Елизавета Тиме.
Звезда Александринки, героиня дневников Блока и Ходасевича. Оба мусолили роман Тиме с Керенским.
«Керенский развелся с женой, а Тиме – с Никсом Качаловым, и Керенский венчался с Тиме в Романовском соборе в Царском селе», - записывает Блок расхожую сплетню.
«Знаете, Керенский перевез Тиме в Зимний Дворец и купается с ней в мраморной ванне» - это из дневника Ходасевича. Сама Елизавета Ивановна опровергала факт романа с Керенским и всю жизнь была замужем за Николаем Качаловым, тем самым Никсом из записнухи Блока (и его двоюродного брата, кстати говоря).
Тиме пережила и Блока, и Ходасевича. Умерла в 1968-м в преклонном возрасте.
Снятая годом раньше лента «День солнца и дождя» (ленинградский вариант «Я шагаю по Москве) стала ее последней киноролью (их, впрочем, немного).
Взгляните на эту прекрасную женщину. И фильм тоже посмотрите, он хорош.
Звезда Александринки, героиня дневников Блока и Ходасевича. Оба мусолили роман Тиме с Керенским.
«Керенский развелся с женой, а Тиме – с Никсом Качаловым, и Керенский венчался с Тиме в Романовском соборе в Царском селе», - записывает Блок расхожую сплетню.
«Знаете, Керенский перевез Тиме в Зимний Дворец и купается с ней в мраморной ванне» - это из дневника Ходасевича. Сама Елизавета Ивановна опровергала факт романа с Керенским и всю жизнь была замужем за Николаем Качаловым, тем самым Никсом из записнухи Блока (и его двоюродного брата, кстати говоря).
Тиме пережила и Блока, и Ходасевича. Умерла в 1968-м в преклонном возрасте.
Снятая годом раньше лента «День солнца и дождя» (ленинградский вариант «Я шагаю по Москве) стала ее последней киноролью (их, впрочем, немного).
Взгляните на эту прекрасную женщину. И фильм тоже посмотрите, он хорош.
Людмила Штерн в начале 60-х служила в какой-то геологической конторе, располагавшейся на нечетной стороне Литейного.
Во дворе (на фото) стоял стол для пинг-понга, и живший неподалеку Бродский регулярно приходил к Штерн - поиграть.
Однажды Штерн услышала шум во дворе и выглянув, увидела спорящих Бродского и Наймана. Градус спора быстро повышался.
«Бродский положил на стол ракетку, по-наполеоновски сложил руки на груди и плюнул Найману под ноги. Толя на секунду оцепенел, а затем ринулся вперед, пытаясь опрокинуть стол вместе с Иосифом.
Однако Бродский, обладая большей массой, крепко схватил Наймана за плечи и прижал его к столу.
Я кубарем скатилась с лестницы и подбежала к ним.
«Человек испытывает страх смерти, потому что он отчужден от Бога, - вопил Иосиф, стуча наймановской головой по столу. - Это результат нашей раздельности, покинутости и тотального одиночества. Неужели вы не можете понять такую элементарную вещь?».
Из книжки «Поэт без пьедестала».
Во дворе (на фото) стоял стол для пинг-понга, и живший неподалеку Бродский регулярно приходил к Штерн - поиграть.
Однажды Штерн услышала шум во дворе и выглянув, увидела спорящих Бродского и Наймана. Градус спора быстро повышался.
«Бродский положил на стол ракетку, по-наполеоновски сложил руки на груди и плюнул Найману под ноги. Толя на секунду оцепенел, а затем ринулся вперед, пытаясь опрокинуть стол вместе с Иосифом.
Однако Бродский, обладая большей массой, крепко схватил Наймана за плечи и прижал его к столу.
Я кубарем скатилась с лестницы и подбежала к ним.
«Человек испытывает страх смерти, потому что он отчужден от Бога, - вопил Иосиф, стуча наймановской головой по столу. - Это результат нашей раздельности, покинутости и тотального одиночества. Неужели вы не можете понять такую элементарную вещь?».
Из книжки «Поэт без пьедестала».
Кадр из «Начальника Чукотки» Мельникова, 1966 год. Вот эту Америку соорудили на проспекте Майорова (ныне Вознесенский).
Впрочем, яркие огни и веселая жизнь были и здесь: буквально в двух шагах от этого места шумел джаз (даже в исполнении самого Эллингтона) в кафе «Белые ночи».
Впрочем, яркие огни и веселая жизнь были и здесь: буквально в двух шагах от этого места шумел джаз (даже в исполнении самого Эллингтона) в кафе «Белые ночи».
"Однажды благонравная еврейская девушка, мечтавшая о большой любви, сочла Пти-Бориса подходящей кандидатурой.
Но когда через какое-то время ее подруга спросила, как развивается роман, она зарделась и доложила, что переспала с Борей один раз и больше этого делать ни за что не станет, ибо он ужасен.
Оказалось, что в перерыве между вполне респектабельными любовными процедурами Борис вдруг выскочил из постели и, приняв картинную позу, подходящую разве что для культуристского подиума, громко возгласил:
— А хорош ли, красив ли я? Согласись ведь, что я хорош!"
Наль Подольский о Борисе Смелове.
Но когда через какое-то время ее подруга спросила, как развивается роман, она зарделась и доложила, что переспала с Борей один раз и больше этого делать ни за что не станет, ибо он ужасен.
Оказалось, что в перерыве между вполне респектабельными любовными процедурами Борис вдруг выскочил из постели и, приняв картинную позу, подходящую разве что для культуристского подиума, громко возгласил:
— А хорош ли, красив ли я? Согласись ведь, что я хорош!"
Наль Подольский о Борисе Смелове.