Мне нравятся вещи,
кои безлики
Солнце зашло,
остались лишь блики
На глади стола,
на поверхности шкафа
(Зеркало переменилось – в нем я похож на жирафа
Или же на верблюда,
имя чьё дромадер)
Милая - ты единственная из моих вер
Была, (и осталась),
но навсегда ли?
Ты знаешь, я вижу
такие дали,
В которые боязно забираться,
Потому, как не всегда вернешься обратно.

Я люблю вещи, но много ль (их немного) мне надо?
Магнитофон, пиво,
может быть лимонада
К водке, от которой
уже тошнит
Вот. Я налаживаю
свой быт.
Свой быт без тебя
то есть бытиё.
Вокруг роем вьется бабьё
(Прости за слово,
но всё именно так,
Я начинаю дразнить собак:
Не в (том) смысле,
что «сук», ведь ты меня знаешь,
Но я почти уверен:
ты понимаешь,
То, что я хочу сказать тебе)
Ведь ты – это ты,
я уже сам по себе.

Но я люблю вещи
я их собирал,
Мне нравится дерево,
я люблю металл,
Даже пластмассу, бумагу, картон.
Прости и прощай,
всё это был сон.

Романтичный Майк Науменко, из неизданного.
Фрагмент.

Одно из мест встреч ленинградской литературной публики - квартира Александра Севостьянова на Чайковского. Там бывали Ширали, Арьев, Кривулин, Бобышев, Аронзон, Эрль.
Частый гость этой квартиры - Довлатов, приятельствовавший с Севостьяновым (оба посещали литобъединение, которым руководил Израиль Меттер).

Александр Севостьянов попал в довлатовскую литературу («Мой приятель Севостьянов говорит: «Она у вас единственный нормальный член семьи»), более того, С.Д. позаимствовал название его повести «Представление» для своего рассказа в «Зоне». И этой севостьяновской повестью восхищался, и всячески пытался, живя уже в Штатах, ее куда-нибудь пристроить.
“С легкостью можно напечатать в «Континенте» или даже отдельной книжечкой замечательную повесть Севостьянова — «Представление» (запомни!)», - писал Довлатов другому своему приятелю, жившему в Германии филологу Игорю Смирнову.

Литературная карьера Александра Севостьянова, увы, не сложилась - ни в советское время, ни после (ряд незначительных публикаций не в счет).

И вот еще любопытный момент из воспоминаний Ирины Чуди:
«Был такой Селиванов. Настоящую фамилию я его не скажу. Довлатов называл его своим учителем. Вообще-то Селиванова мало кто читал, и почему Довлатов говорил, что он пишет лучше него, – непонятно… А Довлатов говорил: «Лучше меня пишет только Селиванов». …Селиванов жил  на улице Чайковского».

Скорее всего, Селиванов это как раз Севостьянов. Неизвестный «учитель» Довлатова.
Впрочем, предполагая склонность С.Д. к преувеличениям и словесным эффектам, вряд ли этот титул стоит серьезно воспринимать.

По ссылке - то самое «Представление» Севостьянова.

Маленькая, зато отдельная квартира на первом этаже. Вход под аркой прямо с улицы.

Почему мне так холодно ныне?
Почему замерзает сопля?
Потому что котел поломался
И работать не хочется бля

Четверостишие Цоя, вписанное в вахтенный журнал котельной на Блохина (той самой Камчатки).