Какое сегодня небо и город готовится к теплу.
Город готовится к Пасхе.
Моют окна, подметают тротуары, пропалывают клумбы.
Тепло.
Сегодня шли мимо храма Всех святых на Кулишках.
А там окрыли окно.
И в этом окне золото иконы. А на иконе Сергий Радонежский, благославляющий Дмитрия Донского.
Она как будто вышли в шум и гам площади на одно мгновение.
Но мы успели увидеть.
А потом в у Телешовых-Карзинкиных пили чай.
Как я люблю Москву.
Но весной особенно.
Кажется что все еще впереди.
Город готовится к Пасхе.
Моют окна, подметают тротуары, пропалывают клумбы.
Тепло.
Сегодня шли мимо храма Всех святых на Кулишках.
А там окрыли окно.
И в этом окне золото иконы. А на иконе Сергий Радонежский, благославляющий Дмитрия Донского.
Она как будто вышли в шум и гам площади на одно мгновение.
Но мы успели увидеть.
А потом в у Телешовых-Карзинкиных пили чай.
Как я люблю Москву.
Но весной особенно.
Кажется что все еще впереди.
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Всегда еду домой на трамвае вдоль бульвара. И смотрю в окно.
Forwarded from Интервью о личном
16:05, книжный магазин в Гоа
Внутри — прохладно и тихо. Пахнет корицей, пылью и чем-то, что не опишешь — может быть, старостью бумаги, может быть, временем. Продавщице за прилавком — около семидесяти. Она поправляет очки на переносице и говорит чуть сбивчиво, улыбаюсь.
— Я начала работать здесь после выхода на пенсию, чтобы чем-то себя занять. Не ради денег — мне приятно быть среди книг. И среди людей.
Иногда кто-то заходит просто так, без цели. Я тоже раньше так делала — заходила в книжные в незнакомых городах, чтобы остаться наедине с собой, но не быть одной.
До книжного она много лет работала в турагентстве.
— Мы летали по всему миру. Канада, Сингапур, Европа. Нам давали билеты со скидкой, но отпуск был короткий — туда-обратно, быстро. Иногда возвращаешься, а у тебя всё ещё вкус другой еды во рту.
Она на секунду смотрит в сторону. Потом говорит тише:
— Если бы могла вернуться, наверное, поехала бы в Канаду. Там природа особенная. Простор, воздух. Искусство, культура — всё это тоже важно, но природа — в первую очередь. Есть что-то, что можно найти в Индии, а что-то — только в других странах. Потому и путешествуешь.
Ещё я иногда скучаю по спорту. Раньше бегала, плавала. Сейчас тело уже не то. Пять лет назад могла больше. Сейчас — меньше. Через пять лет, может быть, ещё меньше. Но пока могу вспоминать, читать и слушать музыку — это уже большое счастье.
Я спрашиваю о том, как изменился мир за её жизнь.
— О, сильно.
Я из поколения, у которых не было ни телефонов, ни телевизоров. Мы шли в школу, родители не знали, где мы, потому что телефонов не было. А сейчас — набрал, и всё ясно. И еще есть искусственный интеллект, вы представляете?
Всё изменилось. Мы, люди среднего класса, тогда вообще мало что имели. Потом постепенно появились телевизор, телефон, интернет… Это большая редкость — быть свидетелем таких перемен.
Сейчас у детей есть гаджеты и они меньше играют на улице. Мы же всё время были на свежем воздухе. Возвращались домой только поесть. Но в глубине, я думаю, природа человека не меняется. Радость, грусть, дружба — всё это было и тогда, и сейчас, просто по-другому проявляется.
Люди боятся искусственного интеллекта, но я думаю, что если мы вложим в детей правильные ценности, всё будет хорошо. Я надеюсь, моя внучка сохранит в себе человечность.
— Как её сохранить?
— Нужно уметь справляться с трудностями. Молодым это нелегко. Они привыкли к скорости — нажал кнопку, получил ответ. А если кнопка не сработала? Нужно уметь ждать. Вот этому и надо учить.
Она делает паузу.
— Мы успели пожить в период свободы. Никого не интересовало, кто ты, откуда, какой у тебя Бог. Сейчас — по-другому. Меньше свободы.
Спрашиваю, чувствует ли она, что у неё мало времени.
— Я недавно про это думала и, если честно, мы же никогда не знаем, сколько у нас времени. Может, я уйду завтра.
Бывают, конечно, мысли: «Хватит, я уже наработалась. У меня есть деньги на десять лет». А потом думаю: «А если проживу больше? Что делать?» Поэтому продолжаешь работать ещё немного.
У тебя либо есть время и нет денег, либо есть деньги, но нет времени. Надо как-то найти баланс.
В этот момент звонит телефон.
— Книжный магазин “Literati”, добрый вечер… Да, была, но сейчас всё раскупили. Будет новая партия, я вам перезвоню… Да, конечно. Всего доброго.
Она кладёт трубку, чуть улыбается.
— Так я и живу. День за днём.
Смысл моей жизни — в рутине. Не в том, чтобы всё было ярко, а в том, чтобы всё просто было. Я проснулась, сварила чай, открыла книжный, поговорила с кем-то, кто пришёл за книгой.
После шестидесяти пяти я перестала ждать чего-то особенного и научилась быть благодарной за повседневное. Просто ещё один день прошёл — и хорошо.
Спрашиваю про самый грустный день в её жизни.
— Наверное, когда умерла моя кошка. Я люблю животных. С ними всё просто: они или любят в ответ, или нет.
Внутри — прохладно и тихо. Пахнет корицей, пылью и чем-то, что не опишешь — может быть, старостью бумаги, может быть, временем. Продавщице за прилавком — около семидесяти. Она поправляет очки на переносице и говорит чуть сбивчиво, улыбаюсь.
— Я начала работать здесь после выхода на пенсию, чтобы чем-то себя занять. Не ради денег — мне приятно быть среди книг. И среди людей.
Иногда кто-то заходит просто так, без цели. Я тоже раньше так делала — заходила в книжные в незнакомых городах, чтобы остаться наедине с собой, но не быть одной.
До книжного она много лет работала в турагентстве.
— Мы летали по всему миру. Канада, Сингапур, Европа. Нам давали билеты со скидкой, но отпуск был короткий — туда-обратно, быстро. Иногда возвращаешься, а у тебя всё ещё вкус другой еды во рту.
Она на секунду смотрит в сторону. Потом говорит тише:
— Если бы могла вернуться, наверное, поехала бы в Канаду. Там природа особенная. Простор, воздух. Искусство, культура — всё это тоже важно, но природа — в первую очередь. Есть что-то, что можно найти в Индии, а что-то — только в других странах. Потому и путешествуешь.
Ещё я иногда скучаю по спорту. Раньше бегала, плавала. Сейчас тело уже не то. Пять лет назад могла больше. Сейчас — меньше. Через пять лет, может быть, ещё меньше. Но пока могу вспоминать, читать и слушать музыку — это уже большое счастье.
Я спрашиваю о том, как изменился мир за её жизнь.
— О, сильно.
Я из поколения, у которых не было ни телефонов, ни телевизоров. Мы шли в школу, родители не знали, где мы, потому что телефонов не было. А сейчас — набрал, и всё ясно. И еще есть искусственный интеллект, вы представляете?
Всё изменилось. Мы, люди среднего класса, тогда вообще мало что имели. Потом постепенно появились телевизор, телефон, интернет… Это большая редкость — быть свидетелем таких перемен.
Сейчас у детей есть гаджеты и они меньше играют на улице. Мы же всё время были на свежем воздухе. Возвращались домой только поесть. Но в глубине, я думаю, природа человека не меняется. Радость, грусть, дружба — всё это было и тогда, и сейчас, просто по-другому проявляется.
Люди боятся искусственного интеллекта, но я думаю, что если мы вложим в детей правильные ценности, всё будет хорошо. Я надеюсь, моя внучка сохранит в себе человечность.
— Как её сохранить?
— Нужно уметь справляться с трудностями. Молодым это нелегко. Они привыкли к скорости — нажал кнопку, получил ответ. А если кнопка не сработала? Нужно уметь ждать. Вот этому и надо учить.
Она делает паузу.
— Мы успели пожить в период свободы. Никого не интересовало, кто ты, откуда, какой у тебя Бог. Сейчас — по-другому. Меньше свободы.
Спрашиваю, чувствует ли она, что у неё мало времени.
— Я недавно про это думала и, если честно, мы же никогда не знаем, сколько у нас времени. Может, я уйду завтра.
Бывают, конечно, мысли: «Хватит, я уже наработалась. У меня есть деньги на десять лет». А потом думаю: «А если проживу больше? Что делать?» Поэтому продолжаешь работать ещё немного.
У тебя либо есть время и нет денег, либо есть деньги, но нет времени. Надо как-то найти баланс.
В этот момент звонит телефон.
— Книжный магазин “Literati”, добрый вечер… Да, была, но сейчас всё раскупили. Будет новая партия, я вам перезвоню… Да, конечно. Всего доброго.
Она кладёт трубку, чуть улыбается.
— Так я и живу. День за днём.
Смысл моей жизни — в рутине. Не в том, чтобы всё было ярко, а в том, чтобы всё просто было. Я проснулась, сварила чай, открыла книжный, поговорила с кем-то, кто пришёл за книгой.
После шестидесяти пяти я перестала ждать чего-то особенного и научилась быть благодарной за повседневное. Просто ещё один день прошёл — и хорошо.
Спрашиваю про самый грустный день в её жизни.
— Наверное, когда умерла моя кошка. Я люблю животных. С ними всё просто: они или любят в ответ, или нет.
Forwarded from Интервью о личном
— А с людьми?
Она замолкает и смотрит куда-то в сторону полки с поэзией.
— С людьми сложнее. Они не всегда говорят, что чувствуют. А если и говорят — не всегда делают. Иногда тебе кажется, что вы рядом навсегда, а потом он, вроде, жив, но навсегда исчез из твоей жизни…
У меня был брат. Мы были очень близки. Почти как тени друг друга. Он всегда меня защищал — даже когда я уже давно выросла. Стоило мне заболеть — он звонил. Я не знаю, как он это чувствовал. А потом он умер. Внезапно. Сердце. Ему было всего пятьдесят девять.
Я даже не сразу поняла, что произошло. Мы с ним никак не попрощались и я ему не так и сказала одно важное “Прости”, которое носила в себе годами. Думала, успею. А теперь я его всё время слышу — в голове. Иногда в толпе будто замечаю его — спину, походку, поворот головы…
Я уверена, что где-то там — они с кошкой вместе. Она свернулась клубком у него на коленях, он сидит с чашкой крепкого кофе, который так любил пить.
Уже на выходе она меня окликает:
— Иван, помните, жизнь — всегда хорошая. И когда тебе двадцать, и когда тебе семьдесят. Просто ты по-разному это понимаешь.
Она замолкает и смотрит куда-то в сторону полки с поэзией.
— С людьми сложнее. Они не всегда говорят, что чувствуют. А если и говорят — не всегда делают. Иногда тебе кажется, что вы рядом навсегда, а потом он, вроде, жив, но навсегда исчез из твоей жизни…
У меня был брат. Мы были очень близки. Почти как тени друг друга. Он всегда меня защищал — даже когда я уже давно выросла. Стоило мне заболеть — он звонил. Я не знаю, как он это чувствовал. А потом он умер. Внезапно. Сердце. Ему было всего пятьдесят девять.
Я даже не сразу поняла, что произошло. Мы с ним никак не попрощались и я ему не так и сказала одно важное “Прости”, которое носила в себе годами. Думала, успею. А теперь я его всё время слышу — в голове. Иногда в толпе будто замечаю его — спину, походку, поворот головы…
Я уверена, что где-то там — они с кошкой вместе. Она свернулась клубком у него на коленях, он сидит с чашкой крепкого кофе, который так любил пить.
Уже на выходе она меня окликает:
— Иван, помните, жизнь — всегда хорошая. И когда тебе двадцать, и когда тебе семьдесят. Просто ты по-разному это понимаешь.
Старший мой сын снова начал писать. Я так в это верю. Он много и очень хорошо писал, а потом вышел на работу. Где тоже много писал и брал интервью. Но это были другие тексты. Прекрасные и нужные.
А у него очевидный талант. И нельзя его закопать - это больший грех.
Говорила я ему пять лет.
Сын от меня устал.
Я плохая мать - я что думаю, то и говорю.
Не все выдерживают лавину моей любви и беспокойства.
Это непосильная ноша - воспитывать детей таким, как я.
Но раз Господь доверил, я стараюсь.
А у него очевидный талант. И нельзя его закопать - это больший грех.
Говорила я ему пять лет.
Сын от меня устал.
Я плохая мать - я что думаю, то и говорю.
Не все выдерживают лавину моей любви и беспокойства.
Это непосильная ноша - воспитывать детей таким, как я.
Но раз Господь доверил, я стараюсь.
Forwarded from Евгений Соседов
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
От реставрации архитектуры, живописи и мебели наконец дошли до реставрации книг. Первый наш опыт, спасибо Дмитрию Чижкову и Кириллу Воронову.
Продолжаю разбирать, приводить в порядок и постоянно пополнять нашу библиотеку наследия. Особое место в ней занимают букинистические издания про древние русские города и Золотое кольцо как детище ВООПИК.
Продолжаю разбирать, приводить в порядок и постоянно пополнять нашу библиотеку наследия. Особое место в ней занимают букинистические издания про древние русские города и Золотое кольцо как детище ВООПИК.