«Сайгон» не был первым кафе в Ленинграде, где собирались люди искусства. Начало «кафейному периоду русской литературы» (по выражению Кузьминского - именно так, «кАфейному») положило заведение на Полтавской, 1.
Известное как «Кафе поэтов», оно появилось, по одним данным, в 1960-м, по другим - в январе 1962 года.
Татьяна Никольская:
«Первое время по субботам туда мог прийти кто угодно и читать свои стихи. И там знакомились поэты и их слушатели…
Кафе было самое простое — абсолютно никакого интерьера. По субботам, за час до открытия, на ступеньках выстраивалась очередь... Когда дверь открывали, часто оказывалось, что часть столиков уже заняты теми, кто должен выступать или кого пригласили по знакомству. Видя, что места заняты, я опрометью бежала на кухню, брала первый попавшийся табурет и тащила его к любому близлежащему столу.
…Были поэты, которые выступали очень редко, например Кушнер, Бродский или Бобышев. А были постоянные участники — Виктор Кривулин, Михаил Юпп…».
Известное как «Кафе поэтов», оно появилось, по одним данным, в 1960-м, по другим - в январе 1962 года.
Татьяна Никольская:
«Первое время по субботам туда мог прийти кто угодно и читать свои стихи. И там знакомились поэты и их слушатели…
Кафе было самое простое — абсолютно никакого интерьера. По субботам, за час до открытия, на ступеньках выстраивалась очередь... Когда дверь открывали, часто оказывалось, что часть столиков уже заняты теми, кто должен выступать или кого пригласили по знакомству. Видя, что места заняты, я опрометью бежала на кухню, брала первый попавшийся табурет и тащила его к любому близлежащему столу.
…Были поэты, которые выступали очень редко, например Кушнер, Бродский или Бобышев. А были постоянные участники — Виктор Кривулин, Михаил Юпп…».
А вот воспоминания Кузьминского.
«Кафе действовало под эгидой обкома комсомола, но тогда многое происходило этим путем. Сначала в кафе можно было читать просто заявившись или по просьбе публики, потом уже - по списку участников, джем сесшенс же устраивались уже неофициально, стихийно - просто кто-нибудь вылезал и начинал читать.
Читали там много кто, от "знаменитостей" и до «малоизвестных»… Читал Леня Аронзон, о котором появился фельетон в "Смене" году в 64-м, что он устроил распродажу автографов своих стихов, на вырученные деньги накупил водки и шел по городу, плача фиолетовыми слезами.
Подобные "побочные" доходы властями не поощрялись, прямых же - просто не было, поскольку поэтам не платили, и даже кофе покупалось за свой счет. Но приходили туда не за кофием, а за стихами.
«Кафе действовало под эгидой обкома комсомола, но тогда многое происходило этим путем. Сначала в кафе можно было читать просто заявившись или по просьбе публики, потом уже - по списку участников, джем сесшенс же устраивались уже неофициально, стихийно - просто кто-нибудь вылезал и начинал читать.
Читали там много кто, от "знаменитостей" и до «малоизвестных»… Читал Леня Аронзон, о котором появился фельетон в "Смене" году в 64-м, что он устроил распродажу автографов своих стихов, на вырученные деньги накупил водки и шел по городу, плача фиолетовыми слезами.
Подобные "побочные" доходы властями не поощрялись, прямых же - просто не было, поскольку поэтам не платили, и даже кофе покупалось за свой счет. Но приходили туда не за кофием, а за стихами.
Лето в Ленинграде. Шестидесятые.
Локация - модное место "Экспресс" на углу Суворовского и Староневского. Фото - Всеволод Тарасевич (опять!).
Локация - модное место "Экспресс" на углу Суворовского и Староневского. Фото - Всеволод Тарасевич (опять!).
«Мне всё чрезвычайно нравилось, и если бы только не толкались подростки, то всё обошлось бы к полному удовольствию…Меня толкнули раз пятьдесят; может быть, их так тому и учат для развития в них развязности. Тем не менее мне всё нравилось, с долгой отвычки, несмотря даже на страшную духоту, на электрические солнца и на неистовые командные крики балетного распорядителя танцев».
Достоевский, «Дневник писателя», фрагмент «Елка в клубе художников».
В декабре 1875 года Достоевский действительно посетил рождественскую елку, устроенную в Петербургском собрании художников.
Собрание арендовало помещения - и зал - в доме в Троицком переулке (тогда еще переулке, с 1887 года - улице).
Елка проводилась в зале - том самом (почти том самом - в 1913 году его перестроили), что спустя 110 лет стал концертной площадкой рок-клуба.
Вот так: Достоевский изнывает от духоты, через полвека там же танцует Нижинский, позже ставит спектакли Мейерхольд, а в 80-х - камлают «Аквариум», «Кино» и «Зоопарк».
Достоевский, «Дневник писателя», фрагмент «Елка в клубе художников».
В декабре 1875 года Достоевский действительно посетил рождественскую елку, устроенную в Петербургском собрании художников.
Собрание арендовало помещения - и зал - в доме в Троицком переулке (тогда еще переулке, с 1887 года - улице).
Елка проводилась в зале - том самом (почти том самом - в 1913 году его перестроили), что спустя 110 лет стал концертной площадкой рок-клуба.
Вот так: Достоевский изнывает от духоты, через полвека там же танцует Нижинский, позже ставит спектакли Мейерхольд, а в 80-х - камлают «Аквариум», «Кино» и «Зоопарк».
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Олег Каравайчук не только писал музыку для кино, но и иногда появлялся в кадре.
В фильме «Секундомер», вышедшем в 1970-м, Каравайчук (ему там 43, а ведь не дашь) сыграл продавца книжного магазина.
Сцена с его участием (Каравайчук в непременном берете, с нездешним лицом) - удивительная. Собственно, как и весь фильм - красивый, наивно претенциозный, не очень обязательный, но - не оторваться.
В фильме «Секундомер», вышедшем в 1970-м, Каравайчук (ему там 43, а ведь не дашь) сыграл продавца книжного магазина.
Сцена с его участием (Каравайчук в непременном берете, с нездешним лицом) - удивительная. Собственно, как и весь фильм - красивый, наивно претенциозный, не очень обязательный, но - не оторваться.
Жизнь "Ленфильма" в объективе Самоэля Кацева.
Сцены и портреты.
Авербах, Казаков, Володин, Леонов, Абдулов, Ливанов (на фото - вместе с самим Кацевым).
Сцены и портреты.
Авербах, Казаков, Володин, Леонов, Абдулов, Ливанов (на фото - вместе с самим Кацевым).
«…Высокие окна на север, на крытую диабазом Разъезжую; планировка, такая неожиданная, словно архитектор сам не знал, на что наткнется за углом. По длинному коленчатому коридору можно было бы пустить автобус и даже сделать пару остановок. Последний его поворот выводил на кухню размером с самолетный ангар, которую освещало только одно окно – в Достоевский двор. За кухней еще шла «людская» со ступенькой. Темная «вторая прихожая» – с лепниной и белой кафельной печью – была когда-то столовой. От нее фанерной стенкой отгородили часть с окнами и сделали отдельной комнатой. Там жила прабабушка Юля, которая вовремя, перед войной, умерла.
С балкона в нашей комнате (бывшей гостиной) были видны Пять углов – перекресток Разъезжей, Загородного и Троицкой – и старинный дом-утюг».
Из воспоминаний Марины Рачко, жены писателя Игоря Ефимова. Речь идет об их квартире в доме 13 на Разъезжей - заметном литературном салоне 60-х. Месте встреч Бродского, Довлатова и проч.
С балкона в нашей комнате (бывшей гостиной) были видны Пять углов – перекресток Разъезжей, Загородного и Троицкой – и старинный дом-утюг».
Из воспоминаний Марины Рачко, жены писателя Игоря Ефимова. Речь идет об их квартире в доме 13 на Разъезжей - заметном литературном салоне 60-х. Месте встреч Бродского, Довлатова и проч.