, а потом прийти к той же Зиночке и сказать:
— Полюбуйся, что ты натворила, жестокая!
Но Федя знал: хотя подобная идея с незапамятных времен владела умами всех отвергнутых влюбленных, в полной мере осуществить ее никому почему-то не удавалось.
Федя направился к реке твердым, решительным шагом.
«Где бы тут как следует утопиться?» — думал он, проходя вдоль пожелтевших кустов орешника.
Выбрав место по душе, он скинул брюки, джемпер, носки и берет, еще раз помянул Зиночку укоризненным словом и ступил в ледяную воду.
— Бр-р, какой холод! — воскликнул он, потом пренебрег метеорологическим фактором и двинулся на середину реки.
Он шел и вспоминал те слова, которые произнесла Зиночка во время их последней встречи:
«Вы, Федя, человек неплохой, но какой-то обыкновенный. А я смогу полюбить лишь героя, совершившего подвиг».
«Нет, — подумал студент, — совершать подвиги не мой удел».
И он шагнул вперед.
Вода уже доходила Феде до подбородка, и юноша хотел было погрузиться навек в темные глубины, как вдруг услышал шум на берегу.
Он оглянулся.
Из кустов вышел незнакомец и медленно, воровски озираясь, направился к Фединой одежде. Вот он схватил Федины брюки и так же медленно повернул обратно.
— Мои единственные брюки! — возмущенно крикнул Федя. — Положи назад, негодяй!
Вор сорвался с места и побежал. Федя, поднимая фонтаны брызг, кинулся за ним.
Вор бежал с огромной скоростью. Брюки развевались по ветру. Но ледяная ванна придавала Феде силы. Он настигал.
Вдруг из-за поворота выехал на мотоцикле старшина милиции Севостьянов, который давно уже следил за вором. Он поставил машину поперек дороги, расстегнул кобуру и громовым голосом воскликнул:
— Брюки вверх!
И в этот миг Федя Чирсков схватил прохвоста за шиворот.
А еще через минуту они мчались на мотоцикле в районное отделение милиции. Вор сидел в коляске, плакал и божился:
— Я ведь их только почистить хотел, отутюжить и вернуть.
На следующий день в газете появилась заметка под рубрикой «Так поступают студенты газотопливного техникума». В ней было сказано, что Федя Чирсков, «направлявшийся к реке по личному делу, задержал матерого жулика и рецидивиста».
В тот же день Федя встретил в буфете Зиночку. Она подошла к нему и смущенно сказала:
— Как вам не стыдно, Федя, вы не звонили мне целую вечность!».
Довлатов проявил благородство, завершив рассказ счастливым воссоединением Зиночки с несчастным Чирсковым.
Telegram
ЗДЕСЬ БЫЛ МАЙК
Чирсков, как я уже ранее писал, был влюблён в Асю Пекуровскую, первую красавицу Ленинграда и будущую первую жену Довлатова. И Пекуровская, и Довлатов часто бывали дома у Чирскова, в роскошной квартире в доме Адамини, что у Марсова поля (Чирсков-старший был…
Из книжки Кушнира о Майке (записано со слов Алексея Рыбина):
«Майк был первым и последним, кто послал на х.. Невзорова. Когда только появилась программа «600 секунд», весь город сходил с ума от ведущего Невзорова. Тогда «Зоопарк» с «Нолем» играли концерт в ленинградском цирке, это было очень важное мероприятие, потому что до этого Майк играл только в провинции. И тут приезжает бригада «600 секунд» снимать сюжет о том, что рок победил коммунизм и при этом разлагает христианскую молодежь — Невзоров любил такой подход. Майк стоит на сцене, у него саундчек, а Невзоров начинает ставить свет и орать командным голосом — на что Майк громко говорит ему в микрофон: «Слушай, иди отсюда на х…!»
Невзоров начал вопить, что он тут работает и не надо ему мешать. На это Майк громко повторил: «Иди на х…, это я здесь работаю, а ты мне мешаешь!» Невзоров ретировался…».
«Майк был первым и последним, кто послал на х.. Невзорова. Когда только появилась программа «600 секунд», весь город сходил с ума от ведущего Невзорова. Тогда «Зоопарк» с «Нолем» играли концерт в ленинградском цирке, это было очень важное мероприятие, потому что до этого Майк играл только в провинции. И тут приезжает бригада «600 секунд» снимать сюжет о том, что рок победил коммунизм и при этом разлагает христианскую молодежь — Невзоров любил такой подход. Майк стоит на сцене, у него саундчек, а Невзоров начинает ставить свет и орать командным голосом — на что Майк громко говорит ему в микрофон: «Слушай, иди отсюда на х…!»
Невзоров начал вопить, что он тут работает и не надо ему мешать. На это Майк громко повторил: «Иди на х…, это я здесь работаю, а ты мне мешаешь!» Невзоров ретировался…».
Концерт, о котором идет речь, случился в цирке на Фонтанке 2 февраля 1989 года. Я там был (к нам пристали гопники на мосту Белинского - «На концерт идете? Билеты гоните». Пришлось нам с дружком прикинуться ветошью: «Концерт? Какой концерт?»). Звук был плохой, «Зоопарк» мне тогда не понравился.
Не знаю, попал ли Майк в итоге «600 секунд» - выпуск за 2 февраля найти не удалось. Так же как и запись концерта, хотя она точно была.
Из интервью Кушнира: «…Я брал интервью у одного фотографа. …Оказалось, во время концерта "Зоопарка" в цирке… он зашел в радиорубку, воткнул штекер в пульт и сделал фактически студийную запись. И никто про это не знал».
Зато есть несколько фото. И то хорошо.
Не знаю, попал ли Майк в итоге «600 секунд» - выпуск за 2 февраля найти не удалось. Так же как и запись концерта, хотя она точно была.
Из интервью Кушнира: «…Я брал интервью у одного фотографа. …Оказалось, во время концерта "Зоопарка" в цирке… он зашел в радиорубку, воткнул штекер в пульт и сделал фактически студийную запись. И никто про это не знал».
Зато есть несколько фото. И то хорошо.
Писатель Алексей Толстой был тем ещё троллем.
В 1931 году Бернард Шоу приехал в Ленинград. Встречали его пышно и развлекали по полной программе. Толстой был среди встречающих и тоже веселился как мог.
«Возили его (Шоу) по городу.
Когда мы проезжали по Казанской, кажется, улице (а может быть, по Гороховой), Толстой вдруг указал на один из домов:
— Здесь Раскольников убил старуху.
Ничего подобного. Не тот дом. Пришлось остановиться. Шоу осматривал дом, ходил по лестницам. Луначарский был очень шокирован, — но не возражал. Не затевать же спор! А Толстой, виновник всего этого, был весьма доволен своей выдумкой, ухмылялся. Он успел за день сильно выпить».
Из воспоминаний писателя Михаила Слонимского.
В 1931 году Бернард Шоу приехал в Ленинград. Встречали его пышно и развлекали по полной программе. Толстой был среди встречающих и тоже веселился как мог.
«Возили его (Шоу) по городу.
Когда мы проезжали по Казанской, кажется, улице (а может быть, по Гороховой), Толстой вдруг указал на один из домов:
— Здесь Раскольников убил старуху.
Ничего подобного. Не тот дом. Пришлось остановиться. Шоу осматривал дом, ходил по лестницам. Луначарский был очень шокирован, — но не возражал. Не затевать же спор! А Толстой, виновник всего этого, был весьма доволен своей выдумкой, ухмылялся. Он успел за день сильно выпить».
Из воспоминаний писателя Михаила Слонимского.