Не знаю, как у вас, а в Петербурге последние сутки вот так.
Смелов, Ведерников, Добужинский, Богданов, Любимова, Гагарина, Каплан.
Смелов, Ведерников, Добужинский, Богданов, Любимова, Гагарина, Каплан.
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Вид из окна комнаты, в которой жил и умер Майк Науменко.
Дебют Курехина в качестве кинокомпозитора случился в 1985-м, на ленте Сокурова (в компании "Аквариума"), а вторым его фильмом была короткометражка «Счастливо оставаться», вышедшая в 1987-м. Музыку к этой спортивной драме Курехин записал с помощью киношников - Каспаряна, Тихомирова и Гурьянова, и есть у меня подозрение, что для этой троицы «Счастливо оставаться» стал первым опытом такого рода.
1987 год, Цой на съемках «Иглы» в Алма-Ате; оставшиеся музыканты, чтобы чем-то себя занять, делают проект с «Новыми композиторами» ну и халтурят в кино.
В «Счастливо оставаться» музыки мало, буквально два-три коротких фрагмента: типа тяжелый рок в эпизоде с какими-то гопниками на мотоциклах и душевный медляк в финале.
Каспаряновская гитара все равно узнаваема.
PS. Указанный в титрах курехинский семплер Prophet - тот самый, что киношники использовали и при записи «Группы крови».
1987 год, Цой на съемках «Иглы» в Алма-Ате; оставшиеся музыканты, чтобы чем-то себя занять, делают проект с «Новыми композиторами» ну и халтурят в кино.
В «Счастливо оставаться» музыки мало, буквально два-три коротких фрагмента: типа тяжелый рок в эпизоде с какими-то гопниками на мотоциклах и душевный медляк в финале.
Каспаряновская гитара все равно узнаваема.
PS. Указанный в титрах курехинский семплер Prophet - тот самый, что киношники использовали и при записи «Группы крови».
В ресторане играли танго - это верхний этаж отеля,
и хрустальных рюмок огранка
влагой жизненной запотела.
Растворялись
белые ночи
в «Ркацетели»-«Напареули»,
жизнь была длинней
и короче,
чем поставленное
на ходули
время поздних пятидесятых
в Елисеевском магазине,
где фарцовщиков волосатых
еще не было
и в помине.
Ведь они
появились позже,
когда финны
рванули в Питер,
и бродили
в пекарне дрожжи,
на «Ленфильме»
горел «юпитер».
Авербах и Герман сидели
в просмотровом
вонючем зале,
и стекали по акварели
слезы женские,
и ворчали
старики в комитетах ЖЭКов,
и балтийские пароходы
на доступных
питерских реках
якоря опускали в воды.
«Беломор» мы
тогда курили,
«Жигулевское»
пили пиво,
до рассвета мы говорили,
загорали мы у залива.
И глядели в пустое небо
сквозь кумач
линялого флага,
и не ели чужого хлеба,
не просили чужого блага.
Но когда мосты разводили,
ждали мы у Невы
на Дворцовой
часа, года и века
или возвращались
к пыли дворовой.
Евгений Рейн.
и хрустальных рюмок огранка
влагой жизненной запотела.
Растворялись
белые ночи
в «Ркацетели»-«Напареули»,
жизнь была длинней
и короче,
чем поставленное
на ходули
время поздних пятидесятых
в Елисеевском магазине,
где фарцовщиков волосатых
еще не было
и в помине.
Ведь они
появились позже,
когда финны
рванули в Питер,
и бродили
в пекарне дрожжи,
на «Ленфильме»
горел «юпитер».
Авербах и Герман сидели
в просмотровом
вонючем зале,
и стекали по акварели
слезы женские,
и ворчали
старики в комитетах ЖЭКов,
и балтийские пароходы
на доступных
питерских реках
якоря опускали в воды.
«Беломор» мы
тогда курили,
«Жигулевское»
пили пиво,
до рассвета мы говорили,
загорали мы у залива.
И глядели в пустое небо
сквозь кумач
линялого флага,
и не ели чужого хлеба,
не просили чужого блага.
Но когда мосты разводили,
ждали мы у Невы
на Дворцовой
часа, года и века
или возвращались
к пыли дворовой.
Евгений Рейн.
«Два огромных, розовых, бородатых, мужиковатых атланта, подпирающих дряхлый балкон дома № 11 по нашему Саперному переулку. Они почти близнецы. Но — один стоит почему-то в зашнурованных ботинках, а другой — босой, с голыми пальцами. Как же объяснить всем, что это — смешно, во всяком случае — странно, об этом стоит задуматься, ну хотя бы — посмотреть! Я слышу свой прерывающийся голос, относимый ветром. Помню свои горячечные жесты — и смешки публики — те ли самые, которых я так жаждал, или — холодные, издевательские? Я даже не успеваю понять, что именно было, — и то и другое непосильно для моей незакаленной души. Я страдаю не из-за них — из-за себя: зачем я решился, вылез на позор — что вытащило меня?».
Пассаж из книжки Попова «Горящий рукав», где автор вспоминает свое детство. Воспоминания нуждаются в корректировке - атланты подпирают балкон дома номер 13, а не 11. Все остальное верно: один - босой, другой - в обуви. Почему - вопрос. Но смотрится занятно.
Пассаж из книжки Попова «Горящий рукав», где автор вспоминает свое детство. Воспоминания нуждаются в корректировке - атланты подпирают балкон дома номер 13, а не 11. Все остальное верно: один - босой, другой - в обуви. Почему - вопрос. Но смотрится занятно.
В этот дом заходила Цветаева - к Анне Тупчинской, сестре своего мужа Сергея Эфрона. Вообще, Саперный переулок не зря называют Цветаевским кварталом - здесь полно мест, так или иначе с ней связанных.
А буквально за углом, в Митавском переулке, вел осла герой Сухорукова в балабановских «Счастливых днях». Еще через сто метров - штаб-квартира «Аквариума» в 70-80-х. Об этом - и о местах, связанных со Цветаевой - как-нибудь в другой раз.
А буквально за углом, в Митавском переулке, вел осла герой Сухорукова в балабановских «Счастливых днях». Еще через сто метров - штаб-квартира «Аквариума» в 70-80-х. Об этом - и о местах, связанных со Цветаевой - как-нибудь в другой раз.
На двух – гляди – мостах
– на Троицком, Дворцовом
желтеет в три часа
мой одинокий плащ.
Се – я бреду к тебе,
изжит домашним кровом,
четвёртою я у́тра цыгаркою дымящ.
Ты весел, сняв ярмо
насильственных прогулок,
к тебе спешат друзья,
ты женщиной любим.
А мне ещё в тоски
провинцьяльный закоулок
адептом забредать
уже немолодым.
Евгений Вензель, 1974.
– на Троицком, Дворцовом
желтеет в три часа
мой одинокий плащ.
Се – я бреду к тебе,
изжит домашним кровом,
четвёртою я у́тра цыгаркою дымящ.
Ты весел, сняв ярмо
насильственных прогулок,
к тебе спешат друзья,
ты женщиной любим.
А мне ещё в тоски
провинцьяльный закоулок
адептом забредать
уже немолодым.
Евгений Вензель, 1974.
«Я сидел на крыше Госиздата и наблюдал, все ли в порядке, потому что едва чего не досмотришь,
как чего-нибудь да случится.
Нельзя город оставлять без призора.
А кто за городом смотреть будет, как не я?
Если где беспорядок какой, так сейчас же мы его и прекратим».
«Дневник» Хармса, 22 мая 1929 года.
как чего-нибудь да случится.
Нельзя город оставлять без призора.
А кто за городом смотреть будет, как не я?
Если где беспорядок какой, так сейчас же мы его и прекратим».
«Дневник» Хармса, 22 мая 1929 года.
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Лихой экшн-эпизод из фильма «Завтра, третьего апреля». 1969 год.
Вторая режиссерская работа Игоря Масленникова - прелестное детское кино (и актерский дебют Константина Райкина, кстати).
Вторая режиссерская работа Игоря Масленникова - прелестное детское кино (и актерский дебют Константина Райкина, кстати).
«Дедушка ленинградского рока Майкл Кордюков, торопясь на электричку с бутылкой в руке (он ехал к Коле Васину) упал и сломал себе руку. Бутылку ж, однако, не разбил. Старая гвардия, что тут говорить».
Самиздатовский журнал «Рокси», раздел «Сплетень», июнь 1984 года.
Самиздатовский журнал «Рокси», раздел «Сплетень», июнь 1984 года.
Протяни руку,
и на твою ладонь
упадет дождевая капля.
Протяни руку,
и на твою ладонь
сядет стрекоза
большая зеленая стрекоза.
Только протяни руку
И к тебе на ладонь
спустится райская птица
ослепительной красоты.
настоящая райская птица!
Протяни же руку!
чего ты стесняешься
– ты же не нищий.
Постой минуточку
С протянутой рукой,
и кто–то положит
тебе на ладонь
свое пылкое
восторженное сердце.
А если положат камень,
не обижайся,
будь великодушен.
Геннадий Алексеев.
Фото: Тарасевич, Смелов, Подгорков, Ивашинцова.
#вобъективе
и на твою ладонь
упадет дождевая капля.
Протяни руку,
и на твою ладонь
сядет стрекоза
большая зеленая стрекоза.
Только протяни руку
И к тебе на ладонь
спустится райская птица
ослепительной красоты.
настоящая райская птица!
Протяни же руку!
чего ты стесняешься
– ты же не нищий.
Постой минуточку
С протянутой рукой,
и кто–то положит
тебе на ладонь
свое пылкое
восторженное сердце.
А если положат камень,
не обижайся,
будь великодушен.
Геннадий Алексеев.
Фото: Тарасевич, Смелов, Подгорков, Ивашинцова.
#вобъективе