Forwarded from Деньги в искусство
#смотритесами
Анастасия Хаустова о выставке Ивана Чемакина «Дорожное кино» в ММОМА на Гоголевском 10. Часть 1:
В MMOMA на Гоголевском 10 открылась выставка Ивана Чемакина «Дорожное кино», подготовленная при поддержке Limonov Art Foundation. Название — неуютный перевод более привычного англицизма роуд-муви, обозначающий жанр кинематографической драмы, в которой дорога является главным героем, а жизнь прочитывается как путь, полный то громких событий, то медленного затишья. Выставочный текст говорит о том, что мы имеем дело с художественной фикцией — в нем рассказывается легенда о «забытом художнике» из Антропшино под Петербургом, архив которого был случайно обнаружен и выкуплен меценатом. Кажется, что перед нами развернется искусство как минимум 50-70-х, и правда, первые «Перцы» или работы из серии «Кабинет изобретателя» сполна соответствуют их стилистике. Но все не так просто. Годы их создания: 10-20-е нашего столетия, а Иван Чемакин родился лишь в 1986 году. В чем же дело?
В зале с живописью и графикой завеса тайны приоткрывается — здесь повешена фотография художника из детства, на которой он в солнцезащитных очках дерзко позирует с гитарой. «Дорожное кино» оказывается воображаемой ретроспективой, детскими фантазиями о «большом проекте» художника, прошедшего одновременно и особый, и типичный путь: будучи родом из сибирской Тюмени, проведший детство на пустырях и заброшках, он переезжает в «большой город», где становится художником, гладко встроенным в институциональную среду, чтобы совершить бегство обратно вглубь, «в тропики деревенских земель».
Роуд-муви как жанр перформативен: он показывает движение главных героев по канве жизни словно под микроскопом — здесь тихие встречи, межличностные перепалки, скромный быт пилигрима. Отсылка в выставочном интро к «Путешествию из Петербурга в Москву» (1790) заставляет вырвать пальму первенства за дорожные записки якобы у Керуака (написавшего свою «Дорогу» на едином бумажном свитке в 1951) и передать ее Радищеву, который политизирует свой путь по-особому, превращает его из индивидуального освобождения в социальную пощечину. Конечно, история Чемакина тоже об индивидуальном эскапизме, погружении в живое и необусловленное галерейным лоском искусство, но интересным в ней мне кажется не это, а то, насколько дальше она идет в социальной критике. Прошедши все круги институционального ада, совершив исход в деревню, полевые наблюдения Чемакина снова возвращаются, уже в музей. Получается, игра продолжается (да и можно ли выйти из нее абсолютно?), но начинает поворачивается новыми калейдоскопическими гранями.
Анастасия Хаустова о выставке Ивана Чемакина «Дорожное кино» в ММОМА на Гоголевском 10. Часть 1:
В MMOMA на Гоголевском 10 открылась выставка Ивана Чемакина «Дорожное кино», подготовленная при поддержке Limonov Art Foundation. Название — неуютный перевод более привычного англицизма роуд-муви, обозначающий жанр кинематографической драмы, в которой дорога является главным героем, а жизнь прочитывается как путь, полный то громких событий, то медленного затишья. Выставочный текст говорит о том, что мы имеем дело с художественной фикцией — в нем рассказывается легенда о «забытом художнике» из Антропшино под Петербургом, архив которого был случайно обнаружен и выкуплен меценатом. Кажется, что перед нами развернется искусство как минимум 50-70-х, и правда, первые «Перцы» или работы из серии «Кабинет изобретателя» сполна соответствуют их стилистике. Но все не так просто. Годы их создания: 10-20-е нашего столетия, а Иван Чемакин родился лишь в 1986 году. В чем же дело?
В зале с живописью и графикой завеса тайны приоткрывается — здесь повешена фотография художника из детства, на которой он в солнцезащитных очках дерзко позирует с гитарой. «Дорожное кино» оказывается воображаемой ретроспективой, детскими фантазиями о «большом проекте» художника, прошедшего одновременно и особый, и типичный путь: будучи родом из сибирской Тюмени, проведший детство на пустырях и заброшках, он переезжает в «большой город», где становится художником, гладко встроенным в институциональную среду, чтобы совершить бегство обратно вглубь, «в тропики деревенских земель».
Роуд-муви как жанр перформативен: он показывает движение главных героев по канве жизни словно под микроскопом — здесь тихие встречи, межличностные перепалки, скромный быт пилигрима. Отсылка в выставочном интро к «Путешествию из Петербурга в Москву» (1790) заставляет вырвать пальму первенства за дорожные записки якобы у Керуака (написавшего свою «Дорогу» на едином бумажном свитке в 1951) и передать ее Радищеву, который политизирует свой путь по-особому, превращает его из индивидуального освобождения в социальную пощечину. Конечно, история Чемакина тоже об индивидуальном эскапизме, погружении в живое и необусловленное галерейным лоском искусство, но интересным в ней мне кажется не это, а то, насколько дальше она идет в социальной критике. Прошедши все круги институционального ада, совершив исход в деревню, полевые наблюдения Чемакина снова возвращаются, уже в музей. Получается, игра продолжается (да и можно ли выйти из нее абсолютно?), но начинает поворачивается новыми калейдоскопическими гранями.
Forwarded from Деньги в искусство
#смотритесами
Анастасия Хаустова о выставке Ивана Чемакина «Дорожное кино» в ММОМА на Гоголевском 10. Часть 2:
На формальном уровне работы Чемакина — весьма типичное петербургское искусство с его темным хтонизмом, любовью к старине. Если заглянуть на Пушкинскую-10, можно увидеть много подобного искусства, материал для которого можно найти в бабушкиных сундуках и заброшенных послереволюционных или послевоенных домах. Засчет этого здесь часто можно увидеть то, что называется достоевщиной, вопиющей о зафасадных задворках централизованной империи. И вот она в лакированной Москве — даже свет в залах музея приглушен, что лишний раз подчеркивает фактуры темного неотесанного дерева. Это не изящная графика на выбеленных листах, не глянцевые поверхности хромированных скульптур — это грязная парусина или ржавчина выброшенного металла.
Я ходила по залам и думала, о чем мне хочет сообщить этот анахронизм с его воспоминаниями о детстве в 90-х, бананах, фантазийных республиках или кораблях. Но наблюдая за эстетикой слома и пластикового взрыва в инсталляции «Накопительный объем» этого года, я поняла, что это искусство не о прошлом, а будущем.
Глупо надеяться, что мир выдержит бесконечный поток производства и социального неравенства, которое спонсируется нарастающим потреблением и цифровизацией. Прогнозы многих экологов сходятся на 2050 году как часе икс, когда, предположительно, общая температура земли увеличится на пару градусов, что повлечет за собой страшные природные, а следовательно и техногенные, антропогенные катаклизмы. Неудивительно, что мысли о подобном исходе человечества заставили «уйти в лес» еще Генри Торо, полностью отказавшегося от благ цивилизации и явившем нам отчет о своем эскапизме в «Уолдене» (1854).
Чемакин — такой современный Торо: он создаёт свою «Полевую кухню» с нуля, лепит из глины посуду, на огне готовит выращенную тыкву. Его работы из «Кабинета изобретателя» напоминают придумки Робинзона, который изобретает свой мир заново после страшного крушения корабля «Цивилизация». При этом разрушенное будущее буквально косплеит настоящее: здесь билборды, расписание электричек из осколков фанеры, неотесанные деревянные кофемашины и телевизоры — фантом, религия безумца, превратившего товар в культ. Об этом и серия Чемакина «Наклейки», в которой тропики заменил их товарный знак.
При этом формально очевидно, что Чемакин — хороший ученик авангардистов: сушилка для бананов также абсурдна, как реди-мейд Дюшана, «Банановая Шаверма в ДК Моряков» — почти что балет Шлеммера. Получается, что Чемакин — это сознательный Робинзон Крузо наших дней, переизобретающий искусство в противовес условностям художественного мира. Это по-своему неуютное искусство, на первый взгляд анахроничное. Тем не менее, именно оно представляет один из возможных, весьма реалистичных сценариев его развития, если тотальная цифровизация уступит место тотальной разрухе, такой, как в другой «Дороге» — Кормака Маккарти.
⏳До 19 ноября 2023 года
Анастасия Хаустова о выставке Ивана Чемакина «Дорожное кино» в ММОМА на Гоголевском 10. Часть 2:
На формальном уровне работы Чемакина — весьма типичное петербургское искусство с его темным хтонизмом, любовью к старине. Если заглянуть на Пушкинскую-10, можно увидеть много подобного искусства, материал для которого можно найти в бабушкиных сундуках и заброшенных послереволюционных или послевоенных домах. Засчет этого здесь часто можно увидеть то, что называется достоевщиной, вопиющей о зафасадных задворках централизованной империи. И вот она в лакированной Москве — даже свет в залах музея приглушен, что лишний раз подчеркивает фактуры темного неотесанного дерева. Это не изящная графика на выбеленных листах, не глянцевые поверхности хромированных скульптур — это грязная парусина или ржавчина выброшенного металла.
Я ходила по залам и думала, о чем мне хочет сообщить этот анахронизм с его воспоминаниями о детстве в 90-х, бананах, фантазийных республиках или кораблях. Но наблюдая за эстетикой слома и пластикового взрыва в инсталляции «Накопительный объем» этого года, я поняла, что это искусство не о прошлом, а будущем.
Глупо надеяться, что мир выдержит бесконечный поток производства и социального неравенства, которое спонсируется нарастающим потреблением и цифровизацией. Прогнозы многих экологов сходятся на 2050 году как часе икс, когда, предположительно, общая температура земли увеличится на пару градусов, что повлечет за собой страшные природные, а следовательно и техногенные, антропогенные катаклизмы. Неудивительно, что мысли о подобном исходе человечества заставили «уйти в лес» еще Генри Торо, полностью отказавшегося от благ цивилизации и явившем нам отчет о своем эскапизме в «Уолдене» (1854).
Чемакин — такой современный Торо: он создаёт свою «Полевую кухню» с нуля, лепит из глины посуду, на огне готовит выращенную тыкву. Его работы из «Кабинета изобретателя» напоминают придумки Робинзона, который изобретает свой мир заново после страшного крушения корабля «Цивилизация». При этом разрушенное будущее буквально косплеит настоящее: здесь билборды, расписание электричек из осколков фанеры, неотесанные деревянные кофемашины и телевизоры — фантом, религия безумца, превратившего товар в культ. Об этом и серия Чемакина «Наклейки», в которой тропики заменил их товарный знак.
При этом формально очевидно, что Чемакин — хороший ученик авангардистов: сушилка для бананов также абсурдна, как реди-мейд Дюшана, «Банановая Шаверма в ДК Моряков» — почти что балет Шлеммера. Получается, что Чемакин — это сознательный Робинзон Крузо наших дней, переизобретающий искусство в противовес условностям художественного мира. Это по-своему неуютное искусство, на первый взгляд анахроничное. Тем не менее, именно оно представляет один из возможных, весьма реалистичных сценариев его развития, если тотальная цифровизация уступит место тотальной разрухе, такой, как в другой «Дороге» — Кормака Маккарти.
⏳До 19 ноября 2023 года
Forwarded from Объединение
Международная ярмарка современного искусства Cosmoscow — самое значимое и обсуждаемое событие года в арт-мире столицы. В этом материале мы собрали главные итоги ярмарки, рассказали про спецпроекты и спросили генерального директора Cosmoscow Николая Корькова об успехах и планах.
Читать материал
Читать материал
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Сегодня день рождения красивого художника и сказочника Паши Бумажного. We love u, bunny 🐰