Я спал, спал, спал
и не выспался,
весь день лежал
и дышал,
но сон, поскольку
не высыпался из мозга, заснуть мешал.

Я ждал, ждал, ждал,
но бессонная душа моя, тонкий пар,
осела росой безумия
в сознанье, пока я спал.

Я жил, жил, жил
и расхвастался,
что времени не боюсь.
Был тверд, тверд, тверд
и расквасился,
как в пляжном песке моллюск.

Я был, был, был…
А без ячества — мой пыл, пыл, пыл подугас,
полжизни забыл я начисто,
а четверть
прогнал бы с глаз.

Да дел и в последней четверти — со сна попадать в туфлю.
У времени лишка щедрости,
вот я все и сплю,
сплю, сплю.

Цель времени — повторение,
раз-два, раз и два,
и два.
Сквозь дрему
тиканье времени
доходит едва-едва.

Анатолий Найман.

«…В канун 94-го года Курёхин замахнулся на гигантский Центральный выставочный зал Манежа. Призвав на помощь музыкантов «Поп-Механики», Капитан устроил в новогоднюю ночь невиданное действо. Акция носила коммерческий характер – места за столиками продавались по баснословным ценам и вскоре были полностью выкуплены. Капитан анонсировал предстоящее действо как традиционный «Голубой огонек», но увиденный через специальную линзу и носящий характер легкой паранойи.
«Гений авангардного искусства», как окрестил себя Курёхин в многочисленных анонсах, пригласил на действо всю питерскую знать – от работников мэрии до сотрудников иностранных консульств. Вся акция проходила под издевательским лозунгом «Авангард – это ваш стиль».
«Я думаю, что Сережа таким образом просто разводил зарождающийся класс олигархов и при этом невероятно веселился. Ему нравилось, что какой-то идиот покупает за $500 столик, приходит с дочерьми, женами в бриллиантах и смотрит, как свинью таскают на веревке по Манежу», - вспоминал позже Алексей Рыбин.
Всю ночь на сцене творился типичный курёхинский беспредел. Гостей развлекал симфонический оркестр и целая волна питерских инди-групп. Дизайнер «Аукцыона» Кирилл Миллер в костюме белой собаки изображал символ грядущего Года Собаки, а два Деда Мороза – актер Семен Фурман и некрореалист Циркуль таскали на веревках вдоль сцены пьяных свиней. Михаил Сергеевич Боярский пел песню «Любимый мой дворик» — в финале композиции бухие некрореалисты пытались засунуть поросенка за пазуху народного артиста России.
Слава Бутусов исполнял «Ой, мороз-мороз», а Марина Капуро - Happy New Year группы «ABBA».
В разгар празднества по залу бродили хмурые люди в длинных пальто со спрятанными под ними автоматами. Быстро напившись, они стали палить в воздух из всех видов пневматического оружия, отмечая таким образом Новый Год».

Из книги Александра Кушнира «Безумная механика русского рока».

В этой старой квартире,
где я жил так давно,
Провести две недели
было мне суждено.
Средь зеркал её мутных,
непонятных картин,
Между битых амуров
так и жил я один.
Газ отсвечивал дико,
чай на кухне кипел,
Заводил я пластинку, голос ангельский пел.
Изгибался он плавно,
и стоял, и кружил;
А на третьем куплете
я пластинку глушил.
И не ждал ничего я,
ничего, ничего!
Приходил и ложился
на диван ночевать.
Но однажды под утро
зазвонил телефон,
И дышал кто-то смутно,
и безмолвствовал он.
Я услышал, как провод
лениво шипел.
И ту самую песенку
голос запел.
И была пополам
- ни жива, ни мертва -
Песня с третьим куплетом,
допетым едва.
'Кто вы, кто вы, - кричал я,
- ответьте скорей,
Что сказать вы хотите
этой песней своей?'
Но проклятая трубка
завертелась в руке,
И услышал слова я
на чужом языке.
Может, птица и рыба
говорили со мной,
Может, гад земноводный или призрак лесной?
Может, кто-то на станции
странно шутил,
Или, может быть,
друг мой так
скушно кутил?
Или женщина это
позвонила ко мне,
Сверхъестественно
номер подбирая во сне?
И сказала, что знала,
лгала, как могла,
Полюбила, забыла
и снова нашла,
Ей приснилися мутные
те зеркала,
И она разглядела,
как плохо жила?
И, как прежде
пристрастна,
как всегда холодна,
Не хотела признаться
и молчала она.

Евгений Рейн.