Город Георгия Рахлова.

#пейзажисты

Смешное из самиздатовского журнала «Рокси», раздел «Сплетень».

1986.

«Рок-клуб собирается приобретать ударную установку «Амати». Барабанщики клуба намерены обратиться в Совет с петицией о недопущении к установке «Густава» Гурьянова из «Кино».


1987.

«Виктор Цой болен! Вот как это выяснилось. Цой и несколько его знакомых сидели у него в котельной и решали, кому идти за пивом. Идти, естественно, никому не хотелось, и все под разными предлогами уклонялись. Когда очередь дошла до Цоя, он твердо заявил: «Не могу. Я болен». На взволнованные вопросы типа: «Витенька, что же у тебя за болезнь?» лидер «Кино» гордо ответил: «Звездная!».

«…На звонок открыл... денди, одетый в тёмный сюртук, в белую манишку со стоячим воротником и свободно повязанным галстухом.
Откинул полу сюртука, вынул из жилетного кармана брегет на цепочке, щёлкнул и пригласил нас внутрь.
        ...Посреди комнаты стоял раскрытый рояль. К одной из его ножек был прикован чёрный пудель, тоскливо лежащий в лужице испражнений. Рядом стояло готическое кресло с прямой высокой спинкой, куда был приколот листок с музыкальными знаками.
        – Хорал Баха. Ноты осьмнадцатого века, – пояснил хозяин. – Подлинник!
        Поодаль висела распятая на крюках баранья туша. Бока её были заветрены, кудельки жира в брюшине высохли и зажелтели. Перед тушей стоял мольберт с подрамником. На стенах – картины, офорты, рисунки, всюду – старинные или бутафорские вещи: трубка, тесак, треуголка, диковинки и бронзулетки».

Это воспоминания Бобышева о первой встрече с Шемякиным. Место действия - квартира в доме на углу Подольской и Загородного. Номер 17, шестой этаж. Я уже писал об этом, почитайте.

«Я дружил с Борей Довлатовым. Мы учились в театральном – я на актерском отделении, а он - на художественно-постановочном. И поскольку мы дружили, то и Сережу я тоже знал. И однажды он позвонил и спросил, не могут ли они с Иосифом зайти ко мне на бутылку вина.
Моя комната в коммуналке на улице Восстания была завешана работами моих друзей. И вот приходит Сережка, мы поздоровались. А Бродский вошел за ним – ни здрасте, ничего – и сразу к картинам. Тычет в них пальцем и говорит: «Говно, говно, говно». И тут остановился перед акварелью Миши Щеглова: «Может, эта? Да нет, и эта говно».
Нормального, думаю, парня Довлатов привел. Мы вышли на балкончик. Бродский вытащил свою новую поэму и стал читать…Дочитав и допив портвейн, он встал, и они с Довлатовым ушли».

Это воспоминания Ильи Резника. Того самого поэта-песенника. Резник - ленинградец, действительно учился в театральном, начинал как детский поэт.

Жил он на Восстания, 25, в квартире 7. Там Резник, Довлатов и Бродский и выпивали на балконе четвертого этажа.

ВИА «Садко» - одна из первых ленинградских групп; играла на передовых городских площадках (кафе «Белые ночи», «Ровесник»), аккомпанировала всем подряд, от Андрея Петрова до гастролеров из соцстран.
В 1968-м «Садко» появились в фильме «Летний дождь, с одним только «но» - в кадре были не музыканты группы. «Садко» записали фонограмму, под которую на экране выделывалось (очень, надо сказать, круто) четверо актеров ТЮЗа. Почему так - большой вопрос. Среди актерской четверки, принимавшей красивые позы с чужими гитарами, были, кстати, Александр Хочинский и Михаил Быков. Хочинского наверняка представлять не нужно, а Быков - известный в лицо многим ленинградцам диктор местного ТВ. Такие дела.

Честно говоря, кто там в кадре на самом деле, не важно: атмосфера - прелестная, шестидесятые во всем своем блеске стиля и неизжитой еще наивности.