Сегодня день памяти Олега Григорьева.
Когда я спросил Александра Флоренского, близко знавшего Григорьева, может ли дать ему характеристику в трех словах, он сказал «Нет, не могу». Что тоже характеристика.
Ниже - фрагменты воспоминаний Александра и Ольги Флоренских. Ну и иллюстрации Александра Олеговича к григорьевским текстам.
Одно окно у Олега было забито фанерой. Он любил рассказывать, как это окно по пьянке выбил «Володя Шагин», а потом позвал Олега к себе и говорит: «Выбей теперь ты у меня сколько хочешь окон».
Олег вспоминал, как был у поэта Кушнера и у того в рабочем кабинете фолианты до потолка. «Вот у него и стихи книжные, хоть и неплохие. А у меня из жизни».
Раз Олег зашёл ко мне в мастерскую сразу после Юргена Хартена, директора дюссельдорфского музея современного искусства — а на столе очень дорогой шотландский виски в немыслимой упаковке и иностранное печенье с шоколадом (всё из «Берёзки», принёс Хартен). По тем временам — роскошь нереальная. Олег пил виски и всё говорил: «Ты, наверное, так всегда живёшь, я просто тебя застукал».
У меня в мастерской сидел Олег. Зашли Рихард Васми с Валентином Громовым. Когда Олег ушёл, Рихард сказал: «Артистичный, похож на Альку» (имелся в виду Роальд Мандельштам). Думаю, что это была единственная встреча Рихарда и Олега.
В кухне Олега на Космонавтов газ горел всегда — хорошо помню полусгоревшую раскалённую решётку плиты.
Ольга Флоренская
Говорили с Олегом о стихах. Он сказал, что в стихотворении, будь оно длинным или коротким, обязательно должна присутствовать «сила удара» (тут он сделал энергичный жест руками). Если этого нет, то можно продолжать писать стихотворение до бесконечности и всё равно оно будет плохим и слабым.
Когда я спросил Александра Флоренского, близко знавшего Григорьева, может ли дать ему характеристику в трех словах, он сказал «Нет, не могу». Что тоже характеристика.
Ниже - фрагменты воспоминаний Александра и Ольги Флоренских. Ну и иллюстрации Александра Олеговича к григорьевским текстам.
Одно окно у Олега было забито фанерой. Он любил рассказывать, как это окно по пьянке выбил «Володя Шагин», а потом позвал Олега к себе и говорит: «Выбей теперь ты у меня сколько хочешь окон».
Олег вспоминал, как был у поэта Кушнера и у того в рабочем кабинете фолианты до потолка. «Вот у него и стихи книжные, хоть и неплохие. А у меня из жизни».
Раз Олег зашёл ко мне в мастерскую сразу после Юргена Хартена, директора дюссельдорфского музея современного искусства — а на столе очень дорогой шотландский виски в немыслимой упаковке и иностранное печенье с шоколадом (всё из «Берёзки», принёс Хартен). По тем временам — роскошь нереальная. Олег пил виски и всё говорил: «Ты, наверное, так всегда живёшь, я просто тебя застукал».
У меня в мастерской сидел Олег. Зашли Рихард Васми с Валентином Громовым. Когда Олег ушёл, Рихард сказал: «Артистичный, похож на Альку» (имелся в виду Роальд Мандельштам). Думаю, что это была единственная встреча Рихарда и Олега.
В кухне Олега на Космонавтов газ горел всегда — хорошо помню полусгоревшую раскалённую решётку плиты.
Ольга Флоренская
Говорили с Олегом о стихах. Он сказал, что в стихотворении, будь оно длинным или коротким, обязательно должна присутствовать «сила удара» (тут он сделал энергичный жест руками). Если этого нет, то можно продолжать писать стихотворение до бесконечности и всё равно оно будет плохим и слабым.
В 1990 году Сельянов представлял свой фильм «День ангела» на одном из фестивалей в Нью-Йорке. Его представили Довлатову, Сельянов позвал его вечером на показ.
«На что он мне, совершенно незнакомому человеку, с какой-то очень доверительной интонацией ответил: «Знаете, я не могу, я человек пьющий, жена
не поймет, если я вечером не вернусь домой вовремя, я ей обещал».
Собственно, эти знакомство и ограничилось.
«На что он мне, совершенно незнакомому человеку, с какой-то очень доверительной интонацией ответил: «Знаете, я не могу, я человек пьющий, жена
не поймет, если я вечером не вернусь домой вовремя, я ей обещал».
Собственно, эти знакомство и ограничилось.
Люди от звёзд
происходят,
Поэтому вертикально
и ходят.
Звёзды людей
притягивают,
Земля сплющивает,
А звёзды растягивают.
Локоть ушел в мякоть -
Торт превратился
в слякоть.
Мы разошлись
и как прежде
Спать я ложусь
в одежде.
Люди куда-то стоят
прямо, потом назад,
В подворотню, сквозь
дом,
В угол и снова кругом.
Мы проверили с другом:
Ни лавки, ни продавца.
Люди просто стоят
друг за другом
Без начала и без конца.
Жена подала мне яблоко
Размером с большой
кулак
Сломал пополам я
яблоко,
А в яблоке жирный
червяк
Одну половину выел
Другая чиста и цела
С червем половину я
выкинул
Другую жена взяла
И вдруг я отчетливо
вспомнил -
Это было когда-то
со мной:
И червь, и сад, и знойный
полдень
И дерево, и яблоко,
и я с женой.
С каждой секундой
Я старше и старше
Сам себя становлюсь.
Ужасно смешно мне
И весело страшно:
Что скоро я
остановлюсь.
Олег Григорьев.
происходят,
Поэтому вертикально
и ходят.
Звёзды людей
притягивают,
Земля сплющивает,
А звёзды растягивают.
Локоть ушел в мякоть -
Торт превратился
в слякоть.
Мы разошлись
и как прежде
Спать я ложусь
в одежде.
Люди куда-то стоят
прямо, потом назад,
В подворотню, сквозь
дом,
В угол и снова кругом.
Мы проверили с другом:
Ни лавки, ни продавца.
Люди просто стоят
друг за другом
Без начала и без конца.
Жена подала мне яблоко
Размером с большой
кулак
Сломал пополам я
яблоко,
А в яблоке жирный
червяк
Одну половину выел
Другая чиста и цела
С червем половину я
выкинул
Другую жена взяла
И вдруг я отчетливо
вспомнил -
Это было когда-то
со мной:
И червь, и сад, и знойный
полдень
И дерево, и яблоко,
и я с женой.
С каждой секундой
Я старше и старше
Сам себя становлюсь.
Ужасно смешно мне
И весело страшно:
Что скоро я
остановлюсь.
Олег Григорьев.