Невозможный коктейль

Недавний скандал со школой им. Ильина в РГГУ как нельзя лучше иллюстрирует идиотизм попыток совместить несовместимое, столь характерных для нынешней РФ. Уже сама идея создать учреждение имени Ильина, назначив его главой Дугина и сделав это в РГГУ, представляет собой совершенно невозможный коктейль. Беспримесно правый идеолог российской государственности абсолютно европейского толка Ильин, национал-большевик («наше знамя остается красным») и евразиец Дугин и известный оплот антироссийского «либерализма» РГГУ – сочетание поистине феерическое.

Реакция-то (совместное выступление против тени Ильина «либералов» и коммунистов) была вполне предсказуемой: они естественным образом объединялись против идеи российского великодержавия всякий раз, когда в результате идеологических послаблений хоть чуть-чуть начинало веять несоветским патриотизмом и ориентацией на историческую Россию. Так было и в публицистике времен «перестройки», и в 1991 г., когда демократы, напуганные свержением статуй Свердлова и Дзержинского, создавали отряды по охране советских памятников, и при попытках при Ельцине подавить кавказский сепаратизм (когда в бункере Дудаева совместно сидели Ковалев и депутаты-коммунисты). Это-то все нормально.

А вот что забавно (смотреть, как змея кусает собственный хвост всегда занятно) – так это поведение РФ-ной власти, которая, примеривая имперский мундир, не раз охотно цитировала и уважительно поминала Ильина. Но тут, при наезде на него, стушевалась, как нашкодивший школьник и не осмелилась никак одернуть коммунистов (ну хотя бы в духе «а чего такого-то, ну да, это великий русский философ»). Понятно, что коммунисты ей ближе и роднее, чем Ильин, но демонстрировать это столь откровенно... Вот такой у нее «русский мир».

Но наиболее смешно в этой ситуации выглядела «патриотическая общественность» в лице путинистов дугинского типа, постоянно уверявшая себя и других в том, что РФ встала на позиции исторической России и, собственно, и есть настоящая Россия. Публике этой, в очередной раз поставленной на место, но от привычных суждений не отказавшейся, предстоит еще не раз получать подобные оплеухи и от власти, и от своих красных союзников.

(22.04.2024)

Отец обвиняемого в убийстве за замечание о парковке пытался договориться с родственниками убитого, чтобы замять дело, рассказал следователь в суде

⚡Поддержать Дугина как главу Высшей политической школы имени Ивана Ильина так же невозможно, как было бы невозможно согласиться с назначением Проханова главой Богословской комиссии РПЦ, Прилепина председателем Литературной премии имени Достоевского или, скажем, Гоблина во главе Общества ревнителей памяти Белой армии имени генерала Дроздовского.

⚠️Почему невозможно поддержать Дугина? - Наследие Империи
https://rusnasledie.info/pochemu-nevozmozhno-podderzhat-dugina/

ПОЧЕМУ НЕВОЗМОЖНО ПОДДЕРЖАТЬ ДУГИНА?

Если хоть на секунду серьёзно отнестись к развернувшейся полемике вокруг Ивана Ильина, то необходимо было бы констатировать, что и левые, и те, кто им отвечал, не избегли политического клейма — «фашисты». У нас почти все споры начинаются и заканчиваются этой глупейшей «констатацией». Любой оппонент объявляется «фашистом», лишь на том основании, что просто не согласен с предъявленным обвинением. Таким образом, в российских спорах довольно быстро все оказываются «фашистами», предателями, врагами и в конечном итоге людьми достойными политической или даже физической смерти.
Имя Ивана Ильина стало заложником, с одной стороны, ненависти левых ко всему русскому, а с другой — административного решения пристегнуть к его славе недавно ставшего любезным власти Дугина. Обвинения Ивана Ильина в фашизме, конечно же, столь же абсурдны, как и появление рядом с ним человека, радикально не разделяющего его мировоззрение.
Ситуация крайне невыгодная прежде всего для самого Ивана Ильина, который не был фашистом, точно так же как не был евразийцем, национал-большевиком, софиологом, эзотериком или ценителем сектантской метафизики.
Иван Ильин давно умер и не может протестовать против происходящей несправедливости. Но живущие вполне могли бы легко сами разрешить создавшуюся несообразность.
Самым благородным выходом из создавшегося положения, могущим вызвать искреннее уважение был бы добровольный отказ Дугина от такого несуразного назначения. Странно встать под знамена того имени, которое тебе глубоко антипатично и идеалы которого ты не исповедуешь в своей жизни. Но, видимо, академическое положение — та мечта, ради которой Дугин готов смириться со своим новым абсурдным положением.
В этом смысле поддержать Дугина как главу Высшей политической школы имени Ивана Ильина так же невозможно, как было бы невозможно согласиться с назначением Проханова главой Богословской комиссии РПЦ, Прилепина председателем Литературной премии имени Достоевского или, скажем, Гоблина во главе Общества ревнителей памяти Белой армии имени генерала Дроздовского. Хотя системный абсурдизм нашего времени, надо признать, вполне может явить к жизни даже и вышеперечисленные извращения.
Далее я приведу несколько цитат из дугинских томов «Русского Логоса», посвящённых России, чтобы не показаться голословным. И предлагаю самим читателям попробовать оценить эти тексты в сравнении с христианским мировоззрением Ивана Ильина.
О Православии и Русской Православной Церкви:
В Русской Православной Церкви с XVIII столетия «грань между ортодоксией и ересью была размыта, поскольку само синодальное православие не было и отдаленно ортодоксией… носителями непрерывной традиции остались лишь старообрядцы» (РЛ II. С. 550).
По Дугину произошёл «разрыв с христианской и — ещё более глубоко (?) — с индоевропейской составляющей» (РЛ II. С. 552).
«Официальная Церковь, — утверждает ноомах, — была уже даже не никонианской и новообрядческой, но синодальной, основу учения которой составляла смесь латинских и протестантских представлений» (С. 550), при чём «между извращенным христианством Синода и стихией скопческой ереси возникало некоторое ноологическое пересечение» (С. 551). То есть некая похожесть.
О Святителе Филарете (Дроздове). По Дугину «он был представителем типичного археомодерна в сфере религии» (РЛ II. С. 596). «В таком православии не было места ни старчеству, ни глубинной созерцательной метафизике» (РЛ II. С. С. 596).
Учение о Софии для Дугина стало «высшим достижением русской мысли» (РЛ III. С. 614) и является тайным именем «русской идентичности» (РЛ III. С. 615). София для него «представляет собой прыжок за пределы Божества. Этот прыжок и становится первым тактом создания космоса как софиологической драмы… Отражающую и опровергающую одновременно вечность Бога» (РЛ II. С. 704–705). Какое это имеет отношение к христианской мысли оставляю судить самим читателям…

О Российской Империи и её Императорах:
Описание Российской Империи подводится под вполне себе марксистское «верхи неспособны, низы недовольны». «Утратившая все основные признаки священной православной Империи» Россия внедряла «все более и более развитые технически, все более оптимизированные и рационализированные стратегии нещадной эксплуатации народа» (РЛ II. С. 539).
По Дугину, «монарх» олицетворял «Капитал», а дворяне выполняли «функции буржуазии как армии Капитала» (РЛ II. С. 540).
Так, Император Александр II «миссию, непосредственно касающуюся самой сути русского Логоса… безнадёжно провалил» (РЛ II. С. 617). Мало того, и его убийство есть лишь результат его «ошибок»: «сама гибель царя-освободителя от рук народников, которые всю свою программу и идеологию строили как раз на освобождении крестьян, стала возможной лишь в результате фатальных ошибок в проведении этой реформы» (РЛ II. С. 622).
Константин Победоносцев ничего не понимал и содействовал революции, так как занял «жесткую позицию в отношении старообрядцев и русских сектантов» (РЛ II. С. 628). По всей видимости ему, как обер-прокурору, надо было награждать медалями сектантов.
Императору Александру III досталось от нашего ноомаха, по геополитической части. Он не разбирался в соотношениях Суши и Моря, и связался с Францией, «что и стало причиной конца Российской Империи» (РЛ II. С. 631). Интересно, что Сталину союз с атлантистскими странами США и Великобританией Дугиным не ставится в вину.
Но наибольшей критике подвергся Император Николай II. Ноомах возвёл на него многословные уничтожающие обвинения. Император, по Дугину, только и отметился в жизни Империи, как совершением ошибок: «отказался от идеологического усилия по спасению государства, Церкви и народа и тем самым предопределил их конец» (РЛ II. С. 671); «был не той фигурой, которая требовалась русской истории» (С. 671); «протест слышал, но не понимал ни его значения, ни его симптоматики, ни его символизма» (С. 673); не стал «полноценным диктатором» (С. 674); при нём была «провальная и бездарная внутренняя политика… в сочетании с ещё более провальной геополитикой, венцом чего стало присоединение России к Антанте и вступление в войну с Германией и Австро-Венгрией» (С. 677); «как правитель и царь он был одним из худших в русской истории, выказывая там, где надо было проявить покорность тонким силам Провидения, и наоборот, полагаясь на Божию волю там, где надо было действовать решительно и самостоятельно» (С. 677); «фактически именно Николай II совершил и геополитическое, и идеологическое самоубийство» (С. 679); «Николаю II была доверена миссия катехона, с которой он не справился» (С. 679); «ничего не сделал для русского Логоса» (С. 681); «оказался совершенно не подходящей личностью» (С. 682).
Сам Дугин предлагает нам вернуться к Серебряному веку и софиологии, чтобы вступить в некий воображаемый Бронзовый век, важнейшей сердцевиной которого станет «Царство Земли», очень похожее на разновидность то ли социализма, то ли хилиазма, то ли их какого-то мыслимого только самим Дугиным сочетания.
В отличие от стройных и логичных сочинений Ивана Ильина, многостраничные тексты Дугина являются не столько войной разума, сколько всё той же игрой в традицию. В которой к своей синкретической игровой идеологии, включающей геноновский традиционализм, консервативную революцию, национал-большевизм и неоевразийство, Дугин теперь добавил ещё и софианство.
В этой истории искренне жалко одного Ивана Ильина. Остальные занимаются мировоззренческим блудом и потаканием Смуте.

Видите ли, дорогие друзья. У вас нет возможности поддержать или не поддержать Дугина во главе ВПШ. Никаких выборов не проводится.

У вас была возможность присоединиться или не присоединиться к объединенной атаке леваков на Дугина, ВПШ и, прежде всего, на Ильина.

И вы зачем-то присоединились. Стрелять в одно время с врагами в одну и ту же цель - значит присоединиться к врагам.

И вот вы из враждебности к Дугину записались в коммунисты.

Зачем вы это сделали? Ума не приложу. Но теперь с этим жить.

Логика дело сложное, да и русский язык часто требует точности в словах.
Поддержка или её отсутствие по поводу какого-либо решения власти или конкретного человека вовсе не зависит от проведения или отсутствия выборов. Действительно часто сложно воспрепятствовать административному ресурсу при том или ином назначении. Бывает также невозможно отговорить человека самому отказаться от желания занять ту или иную должность.
Но любой человек вправе публично, по моральной или гражданской мотивации, поддержать или не поддержать то или иное действие чиновников или самого назначенца.
Я считаю, что власть вольна выбирать себе в компаньоны кого пожелает, даже и тех, кого ещё вчера не удостаивала внимания. Гоблин, Прилепин, Спицын, Дугин приближённые совсем недавнего производства. Поддержка или не поддержка такого выбора не изменит вкусовых пристрастий конкретных чиновников. Но я не вижу ни одной причины, чтобы молча принимать эти ошибки власти, если не сказать хуже…
Теперь по поводу присоединения или не присоединения к левой компании против Ивана Ильина и якобы соединённого с ним Дугина.
Во-первых, промолчать в данной ситуации было бы неправильно и даже бесчестно с моей стороны. Как своего единомышленника, Ивана Ильина защитить было необходимо. Но совершенно не вижу никакой причины делать вид, что Дугин так же является моим единомышленником. Я никогда не был ни евразийцем, ни нацболом, ни последователем Генона, ни софианцем, ни старообрядцем. И не раз, в том числе и публично, заявлял о своём неприятии «интегрального традиционализма» и дугинских оценок русской истории (См.: «Контридентичны ли государство и народ: есть ли биполярное расстройство у русской истории?» или «Русский Логос: интерпретация Александра Дугина»).
Во-вторых, Дугин имеет отношение к Ивану Ильину такое же как я к Генону. То, что проповедует в своих текстах Дугин противоположно сути мировоззрения Ивана Ильина и любой совестливый человек отказался бы от подобного несообразного назначения, не желая связывать своё имя с практически противоположной позицией. Мне бы не пришло в голову принять назначения в какую-нибудь структуру, скажем имени Бердяева или того же Генона. Думаю, я бы нашёл в себе силы отказаться от такой аморальной гибкости.
В-третьих, имена Ивана Ильина и Дугина спаяны в неразрывном дуэте только в головах, тех кто участвует в защите самого Дугина. И никто не может отнять у меня право защищать одного и критиковать другого, в любое время, не взирая ни на какие информационные «кампании», кем бы они не велись. Ни в коммунистах, ни в дугинистах, я никогда не состоял.
Ну и четвёртое, про обвинения в том, что я, не поддержав Дугина «присоединился к врагам» и «записался в коммунисты». Во враги у нас записывают действительно быстро, клейма ставят непринуждённо и вердикты выносят без всякого «следствия». Здесь интересно, что «неуместность критики» я регулярно слышал и раньше, когда критиковал коммунистов, и когда разбирал социалистические глупости Прилепина, Платошкина, Проханова, Кургиняна и прочих формально официозных «патриотов». У нас ведь и якобински настроенные «патриоты» теперь в государственном обороте.
Если так дальше пойдёт в русской среде, то скоро и Ленина со Сталиным будет позволено, только хвалить, под страхом клеймения «врагом народа».
Все эти обвинения сводятся к глубоко лукавой зиновьевской фразе «целились в коммунизм, а попали в Россию». В приложении к ситуации «приговор» можно перефразировать следующим образом: «Смолин мол целился в Дугина, а попал в Россию».
В своё время писатель Леонид Бородин дал хороший ответ на подобного рода обвинения: "кто куда целился, тот туда и попал".
Так что Россия и Иван Ильин это одно. А Дугин и коммунисты это другое.
И Смолин, на что хотел обратить внимание русских людей, на то и обратил, без всяких «присоединений к врагам» и «записи в коммунисты».

"Это был реальный иноагент-власовец"

"Почитайте, что он говорил о православии, почитайте, что он говорил о русском народе, почитайте, как он воспринимал русскую государственность. Все эти вещи он хотел реально развалить. Он ненавидел их. Это был человек русофобски настроенный. Во время двух войн - Русско-японской и Первой мировой войны - это был реальный иноагент - власовец...",—

Михаил Смолин, кандидат исторических наук, в "Вечере на СПАСе". Говорим о вожде революции, о результатах кровавого переворота и исторической правде.

Вот этому будут учить в ВПШ?

Дугин, "Основы геополитики" 1997 года:

«Как предварительные шаги в деле образования оси Москва – Берлин имеет смысл тщательно очистить культурно-историческую перспективу взаимных отношений от темных сторон прошлой истории русско-германских войн, которые были следствием успешной подрывной деятельности атлантистского лобби в Германии и России, а не выражением политической воли наших континентальных народов. В этой перспективе целесообразно вернуть Калининградскую область (Восточную Пруссию) Германии, чтобы отказаться от последнего территориального символа страшной братоубийственной войны...

Курилы – напоминание о нелепой и противоестественной братоубийственной бойне русских и японцев, скорейшее забвение которой является необходимым условием нашего обоюдного процветания. Курилы надо вернуть Японии, но это должно осуществляться в рамках общего процесса новой организации евразийского Дальнего Востока...»

Какая традиция? Чья духовность?

СЕРГЕЙ ЛЬВОВИЧ ХУДИЕВ

Протесты, вызванные созданием школы имени Ильина, директором который был назначен Александр Гельевич Дугин, были сосредоточены, собственно, на имени самого русского философа — Ильина обвиняли в симпатиях к нацизму на основании его статьи 1933 года. Что же, тогдашний текст Ильина — как и многие высказывания белых эмигрантов — следует рассматривать в свете того, что как говорит голос за кадром в фильме про Штирлица, «они еще не знали».

То есть что такое большевизм — знали хорошо, и поэтому были склонны поддерживать любую антибольшевистскую силу, а как дальше поведет себя Гитлер — нет, не знали.

Поэтому приписывать Ильину одобрение того, что нацисты сделали позже, было бы несправедливо. Про генеральный план «Ост» он точно знать не мог. Холокоста никто не предвидел — даже сами нацисты тогда еще не решили, что делать.

Да и признание Ивана Ильина в качестве философа, совершенно не делает его кем-то вроде классиков марксизма-ленинизма, непогрешимых во всех своих цитатах.

Но ссоры вокруг Ильина отвлекли внимание от творчества директора школы — известного мыслителя Александра Гельевича Дугина. Между тем, вопрос о том, каковы мировоззренческие убеждения философа, который все более и более воспринимается как официальный наставник и идеолог, очень важен — даже более важен, чем отношение к наследию покойного Ивана Ильина.

Возможно, людей привлекает слово «традиционалист» — мы же выступаем за традицию, оборот «традиционный», «традиционные ценности» постоянно возникает в самой официальной риторике, «традиция» — это что-то не очень понятное, но по умолчанию хорошее.

Однако это не так — традиции бывают разные. У языческих шаманов, вызывающих духов и вопрошающих мертвых — тоже своя традиция, и очень древняя, древнее, чем призвание Авраама. У европейских чернокнижников — возможно, не такая древняя, но тоже традиция.

Поэтому, говоря о «традиции» нам важно уточнять, о какой именно традиции мы говорим. И вот знакомство с трудами Александра Гельевича раскрывает перед нами весьма своеобразное понимание традиции. Например, в своей серии лекций «Философия Традиционализма», в Лекции 3, носящей название «Сатана и проблема предшествования», он пишет:

«Существует традиционалистский тезис (принадлежащий Рене Генону) о трансцендентальном единстве традиций. С точки зрения Генона, все традиции восходят к единой изначальной Традиции, проистекают из нее и, в конечном итоге, являются ничем иным, как разнообразным выражением этой единой Традиции. Этот тезис, как и все остальные идеи Генона, я в свое время воспринял как не подлежащую сомнению истину (некритично). Однако постепенно по мере изучения истории религий я пришел к выводу, что существует не трансцендентальное единство традиций, а трансцендентальное единство языка традиций. Все традиции сводятся не к одной и той же метафизической истине, но к одному и тому же языку - некой символической парадигме, отдельные стороны которой они развивают. Это не значит, что все традиции согласны между собой в главном, это значит, что они проистекают в своих догматах и началах из единого языка»

И, чуть дальше, в подразделе «Место сатаны в холистском ансамбле», он пишет

«Полноценный язык Традиции, конечно, признает наличие пар противоположностей. Мы можем видеть их на кельтском кресте: верх - низ, право - лево, годовой подъем солнца к северу и спуск к югу, оппозиция сезонов и оппозиция ориентаций. Собственно, наличие этих пар и структурирует сакральный космос, иначе был бы полный хаос. Горячее не есть холодное, день не есть ночь и т.д. Холистский ансамбль признает такое положение вещей. Но эти пары, эти полюса никогда не разводятся абсолютным образом, до конца. Между ними проглядывает, угадывается некоторая тайная связь. Существует некая тайная симпатия полюсов. Это и придает характер парадокса, сверхрационального синтеза, особого интеллектуального дыхания всему тому, что связано с полноценной сакральной Традицией. Мы никогда не поймем сакрального, если не научимся пристально вглядываться в эту тайную симпатию.

Мирча Элиаде в своей книге "Мефистофель и Андрогин", приводит любопытный пассаж из пролога "Фауста" о странной симпатии Бога и сатаны»

Традиция, которую здесь описывает Дугин — ни в малейшей степени не православная и не христианская. Впрочем, тут ничего необычного для него нет — тексты этого автора постоянно производят очень странное и пугающее впечатление. Взять хотя бы Эссе «Человек с соколиным клювом» , в котором он очень комплиментарно и с явной симпатией описывает знаменитого британского оккультиста и сатаниста Алистера Кроули.

Но — могут сказать — это старые тексты, 1990-тых начала 2000-ных. Возможно, с тех пор взгляды философа изменились?

Если бы это было так — и Дугин принял бы православное мировоззрение — это потребовало бы открытого и публичного отречения от его прежних трудов. Этого не произошло; более того, его относительно поздние работы отражают тот же взгляд на вещи.

Например, в книге «Ноомахия» вышедшей в 2019 году, он пишет:

«Логос Кибелы не случайно напомнил о себе в последние века. Даже если он был подавлен, он не был и не мог быть полностью и необратимо искоренен . Если русское начало есть территория Ума , то в этой территории всегда должны быть и центр, и периферия. Для полноценной даже вертикально организованной (индоевропейской аполлонической) Вселенной подземное измерение, Преисподняя не просто возможны, но необходимы — структурно и экзистенциально. Если не будет Тьмы, не будет и Света. Любая попытка игнорировать наличие у Ночи своего Логоса, что является отличительной чертой именно аполлонической (платонической) философии, чревато тем, что этот черный Логос рано или поздно напомнит о себе — причем скорее всего самым радикальным образом»

«Если не будет тьмы, не будет и света» — тезис, который едва ли может найти место в православном Предании.

Взгляды мыслителя вполне последовательны и не менялись — и счесть их православными затруднительно. Некоторые чрезвычайно странные, шокирующие и пугающие тексты опубликованы относительно недавно.

Например, публикация от 12 декабря 2021 на сайте «Изборского клуба» «Мамлеевский миф» где Дугин, в частности, пишет:

«Есть Мамлеев, который был для меня источником колоссального метафизического вдохновения. Тот, кто всё во мне изменил, всё вывернул наизнанку. Как в шаманской инициации, когда духи вытаскивают внутренние органы посвящаемого, скелет делят на отдельные составляющие, вываривают в котле, а потом составляют заново. Как правило, в такой новой композиции возрождённого после инициации неофита, у него в теле недостаёт какой-то детали, а что-то является лишним. Например, иногда вместо ключицы вставляют медную пластину. Или не хватает ребра. Или появляется дополнительный сустав. Нечто подобное произошло со мной, когда я впервые прочитал произведения Мамлеева. Меня как будто духи сварили и восстановили заново. И что-то в моей конституции оказалось лишним, а чего-то уже не было. Во всяком случае, я перестал быть таким, каким был до знакомства с Мамлеевым»

Может ли человек, принадлежащий к православной традиции, описывать значимый для него духовный опыт в такой лексике? Или употреблять слово «некромантия» в позитивном ключе, как он делает этот в том же тексте чуть дальше — « Пусть это был результат некромантии, то есть вызова души потустороннего Мамлеева. Но это было очень живо, и можно было воспринимать как прямой и очень фундаментальный, очень серьёзный, очень основательный опыт»?

Александр Гельевич пишет:

«Первую статью о Мамлееве я написал в начале восьмидесятых. Она потом потерялась, но стала для меня некоторой вехой в попытке собраться с мыслями и придать им какую-то первую законченность. Называлась статья «Мэтр боли №2» и была посвящена рассказу «Боль №2», который я интерпретировал метафизически. С Мамлеева и начался мой путь в составлении слов в литературе, в философии. И до сих пор я прекрасно помню тот свой анализ рассказа.
Для меня Мамлеев был посвятителем»

Посвятителем во что? Неофитом чего сделался Дугин? Куда он «инициировался»?

Но обратим внимание на рассказ Мамлеева, который так сильно повлиял на автора. Он доступен в интернете и начинается со слов «Илья Садовников, тогда ещё молодой парень лет двадцати пяти, как-то летом, на даче, вышел во двор, чтоб испражниться около чёрной, уходящей вдаль, ямы. Он сидел опустошённо, ни о чём не думая. В это время огромная, ни на что не похожая свинья выскочила из-за кустов и намертво, как некий упырь, впилась ему в задницу, как раз в то место, откуда уже выходил кал. Илья завизжал и упал ничком, головой в землю; внешне положение у него было такое, как у истово молящихся, бьющих лбом об пол»

Боль № 2 — это мучительное переживание отвращения и ненависти, которое герой рассказа испытывает по отношению к людям, которые, как он увидел, дотронулись до пола. Он видит, как его невеста, Тамара, чистая и добрая девушка, случайно прикасается к полу, и разрывается между чем-то, что внушает ему отвращение к ней и любовью. Она верно любит его, пытается отмолить и ведет в Церковь — тщетно. Наконец «Боль №2» побеждает окончательно :

« И в тот момент, когда он всё больше углублялся в эту бездну, внезапно он увидел, что прямо из открытой дверцы письменного стола, находившегося рядом, протягивается костлявая, чёрная – вне всех миров – рука. И чей-то хриплый, чуть дружелюбный голос, переходящий в предсмертный хохот, проговорил:
– Иди… Иди… Сюда… Сын мой…
– Кто ты?! – теряя власть, выкрикнул Илья.
– Я тот, кто пришёл увести за собой даже спасённых, – произнёс голос.
Эти страшные слова, как пустой шар, наполненный непознаваемым, вошли в сознание Ильи, разом выбросив из него всё прежнее, чем он жил до сих пор…
И всё…»

Этот рассказ о победе сатаны над любовью и молитвой Тамары написан с глубокой мизантропией, несомненным литературным талантом — и производит очень сильное и тяжелое впечатление.

Но духовность, которая за ним стоит, и не думает себя скрывать.

Впрочем, в том же тексте Дугин упоминает и других авторов — Лотреамона, например, вы можете легко выяснить, кто это — и, если вы осилите недлинный, но очень тяжелый Дугинский текст, делает очень прозрачные намеки.

Конечно, имеет полное право — философ свободен погружаться в те глубины, которые он сам изберет, и обретать тот духовный опыт, который сам пожелает, даже если нам эти глубины представляются отталкивающими и пугающими.
Это не преступление, подлежащее суду — по крайней мере, суду человеческому.

Но когда речь идет о «традиции» нам всегда стоит уточнять — «какой именно традиции?»

https://m.vk.com/video-55490878_456499737
Поучаствовал про Ленина.
У подобравшегося коллектива получилось не плохо.

⚡Не менее важный вопрос единения — каким образом установить фактическое общение между царём и народом? Этот вопрос обсуждался в русской политической литературе весьма основательно.

⚠️Монархические клятвы и обеты - Наследие Империи
https://rusnasledie.info/monarxicheskie-klyatvy-i-obety/

Монархические клятвы и обеты

Не менее важный вопрос единения — каким образом установить фактическое общение между царём и народом? Этот вопрос обсуждался в русской политической литературе весьма основательно.
Как писал Л.А. Тихомиров: «Монархия состоит в единоличном выражении идеи всего национального целого, а чтобы это могло быть фактом, а не вывеской, необходимы известная организация и система учреждений».
Органами общения с национальными силами должны быть не только представительные учреждения, но и вся государственная организация.
По основным законам Российской Империи единение царя и народа освящается и со стороны Православной церкви. В примечании к статье 58 мы читаем, что император после совершения священного обряда коронования и миропомазания коленопреклоненно молится «да наставит Его, вразумит и управит в великом служении, яко Царя и Судию Царству Всероссийскому, да будет с Ним приседящая Божественному престолу премудрость, и да будет сердце Его в руку Божию, во еже вся устроити к пользе врученных Ему людей и к славе Божией, яко да и в день суда Его непостыдно воздаст Ему слово».
В монархической доктрине эти молитвенные слова почитаются «клятвенным обетом», который налагает на себя Император, в своём служении общему народному благу.
Тот же смысл находим и в присяге наследника престола, когда он становится совершеннолетним и молитвенно просит наставить и вразумить его в «великом служении, мне предназначенном».
«Отсюда истекает, — как утверждал поздний славянофил Д.А. Хомяков (1841–1919), — тот чисто нравственный (а потому “священный”) характер, который имеет в глазах русского народа Самодержавие… Царь, царствуя, почитается совершающим великий подвиг, подвиг самопожертвования для целого народа. Начало принуждения, неизбежное в государственном домостроительстве (хотя, конечно, не в нем одном заключается суть государственного союза), служащее в нем орудием осуществления высшего идеала, то есть сверхгосударственного, начало — неблагое и поэтому претящее непосредственно каждому отдельному человеку, составляющему народ, и особенно русский. Тот, кто берет на себя, на пользу общую подвиг орудования “мечом” и тем избавляет миллионы от необходимости к нему прикасаться, конечно, по идее (не всегда на деле) — подвижник, положивший душу свою за други свои: “больше же любви никто же имать”. Поэтому Царь представляется народу выразителем начала любви к нему, любви по возможности абсолютной; а это, конечно, функция священная, и сам Царь священен, как проявитель этого священного начала. Власть, понятая как бремя, а не как “привилегия”, — краеугольная плита самодержавия христианского, просветленного и тем отличного от, так сказать, стихийного, восточного самодержавия. Священность власти как института вообще не имеет отношения к вопросу о значении самодержавия как такового. Но самодержавие священно, так сказать, из себя, и эта его священность, как идея, возможна лишь там, где все и каждый видят во всяческой власти лишь бремя, а не вкусили “прелести” ее».
К этому надо присовокупить и присягу верноподданного при восшествии на престол очередного императора. Хотя профессор П.Е. Казанский и возражает против того, что именно в присяге народ признаёт императора своим правителем, но «тем не менее присяга для лиц верующих содержит в себе религиозное подтверждение гражданской обязанности подданного, для остальных она есть по меньшей мере торжественное обещание, которое должен свято хранить каждый. Религиозного и нравственного значения ее отрицать невозможно».
Присяга на верность подданства является не только религиозной клятвой, но и выясняет обязанности верноподданного: верной службы, повиновения, не щадя своей жизни, оберегание прав и преимуществ императора, споспешествование службе и пользе государственной, недопущения ущерба власти императора, охранение государственной тайны и непреступление против своей службы императору и против присяги.

Многими русскими консерваторами присяга считалась либо нравственным причастием власти Государя (Л.А. Тихомиров), либо самой конституцией, политическими обязанностями русских граждан (М.Н. Катков).
Союз царя и народа скреплялся клятвенным обетом императора к пользе врученных ему людей, присягой самих верноподданных и священным коронованием и миропомазанием императора. Последний церковный обряд по-особому подчёркивает единение царя со своей землёй и со своим народом.
«Основания обряда священного коронования и миропомазания, как толкует наша Православная Церковь, заключаются в следующем:
1) чтобы перед лицом всего народа показать, что Государь — помазанник Божий, что власть его божественного происхождения, а самая особа его священна и неприкосновенна;
2) что ранг его — единственный в государстве, превыше и превосходнее всех других, что символически явствует из императорских регалий, в которые он облачается, — трона, короны, порфиры, скипетра и державы, и Царских регалий — Мономаховой шапки и барм, — которые лежат перед ним;
3) чтобы Государю призвать как на себя, так и на народ свой, милость Божию;
4) чтобы таинством коронования запечатлеть союз Монарха с народом;
5) чтобы укрепиться молитвой в важном и трудном деле управления государством».

⚡️Потери ВСУ с начала специальной военной операции составили уже почти полмиллиона военнослужащих, заявил Шойгу

❗️В 2024 году в войска поступят первые образцы зенитной ракетной системы нового поколения С-500, анонсировал Шойгу.

Военные получат их в двух модификациях: зенитные ракетные комплексы дальнего действия и комплексы противоракетной обороны, подчеркнул министр.