Когда в пустой осенний сад придёшь
ища спасенья
то вдруг поймёшь
что ты изъят из обращенья
как гривеник фальшивый тих
закуришь приму
и не поймёшь
ни слова в них скользнувших мимо
они мигнут и скроят шиш сверкнувши ста́тью
а ты –
навек принадлежишь изъятью
изъятью чувств
изъятью нерв
изъятью долга
и тяготения к стране
иного толка
ведь ты чужого
не возмёшь
и понарошку
ты развернёшься
и уйдёшь нога за ножку
но горло перехватит сад что на Садовой
где листья жёлтые висят до выходного.
Евгений Вензель, 1969, 1978 .
ища спасенья
то вдруг поймёшь
что ты изъят из обращенья
как гривеник фальшивый тих
закуришь приму
и не поймёшь
ни слова в них скользнувших мимо
они мигнут и скроят шиш сверкнувши ста́тью
а ты –
навек принадлежишь изъятью
изъятью чувств
изъятью нерв
изъятью долга
и тяготения к стране
иного толка
ведь ты чужого
не возмёшь
и понарошку
ты развернёшься
и уйдёшь нога за ножку
но горло перехватит сад что на Садовой
где листья жёлтые висят до выходного.
Евгений Вензель, 1969, 1978 .
«Как известно, все меняется. Помню, работал я в молодости учеником камнереза (Комбинат ДПИ). И старые работяги мне говорили:
– Сбегай за водкой. Купи бутылок шесть. Останется мелочь – возьми чего-то на закуску. Может, копченой трески. Или еще какого-нибудь говна.
Проходит лет десять. Иду я по улице. Вижу –очередь. Причем от угла Невского и Рубинштейна
до самой Фонтанки. Спрашиваю – что, мол, дают? В ответ раздается:
– Как что? Треску горячего копчения!».
На снимках - та самая "Рыба" внутри и снаружи. Свою родную улицу Довлатов так и называл - Рыбинштейна.
– Сбегай за водкой. Купи бутылок шесть. Останется мелочь – возьми чего-то на закуску. Может, копченой трески. Или еще какого-нибудь говна.
Проходит лет десять. Иду я по улице. Вижу –очередь. Причем от угла Невского и Рубинштейна
до самой Фонтанки. Спрашиваю – что, мол, дают? В ответ раздается:
– Как что? Треску горячего копчения!».
На снимках - та самая "Рыба" внутри и снаружи. Свою родную улицу Довлатов так и называл - Рыбинштейна.
Сергей Нельдихен. Поэт. Являлся на поэтические сборища с морковью в нагрудном кармане.
Жил некоторое время в Доме искусств - фантастической арт-коммуне, располагавшейся в доме, где потом работал кинотеатр «Баррикада».
В посвященном этому месту романе Ольги Форш "Сумасшедший корабль" Нельдихен выведен под фамилей Олькин.
В 1942 году Сергей Нельдихен сгинул в ГУЛаге. А стихи остались. Прекрасные. Просто восторг.
Мои родители, люди самые обыкновенные,
Держали меня в комнатах до девятилетнего возраста,
Заботились обо мне по-своему,
Не пускали меня на улицу,
Приучили не играть с дворовыми мальчиками,
А с моими сестрами сидеть скромно у парадной лестницы
На холщевых складных табуретках.
Вечерами я садился на подоконник,
Смотрел на улицу, на фонари керосиновые,
А отец мыл чайные чашки и стаканы,
И не потому, что у нас прислуги не было,
А потому, что ему нечего было делать,
Как всякому отставному воину.
Я сам научился читать азбуку;
Мне также хотелось учиться музыке,
Но на нашем рояле не действовали клавиши...
Жил некоторое время в Доме искусств - фантастической арт-коммуне, располагавшейся в доме, где потом работал кинотеатр «Баррикада».
В посвященном этому месту романе Ольги Форш "Сумасшедший корабль" Нельдихен выведен под фамилей Олькин.
В 1942 году Сергей Нельдихен сгинул в ГУЛаге. А стихи остались. Прекрасные. Просто восторг.
Мои родители, люди самые обыкновенные,
Держали меня в комнатах до девятилетнего возраста,
Заботились обо мне по-своему,
Не пускали меня на улицу,
Приучили не играть с дворовыми мальчиками,
А с моими сестрами сидеть скромно у парадной лестницы
На холщевых складных табуретках.
Вечерами я садился на подоконник,
Смотрел на улицу, на фонари керосиновые,
А отец мыл чайные чашки и стаканы,
И не потому, что у нас прислуги не было,
А потому, что ему нечего было делать,
Как всякому отставному воину.
Я сам научился читать азбуку;
Мне также хотелось учиться музыке,
Но на нашем рояле не действовали клавиши...
Петербург на снимках Смелова. Снимки датированы девяностыми. А могли быть сделаны когда угодно.
#вобъективе
#вобъективе
Двоюродный брат Довлатова Борис был, как известно, человеком разнообразных талантов. Донжуан, авантюрист, кинематографист (извините за невольную рифму), Борис Довлатов еще и пописывал.
Пример - статья «Отряд «Корчагинец» в журнале «Аврора» за 1973 год (см скрин).
Уже ищу тот номер. Найду - поделюсь впечатлениями.
PS.
«Брат спросил меня:
— Ты пишешь роман?
— Пишу, — ответил я.
— И я пишу, — сказал мой брат, — махнем не глядя?»
(«Соло на ундервуде»)
Пример - статья «Отряд «Корчагинец» в журнале «Аврора» за 1973 год (см скрин).
Уже ищу тот номер. Найду - поделюсь впечатлениями.
PS.
«Брат спросил меня:
— Ты пишешь роман?
— Пишу, — ответил я.
— И я пишу, — сказал мой брат, — махнем не глядя?»
(«Соло на ундервуде»)
Я спал, спал, спал
и не выспался,
весь день лежал
и дышал,
но сон, поскольку
не высыпался из мозга, заснуть мешал.
Я ждал, ждал, ждал,
но бессонная душа моя, тонкий пар,
осела росой безумия
в сознанье, пока я спал.
Я жил, жил, жил
и расхвастался,
что времени не боюсь.
Был тверд, тверд, тверд
и расквасился,
как в пляжном песке моллюск.
Я был, был, был…
А без ячества — мой пыл, пыл, пыл подугас,
полжизни забыл я начисто,
а четверть
прогнал бы с глаз.
Да дел и в последней четверти — со сна попадать в туфлю.
У времени лишка щедрости,
вот я все и сплю,
сплю, сплю.
Цель времени — повторение,
раз-два, раз и два,
и два.
Сквозь дрему
тиканье времени
доходит едва-едва.
Анатолий Найман.
и не выспался,
весь день лежал
и дышал,
но сон, поскольку
не высыпался из мозга, заснуть мешал.
Я ждал, ждал, ждал,
но бессонная душа моя, тонкий пар,
осела росой безумия
в сознанье, пока я спал.
Я жил, жил, жил
и расхвастался,
что времени не боюсь.
Был тверд, тверд, тверд
и расквасился,
как в пляжном песке моллюск.
Я был, был, был…
А без ячества — мой пыл, пыл, пыл подугас,
полжизни забыл я начисто,
а четверть
прогнал бы с глаз.
Да дел и в последней четверти — со сна попадать в туфлю.
У времени лишка щедрости,
вот я все и сплю,
сплю, сплю.
Цель времени — повторение,
раз-два, раз и два,
и два.
Сквозь дрему
тиканье времени
доходит едва-едва.
Анатолий Найман.