В 1935-м ленинградский журнал «Литературный современник» напечатал два стихотворения Владимира Лившица. Это был его дебют.
И все бы ничего, но в редакции перепутали и напечатали оба стишка (совершенно разные и по теме, и по размеру) как один.
Лившиц, разумеется, в отчаянии. Но происходит странное: никто не задает вопросы, не удивляется, напротив, автора поздравляют и хвалят.
«Я получаю первый урок: читающая публика подчас дура», - вспоминал Лившиц.
Для справки: Владимир Лившиц - приятель Ахматовой (и не только), отец Льва Лосева (тоже прекрасного поэта, друга Бродского). Автор детских книжек, текстов песен к фильмам типа «Карнавальная ночь» и создатель литературной мистификации «Джемс Клиффорд» (об этом в другой раз). Взрослые стихи Лившица тоже хороши, особенно мне нравится
«Мотоциклет
Проспектом Газа,
На повороте накренясь...».
И все бы ничего, но в редакции перепутали и напечатали оба стишка (совершенно разные и по теме, и по размеру) как один.
Лившиц, разумеется, в отчаянии. Но происходит странное: никто не задает вопросы, не удивляется, напротив, автора поздравляют и хвалят.
«Я получаю первый урок: читающая публика подчас дура», - вспоминал Лившиц.
Для справки: Владимир Лившиц - приятель Ахматовой (и не только), отец Льва Лосева (тоже прекрасного поэта, друга Бродского). Автор детских книжек, текстов песен к фильмам типа «Карнавальная ночь» и создатель литературной мистификации «Джемс Клиффорд» (об этом в другой раз). Взрослые стихи Лившица тоже хороши, особенно мне нравится
«Мотоциклет
Проспектом Газа,
На повороте накренясь...».
Мотоциклет
Проспектом Газа,
На повороте накренясь,
В асфальт швыряет клочья газа,
Узорной шиной метит грязь.
Ему заранее открыли
Проезд.
И, взрывами несом,
Он тарахтит.
И плещут крылья
Холодных луж под колесом.
Герой — в седле.
Глаза — в стекле.
Под ним, колеса в грязь вонзая,
Брыкается мотоциклет,
Вытягиваясь, как борзая.
Мне в спорах вечно не везет,
Но здесь,
Переходя на прозу,
Держу пари, что он везет
Бензином пахнущую розу!
Владимир Лившиц, 1935. Проспект Газа в Ленинграде - нынешний Старо-Петергофский.
Проспектом Газа,
На повороте накренясь,
В асфальт швыряет клочья газа,
Узорной шиной метит грязь.
Ему заранее открыли
Проезд.
И, взрывами несом,
Он тарахтит.
И плещут крылья
Холодных луж под колесом.
Герой — в седле.
Глаза — в стекле.
Под ним, колеса в грязь вонзая,
Брыкается мотоциклет,
Вытягиваясь, как борзая.
Мне в спорах вечно не везет,
Но здесь,
Переходя на прозу,
Держу пари, что он везет
Бензином пахнущую розу!
Владимир Лившиц, 1935. Проспект Газа в Ленинграде - нынешний Старо-Петергофский.
Анна Демьяненко, исполнительница роли Анны/Марии в «Господине оформителе», довольно давно перебралась в Штаты.
Там родила дочь Машу, которая теперь снимается в хоррорах.
Мама и дочь похожи так же, как и постеры их фильмов.
Превратности судьбы.
Там родила дочь Машу, которая теперь снимается в хоррорах.
Мама и дочь похожи так же, как и постеры их фильмов.
Превратности судьбы.
Не знаю, как у вас, а в Петербурге последние сутки вот так.
Смелов, Ведерников, Добужинский, Богданов, Любимова, Гагарина, Каплан.
Смелов, Ведерников, Добужинский, Богданов, Любимова, Гагарина, Каплан.
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Вид из окна комнаты, в которой жил и умер Майк Науменко.
Дебют Курехина в качестве кинокомпозитора случился в 1985-м, на ленте Сокурова (в компании "Аквариума"), а вторым его фильмом была короткометражка «Счастливо оставаться», вышедшая в 1987-м. Музыку к этой спортивной драме Курехин записал с помощью киношников - Каспаряна, Тихомирова и Гурьянова, и есть у меня подозрение, что для этой троицы «Счастливо оставаться» стал первым опытом такого рода.
1987 год, Цой на съемках «Иглы» в Алма-Ате; оставшиеся музыканты, чтобы чем-то себя занять, делают проект с «Новыми композиторами» ну и халтурят в кино.
В «Счастливо оставаться» музыки мало, буквально два-три коротких фрагмента: типа тяжелый рок в эпизоде с какими-то гопниками на мотоциклах и душевный медляк в финале.
Каспаряновская гитара все равно узнаваема.
PS. Указанный в титрах курехинский семплер Prophet - тот самый, что киношники использовали и при записи «Группы крови».
1987 год, Цой на съемках «Иглы» в Алма-Ате; оставшиеся музыканты, чтобы чем-то себя занять, делают проект с «Новыми композиторами» ну и халтурят в кино.
В «Счастливо оставаться» музыки мало, буквально два-три коротких фрагмента: типа тяжелый рок в эпизоде с какими-то гопниками на мотоциклах и душевный медляк в финале.
Каспаряновская гитара все равно узнаваема.
PS. Указанный в титрах курехинский семплер Prophet - тот самый, что киношники использовали и при записи «Группы крови».
В ресторане играли танго - это верхний этаж отеля,
и хрустальных рюмок огранка
влагой жизненной запотела.
Растворялись
белые ночи
в «Ркацетели»-«Напареули»,
жизнь была длинней
и короче,
чем поставленное
на ходули
время поздних пятидесятых
в Елисеевском магазине,
где фарцовщиков волосатых
еще не было
и в помине.
Ведь они
появились позже,
когда финны
рванули в Питер,
и бродили
в пекарне дрожжи,
на «Ленфильме»
горел «юпитер».
Авербах и Герман сидели
в просмотровом
вонючем зале,
и стекали по акварели
слезы женские,
и ворчали
старики в комитетах ЖЭКов,
и балтийские пароходы
на доступных
питерских реках
якоря опускали в воды.
«Беломор» мы
тогда курили,
«Жигулевское»
пили пиво,
до рассвета мы говорили,
загорали мы у залива.
И глядели в пустое небо
сквозь кумач
линялого флага,
и не ели чужого хлеба,
не просили чужого блага.
Но когда мосты разводили,
ждали мы у Невы
на Дворцовой
часа, года и века
или возвращались
к пыли дворовой.
Евгений Рейн.
и хрустальных рюмок огранка
влагой жизненной запотела.
Растворялись
белые ночи
в «Ркацетели»-«Напареули»,
жизнь была длинней
и короче,
чем поставленное
на ходули
время поздних пятидесятых
в Елисеевском магазине,
где фарцовщиков волосатых
еще не было
и в помине.
Ведь они
появились позже,
когда финны
рванули в Питер,
и бродили
в пекарне дрожжи,
на «Ленфильме»
горел «юпитер».
Авербах и Герман сидели
в просмотровом
вонючем зале,
и стекали по акварели
слезы женские,
и ворчали
старики в комитетах ЖЭКов,
и балтийские пароходы
на доступных
питерских реках
якоря опускали в воды.
«Беломор» мы
тогда курили,
«Жигулевское»
пили пиво,
до рассвета мы говорили,
загорали мы у залива.
И глядели в пустое небо
сквозь кумач
линялого флага,
и не ели чужого хлеба,
не просили чужого блага.
Но когда мосты разводили,
ждали мы у Невы
на Дворцовой
часа, года и века
или возвращались
к пыли дворовой.
Евгений Рейн.
«Два огромных, розовых, бородатых, мужиковатых атланта, подпирающих дряхлый балкон дома № 11 по нашему Саперному переулку. Они почти близнецы. Но — один стоит почему-то в зашнурованных ботинках, а другой — босой, с голыми пальцами. Как же объяснить всем, что это — смешно, во всяком случае — странно, об этом стоит задуматься, ну хотя бы — посмотреть! Я слышу свой прерывающийся голос, относимый ветром. Помню свои горячечные жесты — и смешки публики — те ли самые, которых я так жаждал, или — холодные, издевательские? Я даже не успеваю понять, что именно было, — и то и другое непосильно для моей незакаленной души. Я страдаю не из-за них — из-за себя: зачем я решился, вылез на позор — что вытащило меня?».
Пассаж из книжки Попова «Горящий рукав», где автор вспоминает свое детство. Воспоминания нуждаются в корректировке - атланты подпирают балкон дома номер 13, а не 11. Все остальное верно: один - босой, другой - в обуви. Почему - вопрос. Но смотрится занятно.
Пассаж из книжки Попова «Горящий рукав», где автор вспоминает свое детство. Воспоминания нуждаются в корректировке - атланты подпирают балкон дома номер 13, а не 11. Все остальное верно: один - босой, другой - в обуви. Почему - вопрос. Но смотрится занятно.