This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Это все так прекрасно, что не удержаться, извините.
Ещё зима.
Припомнить, так меня
в поэты посвящали
не потери:
ночных теней
неслышная возня,
от улицы протянутая
к двери.
Полно теней. Так бело
за окном, как обморок
от самоисступленья,
твои шаги, прибитые
к ступеням,
твою печаль
отпразднуем вином.
Так душен снег. Уходят облака одно в другом,
за дикие ограды.
О эта ночь сплошного снегопада!
Так оторвись
от тихого стекла!
Троллейбусы уходят дребезжа.
Вот комната,
а вдруг она – душа?
Леонид Аронзон, 1960.
Ещё зима.
Припомнить, так меня
в поэты посвящали
не потери:
ночных теней
неслышная возня,
от улицы протянутая
к двери.
Полно теней. Так бело
за окном, как обморок
от самоисступленья,
твои шаги, прибитые
к ступеням,
твою печаль
отпразднуем вином.
Так душен снег. Уходят облака одно в другом,
за дикие ограды.
О эта ночь сплошного снегопада!
Так оторвись
от тихого стекла!
Троллейбусы уходят дребезжа.
Вот комната,
а вдруг она – душа?
Леонид Аронзон, 1960.
Александр Грин ни разу не был похож на романтических героев своих книг. Вот эпизод (не единственный такого рода), рассказанный Ефимом Зозулей.
«Лично я был свидетелем сценки в кафе «Бристоль», где Александр Степанович обращался с просьбой к знакомым и незнакомым посетителям купить ему стакан кофе и пирожок.
Он делал при этом опять-таки умоляющие гримасы, говорил, что ничего не ел с утра, и т. д.
Его знали в этом кафе, и как-то не находилось желающего угостить Грина.
Посидев немного после последнего отказа,
Грин подозвал официанта, достал из бокового кармана солидную пачку денег и заказал какие-то изысканные дорогие блюда, дорогое вино, коньяк…
От какого одиночества, от какой горчайшей тоски, от какого лютого отчаяния развлекался подобным способом Грин?».
«Бристоль» располагался на углу Проспекта 25 октября и Надеждинской (Невского и улицы Маяковского).
«Лично я был свидетелем сценки в кафе «Бристоль», где Александр Степанович обращался с просьбой к знакомым и незнакомым посетителям купить ему стакан кофе и пирожок.
Он делал при этом опять-таки умоляющие гримасы, говорил, что ничего не ел с утра, и т. д.
Его знали в этом кафе, и как-то не находилось желающего угостить Грина.
Посидев немного после последнего отказа,
Грин подозвал официанта, достал из бокового кармана солидную пачку денег и заказал какие-то изысканные дорогие блюда, дорогое вино, коньяк…
От какого одиночества, от какой горчайшей тоски, от какого лютого отчаяния развлекался подобным способом Грин?».
«Бристоль» располагался на углу Проспекта 25 октября и Надеждинской (Невского и улицы Маяковского).
Картинки с выставки в Мраморном. 220 работ, Три десятка художников, в основном москвичей, от Зверева и Немухина до Рабина и Мастерковой. Плюс наши Рухин и Михнов-Войтенко. Выставка хороша. Прекрасно оформлена.
А рассматривать вблизи работы Михнова и Рухина (см последние две) отдельная радость: в очередной раз убеждаешься, что все это дело нужно видеть живьем.
Не пропустите.
А рассматривать вблизи работы Михнова и Рухина (см последние две) отдельная радость: в очередной раз убеждаешься, что все это дело нужно видеть живьем.
Не пропустите.
В час, когда
юные жены сбегаются
к шумному рынку
трудолюбивым мужьям свежего мяса купить,
в люльке высоко поет маляр
в пестрогрязной
одежде,
с кистью тяжелой
в руке и с папиросой
в зубах.
Свежий в июльской жаре идет белозубый квартальный,
робко глядит
наркоман на предержащего власть.
Пьяный под вывеской «Тир»
с закрытыми плачет глазами,
а человек из авто
долго глядит на него.
Можно увидеть меня быстро идущим проспектом.
Рот мой брезгливо
надут,
в глазах социальная грусть.
Я направляюсь в кафе, похмельным синдромом объятый,
стоя как лошадь в углу, кофе с приятелем пить.
Евгений Вензель.
Кафе - это о "Сайгоне" речь.
юные жены сбегаются
к шумному рынку
трудолюбивым мужьям свежего мяса купить,
в люльке высоко поет маляр
в пестрогрязной
одежде,
с кистью тяжелой
в руке и с папиросой
в зубах.
Свежий в июльской жаре идет белозубый квартальный,
робко глядит
наркоман на предержащего власть.
Пьяный под вывеской «Тир»
с закрытыми плачет глазами,
а человек из авто
долго глядит на него.
Можно увидеть меня быстро идущим проспектом.
Рот мой брезгливо
надут,
в глазах социальная грусть.
Я направляюсь в кафе, похмельным синдромом объятый,
стоя как лошадь в углу, кофе с приятелем пить.
Евгений Вензель.
Кафе - это о "Сайгоне" речь.