Квартира номер 17 на пятом этаже - родительская, там Авербах жил в детстве и юности. Вот цитата из воспоминаний Эйбы Норкуте.
«В отличие от родительских комнат, стены которых были украшены гравюрами, плакетками, акварельными рисунками, картинками бисерного шитья, комната Ильи носила спартанский характер. Письменный стол, венский стул, железная кровать, тахта под вытертым ковром, книжная полка, некое подобие комода и голые стены.
В углу стояла круглая, обшитая металлическим крашеным листом печка, в которой было так славно сжигать неудавшиеся опусы. Единственным украшением комнаты был вид из окна на звонницу Земцовской церкви, стоящей на углу улиц Белинского и Моховой. В этой десятиметровой комнате могли разместиться с десяток людей.
В ней разговаривали, ели котлетки, пили сухое вино и читали стихи.
В ней перебывали многие, но постоянными гостями были Женя Рейн, Толя Найман, Дима Бобышев, Ося Бродский. Приходил Виктор Голявкин, был Толя Гладилин, бывали Миша Еремин и Додик Шраэр, какой-то поэт-милиционер Кондратьев, Сережа Вольф….
Никто из наших гостей тогда не публиковался, все они очень нуждались если не в читателях, то хотя бы в слушателях».
«В отличие от родительских комнат, стены которых были украшены гравюрами, плакетками, акварельными рисунками, картинками бисерного шитья, комната Ильи носила спартанский характер. Письменный стол, венский стул, железная кровать, тахта под вытертым ковром, книжная полка, некое подобие комода и голые стены.
В углу стояла круглая, обшитая металлическим крашеным листом печка, в которой было так славно сжигать неудавшиеся опусы. Единственным украшением комнаты был вид из окна на звонницу Земцовской церкви, стоящей на углу улиц Белинского и Моховой. В этой десятиметровой комнате могли разместиться с десяток людей.
В ней разговаривали, ели котлетки, пили сухое вино и читали стихи.
В ней перебывали многие, но постоянными гостями были Женя Рейн, Толя Найман, Дима Бобышев, Ося Бродский. Приходил Виктор Голявкин, был Толя Гладилин, бывали Миша Еремин и Додик Шраэр, какой-то поэт-милиционер Кондратьев, Сережа Вольф….
Никто из наших гостей тогда не публиковался, все они очень нуждались если не в читателях, то хотя бы в слушателях».
Эта картина, датированная 1937 годом - авторства Алисы Порет, ученицы Петрова-Водкина и Филонова, подруги Хармса. На картине - семейство Авербахов; младенец посередине - будущий кинорежиссер.
Его отец Александр Авербах - бывший актер, после - управленец на хороших должностях. Мать, Ксения Стракач (в первом браке - Куракина) - звезда ленинградской эстрады в 30-е, актриса, чтец, преподавала в Театральном институте (что находился в ста метрах от их дома).
Его отец Александр Авербах - бывший актер, после - управленец на хороших должностях. Мать, Ксения Стракач (в первом браке - Куракина) - звезда ленинградской эстрады в 30-е, актриса, чтец, преподавала в Театральном институте (что находился в ста метрах от их дома).
Александр Авербах, Илья Авербах (отец и сын очень похожи).
На третьем фото - режиссёр с мамой (в следующей их квартире - на Подрезова).
На третьем фото - режиссёр с мамой (в следующей их квартире - на Подрезова).
Старики и дети на снимках ленинградских фотографов (Подгорков, Китаев, Богданов, Снигиревская).
#вобъективе
#вобъективе
Один из потерянных ленинградских писателей - Генрих Шеф. Родившийся в 1937-и, Шеф занимался в литобъединениях, был знаком с Битовым, Арьевым, Марамзиным.
Игорь Ефимов говорил в 1998-м: «Был писатель в Ленинграде, которого необычайно высоко ценили и до сих пор ценим не только я и Марамзин, но и Андрей Битов, и несколько других человек. Его звали Генрих Шеф. Это писатель кафкианского направления и, я бы сказал, кафкианского уровня. Моя издательская мечта - издать том избранного Генриха Шефа. Он оставил очень большое наследие, там около тысячи страниц. Это был писатель чувствительности такой, что он нормальнее всех прореагировал на советскую ситуацию - он сошел с ума. У него началась настоящая мания преследования, он прожил с ней последние годы».
Единственная прижизненная публикация Шефа - сборник «Записки совсем молодого инженера» , изданная в 1968 году. Книжку можно найти и прочитать в Сети. Это пронзительная, странная проза.
Вот фрагмент рассказа «Ребёнок».
«Отец приехал и забирает свои вещи. Мама говорит ему «вы». Каша на кухне, которую она сейчас варит, начинает подгорать. Я мешаю кашу и убавляю огонь.
— Вот, папа приехал. Сейчас ты его кашей накормишь, — говорят соседки.
— Да, — говорю я. Но они не знают еще, что случилось.
Он берет свою круглую железную коробку, где лежит трубка. Берет справочники с полки. Еще — один хороший чемодан. Потом они что-то там говорят, он целует меня, говорит:
— До свиданья.
И вот тогда я слышу от мамы:
— Отец с нами жить больше не будет.
Я не знаю, как мне себя вести. Что делать? Я молчу. Может быть, надо заплакать? Скорее бы кончилось. Я стою и молчу. Мне не хочется плакать.
А тут Юркина голова влезает в дверь. Он видит всех нас и шепчет:
— Пошли на двор.
— До свиданья, — говорю я.
И убегаю».
В своём завещании Генрих Шеф запретил публикацию своих произведений «на территории, занимаемой ныне СССР». Его тексты хранятся в Петербурге у вдовы писателя.
Игорь Ефимов говорил в 1998-м: «Был писатель в Ленинграде, которого необычайно высоко ценили и до сих пор ценим не только я и Марамзин, но и Андрей Битов, и несколько других человек. Его звали Генрих Шеф. Это писатель кафкианского направления и, я бы сказал, кафкианского уровня. Моя издательская мечта - издать том избранного Генриха Шефа. Он оставил очень большое наследие, там около тысячи страниц. Это был писатель чувствительности такой, что он нормальнее всех прореагировал на советскую ситуацию - он сошел с ума. У него началась настоящая мания преследования, он прожил с ней последние годы».
Единственная прижизненная публикация Шефа - сборник «Записки совсем молодого инженера» , изданная в 1968 году. Книжку можно найти и прочитать в Сети. Это пронзительная, странная проза.
Вот фрагмент рассказа «Ребёнок».
«Отец приехал и забирает свои вещи. Мама говорит ему «вы». Каша на кухне, которую она сейчас варит, начинает подгорать. Я мешаю кашу и убавляю огонь.
— Вот, папа приехал. Сейчас ты его кашей накормишь, — говорят соседки.
— Да, — говорю я. Но они не знают еще, что случилось.
Он берет свою круглую железную коробку, где лежит трубка. Берет справочники с полки. Еще — один хороший чемодан. Потом они что-то там говорят, он целует меня, говорит:
— До свиданья.
И вот тогда я слышу от мамы:
— Отец с нами жить больше не будет.
Я не знаю, как мне себя вести. Что делать? Я молчу. Может быть, надо заплакать? Скорее бы кончилось. Я стою и молчу. Мне не хочется плакать.
А тут Юркина голова влезает в дверь. Он видит всех нас и шепчет:
— Пошли на двор.
— До свиданья, — говорю я.
И убегаю».
В своём завещании Генрих Шеф запретил публикацию своих произведений «на территории, занимаемой ныне СССР». Его тексты хранятся в Петербурге у вдовы писателя.
ЗДЕСЬ БЫЛ МАЙК
Один из потерянных ленинградских писателей - Генрих Шеф. Родившийся в 1937-и, Шеф занимался в литобъединениях, был знаком с Битовым, Арьевым, Марамзиным. Игорь Ефимов говорил в 1998-м: «Был писатель в Ленинграде, которого необычайно высоко ценили и до сих…
Ни одного фото Генриха Шефа я не нашёл. Только обложку его книги.
Отличное название - «Записки совсем молодого инженера». Вот это «совсем» сразу бросается в глаза и делает книжку заметной.
Отличное название - «Записки совсем молодого инженера». Вот это «совсем» сразу бросается в глаза и делает книжку заметной.