Дом на углу Литейного и Некрасова (нумерация - Литейный, 38).
На первом этаже с 1973 года находилась столовая №14, по сути кафе, - то самое, что группа «Аквариум» назвала «Аббатской дорогой».
Гуницкий:
«Аквариум» и его компания искали свой частный, камерный уголок, и в результате нашли небольшую кафешку на углу Литейного проспекта и улицы Некрасова. Назвали ее Abbey Road…
Некоторое время там, в «Аббатской дороге», принципиально собиралась вся аквариумная группировка, так была предпринята слабая попытка мелкой оппозиции Сайгону. Правда, Сайгон все равно победил».
Ну мы помним это:
«Ушла «Аббатская дорога»
Ушли «Орбита» и «Сайгон»
Нам остается так немного
От наших сказочных времен».
Двадцать лет спустя, в 2004-м, в этом же доме поселился Георгий Гурьянов.
Большая квартира на четвертом этаже (вход в подъезд с Литейного - на фото он виден) стала его последним место жительства. Там же Гурьянов и умер в июле 2013-го.
На первом этаже с 1973 года находилась столовая №14, по сути кафе, - то самое, что группа «Аквариум» назвала «Аббатской дорогой».
Гуницкий:
«Аквариум» и его компания искали свой частный, камерный уголок, и в результате нашли небольшую кафешку на углу Литейного проспекта и улицы Некрасова. Назвали ее Abbey Road…
Некоторое время там, в «Аббатской дороге», принципиально собиралась вся аквариумная группировка, так была предпринята слабая попытка мелкой оппозиции Сайгону. Правда, Сайгон все равно победил».
Ну мы помним это:
«Ушла «Аббатская дорога»
Ушли «Орбита» и «Сайгон»
Нам остается так немного
От наших сказочных времен».
Двадцать лет спустя, в 2004-м, в этом же доме поселился Георгий Гурьянов.
Большая квартира на четвертом этаже (вход в подъезд с Литейного - на фото он виден) стала его последним место жительства. Там же Гурьянов и умер в июле 2013-го.
Forwarded from ЗДЕСЬ БЫЛ МАЙК
Нина Ургант познакомилась с Владимиром Высоцким на съемках фильма "Мы родом из детства" (1966). Они подружились - приезжая в Ленинград, Высоцкий часто бывал у актрисы в гостях, в ее квартире на Римского-Корсакова, 51.
«Однажды он звонит:
— Нина, можешь принять меня с гостями?
— А с кем?
— Ну, увидишь, я хочу попеть!
— Ну конечно, приходите!
Я посадила гостей за стол, заварила классный чай, купила пряников.
Володя вошел, а за ним 10 девиц. Очаровательных молодых женщин, от которых пахло французскими духами "Шанель".
В сережках и колечках, в бриллиантиках, изумительно, шикарно одетых, мне бы в жизни так не нарядиться.
Я подумала: "Наверное, дочки генералов или послов".
Он стал им петь. Володя пел им часа два или три, а когда красавицы ушли, я спросила его: "Что это за очаровательные женщины? Кто они?!" Володя улыбнулся и так невозмутимо: "Проститутки с Невского...".
«Однажды он звонит:
— Нина, можешь принять меня с гостями?
— А с кем?
— Ну, увидишь, я хочу попеть!
— Ну конечно, приходите!
Я посадила гостей за стол, заварила классный чай, купила пряников.
Володя вошел, а за ним 10 девиц. Очаровательных молодых женщин, от которых пахло французскими духами "Шанель".
В сережках и колечках, в бриллиантиках, изумительно, шикарно одетых, мне бы в жизни так не нарядиться.
Я подумала: "Наверное, дочки генералов или послов".
Он стал им петь. Володя пел им часа два или три, а когда красавицы ушли, я спросила его: "Что это за очаровательные женщины? Кто они?!" Володя улыбнулся и так невозмутимо: "Проститутки с Невского...".
Рукопись одной из ранних (и первых) песен Майка Науменко. 1975 год (фото из книги Кушнира "Бегство из зоопарка").
Вот последний вальс и окончен
И все люди спешат домой
Нам же некуда торопиться
Эта ночь лишь для нас с тобой.
И Луна улыбается с неба
Звёзды шепчут сквозь шум ветвей
Пусть все дети танцуют буги
Это - буги для всех детей.
И кометы летают по небу
Звёзды падают на меня
И у нас есть буханка хлеба
И бутылка сухого вина.
Тишина покорила город
В синем парке поёт соловей
Пусть все дети танцуют буги
Это буги для всех детей.
Мы споём нашу тихую песню
Звёзды с радостью подпоют
Мы пройдём по вишнёвым аллеям
К саду ста тысячи будд
Лев и Дева нам машут руками
Во весь голос кричит Водолей
Пусть все дети танцуют буги
Это буги для всех детей
Это счастье, я кажется, плачу
Так возьми же его, не разбей
Не могло это быть иначе
Ведь – это буги для всех детей
Это – буги для всех детей.
Вот последний вальс и окончен
И все люди спешат домой
Нам же некуда торопиться
Эта ночь лишь для нас с тобой.
И Луна улыбается с неба
Звёзды шепчут сквозь шум ветвей
Пусть все дети танцуют буги
Это - буги для всех детей.
И кометы летают по небу
Звёзды падают на меня
И у нас есть буханка хлеба
И бутылка сухого вина.
Тишина покорила город
В синем парке поёт соловей
Пусть все дети танцуют буги
Это буги для всех детей.
Мы споём нашу тихую песню
Звёзды с радостью подпоют
Мы пройдём по вишнёвым аллеям
К саду ста тысячи будд
Лев и Дева нам машут руками
Во весь голос кричит Водолей
Пусть все дети танцуют буги
Это буги для всех детей
Это счастье, я кажется, плачу
Так возьми же его, не разбей
Не могло это быть иначе
Ведь – это буги для всех детей
Это – буги для всех детей.
Похоже, кафе поэтов на Полтавской прикрыли деятели из местного Союза писателей.
В декабре 1963 года в СП прошло очередное заседание, посвящённое кампании против Бродского. Статья «Окололитературный трутень» уже вышла, требовалось подкинуть дров в эту историю.
Вот выдержки из протокола заседания:
«В категорической форме согласиться с мнением прокурора о предании общественному суду И.Бродского. Имея в виду антисоветские высказывания Бродского… просить Прокурора возбудить против Бродского и его «друзей» уголовное дело».
Ну и чтобы два раза не вставать, там же: «Просить Горком ВЛКСМ вместе с Лен. Отделением Союза писателей ознакомиться с деятельностью кафе поэтов». В 1964-м кафе прикрыли.
И кстати. В заседании участвовал (среди прочих) и выступал писатель Гранин. Остальные имена уже не так известны. Хотя, например, поэт Олег Шестинский позже попал в довлатовское «Соло на Ундервуде». Помните: «У поэта Шестинского была такая строчка: «Она нахмурила свой узенький лобок…»
В декабре 1963 года в СП прошло очередное заседание, посвящённое кампании против Бродского. Статья «Окололитературный трутень» уже вышла, требовалось подкинуть дров в эту историю.
Вот выдержки из протокола заседания:
«В категорической форме согласиться с мнением прокурора о предании общественному суду И.Бродского. Имея в виду антисоветские высказывания Бродского… просить Прокурора возбудить против Бродского и его «друзей» уголовное дело».
Ну и чтобы два раза не вставать, там же: «Просить Горком ВЛКСМ вместе с Лен. Отделением Союза писателей ознакомиться с деятельностью кафе поэтов». В 1964-м кафе прикрыли.
И кстати. В заседании участвовал (среди прочих) и выступал писатель Гранин. Остальные имена уже не так известны. Хотя, например, поэт Олег Шестинский позже попал в довлатовское «Соло на Ундервуде». Помните: «У поэта Шестинского была такая строчка: «Она нахмурила свой узенький лобок…»
Telegram
ЗДЕСЬ БЫЛ МАЙК
«Сайгон» не был первым кафе в Ленинграде, где собирались люди искусства. Начало «кафейному периоду русской литературы» (по выражению Кузьминского - именно так, «кАфейному») положило заведение на Полтавской, 1.
Известное как «Кафе поэтов», оно появилось,…
Известное как «Кафе поэтов», оно появилось,…
Forwarded from ЗДЕСЬ БЫЛ МАЙК
«Жил он в Автово. Район это был "веселый" до конца 60-х годов. Стоял как-то Женя под фонарем в сереньком китайском плаще и прикуривал сигарету. Подъехала машина, кто-то приложил Жене пистолетной рукояткой по куполу и машина уехала. Когда через месяц Женя выписался из больницы с заросшим черепом, к нему подсел на скамеечку деятель и сказал: "Ты уж извини, друг! Другому причиталось, он за пять минут до тебя под тем фонарем стоял. Ошибочка вышла."
Это поэт Кузьминский о поэте Епифанове. Впрочем, тут важнее сама характеристика Автово. Румяные фото проспекта Стачек тех пор прилагаю для контраста.
Это поэт Кузьминский о поэте Епифанове. Впрочем, тут важнее сама характеристика Автово. Румяные фото проспекта Стачек тех пор прилагаю для контраста.
Forwarded from петербурговед
📍Адрес: Невский пр., д. 28 — «Дом книги»
О «Доме книги» 1930-х вспоминает Марина Дурново, жена Даниила Хармса:
«Даня иногда брал меня с собой, когда шел в Дом книги. Там, у Маршака, он бывал часто.
Один раз, когда я пошла с ним, я поднялась наверх, где помещалась редакция. И мне дали посмотреть альбом Шагала, но только чтобы никто об этом не знал, потому что он был запрещенный художник. И я влюбилась в него на всю жизнь. Мне позволили посмотреть альбомы и других художников.
Кажется, именно в тот раз, когда меня пустили наверх, кто-то снял Даню на балконе Дома книги, у меня сохранилась эта фотография».
Источник: Глоцер В. Марина Дурново. Мой муж Даниил Хармс. М., 2015. С. 58—59.
Фото: Левин Г. (?). Даниил Хармс на балконе «Дома книги», 1930-е.
О «Доме книги» 1930-х вспоминает Марина Дурново, жена Даниила Хармса:
«Даня иногда брал меня с собой, когда шел в Дом книги. Там, у Маршака, он бывал часто.
Один раз, когда я пошла с ним, я поднялась наверх, где помещалась редакция. И мне дали посмотреть альбом Шагала, но только чтобы никто об этом не знал, потому что он был запрещенный художник. И я влюбилась в него на всю жизнь. Мне позволили посмотреть альбомы и других художников.
Кажется, именно в тот раз, когда меня пустили наверх, кто-то снял Даню на балконе Дома книги, у меня сохранилась эта фотография».
Источник: Глоцер В. Марина Дурново. Мой муж Даниил Хармс. М., 2015. С. 58—59.
Фото: Левин Г. (?). Даниил Хармс на балконе «Дома книги», 1930-е.
Forwarded from Минутка транспортного искусства
Эдвард Выржиковский "Ленинград. На Неве летом" (1975)
Наталья Шанько - о Хармсе:
«Что у него мютерхен стояла, вы знаете? Он выдумал, что во дворе стоит кукла, что ли, кукла-статуя его старушки, около его двери.
Каждый раз, подходя к своей двери, он здоровался с ней по-немецки: «Гутен таг, мютерхен!».
А уходя, прощался: «Ауфвидерзейн, мютерхен!»— в зависимости от времени дня.
Непременно по-немецки. Вы же знаете, что он окончил Петершуле?.. Потом он решил, что эта старушка уже умерла, и они с Введенским там же во дворе ее похоронили.
Взяли ящичек, сделали вид, что ее туда кладут, и зарыли. Всё это была игра».
«Что у него мютерхен стояла, вы знаете? Он выдумал, что во дворе стоит кукла, что ли, кукла-статуя его старушки, около его двери.
Каждый раз, подходя к своей двери, он здоровался с ней по-немецки: «Гутен таг, мютерхен!».
А уходя, прощался: «Ауфвидерзейн, мютерхен!»— в зависимости от времени дня.
Непременно по-немецки. Вы же знаете, что он окончил Петершуле?.. Потом он решил, что эта старушка уже умерла, и они с Введенским там же во дворе ее похоронили.
Взяли ящичек, сделали вид, что ее туда кладут, и зарыли. Всё это была игра».
Люди ленинградской культуры. Фото Едыге Ниязова.
“Кино". Васин. "Ноль". Новиков. Гурьянов. Модельер Гончаров. Иван Сотников. Каспарян. "Дурное влияние".
#вобъективе
“Кино". Васин. "Ноль". Новиков. Гурьянов. Модельер Гончаров. Иван Сотников. Каспарян. "Дурное влияние".
#вобъективе