Улица была почти пуста, если не считать вездесущих Стражей Сумрака. Один-два культиста маячили всюду, куда бы Рауль ни отправился. Он испытывал почти детское удовлетворение, сбрасывая свой «хвост» и теряясь в грязных переулках Уэйвенхольма. Обычно люди Валтасара старались держаться поодаль, но сейчас они, не скрываясь, приближались к оккультисту.
— Снова суете свой нос в чужие дела, мистер Мортис? — голос молодого мужчины прозвучал неприятно тонко.
Рауль смерил его равнодушным взглядом.
— Почтил память погибшего. Это запрещено? К тому же он был моим коллегой, что вам, полагаю, хорошо известно.
— Возможно, убийце окажется мало одного оккультиста, — оскалился второй, высокий, темноволосый мужчина с неровно подстриженными усами. — Накануне Самайна у многих не в порядке с головой.
— Спасибо за беспокойство, — кивнул Рауль, расправив плечи. — Но меня ждет прогулка по чудесному Уэйвенхольму. Воздух сегодня просто изумительный, вы не находите?
Приподняв шляпу, оккультист удалился. Сейчас он не собирался скрываться — пусть видят, куда он идет: в гостиницу «У Пристани».
Пора было готовиться к битве.

«Если не научишься играть — разобью ее тебе об голову!»

«Отец сразу отправил меня на уроки. Сказал: “Если уж играешь — играй как следует”.»

Никто не пророчил ей великое будущее — и слава богам.
У травницы Гарриет нет древней крови, волшебной силы или потерянного трона — лишь усталость, долги и строптивый козел. Ей не нужны все сокровища мира — только капля покоя и глоток тишины. Когда в ее покосившуюся лачугу вваливается пьяный бог Пилион, она вместо жертвоприношения сунула ему под нос метлу. И бог, вместо того чтобы испепелить наглую смертную, заявил права на половину ее дома. Точнее — на то, что от него осталось.
Это не история о великом предназначении. Мир не висит на волоске — он просто медленно разваливается под весом чужих решений. Почему бог не помнит причины, которая привела его в Стеклопадье — забытую деревню на краю болот?
Как сохранить рассудок, когда рядом с тобой поселилось приставучее божество, винная бочка пустеет с пугающей скоростью, а единственный союзник против чиновничьего произвола — рогатый вредитель с дурным характером, который любит жевать судебные повестки?

— Хочешь жить в моем доме — соблюдай правила. Никаких скабрезных шуточек, приставаний, падших женщин и кошек. Моя комната — запретная территория. Ясно?
Пилион слегка нахмурил брови, склонив голову набок. На нем все еще был этот дурацкий венок из цветов.
— А кошек-то ты почему не любишь?
— Люблю, — сухо отозвалась Гарри, держа метлу наготове. — Но от них я чешусь и чихаю. К тому же Муг их терпеть не может.
Козел вышел из соседней комнаты и коротко проблеял нечто угрожающее.
— Хорошо. Никакого веселья и кошек, — кивнул мужчина.

— Очень интересно, — фыркнула Гарри. — Как это — не помнишь? По башке тебя, что ль, сковородой огрели? Или допился-таки до синих светляков, божок пьянства?
— Я не... неважно. Но я точно помню, что стремился сюда. Значит, так было нужно, милая Гарри. И хочешь ты того или нет, я здесь останусь, — твердо заявил Пилион, а его зеленые глаза вспыхнули. — Таков путь.
— Путь, путь... — проворчала травница, поднимаясь. — Вот что я тебе скажу — суп мой не жрать! А то покажу тебе путь — дам метлой под зад, живехонько побежишь по дорожке.

На вкус каша была... божественной. В меру сладкой, в меру горячей, идеально проваренной.
Наверное, такой на вкус могла быть мечта вечно голодного студента академии, замученной заботами матери четверых детей или побирушки у храма.

Гарриет воскликнула:
— И где же ты взял морковь, пиво и редиску?
— Обменял, — охотно отозвался Пилион, наполняя свою тарелку яствами.
— Обменял? Ты что-то украл из моего дома? — начала закипать Гарри, стиснув двузубую вилку.
«Видят лесные духи: если он взял что-то из моего дома, я воткну ему эту вилку прямо в озорной глаз».
— Милая Гарри, в твоей лачуге даже стыдно что-то красть, — его улыбка стала снисходительной. — Разве что Муга. Но с его характером я вряд ли выручу хотя бы пару медяков.
— Не нравятся мой дом и мой козел — добро пожаловать отсюда, — огрызнулась Гарриет. — Дверь сам найдешь.

— Ты выбрал худшее место, чтобы повеселиться, божок, — припечатала Гарри, отставив пустую миску. — Если ты не пришел сюда умирать, конечно. Унылая смерть в забытье — этого у нас сколько угодно. Душа Стеклопадья давно украдена.
— Думаю, ты недооцениваешь это место, Гарри, — заметил Пилион, собирая грязную посуду в таз. — Уверен, в Стеклопадье найдется и что-то светлое.
— Ага, найдется. Как засветят тебе в глаз, так под ним фонарь и засияет, — грубо пошутила Гарри.