Михаил Слонимский:
«В 1920 году я написал очень плохой рассказ «Черная полынья» и дал Шкловскому почитать. Через полчаса Шкловский ворвался ко мне в бешенстве. Швырнул в меня моей рукописью (страницы разлетелись по всей комнате) и заорал:
— После этого не смеешь ходить по левой стороне Невского! Как ты вообще имеешь право ходить по улицам!»
«В 1920 году я написал очень плохой рассказ «Черная полынья» и дал Шкловскому почитать. Через полчаса Шкловский ворвался ко мне в бешенстве. Швырнул в меня моей рукописью (страницы разлетелись по всей комнате) и заорал:
— После этого не смеешь ходить по левой стороне Невского! Как ты вообще имеешь право ходить по улицам!»
Когда я читаю Рейна, то забываю о Бродском. Поэзия Рейна - восторг.
Как пасмурно сверкает
Вечерняя Нева!
Полнеба задвигает,
Свергает синева.
Колени охвативши,
Сидеть, глядеть бы вдаль.
Спеши, спеши потише,
Воздушный календарь.
И та, что через двадцать
Минут придёт сюда,
Она, быть может статься,
Одна - твоя судьба.
Два синих парохода
Зашли за синий мост,
Два долгих перегона
До ледовитых звёзд.
Тогда поголубеет
Последний синий ряд,
И сразу огрубеет
Удобный твой наряд.
И вместо юбки тонкой,
Сатина полотна,
Тебя сукном жестоким
Обтянут холода.
Примерзнут пароходы,
Разорены, мертвы;
Продернут переходы
Сквозь рукава Невы.
Но ведь никто не знает:
Зима наступит, нет?
И всякий называет
Один любимый цвет.
Что может быть синее
Зелёного зрачка?
И есть ли что сильнее
Такого пустячка?
Как пасмурно сверкает
Вечерняя Нева!
Полнеба задвигает,
Свергает синева.
Колени охвативши,
Сидеть, глядеть бы вдаль.
Спеши, спеши потише,
Воздушный календарь.
И та, что через двадцать
Минут придёт сюда,
Она, быть может статься,
Одна - твоя судьба.
Два синих парохода
Зашли за синий мост,
Два долгих перегона
До ледовитых звёзд.
Тогда поголубеет
Последний синий ряд,
И сразу огрубеет
Удобный твой наряд.
И вместо юбки тонкой,
Сатина полотна,
Тебя сукном жестоким
Обтянут холода.
Примерзнут пароходы,
Разорены, мертвы;
Продернут переходы
Сквозь рукава Невы.
Но ведь никто не знает:
Зима наступит, нет?
И всякий называет
Один любимый цвет.
Что может быть синее
Зелёного зрачка?
И есть ли что сильнее
Такого пустячка?
Оказывается, Балабанов упустил шанс писать сценарии для «Ералаша».)
«Я поступил во ВГИК на сценарный игровой, к одному придурку, забыл, как фамилия. Я написал рассказ «День рождения», привез ему, он прочитал… Герой там проснулся с похмелья, а у него на кухне вода разлилась холодная. И у меня была фраза: «Вода обжигала ноги». Он мне говорит: «Вот по твоему сценарию будут снимать кино. Как ты сделаешь, что вода обжигает ноги?» Я посмотрел и подумал: «Чего, дурак, что ли?». Уехал с сессии и больше не приезжал. Чего у придурка учиться? Он нам говорил: «Вы сценарии не пишите, вы пишите для „Ералаша». Можно очень хорошие деньги на студии Горького заработать». Я махнул рукой, и все».
Из интервью «Сеансу». Я читал не так много балабановских интервью, но это точно одно из лучших.
«Я поступил во ВГИК на сценарный игровой, к одному придурку, забыл, как фамилия. Я написал рассказ «День рождения», привез ему, он прочитал… Герой там проснулся с похмелья, а у него на кухне вода разлилась холодная. И у меня была фраза: «Вода обжигала ноги». Он мне говорит: «Вот по твоему сценарию будут снимать кино. Как ты сделаешь, что вода обжигает ноги?» Я посмотрел и подумал: «Чего, дурак, что ли?». Уехал с сессии и больше не приезжал. Чего у придурка учиться? Он нам говорил: «Вы сценарии не пишите, вы пишите для „Ералаша». Можно очень хорошие деньги на студии Горького заработать». Я махнул рукой, и все».
Из интервью «Сеансу». Я читал не так много балабановских интервью, но это точно одно из лучших.
Forwarded from ЗДЕСЬ БЫЛ МАЙК
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Цой активно участвовал в перфомансах «Поп-механики» - и не только в качестве гитариста. Он также сочинил - на пару с Курехиным - песенку «Французский боцман» и спел ее на сцене.
Вот запись, подслушайте. Цой поет первые два куплета, остальные - либо Курехин, либо еще кто-то (возможно, Григорий Сологуб).
Текст - безделушка, но очень милая.
Однажды ночью, в городе Одесса,
В шалмане Мойши возле Молдаванки,
Сидел известный всем налетчик Жора.
И там была его подруга Лара.
Тут мимо проходил французский боцман,
Увидев Лару, он упал с каштана.
А Жора, вмиг достав перо с кармана,
Сказал, что что-то стало слишком душно.
А в зто время в Рио-де-Жанейро
Кишел пираньями залив Лос-Панчос.
Hе знав об зтом, юная креолка
Пошла купаться. Звали ее Флора.
Тут мимо проходил французский боцман.
Увидев Флору, он упал с лианы.
При перестрелке был убит Фернандо,
Хозяин местной мафии китайцев.
Вот запись, подслушайте. Цой поет первые два куплета, остальные - либо Курехин, либо еще кто-то (возможно, Григорий Сологуб).
Текст - безделушка, но очень милая.
Однажды ночью, в городе Одесса,
В шалмане Мойши возле Молдаванки,
Сидел известный всем налетчик Жора.
И там была его подруга Лара.
Тут мимо проходил французский боцман,
Увидев Лару, он упал с каштана.
А Жора, вмиг достав перо с кармана,
Сказал, что что-то стало слишком душно.
А в зто время в Рио-де-Жанейро
Кишел пираньями залив Лос-Панчос.
Hе знав об зтом, юная креолка
Пошла купаться. Звали ее Флора.
Тут мимо проходил французский боцман.
Увидев Флору, он упал с лианы.
При перестрелке был убит Фернандо,
Хозяин местной мафии китайцев.
Ангел мой, пожалуйста не кокетничай. Я не ревнив, да и знаю, что ты во все тяжкое не пустишься;
но ты знаешь, как я не люблю все, что пахнет московской барышнею, все, что не comme il faut, всё, что vulgar...
Если при моем возвращении я найду,
что твой милый, простой, аристократический тон изменился, разведусь,
вот те Христос, и пойду в солдаты с горя.
Ты спрашиваешь, как я живу и похорошел ли я? Во-первых, отпустил я себе бороду; ус да борода — молодцу похвала; выйду на улицу, дядюшкой зовут.
Просыпаюсь в семь часов, пью кофей и лежу до трех часов.
Недавно расписался, и уже написал пропасть.
В три часа сажусь верхом, в пять в ванну и потом обедаю картофелем да грешневой кашей. До девяти часов — читаю.
Вот тебе мой день, и все на одно лицо.
Пушкин в письме жене, 30 октября 1833 года. Из Болдина в Петербург.
но ты знаешь, как я не люблю все, что пахнет московской барышнею, все, что не comme il faut, всё, что vulgar...
Если при моем возвращении я найду,
что твой милый, простой, аристократический тон изменился, разведусь,
вот те Христос, и пойду в солдаты с горя.
Ты спрашиваешь, как я живу и похорошел ли я? Во-первых, отпустил я себе бороду; ус да борода — молодцу похвала; выйду на улицу, дядюшкой зовут.
Просыпаюсь в семь часов, пью кофей и лежу до трех часов.
Недавно расписался, и уже написал пропасть.
В три часа сажусь верхом, в пять в ванну и потом обедаю картофелем да грешневой кашей. До девяти часов — читаю.
Вот тебе мой день, и все на одно лицо.
Пушкин в письме жене, 30 октября 1833 года. Из Болдина в Петербург.
Елизавета Тиме.
Звезда Александринки, героиня дневников Блока и Ходасевича. Оба мусолили роман Тиме с Керенским.
«Керенский развелся с женой, а Тиме – с Никсом Качаловым, и Керенский венчался с Тиме в Романовском соборе в Царском селе», - записывает Блок расхожую сплетню.
«Знаете, Керенский перевез Тиме в Зимний Дворец и купается с ней в мраморной ванне» - это из дневника Ходасевича. Сама Елизавета Ивановна опровергала факт романа с Керенским и всю жизнь была замужем за Николаем Качаловым, тем самым Никсом из записнухи Блока (и его двоюродного брата, кстати говоря).
Тиме пережила и Блока, и Ходасевича. Умерла в 1968-м в преклонном возрасте.
Снятая годом раньше лента «День солнца и дождя» (ленинградский вариант «Я шагаю по Москве) стала ее последней киноролью (их, впрочем, немного).
Взгляните на эту прекрасную женщину. И фильм тоже посмотрите, он хорош.
Звезда Александринки, героиня дневников Блока и Ходасевича. Оба мусолили роман Тиме с Керенским.
«Керенский развелся с женой, а Тиме – с Никсом Качаловым, и Керенский венчался с Тиме в Романовском соборе в Царском селе», - записывает Блок расхожую сплетню.
«Знаете, Керенский перевез Тиме в Зимний Дворец и купается с ней в мраморной ванне» - это из дневника Ходасевича. Сама Елизавета Ивановна опровергала факт романа с Керенским и всю жизнь была замужем за Николаем Качаловым, тем самым Никсом из записнухи Блока (и его двоюродного брата, кстати говоря).
Тиме пережила и Блока, и Ходасевича. Умерла в 1968-м в преклонном возрасте.
Снятая годом раньше лента «День солнца и дождя» (ленинградский вариант «Я шагаю по Москве) стала ее последней киноролью (их, впрочем, немного).
Взгляните на эту прекрасную женщину. И фильм тоже посмотрите, он хорош.