Сон оборвался. Не кончен. Хохот и каменный лай. — В звездную изморозь ночи Выброшен алый трамвай.
Пара пустых коридоров Мчится один за другим. В каждом — двойник командора — Холод гранитной ноги.
— Кто тут? — Кондуктор могилы! Молния взгляда черна, Синее горло сдавила Цепь золотого руна.
— Где я? (Кондуктор хохочет.) Что это? Ад или рай? — В звездную изморозь ночи Выброшен алый трамвай!
Кто остановит вагоны? Нас закружило кольцо. Мертвой чугунной вороной Ветер ударит в лицо.
Лопнул, как медная бочка, Неба пылающий край. В звездную изморозь ночи Бросился алый трамвай!
Роальд Мандельштам, «Алый трамвай».

С добрым утром

«Пили там где-то. Соснора, как чортик, всех подзуживал, и натравливал на Довлатова. Получилась драчка. Соснора же прыгал вокруг и сам не дрался, только подзуживал, и Довлатова тоже. Надоело это Довлатову /а мужик он - два метра десять и сто двадцать килограмм живого веса/, отмахнул он Сосноре, так, тыльной - Соснора юзом под стол въехал и из под стола, высовываясь, укоризненно: "Крокодил, ну, крокодил!" Ибо драться он не умеет, как и большинство поэтов наших, так, руками махаются, отчего все почти бывают биты».
Антология новейшей русской поэзии «У Голубой лагуны»

Именно Соснора написал один из самых пронзительных (хотя и не лишенных стилистического пижонства) текстов-посвящений Довлатову. Помните? "Мы прощались — он улетал в Вену, я в Техас. Стояла ночь и чернота, кафельный Нью-Йорк. Мы обменялись часами и очками. Больше мы не встречались. Я ношу часы Довлатова и хожу в его очках, мир притемненный. Узнав о его смерти, я запил и пил 12 дней стакан за стаканом, яд за ядом (по талонам), пока не свалился в руки медиков института им. Бехтерева, 5-е отделение, хорошо хоть, врачи были друзья, откачали. Русские банальности. НЕ ПЬЮ".

Прекрасная работа Валентина Громова, одного из художников арефьевского круга, участника ОНЖ, Ордена нищенствующих (или непродающихся) живописцев. По сравнению со своими коллегами и друзьями Громов очень благодушный (в хорошем смысле) художник - в его работах нет мрака. Не то чтобы громовские картины залиты пляжным светом, но тревожности там куда меньше, чем, например, у Рихарда Васми.

#неофициальныехудожники

Интересующимся - вот видео 2016 года; Валентин Громов вспоминает, как все тогда было. https://m.youtube.com/watch?v=lKjxwKJ_MXM

«Однажды мы ночевали зимой в лесу в избе, надо было не проспать поезд очень рано, а будильника не было. Уфлянд что-то такое посчитал в уме, набрал в кастрюлю какое-то определенное количество воды, вморозил в нее большой гвоздь, укрепил кастрюлю над тазом. В требуемые пять часов утра гвоздь вытаял и загремел в таз». Кузьминский о поэте Владимире Уфлянде.

Куратор Ханнелоре Фобо (из книги «В будущее возьмут не всех» Алена Тагера): «На четвертом этаже в квартире № 31, находилось ателье Евгения Козлова “РУССКОЕЕ ПОЛЕЕ”; на третьем жили Юрис Лесник, режиссер и кинооператор прославленного “Пиратского телевидения”, и художник Мовсесян, который организовал первую и вторую выставки на Дворцовом мосту в 1990 и 1991 годах. К ним присоединился Георгий Гурьянов… В соседнем доме справа, который по странному стечению обстоятельств тоже имеет номер 145, на третьем этаже слева располагался знаменитый “Танцпол” Алексея и Андрея Хаасов — первый частный техно-клуб в России. Георгий Гурьянов переехал в квартиру напротив “Танцпола” и открыл свою личную мастерскую».

Сегодня дом закрыт тряпками и судьба его неясна.

Ну и под занавес - Каспарян и котик

Сочинив текст этой песни, Довлатов спрятался за псевдонимом Валерий Сергеев. Имя для псевдонима он выбрал «в честь» одного из своих лучших друзей - Валерия Грубина. Грубин-персонаж встречается в довлатовских книгах и письмах неоднократно. Так же как и композитор, написавший «Свидание с Ленинградом» Яков Дубравин (помните «Яков Дуб-раввин»?). Дубравин преподавал музыку в школе, одним из его учеников и был Грубин. Позже, когда последний стал студентом университета, учитель и ученик сдружились. Грубин познакомил Дубравина с Довлатовым, а тот спонтанно придумал слова будущего шлягера. Дубравин: «Валерий присутствовал при «творческом процессе», когда Сережа в один присест… на готовую мелодию написал стихи песни «Свидание с Ленинградом»…И подписался Валерий Сергеев! Ведь Валера Грубин помогал творческому процессу. А сколько водки мы выпили при рождении нашего маленького шедевра!».

Грубин был человеком моцартианского типа: занимался спортом и даже стал чемпионом города по метанию молота (!), учился в ЛИСИ, затем с легкостью
взялся за филологию, переведясь на филфак. Позже преподавал философию; уйдя из университета, был тренером по волейболу, работал в музейной сфере. Был предельно интеллигентен, органически не мог ругаться матом, с трудом устраивался в реальной жизни.

Валерий Попов вспоминает вечер памяти С.Д. в Петербурге: «…Микрофон взял самый старый довлатовский друг (и персонаж) Валерий Грубин. Он говорил страстно, горячо, долго… Но что интересно — в выступлении его нельзя было разобрать ни одного слова! Зал сначала вежливо терпел, потом пошли отдельные смешки — и вдохновленный этим Грубин говорил еще и еще! Хохот был уже всеобщим. Люди утирали глаза. Грубин вроде бы договорил все — но, видя столь бешеный успех своей речи, с веселым отчаянием махнул рукой: ладно уж, расскажу еще! От счастья все в зале падали со стульев". «Довлатовщина жива и будет с нами всегда», - едко заключает Попов. Ну да, все так.

Валерий Грубин жил на 6 Советской, в доме 10. Умер в 1997-м, как написал Лурье, «в бедности и совсем выпавшим из обоймы».

Ну и мое любимое. "Отправились мы с Грубиным на рыбалку. Попали в грозу. Укрылись в шалаше. Грубин был в носках. Я говорю:
   – Ты оставил снаружи ботинки. Они намокнут.
   Грубин в ответ:
   – Ничего. Я их повернул НИЦ.
   Бывший филолог в нем ощущался".