🕯️Вот и похороны🕯️
Смотрю на это обожаемое лицо, которое столько целовал — и чувствую, будто меня везут на эшафот.
И мне кажется, что я в первый раз вижу похороны и в первый раз понимаю, что такое смерть. Мы плетёмся по ухабистому снегу, проваливаясь.
Прекрасное место под тремя соснами выбрал я для неё и для себя, здесь я пережил всю казнь — и забивание гроба гвоздями, и стуки мерзлой земли по гробу и медленную — ужасно медленную работу лопат.
Не помню, как вернулся домой... Никогда ещё так ясно не представлялась мне хрупкость понятий «моё», «твоё». К своим вещам М. Б. была по-детски ревнива, и мне даже странно, что я могу взять её чемодан, или открыть её столик и что в её комнате сейчас ночует Катя и неизвестная М. Б. Елена Бианки. Странно, что я могу переставлять в её комнате вещи — странно и страшно.
И как остро ощущаешь те перемены, которые происходят в мире без неё. Когда теряешь друга и спутника всей твоей жизни, начинаешь с изумлением думать о себе — впервые задаёшься вопросом: «Кто же я таков?» — и приходишь к очень неутешительным выводам.
И ещё одно: когда умирает жена, с которой прожил полвека, вдруг забываются последние годы, и она возникает перед тобою во всем цвету молодости, женственности — невестой, молодой матерью, забываются седые волосы.
И видишь, какая чепуха— время, какая это бессильная чушь.
Смотрю на это обожаемое лицо, которое столько целовал — и чувствую, будто меня везут на эшафот.
И мне кажется, что я в первый раз вижу похороны и в первый раз понимаю, что такое смерть. Мы плетёмся по ухабистому снегу, проваливаясь.
Прекрасное место под тремя соснами выбрал я для неё и для себя, здесь я пережил всю казнь — и забивание гроба гвоздями, и стуки мерзлой земли по гробу и медленную — ужасно медленную работу лопат.
Не помню, как вернулся домой... Никогда ещё так ясно не представлялась мне хрупкость понятий «моё», «твоё». К своим вещам М. Б. была по-детски ревнива, и мне даже странно, что я могу взять её чемодан, или открыть её столик и что в её комнате сейчас ночует Катя и неизвестная М. Б. Елена Бианки. Странно, что я могу переставлять в её комнате вещи — странно и страшно.
И как остро ощущаешь те перемены, которые происходят в мире без неё. Когда теряешь друга и спутника всей твоей жизни, начинаешь с изумлением думать о себе — впервые задаёшься вопросом: «Кто же я таков?» — и приходишь к очень неутешительным выводам.
И ещё одно: когда умирает жена, с которой прожил полвека, вдруг забываются последние годы, и она возникает перед тобою во всем цвету молодости, женственности — невестой, молодой матерью, забываются седые волосы.
И видишь, какая чепуха— время, какая это бессильная чушь.
🕯️Пустяками я, между прочим, назову те драмы, героинями которых являются в жизни мужчин — женщины.
Женщины, конечно, играют огромную роль, но это тогда весело, удобно, приятно, когда сношения с ними имеют значение комедий. Тогда это придаёт остроту жизни, бодрость, игру, живётся легко, не мешает делу и делам.
Но беда, когда мужчина примет любовь всерьёз и начнет любить «горестно и трудно»… Такие драмы уносят лучшие наши силы, можно сказать, обрывают цвет сил и отводят от дела, от долга, от призвания.
Последнее всё я говорю про себя: по своей крайней нервной раздражительности, поклонник, по художественной природе своей, всякой красоты, я пережил несколько таких драм и выходил из них, правда, «небритый, бледный и худой», победителем, благодаря своей наблюдательности, острому анализу и юмору.
Корчась в судорогах страсти, я не мог в то же время не замечать, как это всё вместе взятое глупо и комично. Словом, мучаясь субъективно, я смотрел на весь ход такой драмы и объективно — и, разложив на составные части, находил, что тут смесь самолюбия, скуки, плотской нечистоты — и отрезвлялся, с меня сходило все, как с гуся вода.
Но обидно то, что в этом глупом рабстве утопали иногда годы, проходили лучшие дни для свежего прекрасного дела, творческою труда — словом, для нормальной человеческой жизни.
Женщины, конечно, играют огромную роль, но это тогда весело, удобно, приятно, когда сношения с ними имеют значение комедий. Тогда это придаёт остроту жизни, бодрость, игру, живётся легко, не мешает делу и делам.
Но беда, когда мужчина примет любовь всерьёз и начнет любить «горестно и трудно»… Такие драмы уносят лучшие наши силы, можно сказать, обрывают цвет сил и отводят от дела, от долга, от призвания.
Последнее всё я говорю про себя: по своей крайней нервной раздражительности, поклонник, по художественной природе своей, всякой красоты, я пережил несколько таких драм и выходил из них, правда, «небритый, бледный и худой», победителем, благодаря своей наблюдательности, острому анализу и юмору.
Корчась в судорогах страсти, я не мог в то же время не замечать, как это всё вместе взятое глупо и комично. Словом, мучаясь субъективно, я смотрел на весь ход такой драмы и объективно — и, разложив на составные части, находил, что тут смесь самолюбия, скуки, плотской нечистоты — и отрезвлялся, с меня сходило все, как с гуся вода.
Но обидно то, что в этом глупом рабстве утопали иногда годы, проходили лучшие дни для свежего прекрасного дела, творческою труда — словом, для нормальной человеческой жизни.
🕯️Обратная сторона брака🕯️
При сравнении количества самоубийств, совершаемых незамужними и замужними женщинами, обнаруживается, что в возрасте от 20 до 30 лет последние надёжно от него защищены. Затем ситуация меняется.
Нередко в первые годы семейной жизни женщина питает иллюзии, стремится во что бы то ни стало восхищаться мужем, безгранично любить его, внушает себе, что муж и дети не могут без нее жить.
Затем на поверхность выходят её истинные чувства: она замечает, что муж прекрасно мог бы обойтись без неё, что дети со временем отдалятся от неё, видит, что и муж, и дети в той или иной мере неблагодарны. Домашний очаг не защищает её больше от пустоты. Оказывается, что она одинока и в качестве неповторимой личности никому не нужна.
Говорят, что брак принижает мужчину, и нередко это действительно так, но он почти всегда губит женщину. Это признает даже такой защитник брака, как Марсель Прево: «Сколько раз, встречая молодую женщину, которую я знал ещё девушкой, через несколько месяцев или лет после её вступления в брак, я удивлялся пошлости её характера и мелочности её жизни».
Почти те же слова мы читаем и в дневнике жены Льва Толстого через полгода после свадьбы: «13 октября 1863 года: У меня будничная жизнь, смерть. А у него целая жизнь, работа внутри, талант, бессмертие».
При сравнении количества самоубийств, совершаемых незамужними и замужними женщинами, обнаруживается, что в возрасте от 20 до 30 лет последние надёжно от него защищены. Затем ситуация меняется.
Нередко в первые годы семейной жизни женщина питает иллюзии, стремится во что бы то ни стало восхищаться мужем, безгранично любить его, внушает себе, что муж и дети не могут без нее жить.
Затем на поверхность выходят её истинные чувства: она замечает, что муж прекрасно мог бы обойтись без неё, что дети со временем отдалятся от неё, видит, что и муж, и дети в той или иной мере неблагодарны. Домашний очаг не защищает её больше от пустоты. Оказывается, что она одинока и в качестве неповторимой личности никому не нужна.
Говорят, что брак принижает мужчину, и нередко это действительно так, но он почти всегда губит женщину. Это признает даже такой защитник брака, как Марсель Прево: «Сколько раз, встречая молодую женщину, которую я знал ещё девушкой, через несколько месяцев или лет после её вступления в брак, я удивлялся пошлости её характера и мелочности её жизни».
Почти те же слова мы читаем и в дневнике жены Льва Толстого через полгода после свадьбы: «13 октября 1863 года: У меня будничная жизнь, смерть. А у него целая жизнь, работа внутри, талант, бессмертие».
🕯️Надо остерегаться такой близости, какая была у нас с ним.
Потому что один всегда умирает раньше, а второй при жизни теряет все ощущения, которые свойственны живущим.
Человек удесятеренной чувственности, он никогда не забывал ни одного сильного ощущения. Он видел то, чего я не могла разглядеть, слышал звуки, которые еле мерещились мне, и чувствовал запахи и привкусы, к которым я оставалась равнодушной.
Он служил мне как бы добавочным органом чувств — я привыкла смотреть его глазами и слышать его ушами. Когда я осталась одна, мне не хватало моих глаз и моих ушей, и я не хотела ни на что смотреть и затыкала уши, чтобы ничего не слышать. Зачем стала бы я смотреть на то, чего он уже не видит?
После его смерти я ни разу не была ни в Крыму, ни на Кавказе: раз он простился с ними, мне туда дороги нет. Не видела я и моря, потому что он простился и с морем.
Так я тоже превращалась в мертвеца, хотя и продолжала механически жить. Такая жизнь ни к чему. Это тень жизни...
Потому что один всегда умирает раньше, а второй при жизни теряет все ощущения, которые свойственны живущим.
Человек удесятеренной чувственности, он никогда не забывал ни одного сильного ощущения. Он видел то, чего я не могла разглядеть, слышал звуки, которые еле мерещились мне, и чувствовал запахи и привкусы, к которым я оставалась равнодушной.
Он служил мне как бы добавочным органом чувств — я привыкла смотреть его глазами и слышать его ушами. Когда я осталась одна, мне не хватало моих глаз и моих ушей, и я не хотела ни на что смотреть и затыкала уши, чтобы ничего не слышать. Зачем стала бы я смотреть на то, чего он уже не видит?
После его смерти я ни разу не была ни в Крыму, ни на Кавказе: раз он простился с ними, мне туда дороги нет. Не видела я и моря, потому что он простился и с морем.
Так я тоже превращалась в мертвеца, хотя и продолжала механически жить. Такая жизнь ни к чему. Это тень жизни...
🕯️Когда я была уже взрослой, мне рассказывали, что отец тогда был потрясён случившимся.
Он был потрясён, потому что он не понимал: за что? Почему ему нанесли такой ужасный удар в спину? Он был слишком умён, чтобы не понять, что самоубийца всегда думает «наказать» кого-то — «вот, мол, на, вот тебе, будешь знать!»
Временами на него находила и какая-то злоба, ярость. Это объяснялось тем, что мама оставила ему письмо. Его, наверное, тут же уничтожили, но оно было, об этом мне говорили те, кто его видел. Оно было ужасным. Оно было полно обвинений и упрёков. Это было не просто личное письмо; это было письмо отчасти политическое.
И, прочитав его, отец мог думать, что мама только для видимости была рядом с ним, а на самом деле шла где-то рядом с оппозицией тех лет. Он был разгневан этим и, когда пришёл прощаться на гражданскую панихиду, то, подойдя на минуту к гробу, вдруг оттолкнул его от себя руками и, повернувшись, ушёл прочь. И на похороны он не пошёл. Хоронили маму друзья, близкие, шагал за гробом её крестный. Отец ни разу не посетил её могилу. Он считал, что мама ушла как его личный недруг.
И только в последние годы, незадолго до смерти, он вдруг стал говорить часто со мной об этом, совершенно сводя меня этим с ума… Я видела, что он ищет, мучительно ищет «причину», и не находит её. То он вдруг ополчался на “поганую книжонку”, которую мама прочла незадолго до смерти, то начинал ругать Павлушу, привезшего ей этот пистолетик, почти что игрушечный… Он искал вокруг — «кто виноват», кто ей «внушил эту мысль»… Но, если он не понимал её тогда, то позже, через двадцать лет, он уже совсем перестал понимать её и забыл, что она была такое…
В те времена часто стрелялись. Совсем недавно застрелился Маяковский, — ещё этого не забыли и не успели осмыслить… Тогда люди жили иначе. И мама была дитя своего времени. Я думаю, что всё это не могло не отразиться в душе мамы, — человека очень впечатлительного. Такие вещи никто заранее не планирует.
И при всей своей разумности, — мама была женщина умная, отец уважал её, доверял ей безоговорочно и до её смерти считал её своим ближайшим и верным другом, — мама была человек горячего чувства... Наверное, если бы она не была так молода, этого бы не произошло. Но в 31 год пора холодной рассудительности для неё ещё не наступила.
А может, судьба даровала ей смерть, спасшую её от ещё больших, ожидавших её несчастий? Ведь она не смогла бы — «трепетная лань» — предотвратить все эти несчастья или остановить их.
Он был потрясён, потому что он не понимал: за что? Почему ему нанесли такой ужасный удар в спину? Он был слишком умён, чтобы не понять, что самоубийца всегда думает «наказать» кого-то — «вот, мол, на, вот тебе, будешь знать!»
Временами на него находила и какая-то злоба, ярость. Это объяснялось тем, что мама оставила ему письмо. Его, наверное, тут же уничтожили, но оно было, об этом мне говорили те, кто его видел. Оно было ужасным. Оно было полно обвинений и упрёков. Это было не просто личное письмо; это было письмо отчасти политическое.
И, прочитав его, отец мог думать, что мама только для видимости была рядом с ним, а на самом деле шла где-то рядом с оппозицией тех лет. Он был разгневан этим и, когда пришёл прощаться на гражданскую панихиду, то, подойдя на минуту к гробу, вдруг оттолкнул его от себя руками и, повернувшись, ушёл прочь. И на похороны он не пошёл. Хоронили маму друзья, близкие, шагал за гробом её крестный. Отец ни разу не посетил её могилу. Он считал, что мама ушла как его личный недруг.
И только в последние годы, незадолго до смерти, он вдруг стал говорить часто со мной об этом, совершенно сводя меня этим с ума… Я видела, что он ищет, мучительно ищет «причину», и не находит её. То он вдруг ополчался на “поганую книжонку”, которую мама прочла незадолго до смерти, то начинал ругать Павлушу, привезшего ей этот пистолетик, почти что игрушечный… Он искал вокруг — «кто виноват», кто ей «внушил эту мысль»… Но, если он не понимал её тогда, то позже, через двадцать лет, он уже совсем перестал понимать её и забыл, что она была такое…
В те времена часто стрелялись. Совсем недавно застрелился Маяковский, — ещё этого не забыли и не успели осмыслить… Тогда люди жили иначе. И мама была дитя своего времени. Я думаю, что всё это не могло не отразиться в душе мамы, — человека очень впечатлительного. Такие вещи никто заранее не планирует.
И при всей своей разумности, — мама была женщина умная, отец уважал её, доверял ей безоговорочно и до её смерти считал её своим ближайшим и верным другом, — мама была человек горячего чувства... Наверное, если бы она не была так молода, этого бы не произошло. Но в 31 год пора холодной рассудительности для неё ещё не наступила.
А может, судьба даровала ей смерть, спасшую её от ещё больших, ожидавших её несчастий? Ведь она не смогла бы — «трепетная лань» — предотвратить все эти несчастья или остановить их.
🕯️ Сегодня я видела тебя во сне.
У тебя были такие глаза, как бывали всегда, когда ты диктовал мне: громадные, голубые, сияющие, смотрящие через меня на что-то, видное одному тебе. Они были даже ещё больше и ещё ярче, чем в жизни.
На тебе был белый докторский халат, ты принимал больных. А я ушла из дому, после размолвки с тобой. Но уже в коридоре я поняла, что мне будет очень грустно и что надо скорей вернуться к тебе. Я вызвала тебя, и где-то в уголке между шкафами, прячась от больных, мы помирились.
Ты ласково гладил меня, а я сказала: «Как же я буду жить без тебя?» — понимая, что ты скоро умрёшь. Ты ответил: «Ничего, иди, тебе будет теперь лучше».
У тебя были такие глаза, как бывали всегда, когда ты диктовал мне: громадные, голубые, сияющие, смотрящие через меня на что-то, видное одному тебе. Они были даже ещё больше и ещё ярче, чем в жизни.
На тебе был белый докторский халат, ты принимал больных. А я ушла из дому, после размолвки с тобой. Но уже в коридоре я поняла, что мне будет очень грустно и что надо скорей вернуться к тебе. Я вызвала тебя, и где-то в уголке между шкафами, прячась от больных, мы помирились.
Ты ласково гладил меня, а я сказала: «Как же я буду жить без тебя?» — понимая, что ты скоро умрёшь. Ты ответил: «Ничего, иди, тебе будет теперь лучше».
🕯️Всегдашние разговоры Маяковского о самоубийстве! Это был террор.
В 1916 году рано утром меня разбудил телефонный звонок. Глухой, тихий голос Маяковского: «Я стреляюсь. Прощай, Лилик». Я крикнула: «Подожди меня!»
Что-то накинула поверх халата, скатилась с лестницы, умоляла, гнала, била извозчика кулаками в спину. Маяковский открыл мне дверь. В его комнате на столе лежал пистолет. Он сказал: «Стрелялся, осечка, второй раз не решился, ждал тебя». Я была в неописуемом ужасе, не могла прийти в себя.
Мысль о самоубийстве была хронической болезнью Маяковского, и, как каждая хроническая болезнь, она обострялась при неблагоприятных условиях. Конечно, разговоры и мысли о самоубийстве не всегда одинаково пугали меня, а то и жить было бы невозможно.
Кто-то опаздывал на партию в карты — он никому не нужен. Знакомая девушка не позвонила по телефону, когда он ждал, — никто его не любит. А если так, значит — жить бессмысленно. При таких истериках я или успокаивала его, или сердилась на него и умоляла не мучить и не пугать меня.
Но бывали случаи, когда я боялась за него, когда он, казалось мне, близок к катастрофе. Помню, когда он пришел из Госиздата, бросился на тахту вниз лицом и буквально завыл: я больше — не могу… Тут я расплакалась от жалости и страха за него, и он забыл о себе и бросился меня успокаивать.
Но не всегда я могла ходить за ним по пятам. Когда Володя застрелился, меня не было в Москве. Если б я в это время была дома, может быть, и в этот раз смерть отодвинулась бы. Кто знает! Даже написав предсмертное письмо, не обязательно было стреляться.
И до сих пор я вижу его на улицах Москвы и Ленинграда и часто называю близких людей — Володя.
В 1916 году рано утром меня разбудил телефонный звонок. Глухой, тихий голос Маяковского: «Я стреляюсь. Прощай, Лилик». Я крикнула: «Подожди меня!»
Что-то накинула поверх халата, скатилась с лестницы, умоляла, гнала, била извозчика кулаками в спину. Маяковский открыл мне дверь. В его комнате на столе лежал пистолет. Он сказал: «Стрелялся, осечка, второй раз не решился, ждал тебя». Я была в неописуемом ужасе, не могла прийти в себя.
Мысль о самоубийстве была хронической болезнью Маяковского, и, как каждая хроническая болезнь, она обострялась при неблагоприятных условиях. Конечно, разговоры и мысли о самоубийстве не всегда одинаково пугали меня, а то и жить было бы невозможно.
Кто-то опаздывал на партию в карты — он никому не нужен. Знакомая девушка не позвонила по телефону, когда он ждал, — никто его не любит. А если так, значит — жить бессмысленно. При таких истериках я или успокаивала его, или сердилась на него и умоляла не мучить и не пугать меня.
Но бывали случаи, когда я боялась за него, когда он, казалось мне, близок к катастрофе. Помню, когда он пришел из Госиздата, бросился на тахту вниз лицом и буквально завыл: я больше — не могу… Тут я расплакалась от жалости и страха за него, и он забыл о себе и бросился меня успокаивать.
Но не всегда я могла ходить за ним по пятам. Когда Володя застрелился, меня не было в Москве. Если б я в это время была дома, может быть, и в этот раз смерть отодвинулась бы. Кто знает! Даже написав предсмертное письмо, не обязательно было стреляться.
И до сих пор я вижу его на улицах Москвы и Ленинграда и часто называю близких людей — Володя.
🕯️ Когда кроме отношений в жизни нет ничего важного - это не великая любовь, а тупик.
Поскольку все яйца складываются в одну корзину, от партнера со временем ожидается больше и больше.
"В смысле?! Ну, он же мой любимый!"
То есть вроде как от этого должен удовлетворение всех потребностей...
Нередко со временем второй устает, ибо быть клином, на котором сходится свет, возможно, и прикольно поначалу, но потом сие истощает и даже бесит.
Постоянные запросы на жертвенность (а как же я/а куда ты без меня?) раздражают, а регулярное поддержание чьей-то уверенности (ты точно-точно меня любишь?) и самооценки (я, правда, хороший/хорошая?) утомляет.
В норме у каждого должны быть собственные точки опоры.
Начиная от самовосприятия, заканчивая хобби, друзьями и реализацией.
Тогда гораздо легче сближаться/отдаляться.
Это крайне необходимо, т.к. отношениям нужно дышать.
А любимым отдыхать друг от друга. Да-да, именно так.
Всегда взасос - нереально сложно.
Да, и зачем вообще нужно?
Если только как бегство от внутренней пустоты и страха одиночества.
Так вот лучше с ними разбираться заранее (или параллельно), чтобы не прилипать к человеку, а идти с ним рядом.
Личная территория, которая самому нравится - крайне важная вещь.
Чтобы в случае чего и без другого оказывались жизненные ориентиры/смыслы/содержание, и с ним было чем поделиться.
Когда же толком ни интересов, ни окружения, ни собственных целей и амбиций, то "вся моя любовь" кажется очень сомнительным вкладом: а из чего он состоит, собственно?
Здоровые люди из таких контактов, как правило, быстро уходят, сбегая от удушья ожиданиями и требованиями или безропотности и вечного "как скажешь".
А не очень здоровые задерживаются, превращая отношения в перетягивание каната, американские горки и вечные страдания.
Так вот не нужно называть подобное любовью и потом якобы в ней разочаровываться.
Ибо это невроз чистой воды, и ничего более.
Потому сначала самому стоит учиться танцевать, а потом уже (или параллельно) приглашать другого вальсировать вместе.
В противном случае будет, что угодно, но только не красивый танец.
Да, собственно, вообще танца не получится.
Лишь потуги да подрыгивания...
Поскольку все яйца складываются в одну корзину, от партнера со временем ожидается больше и больше.
"В смысле?! Ну, он же мой любимый!"
То есть вроде как от этого должен удовлетворение всех потребностей...
Нередко со временем второй устает, ибо быть клином, на котором сходится свет, возможно, и прикольно поначалу, но потом сие истощает и даже бесит.
Постоянные запросы на жертвенность (а как же я/а куда ты без меня?) раздражают, а регулярное поддержание чьей-то уверенности (ты точно-точно меня любишь?) и самооценки (я, правда, хороший/хорошая?) утомляет.
В норме у каждого должны быть собственные точки опоры.
Начиная от самовосприятия, заканчивая хобби, друзьями и реализацией.
Тогда гораздо легче сближаться/отдаляться.
Это крайне необходимо, т.к. отношениям нужно дышать.
А любимым отдыхать друг от друга. Да-да, именно так.
Всегда взасос - нереально сложно.
Да, и зачем вообще нужно?
Если только как бегство от внутренней пустоты и страха одиночества.
Так вот лучше с ними разбираться заранее (или параллельно), чтобы не прилипать к человеку, а идти с ним рядом.
Личная территория, которая самому нравится - крайне важная вещь.
Чтобы в случае чего и без другого оказывались жизненные ориентиры/смыслы/содержание, и с ним было чем поделиться.
Когда же толком ни интересов, ни окружения, ни собственных целей и амбиций, то "вся моя любовь" кажется очень сомнительным вкладом: а из чего он состоит, собственно?
Здоровые люди из таких контактов, как правило, быстро уходят, сбегая от удушья ожиданиями и требованиями или безропотности и вечного "как скажешь".
А не очень здоровые задерживаются, превращая отношения в перетягивание каната, американские горки и вечные страдания.
Так вот не нужно называть подобное любовью и потом якобы в ней разочаровываться.
Ибо это невроз чистой воды, и ничего более.
Потому сначала самому стоит учиться танцевать, а потом уже (или параллельно) приглашать другого вальсировать вместе.
В противном случае будет, что угодно, но только не красивый танец.
Да, собственно, вообще танца не получится.
Лишь потуги да подрыгивания...
🕯️ Как вернуть способность любить
Вам кажется, что вы уже не можете никого любить? В действительности, можете. Но эта способность любить заморожена травмой.
В детстве мы все чисто и искренне любили своих родителей. Однако они, вольно или невольно причинили нам боль. Кроме того, они нам внушили, что собой быть нельзя, а нужно быть хорошими. И еще - что не нужно слушать себя, свои чувства, а нужно слушать других, тех, кто больше знает, как правильно.
Все эти обстоятельства привели к тому, что естественная способность любить у нас оказалась замороженной - обидами, долженствованием, чуждыми нам образами, к которым мы себя стремим и на которые хотим быть похожими.
Очевидно, что способность любить возвращается через отказ быть похожим на образец, отказ от ролей, и эмоциональную работу с обидами и разными психологическими защитами.
... Однажды мы работали с женщиной, чья защита выражалась в отвержении. Если что-то шло не так - она умела заморозить свои чувства и нивелировать всю боль, которая возникала в отношениях.
Как она этому "научилась"? В маленьком возрасте, когда ее привезли к бабушке, холодной и невнимательной, на достаточно продолжительное время, она подумала, что родители умерли. И, чтобы пережить такую потерю, она решила, что родители ей не нужны.
И, даже когда они вернулись, уже ничего не поменялось. Они не заметили, что что-то пошло не так.
К чему все это привело? К ужасающему одиночеству среди людей, к необходимости постоянно вытеснять боль (и возможность любить) замораживанием эмоций, к компенсации в виде нарциссического превосходства над другими людьми.
Однако защиты не помогли, напротив, шла устойчивая тенденция к депрессии.
Около года терапии она постепенно привыкала ко мне, даже не осознавая этого. Потом началось горевание.
Она постепенно узнавала себя и удивлялась - все, что она думала о себе до сих пор почти вовсе не соответствовало тому, кем она была на самом деле.
И вот, наконец, мы подошли к той самой любви, которая была вытеснена, из-за нанесенной в детстве раны.
Сначала она продолжала сопротивляться, но в конце концов сама почувствовала, как любила родителей, и как они были ей важны.
Почти сразу мир начал казаться совсем другим - не холодным и маленьким, а огромным, населенным людьми, в которыми уже хотелось общаться, обмениваться энергией. В душе появилась теплота и та самая любовь.
Отщепленные в детстве фрагменты души встали на место, образовав целостность.
Целостность - это отсутствие отвержения, кого бы то ни было, в том числе, себя, по какой бы то ни было причине.
Поначалу это невероятно сложно почувствовать, из-за наличия травм и принятого в обществе разделения - мы все друг друга отвергаем, особенно осуждением, по разным причинам.
Потому что травмы есть у всех, и пока еще мало у кого они исцелены.
Однако для возвращения способности любить, а также доверия, нужна именно целостность, когда мы можем примириться с тем, что с нами случилось.
Возможно ли это? Да, если идти шаг за шагом, не ставить себе цели, доверяя своему процессу, не бросать себя, дойдя до конца.
Тогда мы можем дать себе свободу быть здесь и сейчас, а не "там и тогда".
Однако, для начала, нам нужна сепарация - отделив себя от тех представлений о себе, которые нам навязали, от чужих эмоций, которые могут быть заразительными, а также ценностей и установок, найдя свои.
Чтобы вернуть себе целостность, нужно отделиться - в этом нет противоречия.
Когда мы сможем принять себя, тогда же нам легче признать, что мы хотим любить, и мы готовы любить даже в несовершенных условиях отсутствия гарантий, что будут любить в ответ.
Вам кажется, что вы уже не можете никого любить? В действительности, можете. Но эта способность любить заморожена травмой.
В детстве мы все чисто и искренне любили своих родителей. Однако они, вольно или невольно причинили нам боль. Кроме того, они нам внушили, что собой быть нельзя, а нужно быть хорошими. И еще - что не нужно слушать себя, свои чувства, а нужно слушать других, тех, кто больше знает, как правильно.
Все эти обстоятельства привели к тому, что естественная способность любить у нас оказалась замороженной - обидами, долженствованием, чуждыми нам образами, к которым мы себя стремим и на которые хотим быть похожими.
Очевидно, что способность любить возвращается через отказ быть похожим на образец, отказ от ролей, и эмоциональную работу с обидами и разными психологическими защитами.
... Однажды мы работали с женщиной, чья защита выражалась в отвержении. Если что-то шло не так - она умела заморозить свои чувства и нивелировать всю боль, которая возникала в отношениях.
Как она этому "научилась"? В маленьком возрасте, когда ее привезли к бабушке, холодной и невнимательной, на достаточно продолжительное время, она подумала, что родители умерли. И, чтобы пережить такую потерю, она решила, что родители ей не нужны.
И, даже когда они вернулись, уже ничего не поменялось. Они не заметили, что что-то пошло не так.
К чему все это привело? К ужасающему одиночеству среди людей, к необходимости постоянно вытеснять боль (и возможность любить) замораживанием эмоций, к компенсации в виде нарциссического превосходства над другими людьми.
Однако защиты не помогли, напротив, шла устойчивая тенденция к депрессии.
Около года терапии она постепенно привыкала ко мне, даже не осознавая этого. Потом началось горевание.
Она постепенно узнавала себя и удивлялась - все, что она думала о себе до сих пор почти вовсе не соответствовало тому, кем она была на самом деле.
И вот, наконец, мы подошли к той самой любви, которая была вытеснена, из-за нанесенной в детстве раны.
Сначала она продолжала сопротивляться, но в конце концов сама почувствовала, как любила родителей, и как они были ей важны.
Почти сразу мир начал казаться совсем другим - не холодным и маленьким, а огромным, населенным людьми, в которыми уже хотелось общаться, обмениваться энергией. В душе появилась теплота и та самая любовь.
Отщепленные в детстве фрагменты души встали на место, образовав целостность.
Целостность - это отсутствие отвержения, кого бы то ни было, в том числе, себя, по какой бы то ни было причине.
Поначалу это невероятно сложно почувствовать, из-за наличия травм и принятого в обществе разделения - мы все друг друга отвергаем, особенно осуждением, по разным причинам.
Потому что травмы есть у всех, и пока еще мало у кого они исцелены.
Однако для возвращения способности любить, а также доверия, нужна именно целостность, когда мы можем примириться с тем, что с нами случилось.
Возможно ли это? Да, если идти шаг за шагом, не ставить себе цели, доверяя своему процессу, не бросать себя, дойдя до конца.
Тогда мы можем дать себе свободу быть здесь и сейчас, а не "там и тогда".
Однако, для начала, нам нужна сепарация - отделив себя от тех представлений о себе, которые нам навязали, от чужих эмоций, которые могут быть заразительными, а также ценностей и установок, найдя свои.
Чтобы вернуть себе целостность, нужно отделиться - в этом нет противоречия.
Когда мы сможем принять себя, тогда же нам легче признать, что мы хотим любить, и мы готовы любить даже в несовершенных условиях отсутствия гарантий, что будут любить в ответ.
🕯️О РАССТАВАНИИ И НАРЦИССИЗМЕ
Когда обычный человек, более-менее здоровенький невротик, теряет того, кого любит, он может испытывать разные чувства. Злость, ненависть, грусть, отчаяние, снова по кругу. Но он чувствует все это внутри себя К ДРУГОМУ ЧЕЛОВЕКУ. Этот другой, отдельный, ушёл, разлюбил, бросил, оставил или даже умер. Ну и законно испытывать к нему все вышеперечисленное...
Человек с нарциссической организацией это сделать не способен! Главным образом потому, что у него в психике нет другого. Нет границ. Не потому что он гад и чудовище. Такая у него особенность, за счёт которой он, собственно, и остался нарциссом и не шагнул вперёд в своём развитии.
Он так и остался ребёнком, нуждающимся в удовлетворении потребностей кем-то, кто ещё принадлежит ему и находится внутри его психики.
Поэтому когда он расстаётся с кем-нибудь, то ему не на кого злиться, негодовать, грустить и некого оплакивать. Все это отношение он проигрывает с самим собой! С частями своей психики. То есть он нападает на себя, прерывает себя в своём желании быть в отношениях и мстит самому себе за то, что «втянулся» в такую ситуацию. То есть вместо символического «уничтожения» другого для себя, нарцисс уничтожает себя, свою витальность.
Такая ситуация происходит с потерей партнеров у взрослых нарциссов. Но точно такой же процесс разыгрывается, когда нарцисс раз за разом пытается «разобраться» с родителями. Он не горюет про то, что не получил и никогда не получит. Его процесс направлен на самого себя. Он на самом деле не может испытывать ничего к ДРУГОМУ, к родителю. Он становится деструктивным к своим собственным частям. Он разрушает себя, свою любовь, свою тоску, свою связь...
Когда обычный человек, более-менее здоровенький невротик, теряет того, кого любит, он может испытывать разные чувства. Злость, ненависть, грусть, отчаяние, снова по кругу. Но он чувствует все это внутри себя К ДРУГОМУ ЧЕЛОВЕКУ. Этот другой, отдельный, ушёл, разлюбил, бросил, оставил или даже умер. Ну и законно испытывать к нему все вышеперечисленное...
Человек с нарциссической организацией это сделать не способен! Главным образом потому, что у него в психике нет другого. Нет границ. Не потому что он гад и чудовище. Такая у него особенность, за счёт которой он, собственно, и остался нарциссом и не шагнул вперёд в своём развитии.
Он так и остался ребёнком, нуждающимся в удовлетворении потребностей кем-то, кто ещё принадлежит ему и находится внутри его психики.
Поэтому когда он расстаётся с кем-нибудь, то ему не на кого злиться, негодовать, грустить и некого оплакивать. Все это отношение он проигрывает с самим собой! С частями своей психики. То есть он нападает на себя, прерывает себя в своём желании быть в отношениях и мстит самому себе за то, что «втянулся» в такую ситуацию. То есть вместо символического «уничтожения» другого для себя, нарцисс уничтожает себя, свою витальность.
Такая ситуация происходит с потерей партнеров у взрослых нарциссов. Но точно такой же процесс разыгрывается, когда нарцисс раз за разом пытается «разобраться» с родителями. Он не горюет про то, что не получил и никогда не получит. Его процесс направлен на самого себя. Он на самом деле не может испытывать ничего к ДРУГОМУ, к родителю. Он становится деструктивным к своим собственным частям. Он разрушает себя, свою любовь, свою тоску, свою связь...