«Церемония жизни», Саяка Мурата
сборник рассказов
Уже первый текст испытывает читателя на прочность: а что если общественной нормой станет каннибализм? Детальные описания, как в соответствии с новыми японскими традициями можно готовить человечину, способны запросто вызвать тошноту.
Заход сколь радикальный, столь и обманчивый: после пощечины читательскому вкусу в первом рассказе, давшем название книге, Саяка Мурата занята преимущественно поглаживаниями, — это разного достоинства короткая проза, местами до черновых замет необязательная, которая при всей фрагментарности едина в описании отчужденности: то любовь занавески (да, тряпки на окне) к школьнице; то женщина, чувствующая себя холодильником; то подруги (нет, не лесбиянки), считающие себя семьей, то девушка, как человек без свойств, но с разными социальными масками — японская беллетристка снова и снова, то с нравоучением учительским, то способами куда более элегантными представляет женщин «со странностями», которые во-первых, рядом, а во-вторых, другие.
«Нас так легко сбить с толку сильными словами или великими ценностями — всей этой праведностью, придуманной взрослыми, чтобы управлять тем миром, которым они дорожат. Раз за разом нам приходится произносить наши магические заклятья, чтобы они оставили в покое наши тела. Это очень, очень непросто, но если мы не защитим себя сами — мир, который так дорог нам, будет попросту уничтожен».
Написанные в разное время, эти невелички, любопытные и сами по себе, помогают понять, как устроена творческая кухня писательницы, ставшей международной знаменитостью благодаря «Человеку-комбини» (👉 мой отзыв), нерядового изящества компактном романе о женщине, которая счастлива быть подобием машины. Саяка Мурата в нарративах настойчива, позволяя увидеть в якобы случайном ядро замысла, триггер, повод для литературы.
Сборник «Церемония жизни»рассказывает о людях, которые, прежде, чем зажить своей жизнью, должны как-то к социуму примериться, — подыграть ему, разумность его мысленно оспорить. И в этом смысле книгу можно, пожалуй, назвать и трансгрессивным высказыванием: Саяка Мурата все время ищет флажки общественной «нормы», чтобы попробовать зайти за них.
Эти рассказы можно назвать путеводителем по дисфории (например, телесной), составленном транс-персоной, — как выражение чувств человека, который чувствует себя не в своем теле. Как квир-люди считываются, наверное, все персонажи этой небольшой книжки, — при том, что из сообщества ЛГБТК представлен лишь один, да и то мельком.
Ну, как мельком. В финале первого рассказа главная героиня, набив свой живот мясом любимого друга, идет в море и втирает в себя сперму, подаренную во флаконе случайным знакомцем-геем, — едва ли случайно.
Книга из редких, учитывая год издания в России: 2024. Переводчик прежний: Дмитрий Коваленин, благодаря которому на русском ранее заговорили два романа Мураты. Те же и издатели — Popcorn Books. #кропоткинкниги #неочевидноквир
сборник рассказов
Уже первый текст испытывает читателя на прочность: а что если общественной нормой станет каннибализм? Детальные описания, как в соответствии с новыми японскими традициями можно готовить человечину, способны запросто вызвать тошноту.
Заход сколь радикальный, столь и обманчивый: после пощечины читательскому вкусу в первом рассказе, давшем название книге, Саяка Мурата занята преимущественно поглаживаниями, — это разного достоинства короткая проза, местами до черновых замет необязательная, которая при всей фрагментарности едина в описании отчужденности: то любовь занавески (да, тряпки на окне) к школьнице; то женщина, чувствующая себя холодильником; то подруги (нет, не лесбиянки), считающие себя семьей, то девушка, как человек без свойств, но с разными социальными масками — японская беллетристка снова и снова, то с нравоучением учительским, то способами куда более элегантными представляет женщин «со странностями», которые во-первых, рядом, а во-вторых, другие.
«Нас так легко сбить с толку сильными словами или великими ценностями — всей этой праведностью, придуманной взрослыми, чтобы управлять тем миром, которым они дорожат. Раз за разом нам приходится произносить наши магические заклятья, чтобы они оставили в покое наши тела. Это очень, очень непросто, но если мы не защитим себя сами — мир, который так дорог нам, будет попросту уничтожен».
Написанные в разное время, эти невелички, любопытные и сами по себе, помогают понять, как устроена творческая кухня писательницы, ставшей международной знаменитостью благодаря «Человеку-комбини» (👉 мой отзыв), нерядового изящества компактном романе о женщине, которая счастлива быть подобием машины. Саяка Мурата в нарративах настойчива, позволяя увидеть в якобы случайном ядро замысла, триггер, повод для литературы.
Сборник «Церемония жизни»рассказывает о людях, которые, прежде, чем зажить своей жизнью, должны как-то к социуму примериться, — подыграть ему, разумность его мысленно оспорить. И в этом смысле книгу можно, пожалуй, назвать и трансгрессивным высказыванием: Саяка Мурата все время ищет флажки общественной «нормы», чтобы попробовать зайти за них.
Эти рассказы можно назвать путеводителем по дисфории (например, телесной), составленном транс-персоной, — как выражение чувств человека, который чувствует себя не в своем теле. Как квир-люди считываются, наверное, все персонажи этой небольшой книжки, — при том, что из сообщества ЛГБТК представлен лишь один, да и то мельком.
Ну, как мельком. В финале первого рассказа главная героиня, набив свой живот мясом любимого друга, идет в море и втирает в себя сперму, подаренную во флаконе случайным знакомцем-геем, — едва ли случайно.
Книга из редких, учитывая год издания в России: 2024. Переводчик прежний: Дмитрий Коваленин, благодаря которому на русском ранее заговорили два романа Мураты. Те же и издатели — Popcorn Books. #кропоткинкниги #неочевидноквир
📚 🌈
Дневник (квир)читателя: 14x6
Квир-проза российская и иностранная, идеальное чтиво времен пандемии, романы рулонами, аутофикшен о сексуальном насилии, документалистика о стране, которой больше нет. 14 книг, которые за последние полгода не только прочитал, — я не поленился о них подумать.
👉 в двух словах о сюжете каждой плюс ссылки
#кропоткиндайджест #кропоткинкниги
#неочевидноквир
Дневник (квир)читателя: 14x6
Квир-проза российская и иностранная, идеальное чтиво времен пандемии, романы рулонами, аутофикшен о сексуальном насилии, документалистика о стране, которой больше нет. 14 книг, которые за последние полгода не только прочитал, — я не поленился о них подумать.
👉 в двух словах о сюжете каждой плюс ссылки
#кропоткиндайджест #кропоткинкниги
#неочевидноквир
📕 «Маленькие милости», Деннис Лихэйн
2023, рус.пер.2024
1974 год. Бостон. Ирландское гетто «Южка» бурлит: вот-вот в местную школу в исполнение нового закона начнут привозить детей из гетто для темнокожих. Отмена расовой сегрегации сулит новые конфликты. У медсестры Мэри Пэт Феннесси свои печали: бесследно пропала 17-летняя дочь. Джулс, нежная красавица, непригодная для этих суровых мест, была последней надеждой, и теперь горе тому, кто встанет на пути неукротимой ирландки, желающей докопаться до истины. Берегите мошонки и кишки, ужасные преступники, по вашу душу идет Мэри Пэт.
Деннис Лихэйн, знаменитый в США автор неонуаров, описал город своего детства: ему было девять, когда в Бостоне кипел его родной ирландский квартал, не желавший видеть у себя «черномазых». Точный в топографии, понимающий в описании «белой рвани», умелый в сборке сюжета, мелькающего с выверенной частотой вагонов метро, — главной силой он сделал Мэри Пэт, мать в гневе, которая шаг за шагом, раз за разом понимает, что мир, который она почитала родным, не желает ей добра, — люди, которых считала «своими», покрывают преступников, связанные круговой порукой.
Вначале словом, потом угрозами, а далее битьем она вынимает из обитателей родного гетто правду, что случилось с дочерью, как пропажа Джулс связана с недавней гибелью темнокожего парня, и, впадая от низких истин в неистовство, доставляет читателю удовольствие сколь сильное, столь и сомнительное. Деннис Лихэйн (тот самый, кто написал, скажем, «Таинственную реку») хочет вызвать наслаждение от разрушения, от реализованного желания «гори оно все синим пламенем», — и по производимому эффекту это напоминает наслаждение от вырванного с корнем больного зуба; кровь течет, дыра чавкает, а вместо боли пустота.
Понятно, что Мэри Пэт, медсестра-камикадзе, желая наказать обидчиков, сокращает свой жизненный срок, — понятно и то, что жизнь ей не очень-то мила. Но Лихэйн — опытный автор, и, в отличие от знаменитых нуаров прошлого, его новейший триллер «Маленькие милости» не просто ставит миру «ноль», но, поглаживая чувства массовой публики, сообщает так же о возможности счастья и в этом несправедливом мире. Такова миссия Бобби, следователя, ветерана вьетнамской войны, который прежде сумел преодолеть героиновую зависимость, а на страницах романа выступает за справедливость в рамках закона, получая заодно и право на новую любовь.
В этой композиционной выверенности ощутимо писательское усилие, что сочинению жанровому, как из кубиков выстроенному, ничуть не вредит, — куда хуже попытки психологизации персонажей, — эти люди, то закурив, то выпив, то набив ближнему рыло, вдруг начинают испытывать сложные чувства, рассуждая заодно и несправедливости классового общества, и о нюансах расизма, справедливых по существу, но прибитых к предлагаемым обстоятельствам рукой ремесленной.
Можно бы вчитать в книгу античные аллюзии: вот же она, богиня возмездия, ирландская немезида, — но, честно говоря, это было б излишеством. Особой глубины в этом социально точном романе нет. Что имеется вне всяких сомнений, — понимание, что книга есть повод для кино. Роман, как и предыдущие у Лихэйна, очень кинематографичный, — неудивительно, что права на экранизацию уже проданы. Через год-другой безбашенная Мэри Пэт устроит жестокую вендетту на многих экранах многих стран. Кино станет богаче еще на одну мстительницу. #кропоткинкниги
2023, рус.пер.2024
1974 год. Бостон. Ирландское гетто «Южка» бурлит: вот-вот в местную школу в исполнение нового закона начнут привозить детей из гетто для темнокожих. Отмена расовой сегрегации сулит новые конфликты. У медсестры Мэри Пэт Феннесси свои печали: бесследно пропала 17-летняя дочь. Джулс, нежная красавица, непригодная для этих суровых мест, была последней надеждой, и теперь горе тому, кто встанет на пути неукротимой ирландки, желающей докопаться до истины. Берегите мошонки и кишки, ужасные преступники, по вашу душу идет Мэри Пэт.
Деннис Лихэйн, знаменитый в США автор неонуаров, описал город своего детства: ему было девять, когда в Бостоне кипел его родной ирландский квартал, не желавший видеть у себя «черномазых». Точный в топографии, понимающий в описании «белой рвани», умелый в сборке сюжета, мелькающего с выверенной частотой вагонов метро, — главной силой он сделал Мэри Пэт, мать в гневе, которая шаг за шагом, раз за разом понимает, что мир, который она почитала родным, не желает ей добра, — люди, которых считала «своими», покрывают преступников, связанные круговой порукой.
Вначале словом, потом угрозами, а далее битьем она вынимает из обитателей родного гетто правду, что случилось с дочерью, как пропажа Джулс связана с недавней гибелью темнокожего парня, и, впадая от низких истин в неистовство, доставляет читателю удовольствие сколь сильное, столь и сомнительное. Деннис Лихэйн (тот самый, кто написал, скажем, «Таинственную реку») хочет вызвать наслаждение от разрушения, от реализованного желания «гори оно все синим пламенем», — и по производимому эффекту это напоминает наслаждение от вырванного с корнем больного зуба; кровь течет, дыра чавкает, а вместо боли пустота.
Понятно, что Мэри Пэт, медсестра-камикадзе, желая наказать обидчиков, сокращает свой жизненный срок, — понятно и то, что жизнь ей не очень-то мила. Но Лихэйн — опытный автор, и, в отличие от знаменитых нуаров прошлого, его новейший триллер «Маленькие милости» не просто ставит миру «ноль», но, поглаживая чувства массовой публики, сообщает так же о возможности счастья и в этом несправедливом мире. Такова миссия Бобби, следователя, ветерана вьетнамской войны, который прежде сумел преодолеть героиновую зависимость, а на страницах романа выступает за справедливость в рамках закона, получая заодно и право на новую любовь.
В этой композиционной выверенности ощутимо писательское усилие, что сочинению жанровому, как из кубиков выстроенному, ничуть не вредит, — куда хуже попытки психологизации персонажей, — эти люди, то закурив, то выпив, то набив ближнему рыло, вдруг начинают испытывать сложные чувства, рассуждая заодно и несправедливости классового общества, и о нюансах расизма, справедливых по существу, но прибитых к предлагаемым обстоятельствам рукой ремесленной.
Можно бы вчитать в книгу античные аллюзии: вот же она, богиня возмездия, ирландская немезида, — но, честно говоря, это было б излишеством. Особой глубины в этом социально точном романе нет. Что имеется вне всяких сомнений, — понимание, что книга есть повод для кино. Роман, как и предыдущие у Лихэйна, очень кинематографичный, — неудивительно, что права на экранизацию уже проданы. Через год-другой безбашенная Мэри Пэт устроит жестокую вендетту на многих экранах многих стран. Кино станет богаче еще на одну мстительницу. #кропоткинкниги
📕 🇺🇸 «Йеллоуфейс», Ребекка Куанг
2023, пер. с англ. 2024
Джун Хейворд, неудачливая писательница, американка молодая и белая, крадет рукопись Афины Лю, успешной американской азиатки, которая умирает на ее глазах, подавившись спьяну панкейком. Доработав текст, рассказчица выгодно продает «йеллоуфейс», — свое притворно желтое лицо, — делается с книгой знаменита, оказывается жертвой твиттер-травли, а потом, что потом?
Суп со скотом.
«…усилия автора не имеют с успехом книги ничего общего. Бестселлеры утверждаются. Ничто из того, что делаешь ты, не имеет значения. Ты лишь получаешь возможность баловаться на этом пути „плюшками“».
Сатира там становится психотриллером, чтобы вывести к сюжету детективному. Слогом то бойким, то борзым, усложняя коленца в духе полуимпровизационном Ребекка Куанг, прежде известная как автор фэнтези, не жалеет никого, включая саму рассказчицу, повествователя из ненадежных.
Но в отличие от великих насмешников прошлых эпох, она предлагает читателю не поглядеть со стороны на жестокие нравы американского книжного бизнеса, а почувствовать, каково это, быть современным беллетристом, стать им, признать, что и так тоже можно.
Все хуже. Прошлогодний американский бестселлер апеллирует не к самым лучшим сторонам человеческой натуры. Следя за разухабистым сюжетом, так и видишь мясной взгляд его идеального читателя, получающего желаемые доказательства безнадежной несправедливости этого мира, где выжить можно, только если тоже основательно вываляешься в дерьме. Злоязычие там, пожалуй, самый малый грех, — ложь, подлость, предательство, алчность. Описывая историю своего ворованного успеха, Джун пробует реабилитировать себя, — хорошо, я плоха, а кто хорош?
Местами метко, местами нет, в целом увлекательно, пусть и несколько деланно Ребекка Куанг предоставляет удовольствие из сомнительных, вызывая ассоциации с дракой пьяных женщин в грязи, где за всех стыдно, но взгляд отвести все равно не можешь. Детальные описания шестеренок книжного бизнеса, не столько ищущего гениев-беллетристов, сколько их изготавливающего; реконструкция типичного хайпа на хейте в твиттере, где все упражняются в забористом остроумии, а истина или хотя бы фактчекинг никого не интересуют; «расизм наоборот», когда тога угнетенного нужна для приобретения выгод, саморекламы, капитализации себя.
Стоит отметить: расчет с индустрией не из безоглядных, самое нелепое в этом злобном романе — финальная отписка в «благодарностях», что, мол, не все так плохи и не все так плохо. Ага, а теперь мы все так и поверили.
В России по весне был скандал вокруг недоброкачественного перевода, — первым читателям не приглянулась вульгарщина Александра Шадрина («Сунь-хунь-вчай» как русский эквивалент fucking Geoff). На мой вкус — из мыши сделали слона. В русскоязычной версии и впрямь много затертого, потасканного, запиленного, замыленного — к повторяемому там и сям выражению «от слова „совсем“» к финалу уж и претензий нет, одна скука. Но в музыке важен тон, и тон оригинала, пожалуй, ровно таков: наблюдательно, плоско, зловонно, — сатира, взращенная на зависти, злонамеренности, наверное, и не может быть другой.
Как человек Ребекка Куанг предстает злой и хищной, — может быть, это определяющее свойство современного популярного беллетриста (вспомним, Оттессу Мошфег, востребованную миллионами американскую воспевательницу говна и гноя).
Интересно, что в России с ее по преимуществу помоечными нравами в книгоиздании, да еще и с нынешними все более аморальными компромиссами «Йеллоуфейс» выглядит не сатирой, а обещанием лучшего из миров или хотя бы руководством к действию, — вот какой он, по настоящему большой, мировой книжный бизнес, вот же к чему надо стремиться.
И, вожделея, загораются зловонные болотные огоньки.
#мимоходом #кропоткинкниги
2023, пер. с англ. 2024
Джун Хейворд, неудачливая писательница, американка молодая и белая, крадет рукопись Афины Лю, успешной американской азиатки, которая умирает на ее глазах, подавившись спьяну панкейком. Доработав текст, рассказчица выгодно продает «йеллоуфейс», — свое притворно желтое лицо, — делается с книгой знаменита, оказывается жертвой твиттер-травли, а потом, что потом?
Суп со скотом.
«…усилия автора не имеют с успехом книги ничего общего. Бестселлеры утверждаются. Ничто из того, что делаешь ты, не имеет значения. Ты лишь получаешь возможность баловаться на этом пути „плюшками“».
Сатира там становится психотриллером, чтобы вывести к сюжету детективному. Слогом то бойким, то борзым, усложняя коленца в духе полуимпровизационном Ребекка Куанг, прежде известная как автор фэнтези, не жалеет никого, включая саму рассказчицу, повествователя из ненадежных.
Но в отличие от великих насмешников прошлых эпох, она предлагает читателю не поглядеть со стороны на жестокие нравы американского книжного бизнеса, а почувствовать, каково это, быть современным беллетристом, стать им, признать, что и так тоже можно.
Все хуже. Прошлогодний американский бестселлер апеллирует не к самым лучшим сторонам человеческой натуры. Следя за разухабистым сюжетом, так и видишь мясной взгляд его идеального читателя, получающего желаемые доказательства безнадежной несправедливости этого мира, где выжить можно, только если тоже основательно вываляешься в дерьме. Злоязычие там, пожалуй, самый малый грех, — ложь, подлость, предательство, алчность. Описывая историю своего ворованного успеха, Джун пробует реабилитировать себя, — хорошо, я плоха, а кто хорош?
Местами метко, местами нет, в целом увлекательно, пусть и несколько деланно Ребекка Куанг предоставляет удовольствие из сомнительных, вызывая ассоциации с дракой пьяных женщин в грязи, где за всех стыдно, но взгляд отвести все равно не можешь. Детальные описания шестеренок книжного бизнеса, не столько ищущего гениев-беллетристов, сколько их изготавливающего; реконструкция типичного хайпа на хейте в твиттере, где все упражняются в забористом остроумии, а истина или хотя бы фактчекинг никого не интересуют; «расизм наоборот», когда тога угнетенного нужна для приобретения выгод, саморекламы, капитализации себя.
Стоит отметить: расчет с индустрией не из безоглядных, самое нелепое в этом злобном романе — финальная отписка в «благодарностях», что, мол, не все так плохи и не все так плохо. Ага, а теперь мы все так и поверили.
В России по весне был скандал вокруг недоброкачественного перевода, — первым читателям не приглянулась вульгарщина Александра Шадрина («Сунь-хунь-вчай» как русский эквивалент fucking Geoff). На мой вкус — из мыши сделали слона. В русскоязычной версии и впрямь много затертого, потасканного, запиленного, замыленного — к повторяемому там и сям выражению «от слова „совсем“» к финалу уж и претензий нет, одна скука. Но в музыке важен тон, и тон оригинала, пожалуй, ровно таков: наблюдательно, плоско, зловонно, — сатира, взращенная на зависти, злонамеренности, наверное, и не может быть другой.
Как человек Ребекка Куанг предстает злой и хищной, — может быть, это определяющее свойство современного популярного беллетриста (вспомним, Оттессу Мошфег, востребованную миллионами американскую воспевательницу говна и гноя).
Интересно, что в России с ее по преимуществу помоечными нравами в книгоиздании, да еще и с нынешними все более аморальными компромиссами «Йеллоуфейс» выглядит не сатирой, а обещанием лучшего из миров или хотя бы руководством к действию, — вот какой он, по настоящему большой, мировой книжный бизнес, вот же к чему надо стремиться.
И, вожделея, загораются зловонные болотные огоньки.
#мимоходом #кропоткинкниги
#кропоткинкниги
«У меня к вам несколько вопросов»
Ребекка Маккай (2023),
рус.пер. Дмитрия Шепелева (2024)
Боди Кейн, успешная подкастерша, прибыла в школу-интернат в Нью-Гэмпшире, где училась прежде. Она приехала на несколько недель, чтобы преподавать: немного киноведения, но главным образом — азы подкастинга. Кейн, женщина средних лет с говорящим именем Bodie, знаменита своими «тру-крайм» историями, аудиорассказами о реальных преступлениях. Преподавание — скорей, повод. Она хочет положить конец сомнениям, — тот ли человек много лет назад был осужден за убийство Талии, ее соседки по комнате.
Ребекка Маккай от романа к роману все лучше. «Запретное чтение» о спасении мальчика-гея добросердечной библиотекаршей было увлекательно, хоть и грешило сюжетными нелепостями. Пухлый том «Мы умели верить» об эпидемии СПИДа в Чикаго с поразительной для гетеросексуального автора достоверностью описывал атмосферу американского гей-гетто 1980-х, но был надуманным во флэшфорвардах. Роман «У меня к вам несколько вопросов» при всей повествовательной сложности искусственности лишен.
Маккай с элегантной пластичностью большого автора чередует фрагменты-литании, описывающие женщин-жертв и мужчин-преступников, которые сумели избежать наказания, — с бодрым строем современного криминального романа; она здорово, за счет упоминаний якобы вскользь, усложняет, надстраивает самый бытовой разговор.
Формально детектив: Боди, не то случайно, не то намеренно, подсказывает студентам идею для нового подкаста, — кто полтора десятилетия назад, в 1995-м убил Талию (травма головы и утопление в бассейне); правда ли, что виноват темнокожий физрук? Вспоминая прошлое, рассказчица из ненадежных, перебирает всевозможных подозреваемых, но главным из них считает того, к кому на протяжении всего романа обращается, — к преподавателю театрального искусства, у которого с покойной старшеклассницей «что-то было». Права ли она?
Этот медлительный текст временами лишь притворяется детективом, — на шампуре вопроса «кто виноват?» насобрано много всего: детские трагедии рассказчицы, преодоление отверженности во время учебы в элитной школе, сложный развод, мелкие точные зарисовки второстепенных персонажей. Сетевой скандал из-за случайного «лайка» может быть полезен читателю как пример «отмены» человека по причинам облыжным, однако главный интерес писательницы составляет устройство человеческой памяти — как мы подгоняем наши воспоминания под желаемую реальность и как на образ прошлого влияют наши предрассудки.
Кем была Талия, чтобы ее кто-то захотел убить? Богатой бездельницей? Закомплексованной анорексичкой? Шалавой без царя в голове? Глупой нимфеткой? Самоуверенной девицей? Жертвой системного абьюза?
Чем больше вопросов, тем больше сомнений, — англоязычные критики сравнивают устройство романа с кроличьей норой. Если метафора, отсылающая к сказочной Алисе, и верна, то как подземный лабиринт; представление истины открывает все новые и новые ходы, и все трудней понять, какой из них главный.
Квир-проблематике не чуждая, писательница в бархатных перчатках обращается с квир-персонажами, которые, хоть и второстепенны, но трехмерны достаточно. Там имеется несуетливое знание и того, как бывает устроена лесби-семья, и того, почему важно учитывать желания небинарного человека. По этим признакам выдающимся кажется не только сам роман, но и его перевод, выполненный так, словно нет в России адских человеконенавистнических законов.
Финал у романа захватывающий, напоминает детективную классику: и внезапно пал занавес, и все стало ясно, но в отличие от канона, концовка выглядит не восклицательным знаком, а многоточием. Мир, описываемый Маккай, — не тот, где справедливость торжествует, и это не выглядит драматическим сгущением. Мир — он такой. 🤷♀️
«У меня к вам несколько вопросов»
Ребекка Маккай (2023),
рус.пер. Дмитрия Шепелева (2024)
Боди Кейн, успешная подкастерша, прибыла в школу-интернат в Нью-Гэмпшире, где училась прежде. Она приехала на несколько недель, чтобы преподавать: немного киноведения, но главным образом — азы подкастинга. Кейн, женщина средних лет с говорящим именем Bodie, знаменита своими «тру-крайм» историями, аудиорассказами о реальных преступлениях. Преподавание — скорей, повод. Она хочет положить конец сомнениям, — тот ли человек много лет назад был осужден за убийство Талии, ее соседки по комнате.
Ребекка Маккай от романа к роману все лучше. «Запретное чтение» о спасении мальчика-гея добросердечной библиотекаршей было увлекательно, хоть и грешило сюжетными нелепостями. Пухлый том «Мы умели верить» об эпидемии СПИДа в Чикаго с поразительной для гетеросексуального автора достоверностью описывал атмосферу американского гей-гетто 1980-х, но был надуманным во флэшфорвардах. Роман «У меня к вам несколько вопросов» при всей повествовательной сложности искусственности лишен.
Маккай с элегантной пластичностью большого автора чередует фрагменты-литании, описывающие женщин-жертв и мужчин-преступников, которые сумели избежать наказания, — с бодрым строем современного криминального романа; она здорово, за счет упоминаний якобы вскользь, усложняет, надстраивает самый бытовой разговор.
Формально детектив: Боди, не то случайно, не то намеренно, подсказывает студентам идею для нового подкаста, — кто полтора десятилетия назад, в 1995-м убил Талию (травма головы и утопление в бассейне); правда ли, что виноват темнокожий физрук? Вспоминая прошлое, рассказчица из ненадежных, перебирает всевозможных подозреваемых, но главным из них считает того, к кому на протяжении всего романа обращается, — к преподавателю театрального искусства, у которого с покойной старшеклассницей «что-то было». Права ли она?
Этот медлительный текст временами лишь притворяется детективом, — на шампуре вопроса «кто виноват?» насобрано много всего: детские трагедии рассказчицы, преодоление отверженности во время учебы в элитной школе, сложный развод, мелкие точные зарисовки второстепенных персонажей. Сетевой скандал из-за случайного «лайка» может быть полезен читателю как пример «отмены» человека по причинам облыжным, однако главный интерес писательницы составляет устройство человеческой памяти — как мы подгоняем наши воспоминания под желаемую реальность и как на образ прошлого влияют наши предрассудки.
Кем была Талия, чтобы ее кто-то захотел убить? Богатой бездельницей? Закомплексованной анорексичкой? Шалавой без царя в голове? Глупой нимфеткой? Самоуверенной девицей? Жертвой системного абьюза?
Чем больше вопросов, тем больше сомнений, — англоязычные критики сравнивают устройство романа с кроличьей норой. Если метафора, отсылающая к сказочной Алисе, и верна, то как подземный лабиринт; представление истины открывает все новые и новые ходы, и все трудней понять, какой из них главный.
Квир-проблематике не чуждая, писательница в бархатных перчатках обращается с квир-персонажами, которые, хоть и второстепенны, но трехмерны достаточно. Там имеется несуетливое знание и того, как бывает устроена лесби-семья, и того, почему важно учитывать желания небинарного человека. По этим признакам выдающимся кажется не только сам роман, но и его перевод, выполненный так, словно нет в России адских человеконенавистнических законов.
Финал у романа захватывающий, напоминает детективную классику: и внезапно пал занавес, и все стало ясно, но в отличие от канона, концовка выглядит не восклицательным знаком, а многоточием. Мир, описываемый Маккай, — не тот, где справедливость торжествует, и это не выглядит драматическим сгущением. Мир — он такой. 🤷♀️
