Самый странный русский фильм года, где полиция мучает задержанного пением, плясками и размышлениями о смысле бытия. Не жизнь такая — мы такие: скучные, безвольные, несвободные и вечно недовольные «человеки из Подольска».
Просрали, или Нельзя заигрывать с хулиганьем
“Почему обязательно – антисоветчина, если про трагические события советской эпохи?” – возмутился один уважаемый российский критик в ответ на мое замечание о “Дорогих товарищах!”. Согласен, совсем не обязательно, но желательно. Такова идеология нового российского кино.
“Разве новая работа Кончаловского столь однозначна?”, – спрашивает меня другой читатель. Вполне однозначна, хоть Кончаловский и сглаживает углы изображением главной героини – убежденной коммунистки, которая верит в светлое будущее, вспоминая Сталина. Был бы Сталин, говорит, было бы понятно, кто свой, а кто чужой, и вообще давно бы коммунизм построили. Но смысл бесспорно талантливой картины – отбить у зрителя ностальгию по СССР, показать, что советская власть – антинародная, жестокая, кровожадная, которая держит людей в страхе, припирая к стене, заставляя заткнуться. Не болтай, а то накажем.
Трагедия в самом деле жуткая. Рабочие устроили забастовку и пошли с Лениным на советскую власть, а та взяла и зарядила по толпе, залив площадь кровью, которую потом стыдливо прикрывают слоем асфальта, иначе не смыть. Разогнали, расстреляли и кинули тела в яму без суда и следствия, подписав себе же смертный приговор. Слово партии – закон, но сказать ей нечего, вот и злится грешная, понимая, что, Иосиф Виссарионович, мы все “просрали”. Стало быть, полезнее о преступлении забыть. Даже социализм в лукавом “совке” называют государственной тайной – он вроде бы есть, а вроде и нет.
Однако главная мысль у этого изящного полотна, стилизованного под советское кино с замахом на документальность, проявляется в финале, похожем на чудо. Коммунистка-идеалистка, которая ностальгирует по жесткой руке, призывая арестовать и расстрелять толпу мятежников без всяких разговоров, теперь, узнав, что родная дочь не попала под пули, не решается выдать ребенка. Плевать на идеологию – каждый сам за себя. Человек мечется между чувством и долгом, но предает, спасая свою шкуру, потому что боится.
Кто меня знает и читает, прекрасно знаком с моими взглядами. “Дорогие товарищи!” – антисоветское кино, потому что по-другому и быть не может. Картина, где Сталин живет рядом с Богом (не буквально, конечно), выражает тревогу, боль, страх, беспомощность, отчаяние и, как бы парадоксально не звучало, надежду при явной ненависти к неумелой и безумной пролетарской власти. Неспроста фильм называют главным о государстве, то есть о государстве вообще, будь то прошлое или настоящее. “Дорогие товарищи!” – это политическое заявление, обращение и предупреждение как рабочим, так и товарищам из Москвы, которые оказались совсем не товарищами. Название – ирония. В гробу видал народ власть, а власть – народ. Власть – убийца, народ – жертва. К слову, не просто так в Meduza вышел репортаж о расстреле демонстрации под заголовком “Вторая Катынь”, напоминая читателям, что Катынь – дело рук не Гитлера, а Сталина.
Прав вооруженный иконой старик: “Вопрос требует обсуждения”. Кончаловский оставляет зрителя в растерянности, а на традиционное русское “кто виноват” и “что делать” живой классик внушает нам устами грешной матери, которая будто кается: “Мы станем лучше”.
“Почему обязательно – антисоветчина, если про трагические события советской эпохи?” – возмутился один уважаемый российский критик в ответ на мое замечание о “Дорогих товарищах!”. Согласен, совсем не обязательно, но желательно. Такова идеология нового российского кино.
“Разве новая работа Кончаловского столь однозначна?”, – спрашивает меня другой читатель. Вполне однозначна, хоть Кончаловский и сглаживает углы изображением главной героини – убежденной коммунистки, которая верит в светлое будущее, вспоминая Сталина. Был бы Сталин, говорит, было бы понятно, кто свой, а кто чужой, и вообще давно бы коммунизм построили. Но смысл бесспорно талантливой картины – отбить у зрителя ностальгию по СССР, показать, что советская власть – антинародная, жестокая, кровожадная, которая держит людей в страхе, припирая к стене, заставляя заткнуться. Не болтай, а то накажем.
Трагедия в самом деле жуткая. Рабочие устроили забастовку и пошли с Лениным на советскую власть, а та взяла и зарядила по толпе, залив площадь кровью, которую потом стыдливо прикрывают слоем асфальта, иначе не смыть. Разогнали, расстреляли и кинули тела в яму без суда и следствия, подписав себе же смертный приговор. Слово партии – закон, но сказать ей нечего, вот и злится грешная, понимая, что, Иосиф Виссарионович, мы все “просрали”. Стало быть, полезнее о преступлении забыть. Даже социализм в лукавом “совке” называют государственной тайной – он вроде бы есть, а вроде и нет.
Однако главная мысль у этого изящного полотна, стилизованного под советское кино с замахом на документальность, проявляется в финале, похожем на чудо. Коммунистка-идеалистка, которая ностальгирует по жесткой руке, призывая арестовать и расстрелять толпу мятежников без всяких разговоров, теперь, узнав, что родная дочь не попала под пули, не решается выдать ребенка. Плевать на идеологию – каждый сам за себя. Человек мечется между чувством и долгом, но предает, спасая свою шкуру, потому что боится.
Кто меня знает и читает, прекрасно знаком с моими взглядами. “Дорогие товарищи!” – антисоветское кино, потому что по-другому и быть не может. Картина, где Сталин живет рядом с Богом (не буквально, конечно), выражает тревогу, боль, страх, беспомощность, отчаяние и, как бы парадоксально не звучало, надежду при явной ненависти к неумелой и безумной пролетарской власти. Неспроста фильм называют главным о государстве, то есть о государстве вообще, будь то прошлое или настоящее. “Дорогие товарищи!” – это политическое заявление, обращение и предупреждение как рабочим, так и товарищам из Москвы, которые оказались совсем не товарищами. Название – ирония. В гробу видал народ власть, а власть – народ. Власть – убийца, народ – жертва. К слову, не просто так в Meduza вышел репортаж о расстреле демонстрации под заголовком “Вторая Катынь”, напоминая читателям, что Катынь – дело рук не Гитлера, а Сталина.
Прав вооруженный иконой старик: “Вопрос требует обсуждения”. Кончаловский оставляет зрителя в растерянности, а на традиционное русское “кто виноват” и “что делать” живой классик внушает нам устами грешной матери, которая будто кается: “Мы станем лучше”.
77-летию Терренса Малика посвящается.
Именно «Тонкая красная линия» открыла новый период в карьере маэстро, а не «Древо жизни», как принято думать.
Именно «Тонкая красная линия» открыла новый период в карьере маэстро, а не «Древо жизни», как принято думать.
В чем тайный смысл дебюта Орсона Уэллса и зачем его сегодня смотреть. К «Манку» Дэвида Финчера.
Сначала Нолан со своей инверсией в сумрачном мире. Теперь Финчер с притчей об обезьянке, без «розового бутона».
«Шоукейс» и «обсессия» Дэвида Финчера
КиноПоиск сделал видеоэссе, где заявляет, что «Манк» - лучший фильм Финчера.
Аргументы, конечно, убойные. Оказывается, произведение сильное, настоящий opus magnum, потому что снято в черно-белом, написано отцом культового режиссера, а сам режиссер подражает классике золотого Голливуда, а именно «Гражданину Кейну», щеголяя эстетскими приемами. И еще потому что там элегантные костюмы и драматичный саундтрек.
Неспроста фильму прочат «Оскар». «Манк» - признание в любви к Голливуду. Но значит ли это, что «Манк» - лучший фильм Финчера? Нет. Кажется, народец дружно забыл «Бойцовский клуб», «Игру», «Зодиака», «Исчезнувшую»... И как же «Семь»? Вот шедевр! «Манк» - «Гражданин Кейн» в творчестве Финчера? Если только «Гражданин Кейн» среди фильмов о «Гражданине Кейне».
А вообще, невозможно воспринимать всерьез людей, которые используют слово «картинка» в разговоре о кино.
КиноПоиск сделал видеоэссе, где заявляет, что «Манк» - лучший фильм Финчера.
Аргументы, конечно, убойные. Оказывается, произведение сильное, настоящий opus magnum, потому что снято в черно-белом, написано отцом культового режиссера, а сам режиссер подражает классике золотого Голливуда, а именно «Гражданину Кейну», щеголяя эстетскими приемами. И еще потому что там элегантные костюмы и драматичный саундтрек.
Неспроста фильму прочат «Оскар». «Манк» - признание в любви к Голливуду. Но значит ли это, что «Манк» - лучший фильм Финчера? Нет. Кажется, народец дружно забыл «Бойцовский клуб», «Игру», «Зодиака», «Исчезнувшую»... И как же «Семь»? Вот шедевр! «Манк» - «Гражданин Кейн» в творчестве Финчера? Если только «Гражданин Кейн» среди фильмов о «Гражданине Кейне».
А вообще, невозможно воспринимать всерьез людей, которые используют слово «картинка» в разговоре о кино.
“Чудо-женщина: 1984” суетится и пестрит, но предложить ей нечего, кроме Супермена в юбке, нефтяного мужика из телевизора и веры в любовь. Антиутопии и оруэлловщины не видать, секса нет, потому что не модно, а благородная красотка, которая выступает против мятежа и рабства, призывает жить по правде, потому что истина прекрасна. Что бы ты не загадал, злой капитализм заберет все, а если народу дать власть, мир погрузится во тьму, поэтому правом должны обладать избранные. Смотришь эту фашистскую попсу о женщине, сделанную женщиной, и ищешь смыслы, чтобы хоть как-то себя развлечь. Плакатное “We Can Do It!” не возбуждает.
Пока готовил новый материал, наткнулся на мысль о Голливуде, с которой не могу не согласиться:
«Почти все остальное представляется мне в разной степени изобретательным нанизыванием в меру точных, красивых и талантливо снятых эпизодов на одну бедную и банальную мысль. Кольца разноцветные, а штырь, на которые их набрасывают, ржавый».
«Почти все остальное представляется мне в разной степени изобретательным нанизыванием в меру точных, красивых и талантливо снятых эпизодов на одну бедную и банальную мысль. Кольца разноцветные, а штырь, на которые их набрасывают, ржавый».
Невозможно постичь Дэвида Линча, зато можно пересмотреть петляющий «Малхолланд Драйв».
